— Ладно, сделайте аппендэктомию. Случай не запущенный.
Все было бы прекрасно, если б не странная повестка с приглашением явиться на Кузнецкий мост.
Вскоре раздался телефонный звонок:
— Будьте любезны товарища Рубинчика.
— Я вас слушаю.
— С вами говорит старший лейтенант Васюков из Комитета госбезопасности. Вы получили нашу повестку?
— Но у меня в девять операция.
— Оперируют вас?
— Нет. Я оперирую. Очень серьезный случай.
— Тогда приходите не в девять, а к двенадцати.
— А можно завтра?
— У нас тоже серьезный случай.
— Лады.
— Что? — В голосе Васюкова зазвучала нотка удивления.
— Лады, говорю, хорошо…
— Не опаздывайте. Пожалуйста, не забудьте взять с собой паспорт.
Марк положил трубку и долго сидел молча. Неужели снова всплыла старая хайфонская история? Казалось бы, последний разговор с капитаном два года тому назад подытожил все. Он был допущен в ординатуру, начал было забывать все, с чем так трудно расставался: море, товарищей по кораблю, стоянки в далеких портах, Фуонг и его… того типа… Жеку… И вот все начинается сначала.
К счастью, Марк был человеком, склонным к положительным эмоциям. Он включил транзистор, напал на след джазовой музыки — из Лондона передавали «Новые ритмы Орнета Коулмэна». Под музыку он перечитал конспект лекции профессора Синельникова «Гнойные аппендициты», плотно поужинал и лег спать.
Утром Марк сделал зарядку по системе йогов — это было его последнее увлечение, а к девяти часам он уже начал «мыться» в малой операционной.
Марк «мылся», как заправский хирург, долго и тщательно. Это ему нисколько не мешало заметить операционной сестре Ниночке, что она «полная прелесть», «мечта холостяка», «очаровательный пороховой погреб» и так далее.
Он угомонился только после того, как опустил руки в таз с дезраствором.
Но, склонившись над больным, он все же сообщил:
— Я тот редкий экземпляр, который в Арктике, глядя в зеркало, сам себе делал аппендэктомию. Дважды терял сознание, но, как видите, остался жив и теперь оперирую вас.
Марк прооперировал больного легко и уверенно. Быстро обнаружил и удалил червеобразный отросток, сделал шов и, приняв как должное восхищенный взгляд Нины, вышел, неся впереди себя, как вазу, свои драгоценные руки, чуть согнутые в локтях.
Старший лейтенант Васюков ждал его в вестибюле.
— Товарищ Рубинчик?
— Да, это я…
— Паспорт!
Он протянул паспорт Марка в высокое окно бюро пропусков, сказав сержанту:
— Ко мне! — предъявил часовому пропуск, свое удостоверение, и они вошли в лифт.
— Хорошая погода, — сказал Марк.
— Тепло, — сказал Васюков.
Больше они ни о чем не разговаривали.
В просторном кабинете висел портрет Дзержинского. Кремовые шторы высоких окон, выходящих на солнечную сторону, были полуприспущены.
— Сергей Николаевич, — представился старший лейтенант.
— Марк Владимирович! Очень приятно.
— Как прошла операция?
— Нормально. Обычный вариант, без гноя и перитонита. Я быстро нашел червеобразный отросток и удалил его.
— Давно работаете ординатором?
— Скоро год.
— Делаете сложные операции?
— Пока нет. Но готов к ним.
— Скажите, Марк Владимирович, вам вспоминается Хайфон? — Сергей Николаевич открыл папку, лежащую перед ним. — Ведь он тогда мог вас запросто убить. Пожалел, что ли?
— Не знаю.
— Какие у вас последние анализы крови? Есть ли в крови изменения?
— Все в норме.
— Вы могли бы опознать Чердынцева? — неожиданно в лоб спросил Сергей Николаевич.
— Конечно. У меня память, как у слона.
— А что, у слонов хорошая память?
— Особенно на обиды… Однажды после выступления в цирке обидели слона… Простите, я вас не задержу рассказом?
— Если можно, лучше в следующий раз, я, к сожалению, сегодня очень занят. Так что же насчет нашего общего знакомого?
— Я сказал, что смогу его опознать.
Рубинчика немного огорчила вежливая сдержанность собеседника.
— Давайте попытаемся, Марк Владимирович, еще раз восстановить подробный портрет вашего рижского знакомца.
— Он высокий. Так примерно метр девяносто. Светло-русые волосы, зачесанные на пробор… Серо-голубые глаза. Широкоплечий.
Сергей Николаевич, слушая, достал из пухлой коричневой папки какой-то отпечатанный на машинке листок и пробежал его глазами.
— Очень сильный, — продолжал Марк. — Он сказал, что тренируется ежедневно по системе «Атлас». Меня это, кстати, сразу же удивило… На скуле шрам…
«Малозаметный после пластической операции шрам ранения в автомобильной катастрофе», — прочел про себя Сергей Николаевич.
— На руке у него с тыльной стороны, — продолжал Марк, — между большим и указательным пальцем родинка.
— Родинка? — заинтересовался Сергей Николаевич.
— Он, кстати, сказал, что она у них фамильная, у отца была и у деда.
— Странно. Какого она цвета?
— Темно-коричневого.
— Вы могли бы его узнать в толпе?
— Сразу же.
— Хорошо, товарищ Рубинчик. Пока что у меня все.. Прошу вас о нашем разговоре никому не говорить. Какие ваши ближайшие планы? В отпуск не собираетесь?
— Я его уже отгулял зимой.
— Тем лучше. Если вы нам понадобитесь, сообщим. Возражений нет? — Сергей Николаевич улыбнулся.
— Готов соответствовать, — напыжился Марк.
— До свидания!
Марк скис сразу же после того, как за ним закрылась дверь комитета. Возможно, сказалось нервное напряжение утра: первая операция, серьезный разговор в серьезном доме, перепады в настроении от зажатости к раскованности.
Он так до конца и не понял, кем был тот странный и страшный парень. Неужели шпион, диверсант? Тогда почему он его не убил?

Он мог бы пойти пообедать в «Арагви» — там и в июле всегда прохладно: подвал с мраморными стенами.
В «Арагви» шашлыки на ребрышках, цыплята табака, нежное сациви из кур или индейки в ореховом соусе, тонкий, лимонного цвета подогретый сыр сулгуни, розовая фасоль — лоби и множество восточных трав соусов, специй.
Он мог бы пойти обедать в кафе «Националь» стоило ему только показаться в дверях, и знакомый официант уже заказал бы для него отменную вырезку, поджарил бы из тонких ломтей хлеба тостики, а потом принес пахучий кофе с плотной светло-коричневой корочкой пенки.
Но он пошел обедать в «Берлин» — и не из-за карпов, плавающих до срока в бассейне, — укажи официанту любого, и он — твой, — не из-за зеркальных стен и зеркального потолка…
Он как-то был здесь с Тоней в шесть вечера. Это «ничейное» время, затишье перед вечерним приемом гостей. Тогда здесь было пусто, тихо.
Тоня отражалась во всех зеркалах, рядом в бассейне плескались карпы, официант дремал в углу. Даже длинный, просиженный, неудобный диван старомодно огороженной кабинки показался ему тогда воплощением уюта.
На этот раз в ресторане было много народу.
Едва он сел, как за его спиной послышался чей-то знакомый голос:
— «Ах, оставьте ненужные споры»… В горы нужно идти, в горы. Только там, на большой высоте…
Он сразу узнал, кому принадлежит эта фраза, и поэтому обернулся.
— Привет Рубинчику! — крикнул ему Вася.
— Привет Снежному Человеку. Здравствуйте, Инга.
Инга приветливо поздоровалась с ним.
— Вы одни? — спросила она.
— Как видите.
— Отставка? — с искренним сочувствием спросила Инга.
— Пока, слава богу, нет.
— Садись с нами, Марк! — пригласил его Вася. — Мы празднуем отпуск юного друга — гардемарина.
— Спасибо! Вы ведь уже пьете кофе.
— А может, все вместе махнем в Серебряный бор? — предложила Инга.
— Спасибо, я сегодня занят.
Она с сожалением развела руками и тут же «отключилась».
К нему подошел официант.
— К вам можно посадить человека?
— Пожалуйста.
— Что будем заказывать?
— Двести грамм «Юбилейной», натуральную селедочку, грибы есть?
— Маринованные.
— Не нужно…
— Огурцы, помидоры? — предложил официант.
— Натуральные.
— Заливную осетринку?
— Вареную с хреном. И карпа в сметане.
— Целого?
— Если он небольшой… И бутылку холодного боржоми…
Официант поправил на столе бокал, рюмочку, передвинул с места на место прибор, помахал белоснежной салфеткой по крахмальной скатерти и удалился.
Высокий плечистый человек с бритым черепом, в безукоризненно сшитом серо-голубом «тропикале» подошел к столу и в полупоклоне, наклонив вперед голову, по-немецки спросил:
— Не побеспокою?
— Пожалуйста, — сказал он.
Бритоголовый сел, положил ногу на ногу и на чудовищном русском языке непринужденно сделал заказ — коньяк, лимон, кофе.
После этого он с приветливым любопытством посмотрел на своего соседа. Сосед, видимо, пришелся ему по душе: молодой сероглазый парень с медицинским значком на лацкане пиджака.
— О, доктор?! — уважительно сказал бритоголовый.
— Да.
— Вундербар! — воскликнул бритоголовый. — А куда пропал кельнер?
Официант принес водку и коньяк, наполнил рюмки.
— Мир-дружба, — осклабился бритоголовый.
— Фриден-фройндшафт, — отозвался сосед.
— О, вы говорить немецки? — обрадовался бритоголовый.
— Зер вениг.
— Вундербар! Я немножко русский, вы немножко немецкий. Мы будем поискать общий язык.
— Меня зовут Марк Рубинчик. А вы кто?
— Их бин Франк Рунке. Швейцария. Я есть очень богатый человек. Капиталист, — бритоголовый захохотал. — Прогрессивный капиталист. Вы богатый человек, герр Рубинчик?
— Нет. У нас нет богатых в вашем понимании.
— О, я! — сочувственно воскликнул Рунке и закручинился. — О, я, я, я… — Потом он вдруг встрепенулся и посмотрел своему соседу прямо в глаза. — Вы счастливый человек, герр Рубинчик.
— Почему вы так решили?
— Ваши дела идут зер гут.
— А ваши?
— О, мои дела — прима! Колоссаль! — Бритоголовый помахал рукой.
Он опорожнил рюмку, встал, поклонился «герру Рубинчику», мимикой и жестами сказал ему примерно следующее: «Не нужно быть таким мрачным, выше голову, выше, хох, хох!» — и зашагал к выходу.
«Герр Рубинчик» исподлобья посмотрел ему вслед.
— А вот и карпик наш, — пропел официант, — пальчики оближете, молодой человек.
Проносясь взад-вперед по залу, официант огорченно замечал, что клиент, сделавший такой толковый заказ, ест быстро, как у стойки автомата, не замечая вкуса божественного карпа. Впрочем, настроение его улучшилось, когда клиент, быстро разделавшись с обедом, встал и на ходу расплатился.
«Герр Рубинчик» вышел из ресторана, прошел метров двести вниз по Пушечной, завернул за угол большого универмага «Детский мир» и на стоянке такси увидел высоченную фигуру бритоголового.
Они вместе сели в свободную машину.
Когда они, расплатившись с шофером, вышли у Крымского моста, бритоголовый вынул из кармана маленький транзисторный приемник в кожаном футляре.
Внешне он ничем не отличался от других транзисторов типа «Хитачи» или «Сони», но на самом деле у него было совершенно другое назначение.
Бритоголовый включил его, поерзал по шкале рычажком настройки, прошел несколько шагов и выключил.
— Все в порядке, — сказал он. — Теперь можно разговаривать. Здравствуй, Джин.
— Здравствуй, Лот! И пошел ты к черту!
— Страшно рад тебя видеть, малыш.
Джин промолчал.
— А ты, я вижу, мне не очень-то рад. — Лот зорко взглянул на Джина.
— Что дома? — спросил Джин.
— О'кэй! Я сказал твоим, что увижу тебя в Европе. Приказали тебя поцеловать. Считай, что я это сделал.
— Спасибо.
— Неделю назад на приеме я, видел Ширли, представь себе, после вашей последней встречи в Гонолулу у нее уже год нет любовников.
— Ты даже о нашей встрече в Гонолулу знаешь, — мрачно сказал Джин.
— Дело в том, малыш, что один субчик из «Нью-Йорк дейли мейл» пронюхал о вашем свидании и решил ославить вас на весь свет. Пришлось наложить на него тяжелую лапу.
— Выходит, ты опять меня выручил, Ланселот! — усмехнулся Джин.
— Что с тобой? — резко спросил Лот. — Что это за тон? Ширли…
— Хватит о Ширли! — перебил его Джин.
— Опять влюбился? — усмехнулся Лот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101