Марчук закурил, а Аркадий тем временем оглядел каюту капитана. Пол был устлан персидским ковром, в углу стоял диван, на стенах разместились книжные полки с литературой по морскому делу. Были также в каюте телевизор, радиоприемник и старинный письменный стол размером со спасательную шлюпку. Над диваном висела фотография — Ленин выступает перед моряками. Три часовых циферблата показывали местное, владивостокское и гринвичское время. Распорядок на корабле поддерживался по владивостокскому времени, а расчет курса шел по Гринвичу. А в общем, каюта капитана напоминала бы рабочий кабинет на берегу, если бы не светло-зеленые переборки вместо стен.
— Вы были уволены за порчу государственного имущества. Наверное, имелась в виду пустая тара. Потом вы поступили работать на скотобойню.
— Да, я затаскивал оленей на бойню.
— Но и оттуда, как здесь сказано, вы были уволены по причине политической неблагонадежности.
— Я работал с двумя бурятами, не знавшими русского языка. Может быть, олени донесли?
— В дальнейшем вы завербовались на каботажный траулер на Сахалине. Вот это меня очень удивляет, матрос Ренько. Завербоваться туда может только полный идиот — каторжный труд за мизерную зарплату. А команды? Мужья, скрывающиеся от уплаты алиментов, преступники в бегах и, кто знает, возможно, даже убийцы. И всем на это наплевать, потому что на Дальнем Востоке не хватает матросов. Все же вас снова уволили и снова по той же причине. Расскажите, что же вы такого натворили в Москве?
— Я работал.
Марчук раздраженно разогнал рукой клубы сизого дыма.
— Ренько, вы уже десять месяцев на «Полярной звезде» и никогда не сходили на берег, когда мы прибывали во Владивосток.
Когда матрос сходит на берег, он должен пройти через пограничный пост — пост войск КГБ.
— Я люблю море, — отвечал Аркадий.
— Я лучший капитан Дальневосточного рыболовного флота, — отпарировал Марчук, — Герой Социалистического Труда, но даже я, видимо, не люблю море так, как вы. Однако должен вас поздравить. Доктор изменил свое заключение. Эта девушка, Зина Патиашвили, погибла не этой ночью, а предыдущей. Товарищ Буковский, как председатель профсоюзного комитета, подготовит соответствующий рапорт о случившемся.
— Товарищ Буковский, несомненно, отлично справится с этой задачей.
— Да, он человек старательный. Однако третий помощник капитана — это не следователь. А кроме вас, следователей на борту нет.
— Но он весьма инициативен. Так что мне остается пожелать ему удачи.
— Слушайте, поговорим серьезно. На «Полярной звезде» двести семьдесят матросов, рабочих и технического персонала, включая пятьдесят женщин. Целая советская деревня в американских водах! Слухи о загадочной смерти на борту быстро распространятся. А нам важно, чтобы никто не предположил, будто мы пытаемся спрятать концы в воду или подошли к делу недостаточно серьезно.
— Так значит, американцы уже в курсе? — догадался Аркадий.
— Их представитель был у меня, — вынужден был признаться Марчук. — А то, что она умерла позавчера, еще более усложняет наше положение. Вы говорите по-английски?
— Давно не приходилось. Но ведь многие американцы, работающие с нами, говорят по-русски.
— И вы не танцуете?
— Забыл, как это делается.
— Позавчера вечером мы устраивали танцы, — напомнил Слава Аркадию. — Танцевальный вечер в честь дружбы рыбаков всех народов.
— Я в это время чистил рыбу. Так, глянул мельком, когда шел на рабочее место.
Танцы были в столовой. Проходя мимо, Аркадий заметил только блеск огней и неясные силуэты танцующих.
— А ты еще играл на саксофоне, — сказал он Славе.
— У нас были гости, — продолжал Марчук. — Два американских траулера пришвартовались к «Полярной звезде», команды пошли на танцы. Возможно, вы захотите опросить членов команд. Они не говорят по-русски. И помните — это не официальное расследование, оно будет, как вы сами знаете, проведено компетентными органами во Владивостоке, когда мы туда вернемся. Однако кое-какие сведения возможно собрать и сейчас, по горячим следам. Буковскому потребуется в этом деле помощник с вашим опытом и знанием английского. Это только на сегодня.
— Прошу прощения, — сказал Слава, — но я могу опросить команду и без помощи Ренько. Следует помнить, что этот рапорт будет читать руководство флота, а также сотрудники министерства…
— Не забывайте, что говорил Ленин: «Бюрократия — это дерьмо», — ответил Марчук и обратился к Аркадию: — Патиашвили была на танцах в то время, которое вы определили как время ее смерти. Мы считаем, нам повезло, что на борту есть человек с вашим опытом в делах такого рода, и надеемся, что вы будете рады оправдать доверие коллектива.
Аркадий взглянул на радиограмму, лежащую перед капитаном.
— А как же быть с моей политической неблагонадежностью?
Зубы Марчука ослепительно блеснули из-под черных усов.
— Вашей неблагонадежностью у нас есть кому заниматься. Слава, товарищ Воловой интересовался матросом Ренько. Ничего не предпринимайте без его ведома.
Кино в столовой крутили дважды в день. Из коридора Аркадий мог видеть только нечеткие фигуры на экране, висевшем над той самой сценой, где позавчера играл Слава и его друзья. Самолет приземлился в современном аэропорту, явно где-то за рубежом. У здания стояли шикарные автомашины, может быть, несколько устаревших моделей и слегка обшарпанные, но явно американского производства. Герои, обращаясь друг к другу с американским акцентом, называли один другого «мистер такой-то». Вот в камеру попали чьи-то заграничные ботинки…
— Опять про бдительность вдали от Родины, — прокомментировал кто-то. — Очередные происки ЦРУ…
Это был Карп Коробец, бригадир траловой бригады, широкогрудый, узколобый мужик. Волосы у него начинали расти буквально в миллиметре от бровей. Карп напоминал монументы, возведенные в память погибших на войне, — солдата, сжимающего винтовку, матроса, ведущего огонь из орудия. Глядя на эти памятники, можно было подумать, что войну выиграли какие-то дебилы. На «Полярной звезде» Карп ходил в передовиках производства.
На стене висели диаграммы, отражающие успехи трех судовых бригад в социалистическом соревновании. Победитель определялся каждую неделю и получал золоченый вымпел. При подведении итогов соцсоревнования учитывалось и количество пойманной рыбы, и качество ее обработки, и процент перевыполнения плана. Бригада Карпа держала вымпел уже несколько месяцев, но в последний раз вынуждена была уступить его бригаде, где работал Аркадий. «Снабжая продуктами питания советских людей, ты вносишь свой вклад в дело строительства коммунизма!» — гласил лозунг, тянувшийся вдоль стены. Это, значит, про Карпа и про него, Аркадия.
Бригадир лениво затушил сигарету. Палубные рабочие недолюбливали членов команды, работавших в трюмах, поэтому Карп едва взглянул на Славу. На экране один секретный агент передавал другому какие-то белые пакетики.
— Героин, — определил Карп.
— Или сахар, — отозвался Аркадий. Кто был прав, проверить было трудно.
— Бригадир Коробец был одним из тех, кто обнаружил тело Зины, — вмешался Слава.
— Когда это было? — спросил Аркадий.
— Около трех ночи, — ответил Карп.
— Что-нибудь еще было в сети?
— Нет. А что это ты мне вопросы задаешь? — спросил Карп в свою очередь. Глаза его смотрели теперь совсем по-другому, казалось, что монумент ожил.
— Есть мнение, что матрос Ренько обладает определенным опытом в таких делах, — пояснил Слава.
— В каких? Как шлепаться за борт, что ли?
— Ты ее знал?
— Видел, конечно, но не знал. Она жратву разносила, — Карп начинал проявлять интерес — Ренько… Ренько… — он произносил фамилию Аркадия, словно пробуя ее на вкус. — Ты сам откуда будешь?
— Из Москвы.
— Из самой Москвы? — Карп завистливо присвистнул. — Так ты, видать, здорово намучился, прежде чем сюда попасть. Концы-то неблизкие.
— Однако теперь все мы здесь и гордимся своей службой на Дальневосточном рыболовном флоте, — произнес Воловой, который незаметно подошел вместе с молодым американцем, веснушчатым и курчавым. — Берни, заходите, прошу вас. Сегодня у нас фильм про разведчиков, очень интересный.
— И, как всегда, ваши разведчики действуют против нас? — Берни говорил по-русски почти без акцента.
— А как же иначе в фильме про разведчиков? — рассмеялся Воловой.
— Воспринимайте этот фильм как комедию, — посоветовал Аркадий.
— Пожалуй. — Берни понравилось предложение.
— Прошу, развлекайтесь, — сказал, отсмеявшись, Воловой. — Товарищ Буковский проводит вас на хорошее место.
Первый помощник капитана повел Аркадия в библиотеку, где читатель мог лишь с большим трудом протиснуться между стеллажами. Любопытно, какие же книги были собраны в этом крохотном закутке? На полках стояли сочинения Джека Лондона, книги о войне, фантастика и много так называемых «деревенских романов».
Воловой отпустил библиотекаршу и сел за ее стол, отодвинув в сторону недопитую чашку чая, пузырек с клеем и стопку книг с оторванными переплетами. На освободившееся место он положил личное дело Аркадия, вынув его из портфеля. Прежде Аркадий всячески старался избегать внимания замполита — на собраниях садился в задний ряд, а на концерты вообще не ходил. Сейчас он впервые очутился с замполитом с глазу на глаз.
Хотя Воловой был первым помощником капитана и обычно носил брезентовую куртку и сапоги, как и все рыбаки, он сроду не прикасался ни к штурвалу, ни к сетям, ни к штурманской карте. Первый помощник был заместителем по политической части. За такие рутинные проблемы, как ловля рыбы и курс корабля, отвечал главный помощник капитана, а первый помощник Воловой отвечал за дисциплину и высокий моральный дух в коллективе, за стенгазеты в коридоре с информацией типа «Третья бригада завоевала золотой вымпел за победу в социалистическом соревновании»; за ежедневные сообщения по корабельному радио, где поздравления членам экипажа по случаю рождения сына или дочери во Владивостоке мирно уживались с рассказами о ходе революции в Мозамбике; за показ кинофильмов и проведение волейбольных турниров; а главное — за написание трудовых и политических характеристик на каждого члена экипажа, начиная с капитана, и доставку этих характеристик в соответствующий отдел КГБ.
За глаза матросы называют замполитов «инвалидами» за то, что те не занимаются настоящим трудом, но Федор Воловой был самым здоровым «инвалидом» из всех, кого приходилось встречать Аркадию. Силы ему было не занимать — он был чемпионом корабля по тяжелой атлетике. Был он рыжий, с красными глазами, уголки которых, как и губы, были вечно воспалены, с могучими холеными руками, поросшими золотистыми волосками.
— Итак, Ренько, — прочел Воловой в деле так, как будто видел его впервые. — Старший следователь. Уволен. Исключен из партии. Направлен на лечение в психиатрическую больницу. Как видите, у меня те же сведения, что и у капитана. Далее, направлен на работу в восточные районы Российской Федерации.
— В Сибирь.
— Я не хуже вас знаю, где находятся восточные районы РСФСР. Однако я вижу, что у вас есть чувство юмора.
— Оно у меня особенно развилось за последние несколько лет моей трудовой деятельности.
— Это хорошо, потому что сейчас я покажу вам другое дело — об убийстве в Москве. Вы убили прокурора города; согласитесь, из ряда вон выходящий случай. А кто такой полковник Приблуда?
— Офицер КГБ. На следствии он дал показания в мою защиту, и было решено не отдавать меня под суд.
— А то, что вы были исключены из партии и направлены в психбольницу? Разве это не доказывает, что вы виновны?
— Виновен, невиновен — какая разница?
— Кто такая Ирина Асанова? — прочел в бумагах Воловой.
— Бывшая гражданка СССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54