Ики и Бу-Бу были эскимосом и канадским оленем, придуманными ее отцом.
— Хорошо, но сначала помолись, глупышка.
— Я уже молюсь. Господи, упокой мою душу! Если мне надлежит умереть во сне, то, Господи, возьми мою душу.
— Аминь.
— Аминь.
— Жил-был эскимос, которого звали Ики.
— Эскимоска, мам, — поправила Ли, когда Эдди остановилась перевести дыхание.
— Жила-была капризная маленькая эскимоска, которую звали...
— Капризная? Продолжай, мам.
— Извини! О'кей. А сейчас закрой глаза, и я начну сначала. Однажды далеко на севере жила эскимоска, которую звали Ики, и был у нее олененок по имени Карибу. Он всегда мечтал стать северным оленем, но был лишь канадским олененком, поэтому Ики и назвала его Карибу. Но Ики не могла произнести слово Карибу, потому что была совсем маленькой эскимосской девочкой, она могла только говорить Бу-Бу, и это стало именем оленя. — Эдди замолчала, решая, хотел ли олень быть Карибу или нет. Она забыла, как это объяснял Эд. Ну, неважно. — И Бу-Бу пошел к Санта Клаусу просить, чтобы тот назначил его рождественским оленем. Но Санта Клауса и его жены не было дома, поэтому он решил поговорить с Рудольфом.
Ли Анна, слава Богу, уже равномерно дышала, и это было очень кстати, так как Эдди не знала, что нужно рассказывать дальше.
Она осторожно поднялась с постели и на цыпочках подошла к выключателю. Погасила свет и только начала закрывать дверь, как услышала тонкий голосок, заглушенный дверью и сном.
— Мам, ты все перепутала. Бу-Бу — канадский олень, а не просто олень.
— Хорошо. Ты все мне объяснишь завтра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мам. Я тебя очень люблю.
— Я тоже очень люблю тебя, сладенькая моя, — ответила Эдди, тихо закрывая дверь.
Джек Эйхорд — полицейский
— А ты знаешь, как снять черного с дерева в Миссисипи?
— Ну и как? — подыграл Эйхорд детине, стоящему рядом с ним у Керли, в полицейском баре, где вечно торчали все сотрудники восемнадцатого отделения. Подходили ребята после четырехчасового ночного дежурства, снедаемые жаждой, и Джек оказался между двумя парнями, занимавшимися кражами. Большой был в кожаном пальто и шелковой рубашке, которая стоила не меньше семидесяти пяти долларов, с толстой золотой цепью, второй — черный, сложенный, как пожарный кран, тоже расстегнул рубашку и выставил множество золотых цепей. Еще один белый смотрел на Джека, но разговаривал со своим приятелем, лениво перебрасываясь с ним словами.
— Вытащи свой нож и срежь его оттуда!
Все засмеялись, Эйхорд тоже вежливо улыбнулся, но вдруг почувствовал, что кто-то тянет его за правую руку. Он обернулся.
— Слушай, ты знаешь, как в польских воздушных силах называют самолет?
— Эй ты, чертова вонючка, ты что, не умеешь шутить? Нужно говорить: как называется польский самолет, а не как в этих дурацких польских воздушных силах называют самолет, набитая соломой башка!
— Слушай, ты, большой, дерьмо собачье, если это хорошо для твоей мамочки, то сойдет и для тебя. Ладно, так знаешь, как называется польский самолет? — Эйхорд, улыбаясь, отрицательно завертел головой. — Самолет с волосами под крыльями!
С черным началась истерика. Эйхорд слышал всю эту ерунду тысячи раз.
— А что такое шесть негров в “фольксвагене”? — спросил большой полицейский у находящихся в баре.
— Мешок говна! — грохнул зал.
— А кто знает, зачем нужны сто адвокатов для того чтобы поменять одну электрическую лампочку? — вмешался Керли, бармен.
— Чтобы один ввинчивал, а девяносто девять других следили за тем, чтобы он это сделал до конца.
Бросив пить, Джек первое время даже перестал ходить в бары, но через несколько месяцев понял, что все это ерунда. Ты либо контролируешь себя, либо нет. Это очень просто: если ты можешь бродить по магазину, глазея на разные марки вин, и выйти всего с одной бутылкой, то ты в состоянии проделать это и в шумном прокуренном баре. Ведь это его работа — ходить по барам. Если бы Джек этого не делал, он мог бы многое упустить. Он хорошо знал, как важно быть общительным. Он посещал самые злачные места в городе, цедил рюмку светлого ликера или чего-нибудь еще, развлекался и шел домой либо пил черный, крепкий растворимый кофе с каким-нибудь полицейским всю ночь напролет и бездельничал.
Бар Керли был обычным баром, темным и шумным. Довольно часто здесь вспыхивали групповые драки, зато он имел свои плюсы. И, между прочим, то, что эти парни из отделения по расследованию краж, которых Эйхорд не знал, расспрашивали его, было хорошим знаком. Сейчас он ждал Билла Джойса, одного из детективов, занимающихся убийствами, того самого, кто нашел Сильвию Касикофф.
Восемнадцатое отделение не называли полицейским участком, это был высококвалифицированный дивизион, который контролировал пригород Чикаго. Огромный чикагский мегаполис был разделен на участки, а те — на подразделения. Эйхорд временно руководил подразделением по расследованию убийств в восемнадцатом отделении, которое делило некоторые районы города с первым. Ему объясняли все эти юридические тонкости, но очень скоро все эти пункты и подпункты и прочая казуистика отскочили от него, как шарики в пинг-понге, и ему надо было заново настраиваться на все это. Он вспомнил, как то же самое происходило много лет назад. Одно он знал твердо: Чикаго — слишком большой город и здесь можно очень легко затеряться.
— ...Иди на юг, пока твоя шляпа не опустится в воду, — сказал белый полицейский, и все засмеялись над его шуткой. Эйхорд улыбнулся, пересиливая себя, чтобы не посмотреть на часы.
Пижон в кожаном пальто добрался уже до середины своего любовного приключения, о котором рассказывал громко и с выражением, когда вошел Билл Джойс и направился к Джеку. Эйхорд распрощался со своими соседями по стойке, похлопав их по плечам, оставил пару бумажек с мелочью на мокром столе и вышел.
— В чем дело?
— Слушай! — Джойс повел его к машине. На ней стояла мигалка, но сирены не было. — Они нашли еще один труп. Там, у первого отделения.
— Океан-46! — затрещало радио.
— Океан-46 отвечает.
— Океан-46, включите ТАС-2.
— Океан-46 включает ТАС-2. — Автоматически Эйхорд дотянулся до пульта и настроился на нужную волну, персональную. В этом случае он мог получать задания лично, не по общему эфиру. Он сдавил ручку приемника.
— Океан-46 на связи.
— Джек, это ты?
— Это Голиз, — пояснил Джойс.
— Я. Все в порядке.
— Мы наткнулись на тело. То же, что и с Сильвией Касикофф. Женщина, лет за тридцать. Я еду туда, приезжайте.
Прошла минута, они ехали по чикагским улицам. Радио заговорило опять:
— Океан-46. Где вы?
— Мы прибудем минут через пять-шесть. — Джек назвал их местонахождение. — Лу там? Скоро увидимся.
Когда они приехали, Эйхорд, следуя за Джойсом почувствовал тревогу, впервые с того момента, как они вышли из машины.
Убийство Сильвии Касикофф занесли в картотеку серии. Эту молодую хорошенькую домохозяйку из Доунер Гроув нашли на одном из полей завернутой в армейское одеяло, маньяк не вырвал ей сердце. Убийство включили в серию потому, что на лице жертвы обнаружили следы спермы. Второе преступление было аналогичным — тут сперму нашли во рту, на половых органах и у анального отверстия; этот труп тоже был с переломанной шеей. Выглядело все в соответствии с почерком преступника, имевшимся в каталоге, — видимо, убийца опять приступил к работе.
Эйхорд уже успел прочувствовать, представить себе присутствие смерти. Джойс перекинулся словами с парой офицеров в форме, которые пояснили, где находится Арлен. Место преступления всегда оставляет тягостное впечатление, особенно если это убийство. Может быть, потому, что ожидаешь увидеть отвращение или испуг на лицах коллег, в их печальных, много повидавших глазах. Сейчас Джек предчувствовал нечто подобное.
— Привет, друзья! — сказал Вернон Арлен.
— Привет, Лу.
— Там лежит Джейн Доу. — Лейтенант указал на металлический ящик, где работал фотограф. — Около тридцати пяти лет, голая, изуродованная, сердце вырвано. Одна старьевщица нашла тело, когда шла через помойку. При анализе обнаружили сперму и все такое. Убита спереди, как обычно. Ящик внутри весь в крови, но вокруг крови нет. Преступник, возможно, убил ее где-нибудь, завернул в пленку, тряпку или еще во что-нибудь, положил в ящик и вырвал сердце, что объясняет кровь внутри и нигде больше.
Лейтенант раскрыл пластиковую карту пригородного района и попросил их подойти поближе.
— Мы находимся примерно здесь. Думаю, нам необходимо выработать четкую линию действий. Билл и Джек, вы просмотрите дальнюю аллею, а мы пока поработаем на месте. Возможно, мы ничего и не найдем, но все это обдумаем и встретимся в офисе. — Они медленно шли к помойке.
— Старуха сказала что-нибудь еще? — спросил Эйхорд, кивнув в сторону старой, неряшливо одетой женщины, сидевшей в отдалении.
— К черту ее. Забудь. Бесполезно, — сказал лейтенант, поворачиваясь к Эйхорду. — Пытались у нее что-то выудить, но из этой старой шизофренички много не выжмешь.
— Ладно.
— Пошли посмотрим! — предложил лейтенант, и Джек с содроганием взглянул на ужасный труп, лежащий среди помойки.
— Боже правый!
— Нечто подобное может парализовать весь город. Случалось, я видел такое и раньше в Атланте, Бостоне, Нью-Йорке, это приведет в ужас любого. Я только хочу, чтобы пресса и телевидение не создали из этого маньяка еще одного Джека-Потрошителя. Подумать только, “исчезнувшие сердца”! Да, с этим они будут носиться еще больше, чем с чертовым Дракулой!
Старуха старьевщица застонала. Джек Эйхорд пошел в ее сторону, поймав себя на том, что сдерживает дыхание, чтобы не выдохнуть.
Один из молодых полицейских выглядел так, будто его вот-вот вырвет. Эйхорд подбодрил его:
— Как идут дела, коллега?
— Хорошо, — промямлил тот и отвернулся, хотя его так и не стошнило.
Эйхорд решил сосредоточиться на деле. Надо непременно расспросить старьевщицу.
Он подошел ближе и сухо спросил:
— Мадам?
Она повернулась и промямлила что-то вроде:
— Да пошел ты!
— Мадам, с вами все в порядке? — повторил Эйхорд.
— Пошел ты...
Она выругалась.
— Извините. Я знаю, что это должно быть...
— Ооо, — вырвался из нее резкий звук. Джек инстинктивно подался к женщине и мягко похлопал ее по плечу. Она обернулась и взглянула на него, не переставая мычать.
— С вами все нормально, мадам?
— Богу было угодно, чтобы я стала пчеловодом, — ответила она, по крайней мере, так это прозвучало. Он попросил ее повторить, и она произнесла уже что-то другое.
— Люди не знают, что это такое! Он посылает мне сигналы, и я должна разобраться в них, некоторых вещах, некоторое время, некоторое время, в некоторых людях, затем, и затем, и я, и некоторые, иногда, некоторых людях, и получается, и это...
Она немного согнулась, и Джек очень мягко сказал:
— Бог говорит через вас, не правда ли?
— Да, верно, мистер полицейский. Бог говорит через меня, через нее, это так, на все сто процентов. — Она посмотрела на него более внимательно, возможно, для того, чтобы понять, насмехается он над ней или нет.
— Я об этом слышал, — заметил он. — Это, должно быть, большая ответственность — общаться с вами.
Она ничего не ответила, опять опустив голову.
— Когда мы сталкиваемся с такими ужасами, — продолжал Эйхорд мягко, указывая на труп, — то хотим выяснить, кто это делает, и не допустить, чтобы они убили еще кого-нибудь.
— В моих волосах утри и змеи, и энергия электрического напряжения бегает по моим рукам, и опять по голове, поэтому мы... поэтому вот... как ты видишь, они здесь... поэтому, и затем, и поэтому я и могу... и что случилось, это вы получаете, все это смешано и наоборот...
— Да. — Он понимающе кивнул, как будто она сказала что-то путное. — Я знаю, что вы имеете в виду. Когда кто-то совершает нечто ужасное, полиция должна остановить его. Понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Хорошо, но сначала помолись, глупышка.
— Я уже молюсь. Господи, упокой мою душу! Если мне надлежит умереть во сне, то, Господи, возьми мою душу.
— Аминь.
— Аминь.
— Жил-был эскимос, которого звали Ики.
— Эскимоска, мам, — поправила Ли, когда Эдди остановилась перевести дыхание.
— Жила-была капризная маленькая эскимоска, которую звали...
— Капризная? Продолжай, мам.
— Извини! О'кей. А сейчас закрой глаза, и я начну сначала. Однажды далеко на севере жила эскимоска, которую звали Ики, и был у нее олененок по имени Карибу. Он всегда мечтал стать северным оленем, но был лишь канадским олененком, поэтому Ики и назвала его Карибу. Но Ики не могла произнести слово Карибу, потому что была совсем маленькой эскимосской девочкой, она могла только говорить Бу-Бу, и это стало именем оленя. — Эдди замолчала, решая, хотел ли олень быть Карибу или нет. Она забыла, как это объяснял Эд. Ну, неважно. — И Бу-Бу пошел к Санта Клаусу просить, чтобы тот назначил его рождественским оленем. Но Санта Клауса и его жены не было дома, поэтому он решил поговорить с Рудольфом.
Ли Анна, слава Богу, уже равномерно дышала, и это было очень кстати, так как Эдди не знала, что нужно рассказывать дальше.
Она осторожно поднялась с постели и на цыпочках подошла к выключателю. Погасила свет и только начала закрывать дверь, как услышала тонкий голосок, заглушенный дверью и сном.
— Мам, ты все перепутала. Бу-Бу — канадский олень, а не просто олень.
— Хорошо. Ты все мне объяснишь завтра. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мам. Я тебя очень люблю.
— Я тоже очень люблю тебя, сладенькая моя, — ответила Эдди, тихо закрывая дверь.
Джек Эйхорд — полицейский
— А ты знаешь, как снять черного с дерева в Миссисипи?
— Ну и как? — подыграл Эйхорд детине, стоящему рядом с ним у Керли, в полицейском баре, где вечно торчали все сотрудники восемнадцатого отделения. Подходили ребята после четырехчасового ночного дежурства, снедаемые жаждой, и Джек оказался между двумя парнями, занимавшимися кражами. Большой был в кожаном пальто и шелковой рубашке, которая стоила не меньше семидесяти пяти долларов, с толстой золотой цепью, второй — черный, сложенный, как пожарный кран, тоже расстегнул рубашку и выставил множество золотых цепей. Еще один белый смотрел на Джека, но разговаривал со своим приятелем, лениво перебрасываясь с ним словами.
— Вытащи свой нож и срежь его оттуда!
Все засмеялись, Эйхорд тоже вежливо улыбнулся, но вдруг почувствовал, что кто-то тянет его за правую руку. Он обернулся.
— Слушай, ты знаешь, как в польских воздушных силах называют самолет?
— Эй ты, чертова вонючка, ты что, не умеешь шутить? Нужно говорить: как называется польский самолет, а не как в этих дурацких польских воздушных силах называют самолет, набитая соломой башка!
— Слушай, ты, большой, дерьмо собачье, если это хорошо для твоей мамочки, то сойдет и для тебя. Ладно, так знаешь, как называется польский самолет? — Эйхорд, улыбаясь, отрицательно завертел головой. — Самолет с волосами под крыльями!
С черным началась истерика. Эйхорд слышал всю эту ерунду тысячи раз.
— А что такое шесть негров в “фольксвагене”? — спросил большой полицейский у находящихся в баре.
— Мешок говна! — грохнул зал.
— А кто знает, зачем нужны сто адвокатов для того чтобы поменять одну электрическую лампочку? — вмешался Керли, бармен.
— Чтобы один ввинчивал, а девяносто девять других следили за тем, чтобы он это сделал до конца.
Бросив пить, Джек первое время даже перестал ходить в бары, но через несколько месяцев понял, что все это ерунда. Ты либо контролируешь себя, либо нет. Это очень просто: если ты можешь бродить по магазину, глазея на разные марки вин, и выйти всего с одной бутылкой, то ты в состоянии проделать это и в шумном прокуренном баре. Ведь это его работа — ходить по барам. Если бы Джек этого не делал, он мог бы многое упустить. Он хорошо знал, как важно быть общительным. Он посещал самые злачные места в городе, цедил рюмку светлого ликера или чего-нибудь еще, развлекался и шел домой либо пил черный, крепкий растворимый кофе с каким-нибудь полицейским всю ночь напролет и бездельничал.
Бар Керли был обычным баром, темным и шумным. Довольно часто здесь вспыхивали групповые драки, зато он имел свои плюсы. И, между прочим, то, что эти парни из отделения по расследованию краж, которых Эйхорд не знал, расспрашивали его, было хорошим знаком. Сейчас он ждал Билла Джойса, одного из детективов, занимающихся убийствами, того самого, кто нашел Сильвию Касикофф.
Восемнадцатое отделение не называли полицейским участком, это был высококвалифицированный дивизион, который контролировал пригород Чикаго. Огромный чикагский мегаполис был разделен на участки, а те — на подразделения. Эйхорд временно руководил подразделением по расследованию убийств в восемнадцатом отделении, которое делило некоторые районы города с первым. Ему объясняли все эти юридические тонкости, но очень скоро все эти пункты и подпункты и прочая казуистика отскочили от него, как шарики в пинг-понге, и ему надо было заново настраиваться на все это. Он вспомнил, как то же самое происходило много лет назад. Одно он знал твердо: Чикаго — слишком большой город и здесь можно очень легко затеряться.
— ...Иди на юг, пока твоя шляпа не опустится в воду, — сказал белый полицейский, и все засмеялись над его шуткой. Эйхорд улыбнулся, пересиливая себя, чтобы не посмотреть на часы.
Пижон в кожаном пальто добрался уже до середины своего любовного приключения, о котором рассказывал громко и с выражением, когда вошел Билл Джойс и направился к Джеку. Эйхорд распрощался со своими соседями по стойке, похлопав их по плечам, оставил пару бумажек с мелочью на мокром столе и вышел.
— В чем дело?
— Слушай! — Джойс повел его к машине. На ней стояла мигалка, но сирены не было. — Они нашли еще один труп. Там, у первого отделения.
— Океан-46! — затрещало радио.
— Океан-46 отвечает.
— Океан-46, включите ТАС-2.
— Океан-46 включает ТАС-2. — Автоматически Эйхорд дотянулся до пульта и настроился на нужную волну, персональную. В этом случае он мог получать задания лично, не по общему эфиру. Он сдавил ручку приемника.
— Океан-46 на связи.
— Джек, это ты?
— Это Голиз, — пояснил Джойс.
— Я. Все в порядке.
— Мы наткнулись на тело. То же, что и с Сильвией Касикофф. Женщина, лет за тридцать. Я еду туда, приезжайте.
Прошла минута, они ехали по чикагским улицам. Радио заговорило опять:
— Океан-46. Где вы?
— Мы прибудем минут через пять-шесть. — Джек назвал их местонахождение. — Лу там? Скоро увидимся.
Когда они приехали, Эйхорд, следуя за Джойсом почувствовал тревогу, впервые с того момента, как они вышли из машины.
Убийство Сильвии Касикофф занесли в картотеку серии. Эту молодую хорошенькую домохозяйку из Доунер Гроув нашли на одном из полей завернутой в армейское одеяло, маньяк не вырвал ей сердце. Убийство включили в серию потому, что на лице жертвы обнаружили следы спермы. Второе преступление было аналогичным — тут сперму нашли во рту, на половых органах и у анального отверстия; этот труп тоже был с переломанной шеей. Выглядело все в соответствии с почерком преступника, имевшимся в каталоге, — видимо, убийца опять приступил к работе.
Эйхорд уже успел прочувствовать, представить себе присутствие смерти. Джойс перекинулся словами с парой офицеров в форме, которые пояснили, где находится Арлен. Место преступления всегда оставляет тягостное впечатление, особенно если это убийство. Может быть, потому, что ожидаешь увидеть отвращение или испуг на лицах коллег, в их печальных, много повидавших глазах. Сейчас Джек предчувствовал нечто подобное.
— Привет, друзья! — сказал Вернон Арлен.
— Привет, Лу.
— Там лежит Джейн Доу. — Лейтенант указал на металлический ящик, где работал фотограф. — Около тридцати пяти лет, голая, изуродованная, сердце вырвано. Одна старьевщица нашла тело, когда шла через помойку. При анализе обнаружили сперму и все такое. Убита спереди, как обычно. Ящик внутри весь в крови, но вокруг крови нет. Преступник, возможно, убил ее где-нибудь, завернул в пленку, тряпку или еще во что-нибудь, положил в ящик и вырвал сердце, что объясняет кровь внутри и нигде больше.
Лейтенант раскрыл пластиковую карту пригородного района и попросил их подойти поближе.
— Мы находимся примерно здесь. Думаю, нам необходимо выработать четкую линию действий. Билл и Джек, вы просмотрите дальнюю аллею, а мы пока поработаем на месте. Возможно, мы ничего и не найдем, но все это обдумаем и встретимся в офисе. — Они медленно шли к помойке.
— Старуха сказала что-нибудь еще? — спросил Эйхорд, кивнув в сторону старой, неряшливо одетой женщины, сидевшей в отдалении.
— К черту ее. Забудь. Бесполезно, — сказал лейтенант, поворачиваясь к Эйхорду. — Пытались у нее что-то выудить, но из этой старой шизофренички много не выжмешь.
— Ладно.
— Пошли посмотрим! — предложил лейтенант, и Джек с содроганием взглянул на ужасный труп, лежащий среди помойки.
— Боже правый!
— Нечто подобное может парализовать весь город. Случалось, я видел такое и раньше в Атланте, Бостоне, Нью-Йорке, это приведет в ужас любого. Я только хочу, чтобы пресса и телевидение не создали из этого маньяка еще одного Джека-Потрошителя. Подумать только, “исчезнувшие сердца”! Да, с этим они будут носиться еще больше, чем с чертовым Дракулой!
Старуха старьевщица застонала. Джек Эйхорд пошел в ее сторону, поймав себя на том, что сдерживает дыхание, чтобы не выдохнуть.
Один из молодых полицейских выглядел так, будто его вот-вот вырвет. Эйхорд подбодрил его:
— Как идут дела, коллега?
— Хорошо, — промямлил тот и отвернулся, хотя его так и не стошнило.
Эйхорд решил сосредоточиться на деле. Надо непременно расспросить старьевщицу.
Он подошел ближе и сухо спросил:
— Мадам?
Она повернулась и промямлила что-то вроде:
— Да пошел ты!
— Мадам, с вами все в порядке? — повторил Эйхорд.
— Пошел ты...
Она выругалась.
— Извините. Я знаю, что это должно быть...
— Ооо, — вырвался из нее резкий звук. Джек инстинктивно подался к женщине и мягко похлопал ее по плечу. Она обернулась и взглянула на него, не переставая мычать.
— С вами все нормально, мадам?
— Богу было угодно, чтобы я стала пчеловодом, — ответила она, по крайней мере, так это прозвучало. Он попросил ее повторить, и она произнесла уже что-то другое.
— Люди не знают, что это такое! Он посылает мне сигналы, и я должна разобраться в них, некоторых вещах, некоторое время, некоторое время, в некоторых людях, затем, и затем, и я, и некоторые, иногда, некоторых людях, и получается, и это...
Она немного согнулась, и Джек очень мягко сказал:
— Бог говорит через вас, не правда ли?
— Да, верно, мистер полицейский. Бог говорит через меня, через нее, это так, на все сто процентов. — Она посмотрела на него более внимательно, возможно, для того, чтобы понять, насмехается он над ней или нет.
— Я об этом слышал, — заметил он. — Это, должно быть, большая ответственность — общаться с вами.
Она ничего не ответила, опять опустив голову.
— Когда мы сталкиваемся с такими ужасами, — продолжал Эйхорд мягко, указывая на труп, — то хотим выяснить, кто это делает, и не допустить, чтобы они убили еще кого-нибудь.
— В моих волосах утри и змеи, и энергия электрического напряжения бегает по моим рукам, и опять по голове, поэтому мы... поэтому вот... как ты видишь, они здесь... поэтому, и затем, и поэтому я и могу... и что случилось, это вы получаете, все это смешано и наоборот...
— Да. — Он понимающе кивнул, как будто она сказала что-то путное. — Я знаю, что вы имеете в виду. Когда кто-то совершает нечто ужасное, полиция должна остановить его. Понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29