– Ты хотел произвести впечатление на блондинку-пиарщицу… как бишь ее?
(Под фонарем… как некогда Лили…)
– Марлен, – ответил Фабио. – Она была результатом моего посещения ЛЕМЬЕ, а не причиной. До того мы не были с ней знакомы.
– Она была знакомой Лукаса. Ты увидел их вместе и выцыганил у него приглашение на завтрак для прессы.
– Он так сказал?
– А разве это не так?
– Откуда мне знать, – раздраженно ответил Фабио.
– Извини.
Официант принес сдачу, Сара закурила еще одну сигарету, на дорогу.
Фабио шел с ней рядом, толкая перед собой велосипед. Как примерный сын, провожающий мамочку. На автобусной остановке он спросил:
– А у Норины с Лукасом… когда это началось?
Сара протестующе махнула рукой:
– Я совсем не уверена, что это вообще началось.
Не успел отойти автобус, как его мобильник заиграл болеро Марлен. Фабио взял себе на заметку, что нынче же вечером поищет инструкцию.
Марлен сказала, что попросила доктора Марка встретиться с Фабио на тот же предмет, что и в прошлый раз. Для уточнения некоторых фактов.
– Он спросил, так ли уж это срочно, и, когда я подтвердила, назначил встречу на ближайшее время. Через две недели, во вторник.
– А тема? – спросил Фабио. – Ты постаралась узнать тему нашей беседы?
– Нет, – сказала Марлен, – но его, похоже, это не слишком интересует.
– Знаешь его телефон?
Марлен продиктовала номер.
– Но на меня не ссылайся.
Фабио четыре раза набирал номер. Наконец его соединили с секретаршей доктора Марка. Она предложила ему оставить свой номер, чтобы доктор Марк смог ему перезвонить.
9
Перед виллой Тускулум стоял охранник в форме. Фабио предъявил ему свое журналистское удостоверение, и тот пропустил его без всяких возражений.
Подъездная дорога была запружена машинами. Грузовиками, на которых громоздились кабели, прожектора, штативы, реквизит и костюмы, а также фирменными фургонами с логотипом «Мистик продакшнз» и автомобилями съемочной группы. Позади этой парковки была разбита палатка, над входом в которую большими буквами было начертано «Синефуд».
Перед виллой дежурил молодой человек с наушниками. Когда Фабио приблизился, юноша приложил палец к губам. Фабио сошел со скрипучей гравийной дорожки и двинулся в обход виллы.
За виллой до самого берега озера простирался зеленый ковер газона, обрамленный старыми деревьями: английскими вязами, платанами, березами и конскими каштанами. На берегу стоял лодочный сарай со ставнями в красную и белую полоску. Рядом возвышались три стройных пирамидальных тополя. С севера пляж замыкала мощная плакучая ива.
Несколько окон на первом этаже виллы были занавешены черными шторами. Перед окнами стояли и курили три обнаженных по пояс осветителя. Когда Фабио приблизился, один из них приложил палец к губам.
Фабио остановился в ожидании. На озере болтались несколько лодок с обвисшими парусами. Кто-то прыгал с купального плотика, стоявшего на якоре у берега. Может, статист, который понадобится позже.
На молочно-голубом небе над холмами по другую сторону озера собирались облака. Слава богу, наконец-то пойдет дождь.
От светло-серой массы облаков отделились две точки. Они быстро увеличивались и приближались к вилле. Это были ракетные истребители. Потом послышался шум моторов, сначала тихий и оттуда, где уже давно не было самих самолетов. Недолетев до берега, они повернули на север. Через несколько секунд над тихой виллой раздался грохот.
– Проклятье! – завопил чей-то голос за занавешенными окнами. И сразу же дверь на веранду распахнулась. Из нее ринулись наружу старые дамы в черных шелковых платьях, сшитых по моде двадцатых годов, мужчины в черных костюмах со стоячими воротниками и какой-то тип в балахоне из желтого сатина а-ля ку-клукс-клан, а вслед за ними целая толпа техников, помощников и ассистентов в шортах и майках.
Кое-кого из них Фабио знал. Он даже знал, что молодую ассистентку костюмера, вооруженную подушечкой для булавок, которая как раз в этот момент защищала бумажной прокладкой от жары и растекшегося грима стоячий воротник одного из актеров, зовут Регула. Он подошел к ней.
– Ты не видела Норину?
При виде его Регула, кажется, растерялась.
– Она еще в доме.
Через веранду можно было попасть в некое подобие зимнего сада, заставленного мебелью, не предназначенной для съемок. Из одной двери, обе створки которой были распахнуты, лился запах ладана. Клубы благоуханного дыма выплыли из дома и зависли под потолком зимнего сада.
Фабио вошел в дом. Салон с рядами стульев, напоминавший лекционный зал, был погружен в полутьму. Повсюду стояли прожектора, юпитеры, штативы. Перед алтарем, в центре коего возвышалась статуэтка огромной мухи, была установлена кинокамера. Повсюду пылали свечи. Пламя каждой свечи окружал ореол дыма, выдуваемого из двух размещенных у стен дымовых машин. Какой-то молодой человек разгонял его теперь пластиковым веером.
Норина с гасильником в руке обходила салон, одну за другой гася свечи. Она настолько углубилась в это занятие, что не заметила появления Фабио. Сосредоточенно накрыв пламя латунным колпачком, она ждала, пока оно задохнется. Тонкий дымок от огарка поднимался к потолку, а Норина переходила к следующей свечке.
Каждый раз, когда гасла очередная свеча, лицо Норины изменялось, контуры становились мягче, оттенки – глубже. Она казалась юной и набожной, как те девочки с освященными свечами, на которых он тайно засматривался во время своего первого причастия.
Наверное, она почувствовала его взгляд, потому что внезапно обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Прошла целая секунда, прежде чем она молча покачала головой.
Фабио подошел к ней. Она снова повернулась к свечам, продолжая гасить их одну за другой.
– Чертовы самолеты, – сказал Фабио.
– Сегодня это уже в четвертый раз, – простонала Норина. – Обычно они никогда здесь не летают.
Теперь он стоял совсем близко к ней.
– В каких мы теперь отношениях? Обменяемся поцелуем или ограничимся рукопожатием?
Но на это она не купилась.
– Как твои дела?
– Немного… странно. А твои?
– У меня все хорошо, – быстро ответила она.
Фабио кивнул. Молодой человек с пластиковым веером вышел из помещения.
– Похоже, я вел себя отвратительно. Понятия не имею, что на меня нашло.
– Я знаю. Ты все забыл.
– К сожалению, так оно и есть. С восьмого мая.
Норина превращала один огонек за другим в изящные столбики дыма.
– Зато я все отлично помню, Фабио.
– Теперь возникает вопрос, что хуже: помнить или забыть.
– Лучше всего, если каждый попытается сделать то, что ему больше по душе.
Несколько свечек еще горели. Лицо Норины все больше темнело.
– Может быть, это не так. Все-таки нам надо поговорить друг с другом. Мне кажется, это поможет нам обоим.
Норина погасила последнее пламя и стояла теперь, недвижимая и призрачная, у алтаря.
– Что ж, давай поговорим.
– Здесь?
Ему показалось, что она слабо кивнула.
– С чего начнем? С Марлен?
– С Фреди.
– Почему с него?
– Все началось с его появления.
– Что – все?
– Перемены в тебе.
– Значит, все дело в дурном влиянии Фреди. Кажется, Норина уловила его усмешку.
– Это не смешно. Фреди на тебя повлиял. Ты стал ему подражать.
– Я? Подражать Фреди? – Фабио расхохотался.
Норина сохраняла серьезность.
– Может быть, не только это. Но и это тоже. Ты пытался лавировать между миром Фреди и нашей жизнью. Вот в чем заключалась проблема. Дело даже не в Марлен. Она была всего лишь побочным явлением.
Чей-то голос позвал из-за двери:
– Норина! Тебя ищет Ренато!
– Скажи ему, я сейчас, – ответила она.
– И ты вышвырнула меня из-за какого-то побочного явления?
– Ты сказал, что уезжаешь на Женевское озеро писать репортаж, даже позвонил мне оттуда, а тебя видели в «Республике» с Марлен. Мы целую ночь выясняли отношения и помирились. А через пару дней я застаю тебя у нее дома, хотя ты мне сказал, что проводишь расследование.
Фабио смущенно молчал.
– И знаешь что? Мне пришлось расстаться с тобой не потому, что ты обманул меня спустя столь короткое время. Причина в том, что я позвонила ей и попросила тебя к телефону. Это означало, что я потеряла к тебе доверие. Я не могу жить с мужчиной, которому не доверяю.
Зажегся свет, и в салон ворвался какой-то человек в одежде повара.
– Норина! – яростно возопил он.
– Да?
– У нас по графику в пять обед. А сейчас уже четыре.
– А я здесь при чем, раз они там играют в войну? – Норина тоже нервничала.
– Но что же делать? Они разнесут мне павильон. Черт возьми!
Норина взорвалась.
– Импровизируй! – закричала она на него. – Черт бы тебя подрал!
Перед палаткой, где размещался буфет, толпилась странная компания в разных стадиях переодетости. Какой-то тягач, нагруженный старым хламом, загораживал подъезд к вилле. Фабио прождал целых четверть часа, прежде чем ему удалось сесть на свой велосипед и уехать.
Изнемогая от жары и бессилия, с трудом преодолев небольшой подъем на пути от озера к Амзельвег, он вернулся в квартиру Марлен. На небе собирались огромные тучи, подавая надежду на грозу.
Он принял холодный душ, переоделся во все свежее и уселся за письменный стол, разложив перед собой новую записную книжку и старый ежедневник.
Какое большое дело он расследовал? Сара говорила, что оно было связано с репортажем о машинистах.
Он вытащил из-под стола пакет «Бокс» с вещами, взятыми из редакции, и вывалил на стол его содержимое. Потом еще раз внимательно перечитал репортаж о машинистах, Похоже, с этим молодым парнем, которого звали Эрвин Штоль, он дал маху: уделил ему слишком много места и зациклился на его высказывании, что бросаться под поезд – свинство по отношению к машинисту. Под этим углом зрения он опрашивал и остальных респондентов. Сара права: это не самый лучший из его репортажей.
Среди принесенных из редакции вещей обнаружились несколько аудиокассет, в том числе одна с пометкой: «Э.Штоль». Фабио вставил ее в свой портативный магнитофон.
Раздался звонкий голос Штоля. Он говорил быстро и возбужденно, не давая Фабио сформулировать до конца обдуманные вопросы.
И Фабио сразу же все вспомнил. Трехкомнатная квартира где-то на окраине; на диване рядом с отцом уплетает печенье двухлетняя дочка Штоля; его жена и по совместительству консьержка, в джинсах и майке, завязанной узлом выше пупка, моет лестницу в подъезде; на стене постеры с портретами Вилли Нельсона, Джима Ривса, Стонвелла Джексона и прочих звезд группы «Нэшвил-саунд-кантри»; вытянутые, положенные одна на другую ноги Штоля в ковбойских сапогах «Лизард».
Фабио попытался сосредоточиться на монологе Эрвина Штоля. Но перед глазами снова и снова возникала Норина: как она стоит посреди моря свечей и задумчиво гасит их одну за другой.
Если бы Сара не сказала: «Я даже не уверена, что у них вообще что-то началось», он бы не поехал на место съемки. Он понял это замечание как сигнал к действию, как совет не сдавать позиции. Но даже если у Сары и были какие-то основания для подобного совета, поведение Норины никак их не проясняло. Никогда еще она не была такой красивой. Но и такой холодной.
Фабио попытался представить их вместе: Норину и Лукаса. Неужели они проделывают те же самые вещи? Или другие? Более запретные? Более изощренные? Может, они занимаются этим чаще? И Норине так больше нравится? Неужели Лукас… Неужели Лукас лучше?
В раздевалке на тренировках Фабио часто видел Лукаса обнаженным. Лукас, правда, был чересчур жилистый, но сложен хорошо. И конец у него, что уж тут скрывать, довольно крупный. Не то чтобы рекордных размеров, но больше, чем у любого из ребят в команде. За исключением Карла Веттера. Включая Фабио Росси.
Он не заметил, как интервью с Эрвином Штолем закончилось. Теперь звучал другой голос. Более спокойный, низкий, задумчивый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36