Узнав, что она в этом городе одна, он покупал ей фрукты и соки и велел сестрам быть к ней повнимательней. Он опекал ее – по-дружески, как старший товарищ. А она приняла это за нечто большее. Потому-то день выписки стал для нее поистине днем траура. Но она решила не сдаваться. Каждый вечер приходила к воротам больницы и ждала, ждала его… Из последних сил цеплялась за общагу, понимая, что если уедет домой сейчас, то потеряет его навсегда.
Однажды он вышел после смены – уставший, осунувшийся, с синими кругами под глазами. Она подошла несмело…
– Илья Николаевич…
Он взглянул на нее, с трудом узнавая.
– А… Огородникова. Ну, как самочувствие?
– Отличное, Илья Николаевич – благодаря вам. А пойдемте, я вас до дому провожу?..
Оксана Огородникова
Что ж, он, по крайней мере, был со мной честен. Сразу, еще ДО ТОГО, сказал, что у него есть законная жена и дочка, которые сейчас на отдыхе, на Валдае. И я свой выбор сделала сама… Впрочем, как и всегда. В конце концов, мне не на что и не на кого жаловаться. Андрюшка – хороший сын. Весь в отца. Андрей Ильич Огородников…
Так как же мне быть с этим Никулиным? За что он на меня ополчился? Конкуренция? Ну, допустим. Но ведь Россия – большая, и места хватит всем. При желании можно вполне мирно сосуществовать и даже сотрудничать. Не хочет этого Павел Игнатьевич. Тут наверняка нечто большее, чем просто стремление насолить конкуренту. Знать бы, что именно?..
Глава вторая
Израиль, весна 1998 года
Уже год, как Алекс Жуковский жил в этой странной и, если быть честным, чужой для себя стране. Да, ему казалось, что он полюбил. Да, ему казалось, что счастье – вот оно. Протяни руку, и всё, чего ты добивался долгие годы, станет твоим. Но так только в детских сказках бывает, и то не всегда. Художник, дизайнер, писатель, лингвист, спец по восточной культуре, путешественник… В России ни один из его талантов не пригодился. Он понял это и был на пороге отчаяния, когда повстречал вдруг женщину, которая сказала: «Едем! Там ты продвинешься!» И он согласился. Не только потому, что мечтал о материальных благах (хотя нехватка средств за последние, постперестроечные годы, порядком надоела). Он думал убежать от того чувства, что не давало ему покоя. От бессонных ночей и ненужных раздумий. От ужасного, напоминающего черную бездну, одиночества. От самого себя…
Теперь уже можно было честно признать, что побег не удался. Да и разве не знал он этого с самого начала? Знал, конечно – только вот признаться мужества не хватило. И никакая философия, никакие медитации не помогли. Он проиграл партию самому себе.
Занимаясь любовью с Тамарой, представлял себе ЕЁ. Ту, что осталась в далекой России. Рисуя обнаженную натуру, с трудом удерживался, чтобы не придать персонажу картины сходство с НЕЙ. И ничего нельзя было с этим поделать. Как видно, Александр Жуковский не заслужил у звёзд снисхождения. И они упорно наказывали его – самоистязанием.
«Надо решать, – сотню раз твердил он самому себе. – Нельзя так больше. Я же медленно убиваю Тамару… и себя».
Однако всё оставалось по-прежнему…
Россия, областной центр, 1999й год
Виталий Витальевич Шитов был человеком деловым и весьма выдержанным. Он с интересом выслушал Оксану, внимательно просмотрел бизнес-план.
– Что ж, госпожа Овчинникова, внешне всё выглядит вполне пристойно. Я бы сказал, на «четыре с плюсом».
– Огородникова, – поправила она его. – Моя фамилия – Огородникова.
– Ах да, извините. Это у меня болезнь такая – вечно путаю имена, фамилии… Наверное, ранний склероз. Так вот, по поводу проекта… Я не хочу быть плохим пророком, но предвижу, что у вашего начинания будет немало противников. Главным образом, среди местной бизнес-элиты. Понимаете, вы там у себя, в Москве – а они здесь, можно сказать, в провинции. То есть, у себя дома.
– Я прожила здесь почти пять лет после окончания института, – заметила Оксана. – Этот город мне не чужой. И, кстати, в моей родной области администрация всячески поддерживает бизнес-проекты компании «ОКО». То, что я предлагаю сейчас вам, я могла бы предложить им. Но, к сожалению, у них нет достаточных ресурсов – финансовых, производственных – для реализации такого рода идеи. Именно поэтому я здесь. Россия-то ведь одна, Виталий Витальевич. Какая разница, где всё это будет работать?
– Есть разница, уважаемая Оксана Кирилловна, – нехотя ответил Шитов. – Вот скажите – если бы вы были на моем месте, то как бы поступили? Только не спешите, пожалуйста, с ответом. Подумайте сперва. Прописаны-то вы здесь, но живете, в основном, в Москве, так? Ну, и иногда ездите к себе. На малую родину, как сейчас модно говорить. А у нас проводите от силы месяц или два в году. Те же, о ком я говорил в начале – коренные, что называется, плоть от плоти… Я ведь лицо временное. Завтра меня здесь не будет. Вот как с моим предшественником: был человек – и нет человека. Не приведи Господь, конечно. Всякое случается.
– Вы что, уважаемый Виталий Витальевич, намекаете, что Климовича… убрали?
– Ни на что я не намекаю! – отрезал Шитов. – И вообще, не забывайте, что вы разговариваете с официальным лицом. Проект ваш рассмотрим – в установленные законодательством сроки. И ответ дадим – официальный, на бланке. А сейчас извините – мне надо ехать на совещание к губернатору. Звоните моему секретарю.
Павел Игнатьевич Никулин
Столичная штучка… Думала – раз, и в дамки. Ан нет!.. Мы еще повоюем малость. У себя в Москве ты, конечно, королева. А тут – шалишь! Свои тузы имеются. Дураками нас всех считаешь. Пусть!.. Это при Климовиче твои штучки проходили на «ура». Теперь наше время настало. Славка-то бабник был, Царство ему небесное. Вот и купился на твои прелести, осёл. С Шитовым другой расклад будет. Ему его задница дороже, чем все красотки мира, вместе взятые. И не купишь ты его, родимая, ничем – ни деньгами, ни… Деньги-то он, может, еще и взял бы. Да знает, шкура, чем обернется. Соображает, что Сыч его на медленном огне поджарит, дерьмо жрать заставит. Так что не притронется он к твоим «бабкам» вонючим, и не надейся! А я дождусь! Дождусь, пока ты на поклон придешь к Пал Игнатьичу Никулину. У меня и в Москве ниточки найдутся. Не таких обламывал…"
Москва. Четыре года спустя
Андрей Огородников
Я проснулся рано – около семи. Но мама, конечно же, встала еще раньше. Странно – вроде бы выходной день…
– Андрюш, ты завтракать будешь?
Хороший вопрос. Буду, конечно. Что ж мне, голодным в гости к Ленке идти?
– Что нового в институте? – спросила мама, намазывая на хлеб шоколадное масло.
– Да так… Скукотища одна. Стипендию вот задерживают…
– Намек поняла. Возьмешь там, в буфете, сто долларов.
– Сто баксов? – я скроил недовольную мину. – А я-то думал, что ты у меня – крутая. Вон какими мильонами ворочаешь…
– Ну, насчет мильонов – это ты преувеличил. Ими Билл Гейтс ворочает, и еще Березовский. А у меня вот кризис третий месяц. Дебет с кредитом не сходится. И вообще, пора уже тебе самому на карманные расходы зарабатывать. Не маленький, скоро девятнадцать стукнет…
– Ох, ма! Не въезжаешь ты в проблемы нового поколения.
– И не хочу въезжать. У меня забот и так хватает.
– Ладно, я побежал. Мне еще к Стасу заскочить надо. Пока!
Вообще-то мама у меня – мировая! Таких еще поискать. Я не в смысле денег. Мне порой даже стыдно бывает, что я мало ей помогаю по дому. Нелегко ей со мной пришлось в своё время. Отца-то я никогда не видел, по рассказам знаю только. Да и материально поддержать он не всегда мог. Вот и крутилась мама одна.
Друзья, конечно, помогали – куда же без них! Но, в основном, советами. И на том спасибо.
А вот и дом Стасика. Как раз есть часок, чтобы поболтать. А потом уж – к Ленке, благо, она тут рядышком обитает. Повезло мне все-таки с ней. Сколько девчонок знал – а такой, как она, среди них не было. И без выпендрона совсем – хотя папаша у нее тоже какой-то там босс. Странно, что не в Москве живет – я думал, что все крутые нынче в Москве. Я иногда думаю – а если б не зашел я тогда в то кафе? Значит, и Ленку бы не встретил?..
* * *
Лена открыла дверь на два условных звонка.
– Проходи, Андрей, – улыбнулась она. – Я как раз сырники испекла.
– Я, в принципе, завтракал…, – смутился он.
– Да ладно, чего ты… Ну, проходи! Обувь можешь не снимать.
Он слегка наклонился и неловко поцеловал ее. Она шутливо отстранилась.
– Ну что ты, прям с порога…
– Соскучился я, Ленка. Как-никак, два дня не виделись.
Она направилась в сторону кухни. Он двинулся следом. От сырников, лежащих на тарелке, шел приятный аромат.
– Чаю будешь? – спросила Лена.
– Нальете – выпью, – сказал Андрей, подражая интонациям известного киногероя.
Поставив перед ним чашку, Лена присела рядом. Уплетая сырник, Андрей не сводил с нее глаз.
– Слушай, я даже накраситься с утра не успела.
– Да брось ты! – он накрыл своей ладонью ее руку, лежащую на столе. – Разве красота нуждается в том, чтобы ее улучшали?
Она немного смутилась, убирая руку.
– Я вчера новые диски купила. Хочешь взглянуть?
Они прошли в соседнюю комнату. Лена отрыла ящик стола, принялась перебирать компакты. Она слегка вздрогнула, когда руки Андрея легли ей на плечи. Но не отстранилась. А затем его губы – очень нежно – коснулись ее шеи, как раз в том месте, где темнело крохотное родимое пятнышко…
– Ты грустная. Почему?
– Не знаю, Андрюш… Лучше не спрашивай. Не спрашивай меня ни о чем, ладно?
– Ну-у, я так не могу. Ведь для меня все это очень серьезно. Понимаешь?
– Понимаю…
– Да ты что, не веришь мне? Я прямо сейчас пойду к маме и все-все расскажу о нас. Она добрая. Ты ведь знаешь, кто у меня мама?
– Знаю. Ее по телевизору показывали.
– Верно. Она все поймет, ты не бойся.
– Я и не боюсь. Сейчас мне трудно что-то тебе объяснить…
– А ты не объясняй. Просто смотри мне в глаза, вот так. И я все пойму сам…
* * *
Аркадия Александровича Сычева мучила усталость. Он хотел покоя. А его-то как раз и не было. В особенности «доставал» Сыча его давний приятель, а ныне деловой партнер Павел Игнатьевич Никулин. Его вечное недовольство, а также свирепая подозрительность бывшего комитетчика отравляли жизнь пожилого «авторитета». Вот и сегодня Никулин позвонил на мобильник ни свет, ни заря, и потребовал очередной встречи.
«Эх, зря я помог ему тогда с Шитовым!» – подумал Сыч.
Никулин прибыл, как всегда, без опозданий – минута в минуту. Эта нерусская пунктуальность почему-то тоже раздражала Сыча.
– Что на этот раз?
– Ты, Аркаша, привыкни, что по пустякам я тебя не дёргаю. Выпить нальешь?
– Ну, наконец-то, сподобился! А я уж, грешным делом, думал – брезгуешь ты со мной водку лакать.
Сыч отошел к бару и достал бутылку «Абсолюта».
– Какая печаль на сердце, Пал Игнатьич? Поведай старому другу.
Никулин в задумчивости взял полную рюмку со стола и одним махом осушил.
– Да всё та же печаль, Сыч. Стерва эта столичная покоя мне не дает.
– Ксюша Огородникова, что ли? Так ведь мы четыре года назад проект ее тормознули. И на выборы местные она не пошла. Струхнула, наверное.
– Да непохоже. Она теперь и в столице на мозоль мне наступила.
– Вот как? Любопытно. Что на этот раз?
Никулин прикрыл глаза и легонько помассировал указательными пальцами виски.
– Что, Пал Игнатьич, нездоровится? А ты водочку почаще пей. В ней вся сила для русского человека, – хохотнул Сыч. – Налить ещё?
– Нет, спасибо, – отказался банкир. – Аркаша, дело в том, что я использую одну мелкую столичную структуру, чтобы… Впрочем, это не суть важно. Мне стало известно, что ее люди начали переговоры по покупке этого самого банка.
– Ну и что? – пожал плечами Сыч. – Мало ли кто какие переговоры ведет… Я вон тоже сейчас собираюсь прикупить пару-тройку точек в пределах МКАД. И мне приходится решать вопрос с их нынешней «крышей». Это, Пал Игнатьич, нынче в порядке вещей.
– Это у тебя там «крыши», разборки и еще черт знает что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Однажды он вышел после смены – уставший, осунувшийся, с синими кругами под глазами. Она подошла несмело…
– Илья Николаевич…
Он взглянул на нее, с трудом узнавая.
– А… Огородникова. Ну, как самочувствие?
– Отличное, Илья Николаевич – благодаря вам. А пойдемте, я вас до дому провожу?..
Оксана Огородникова
Что ж, он, по крайней мере, был со мной честен. Сразу, еще ДО ТОГО, сказал, что у него есть законная жена и дочка, которые сейчас на отдыхе, на Валдае. И я свой выбор сделала сама… Впрочем, как и всегда. В конце концов, мне не на что и не на кого жаловаться. Андрюшка – хороший сын. Весь в отца. Андрей Ильич Огородников…
Так как же мне быть с этим Никулиным? За что он на меня ополчился? Конкуренция? Ну, допустим. Но ведь Россия – большая, и места хватит всем. При желании можно вполне мирно сосуществовать и даже сотрудничать. Не хочет этого Павел Игнатьевич. Тут наверняка нечто большее, чем просто стремление насолить конкуренту. Знать бы, что именно?..
Глава вторая
Израиль, весна 1998 года
Уже год, как Алекс Жуковский жил в этой странной и, если быть честным, чужой для себя стране. Да, ему казалось, что он полюбил. Да, ему казалось, что счастье – вот оно. Протяни руку, и всё, чего ты добивался долгие годы, станет твоим. Но так только в детских сказках бывает, и то не всегда. Художник, дизайнер, писатель, лингвист, спец по восточной культуре, путешественник… В России ни один из его талантов не пригодился. Он понял это и был на пороге отчаяния, когда повстречал вдруг женщину, которая сказала: «Едем! Там ты продвинешься!» И он согласился. Не только потому, что мечтал о материальных благах (хотя нехватка средств за последние, постперестроечные годы, порядком надоела). Он думал убежать от того чувства, что не давало ему покоя. От бессонных ночей и ненужных раздумий. От ужасного, напоминающего черную бездну, одиночества. От самого себя…
Теперь уже можно было честно признать, что побег не удался. Да и разве не знал он этого с самого начала? Знал, конечно – только вот признаться мужества не хватило. И никакая философия, никакие медитации не помогли. Он проиграл партию самому себе.
Занимаясь любовью с Тамарой, представлял себе ЕЁ. Ту, что осталась в далекой России. Рисуя обнаженную натуру, с трудом удерживался, чтобы не придать персонажу картины сходство с НЕЙ. И ничего нельзя было с этим поделать. Как видно, Александр Жуковский не заслужил у звёзд снисхождения. И они упорно наказывали его – самоистязанием.
«Надо решать, – сотню раз твердил он самому себе. – Нельзя так больше. Я же медленно убиваю Тамару… и себя».
Однако всё оставалось по-прежнему…
Россия, областной центр, 1999й год
Виталий Витальевич Шитов был человеком деловым и весьма выдержанным. Он с интересом выслушал Оксану, внимательно просмотрел бизнес-план.
– Что ж, госпожа Овчинникова, внешне всё выглядит вполне пристойно. Я бы сказал, на «четыре с плюсом».
– Огородникова, – поправила она его. – Моя фамилия – Огородникова.
– Ах да, извините. Это у меня болезнь такая – вечно путаю имена, фамилии… Наверное, ранний склероз. Так вот, по поводу проекта… Я не хочу быть плохим пророком, но предвижу, что у вашего начинания будет немало противников. Главным образом, среди местной бизнес-элиты. Понимаете, вы там у себя, в Москве – а они здесь, можно сказать, в провинции. То есть, у себя дома.
– Я прожила здесь почти пять лет после окончания института, – заметила Оксана. – Этот город мне не чужой. И, кстати, в моей родной области администрация всячески поддерживает бизнес-проекты компании «ОКО». То, что я предлагаю сейчас вам, я могла бы предложить им. Но, к сожалению, у них нет достаточных ресурсов – финансовых, производственных – для реализации такого рода идеи. Именно поэтому я здесь. Россия-то ведь одна, Виталий Витальевич. Какая разница, где всё это будет работать?
– Есть разница, уважаемая Оксана Кирилловна, – нехотя ответил Шитов. – Вот скажите – если бы вы были на моем месте, то как бы поступили? Только не спешите, пожалуйста, с ответом. Подумайте сперва. Прописаны-то вы здесь, но живете, в основном, в Москве, так? Ну, и иногда ездите к себе. На малую родину, как сейчас модно говорить. А у нас проводите от силы месяц или два в году. Те же, о ком я говорил в начале – коренные, что называется, плоть от плоти… Я ведь лицо временное. Завтра меня здесь не будет. Вот как с моим предшественником: был человек – и нет человека. Не приведи Господь, конечно. Всякое случается.
– Вы что, уважаемый Виталий Витальевич, намекаете, что Климовича… убрали?
– Ни на что я не намекаю! – отрезал Шитов. – И вообще, не забывайте, что вы разговариваете с официальным лицом. Проект ваш рассмотрим – в установленные законодательством сроки. И ответ дадим – официальный, на бланке. А сейчас извините – мне надо ехать на совещание к губернатору. Звоните моему секретарю.
Павел Игнатьевич Никулин
Столичная штучка… Думала – раз, и в дамки. Ан нет!.. Мы еще повоюем малость. У себя в Москве ты, конечно, королева. А тут – шалишь! Свои тузы имеются. Дураками нас всех считаешь. Пусть!.. Это при Климовиче твои штучки проходили на «ура». Теперь наше время настало. Славка-то бабник был, Царство ему небесное. Вот и купился на твои прелести, осёл. С Шитовым другой расклад будет. Ему его задница дороже, чем все красотки мира, вместе взятые. И не купишь ты его, родимая, ничем – ни деньгами, ни… Деньги-то он, может, еще и взял бы. Да знает, шкура, чем обернется. Соображает, что Сыч его на медленном огне поджарит, дерьмо жрать заставит. Так что не притронется он к твоим «бабкам» вонючим, и не надейся! А я дождусь! Дождусь, пока ты на поклон придешь к Пал Игнатьичу Никулину. У меня и в Москве ниточки найдутся. Не таких обламывал…"
Москва. Четыре года спустя
Андрей Огородников
Я проснулся рано – около семи. Но мама, конечно же, встала еще раньше. Странно – вроде бы выходной день…
– Андрюш, ты завтракать будешь?
Хороший вопрос. Буду, конечно. Что ж мне, голодным в гости к Ленке идти?
– Что нового в институте? – спросила мама, намазывая на хлеб шоколадное масло.
– Да так… Скукотища одна. Стипендию вот задерживают…
– Намек поняла. Возьмешь там, в буфете, сто долларов.
– Сто баксов? – я скроил недовольную мину. – А я-то думал, что ты у меня – крутая. Вон какими мильонами ворочаешь…
– Ну, насчет мильонов – это ты преувеличил. Ими Билл Гейтс ворочает, и еще Березовский. А у меня вот кризис третий месяц. Дебет с кредитом не сходится. И вообще, пора уже тебе самому на карманные расходы зарабатывать. Не маленький, скоро девятнадцать стукнет…
– Ох, ма! Не въезжаешь ты в проблемы нового поколения.
– И не хочу въезжать. У меня забот и так хватает.
– Ладно, я побежал. Мне еще к Стасу заскочить надо. Пока!
Вообще-то мама у меня – мировая! Таких еще поискать. Я не в смысле денег. Мне порой даже стыдно бывает, что я мало ей помогаю по дому. Нелегко ей со мной пришлось в своё время. Отца-то я никогда не видел, по рассказам знаю только. Да и материально поддержать он не всегда мог. Вот и крутилась мама одна.
Друзья, конечно, помогали – куда же без них! Но, в основном, советами. И на том спасибо.
А вот и дом Стасика. Как раз есть часок, чтобы поболтать. А потом уж – к Ленке, благо, она тут рядышком обитает. Повезло мне все-таки с ней. Сколько девчонок знал – а такой, как она, среди них не было. И без выпендрона совсем – хотя папаша у нее тоже какой-то там босс. Странно, что не в Москве живет – я думал, что все крутые нынче в Москве. Я иногда думаю – а если б не зашел я тогда в то кафе? Значит, и Ленку бы не встретил?..
* * *
Лена открыла дверь на два условных звонка.
– Проходи, Андрей, – улыбнулась она. – Я как раз сырники испекла.
– Я, в принципе, завтракал…, – смутился он.
– Да ладно, чего ты… Ну, проходи! Обувь можешь не снимать.
Он слегка наклонился и неловко поцеловал ее. Она шутливо отстранилась.
– Ну что ты, прям с порога…
– Соскучился я, Ленка. Как-никак, два дня не виделись.
Она направилась в сторону кухни. Он двинулся следом. От сырников, лежащих на тарелке, шел приятный аромат.
– Чаю будешь? – спросила Лена.
– Нальете – выпью, – сказал Андрей, подражая интонациям известного киногероя.
Поставив перед ним чашку, Лена присела рядом. Уплетая сырник, Андрей не сводил с нее глаз.
– Слушай, я даже накраситься с утра не успела.
– Да брось ты! – он накрыл своей ладонью ее руку, лежащую на столе. – Разве красота нуждается в том, чтобы ее улучшали?
Она немного смутилась, убирая руку.
– Я вчера новые диски купила. Хочешь взглянуть?
Они прошли в соседнюю комнату. Лена отрыла ящик стола, принялась перебирать компакты. Она слегка вздрогнула, когда руки Андрея легли ей на плечи. Но не отстранилась. А затем его губы – очень нежно – коснулись ее шеи, как раз в том месте, где темнело крохотное родимое пятнышко…
– Ты грустная. Почему?
– Не знаю, Андрюш… Лучше не спрашивай. Не спрашивай меня ни о чем, ладно?
– Ну-у, я так не могу. Ведь для меня все это очень серьезно. Понимаешь?
– Понимаю…
– Да ты что, не веришь мне? Я прямо сейчас пойду к маме и все-все расскажу о нас. Она добрая. Ты ведь знаешь, кто у меня мама?
– Знаю. Ее по телевизору показывали.
– Верно. Она все поймет, ты не бойся.
– Я и не боюсь. Сейчас мне трудно что-то тебе объяснить…
– А ты не объясняй. Просто смотри мне в глаза, вот так. И я все пойму сам…
* * *
Аркадия Александровича Сычева мучила усталость. Он хотел покоя. А его-то как раз и не было. В особенности «доставал» Сыча его давний приятель, а ныне деловой партнер Павел Игнатьевич Никулин. Его вечное недовольство, а также свирепая подозрительность бывшего комитетчика отравляли жизнь пожилого «авторитета». Вот и сегодня Никулин позвонил на мобильник ни свет, ни заря, и потребовал очередной встречи.
«Эх, зря я помог ему тогда с Шитовым!» – подумал Сыч.
Никулин прибыл, как всегда, без опозданий – минута в минуту. Эта нерусская пунктуальность почему-то тоже раздражала Сыча.
– Что на этот раз?
– Ты, Аркаша, привыкни, что по пустякам я тебя не дёргаю. Выпить нальешь?
– Ну, наконец-то, сподобился! А я уж, грешным делом, думал – брезгуешь ты со мной водку лакать.
Сыч отошел к бару и достал бутылку «Абсолюта».
– Какая печаль на сердце, Пал Игнатьич? Поведай старому другу.
Никулин в задумчивости взял полную рюмку со стола и одним махом осушил.
– Да всё та же печаль, Сыч. Стерва эта столичная покоя мне не дает.
– Ксюша Огородникова, что ли? Так ведь мы четыре года назад проект ее тормознули. И на выборы местные она не пошла. Струхнула, наверное.
– Да непохоже. Она теперь и в столице на мозоль мне наступила.
– Вот как? Любопытно. Что на этот раз?
Никулин прикрыл глаза и легонько помассировал указательными пальцами виски.
– Что, Пал Игнатьич, нездоровится? А ты водочку почаще пей. В ней вся сила для русского человека, – хохотнул Сыч. – Налить ещё?
– Нет, спасибо, – отказался банкир. – Аркаша, дело в том, что я использую одну мелкую столичную структуру, чтобы… Впрочем, это не суть важно. Мне стало известно, что ее люди начали переговоры по покупке этого самого банка.
– Ну и что? – пожал плечами Сыч. – Мало ли кто какие переговоры ведет… Я вон тоже сейчас собираюсь прикупить пару-тройку точек в пределах МКАД. И мне приходится решать вопрос с их нынешней «крышей». Это, Пал Игнатьич, нынче в порядке вещей.
– Это у тебя там «крыши», разборки и еще черт знает что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35