А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Вот мальчик: он немного запыхался — наверное, качает сестру на качелях…
— Мы спросим папу, что купить маме. Я возьму свои и твои деньги.
Девочка рассмеялась.
— Ладно, ладно. Толкай выше, Майк.
Он подкрался к мальчику сзади. Тот услышал шаги в последнюю секунду. Мелькнули испуганные голубые глазки и округлившийся от ужаса ротик, но вот он зажал их одной рукой, а другой воткнул иглу в шерстяную рукавицу. Мальчик попытался вырваться, замер и бесшумно сполз на землю.
Качели возвращались.
— Толкай, Майк, толкай! — кричала девочка. Он поймал качели за правую цепь, остановил их и обхватил маленькое извивающееся тельце. Аккуратно заглушил тихий вскрик, воткнул вторую иглу в красную варежку с улыбающейся кошачьей рожицей. Миг — и девочка вздохнула и обмякла.
Он не заметил, что одна рукавичка зацепилась за качели и соскользнула с ручки. Он без труда поднял детей на руки и побежал к машине.
Без пяти минут десять они уже лежали под брезентовым плащом. Он двинулся задним ходом по грунтовой дороге и вырулил на мощеное шоссе за владениями Нэнси. Вдалеке показался маленький «Додж»-седан, и он ругнулся. Машина слегка сбросила скорость, пропуская его в нужный ряд, и он отвернулся.
Чертово везение. Проезжая, он искоса глянул на водителя и увидел длинный нос и заостренный подбородок под бесформенной шляпой. Водитель «Доджа», кажется, даже головы не повернул.
На миг он показался ему знакомым: наверное, кто-то с Кейпа. Правда, мужчина вряд ли обратил внимание, что универсал, ради которого пришлось сбавить скорость, почему-то выехал с узкой грунтовой дорожки Элдриджей. Люди обычно такие невнимательные. Через несколько минут этот человек, наверное, даже не вспомнит о том, что притормозил, чтобы пропустить другой автомобиль.
Он следил за «Доджем» в зеркале заднего вида, пока тот не исчез вдали. Удовлетворенно хмыкнув, он повернул зеркало так, чтобы оно отражало брезентовый плащ сзади. Обыкновенный плащ, наброшенный на рыболовное снаряжение. Успокоившись, он вернул зеркало в первоначальное положение и больше в него не смотрел. А если бы посмотрел, то увидел бы, что машина, за которой он только что следил, притормозила и дала задний ход.
В десять часов четыре минуты он вошел в магазин Уиггинса и, пробормотав приветствие, достал из холодильника кварту молока.
5
Нэнси спустилась с крутой лестницы, стараясь не уронить охапку полотенец, простыней, пижам и нижнего белья. Сама не зная почему, она вдруг решила постирать вещи и вывесить сушиться на свежем воздухе, пока не разыгрался шторм. Зима стоит у двора, срывая последние мертвые листья с деревьев. Грунтовая дорога уже затвердела, как бетон, а залив стал дымчатым, серо-синим.
Собирался шторм, но солнце еще слабо светило — надо этим воспользоваться. Нэнси любила свежий запах простыней, высушенных на воздухе, любила натягивать их на лицо, засыпая. Они впитывали легкий аромат клюквы и сосны и солоноватый запах моря — как отличается этот запах от грубой, резкой вони сырого тюремного белья. Она отогнала эту мысль.
Спустившись, Нэнси повернулась было к черному ходу, потом остановилась. Глупости. С детьми все нормально. Они гуляют всего пятнадцать минут, и эту безумную тревогу — ее извечную злую спутницу — надо перебороть. Мисси все чувствует и уже начинает сопротивляться излишней опеке. Она включит стиральную машину, а затем позовет их в дом. Пока дети будут смотреть детскую передачу по телевизору, которая начинается в половине одиннадцатого, Нэнси выпьет вторую чашку кофе и заглянет в еженедельные «Новости Кейп-Кода». Поскольку сезон уже закончился, на продажу могут выставить несколько хорошеньких антикварных вещиц, и вовсе не по туристским ценам. Нэнси хотела прикупить старомодный диванчик в гостиную — с высокой спинкой. Такие диванчики в восемнадцатом веке еще называли «скамья-сундук».
В подсобке, примыкавшей к кухне, где стояла стиральная машина, она разобрала белье, загрузила простыни и полотенца в барабан, насыпала порошка и отбеливателя, нажала кнопку. Цикл начался.
Вот теперь пора звать детей. Но у парадной двери Нэнси передумала. Только что принесли газету — разносчик как раз исчезал за поворотом. Она подняла ее и, поежившись от порывистого ветра, поспешила в кухню. Она включила конфорку под еще теплым кофейником и, сгорая от нетерпения, быстро пролистала до второй секции, где была ее любимая рубрика.
Ее глаза впились в кричащий заголовок и фотографии — все фотографии: и ее, и Карла, и Роба Леглера, ее с Питером и Лизой… Они всегда так доверчиво жались к ней. В ушах загудело, она ясно вспомнила момент, когда сделали этот снимок. Их фотографировал Карл.
«Не обращайте на меня внимания, — сказал он. — Представьте, что меня здесь нет». Но дети знали, что он здесь, и прижались к ней, а она смотрела на них сверху вниз. Ее руки лежали на их шелковистых темных головках.
— Нет… нет… нет… нет!..
Ее тело выгнулось от боли. Она протянула трясущуюся руку, задела кофейник, опрокинула, механически поставила на место, не обращая внимания на жгучие брызги.
Нужно сжечь газету. Майкл и Мисси не должны ее увидеть. Вот решение. Она сожжет газету, чтобы никто ее не прочел. Нэнси бросилась к камину в столовой.
Камин… он больше не веселый, не теплый, не уютный. Потому что нет ей пристанища… и никогда не будет. Она скомкала газету и дрожащей рукой взяла коробок спичек с каминной полки. Облачко дыма, язычок пламени — и газета вспыхнула. Нэнси засунула ее между поленьев.
Все на Кейпе читают эту газету. Они ее узнают… все ее узнают. На этой фотографии ее ни с кем не спутаешь. Она даже не помнит, видел ли ее кто-нибудь после того, как она отрезала и перекрасила волосы. Газета уже ярко горела. Нэнси смотрела, как пылает, обугливается и морщится фотография с Питером и Лизой. Оба они мертвы, и лучше бы ей быть с ними. Ей негде спрятаться… или забыть. Рэй позаботится о Майкле и Мисси. Завтра в детсаду дети будут смотреть на Майкла, шептаться, тыкать в него пальцами.
Дети. Она должна спасти детей. Нет, забрать детей. Вот что. Они простудятся.
Шатаясь, Нэнси побрела к черному ходу и открыла дверь.
— Питер, Лиза! — позвала она. Нет, нет! Майкл и Мисси — вот ее дети. — Майкл, Мисси! Идите сюда. Сейчас же в дом! — ее крик сорвался на визг. Где же они? Она выскочила во двор за домом, не замечая холода, кусавшего сквозь легкий свитер.
Качели. Они, должно быть, слезли с качелей. Наверное, пошли в лес.
— Майкл, Мисси! Майкл! Мисси! Не прячьтесь! Идите сюда немедленно!
Качели еще двигались — их качал ветер. А потом она увидела варежку. Варежку Мисси, застрявшую в металлических звеньях цепи.
Вдалеке раздался какой-то звук. Что это за звук? Там дети.
Озеро! Они, должно быть, у озера. Им не разрешается ходить туда, но они могли и пойти. Их найдут. Как и других. В воде. С мокрыми, распухшими, застывшими личиками.
Она схватила рукавичку Мисси — рукавичку с улыбающейся рожицей — и, не разбирая дороги, кинулась к озеру через лес, снова и снова выкрикивая их имена. Вот и песчаный берег.
Там под водой что-то блестело. Неужели что-то красное… вторая варежка… ручка Мисси? Нэнси вбежала в ледяную воду по плечи и наклонилась. Там ничего не было. Обезумев, Нэнси сцепила пальцы, провела руками в воде. Опять ничего — только ужасный холод, от которого все коченело. Она посмотрела вниз, стараясь разглядеть дно, наклонилась и упала. Ледяная вода хлынула в ноздри и рот, обожгла лицо и шею.
Каким-то чудом она поднялась и выбралась на берег прежде, чем мокрая одежда снова потянула ее вниз. Она упала на покрытый коркой льда песок. В ушах гудело. Сквозь туман перед глазами она взглянула на лес и вдруг увидела его — его лицо… Чье лицо?
Пелена окончательно заволокла глаза. Звуки стихли: скорбные крики морских чаек… плеск воды… Тишина.
Там ее и нашли Рэй и Дороти. Нэнси лежала на песке: ее била дрожь, волосы слиплись, одежда облепила тело, бессмысленный, непонимающий взгляд устремился в одну точку, покрасневшие волдыри вскочили на руке, прижимавшей к щеке маленькую красную варежку.
6
Джонатан старательно вымыл и сполоснул тарелку после завтрака, выскреб сковородку от омлета и подмел пол на кухне. Эмили была аккуратной по природе, ей ничего не стоило поддерживать порядок, и за долгие годы их совместной жизни он научился ценить комфорт опрятности. Он всегда вешал одежду в шкаф, клал грязные вещи в корзину для белья и убирался на кухне сразу после еды. Он даже зорко подмечал мелочи, которые пропускала его уборщица, и по средам после ее ухода доделывал всяческие пустяки: мыл жестяные коробки и безделушки, полировал мебель, которая оставалась матовой от воска.
В Нью-Йорке они с Эмили жили на Саттон-Плейс, на юго-восточном углу 55-й улицы. Их дом тянулся от магистрали ФДР до края Ист-Ривер. Иногда они сидели на своем балконе на семнадцатом этаже, смотрели на огни мостов и говорили о том времени, когда выйдут на пенсию, поселятся на Кейпе и будут любоваться озером Маушоп.
— Но тогда у тебя не будет Берты, — поддразнивал он ее.
— К тому времени, как мы переедем, Берте будет пора на пенсию. Своим новым помощником я возьму тебя. Нам понадобится лишь уборщица раз в неделю. А ты как? Разве ты не будешь скучать по машине, которая забирает тебя у подъезда в любое время, когда пожелаешь?
Джонатан ответил, что решил купить велосипед.
— Я бы катался на нем и сейчас, — признался он Эмили, — но, боюсь, некоторые наши клиенты могут огорчиться, если поползут слухи, будто я приезжаю на работу на велосипеде.
— А еще ты должен непременно попробовать себя в литературе, — подсказала Эмили. — Иногда мне хочется, чтобы ты просто рискнул и сделал это уже давным-давно.
— Никогда не мог себе этого позволить, особенно с такой женой, — отозвался он. — Война одной женщины против экономического спада. Вся Пятая авеню получает прибыль, когда миссис Ноулз идет по магазинам.
— Это все ты виноват, — возразила она. — Сам же велишь тратить твои деньги.
— Мне нравится тратить их на тебя, — сказал он. — И я не жалуюсь. Мне повезло.
Если бы только они прожили здесь вместе хотя бы несколько лет… Джонатан вздохнул и повесил кухонное полотенце на крючок. С тех пор как утром он увидел в окне Нэнси Элдридж и ее детей, он был немного подавлен. Может, все дело в погоде или наступающей долгой зиме, но он был обеспокоен, встревожен. Что-то мучило его. Такой же зуд изводил его, когда он готовился к выступлению в суде, а некоторые факты никак не согласовывались.
Что ж, сейчас он сядет за стол. Ему не терпелось начать работу над главой про Хармон.
Мог бы досрочно выйти на пенсию, подумал Джонатан, медленно идя к своему кабинету. Как выяснилось, именно это он и сделал. Потеряв Эмили, он продал их квартиру в Нью-Йорке, написал заявление об уходе, рассчитал Берту и, как собака, зализывающая раны, приехал в этот дом, который они вместе выбирали. Когда первая гнетущая волна горя схлынула, он нашел некое успокоение.
Теперь написание книги превратилось в интересное и увлекательное занятие. Когда у него возникла мысль ее написать, он попросил Кевина Паркса, дотошного свободного исследователя и старого друга, приехать на выходные и в общих чертах изложил ему свой план. Джонатан выбрал десять противоречивых уголовных дел и поручил Кевину собрать весь доступный материал по этим процессам: протоколы заседаний, показания, газетные отчеты, фотографии, сплетни — все, что можно найти. Джонатан тщательно изучал каждое досье, а потом решал, как писать главу — либо согласиться с вердиктом, либо опровергнуть его, указав свои причины. Книгу он назвал «Вердикт под сомнением».
Три главы он уже написал. Первая называлась «Дело Сэма Шеппарда». Его мнение: невиновен. Слишком много лазеек, слишком много сокрытых улик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25