Он пришел к выводу, что в Люнгсете на самом деле живет в основном прекрасный народ. Большую часть жителей составляли люди милые и симпатичные – трудолюбивые крестьяне и лесорубы, рабочие мелких предприятий, учителя и служащие муниципалитета. С ними все было просто и ясно. Поражал этот немногочисленный, но явно влиятельный клан приезжих, относительно высокопоставленных фашистов в сочетании с собственными крупными нацистами. Интересно, размышлял Ермунн, волнует ли это кого-нибудь из люнгсетцев? Задумываются ли они об этом? Может, у него просто мания преследования – и ему в каждом укромном уголке мерещатся привидения и Всеобщий Заговор? Заслуживает ли внимания то, в чем он сейчас копается? «Ты у нас весь на виду, и мы тебе живо покажем, где раки зимуют, если ты станешь слишком усердствовать в своем грязном деле». Ведь это же угроза, самая настоящая угроза в анонимном письме. А грубая выходка Карстеена на Бюгдё? Нет, Ермунн был убежден, что унюхал заразу, наткнулся на рассадник этой заразы. Она шла от разлагающихся компостных куч и шибала в нос тем, кто брался за лопату и пытался выгрести их содержимое на свет божий. Полиция явно не хотела мараться. Даже зверское хаделаннское убийство не подвигло ее на то, чтобы решить простейшую задачку, чтобы, ухватившись за конец нити, начать разматывать клубок.
Ермунн зашел домой пообедать и, когда время стало подходить к половине пятого, двинулся в сторону Музейного парка. Он прекрасно ориентировался там: еще учась в университете, он с двумя товарищами на каникулах подрабатывал в парке, водя экскурсии и организуя танцевальные вечера. Музейный парк, расположенный неподалеку от люнгсетского центра, представлял собой исполненный очарования уголок: посередине стояло главное здание, в котором размещался кафетерий, а вокруг – старинные дома, кузни, скотные дворы и сараи на сваях. Каждый дом, живописно поставленный среди высоких сосен, имел свою историю.
Сейчас, ранней весной, от влажной земли поднимался довольно резкий, но приятный запах. Тропинки были покрыты толстым слоем коричневой хвои, нападавшей за зиму. Ермунн направился к главному зданию, которое в это время года, естественно, стояло на запоре. Кроме Ермунна, в парке не было ни души.
Он огляделся по сторонам. Теперь важно было организовать все наилучшим образом. Такой возможности, как сейчас, больше уже не представится.
В оказавшемся незапертым сарае он обнаружил скамейки и кресла. Летом их расставляли по всему парку. Взяв одну скамью и пару кресел, он поставил их у входа в кафетерий. Попробовал сам посидеть на скамейке и на креслах. Было ясно, что каждый, кто заглянет сейчас в парк, сядет именно здесь.
Времени было уже без четверти пять, нужно поторапливаться. Он вытащил из сумки магнитофон, поставил кассету, подсоединил микрофон. Магнитофон он пристроил под скамейкой, замаскировав его несколькими плоскими камнями. Затем он протянул микрофонный провод и скотчем прикрепил микрофон с обратной стороны скамейки, на спинку, как можно выше. Получилось совершенно незаметно. Он взглянул на часы. Без десяти. Включил магнитофон. Теперь он будет крутиться сорок пять минут. Этого должно хватить. Сам Ермунн забрался в пустой амбар, стоявший метрах в пятидесяти от входа в кафетерий. Отсюда, в щель между досками, можно было вести наблюдение за скамьей и креслами. Довольный, он закурил и стал терпеливо ждать дальнейшего развития событий.
Без двух минут пять он услышал, как на дороге остановилась машина. Громко хлопнула дверца. Из машины вылез Эгил Варден. Он неторопливо приблизился к главному зданию и сидячим местам, устроенным Ермунном. Эгил шел, озираясь по сторонам. Постоял какое-то время у скамейки, носком ботинка ковыряя мягкую весеннюю землю. Наконец он сел.
Ермунн не мог сдержать улыбки. Забавно. Только бы пришли и те двое!
Вот подъехал на велосипеде Мариус Блюстад. Прислонил велосипед к стене, поздоровался с Эгилом и уселся в одно из кресел. Ермунну было видно, что они разговаривают, но разобрать слов он не мог. Время от времени оба посматривают на часы и на дорогу, откуда они ожидали прихода Ермунна. Вместо него появился Трюгве Терекстад.
Он быстрым шагом подошел к Эгилу и Мариусу, которые поднялись ему навстречу. Ермунн затаил дыхание. Неужели они сразу же уйдут? Времени было только пять часов. Нет, вот все трое сели и завели бойкий разговор. Терскстад жестикулировал и, видимо, говорил вполголоса, поскольку двое других чуть склонились к нему, чтобы лучше слышать.
Ермунна разбирал смех. Они его ждут, а он наблюдает за ними из укрытия. О чем они беседуют? Это он скоро узнает. Сколько они так просидят? Не зародится ли у них подозрение?
Время шло, а они по-прежнему сидели, оживленно переговариваясь. Они больше не поглядывали на дорогу, высматривая Ермунна. Было очевидно, что все их внимание поглощено беседой.
В двадцать минут шестого они встали. Ермунн видел, как Блюстад, прежде чем сесть на велосипед и уехать, покачал головой. Варден и Терскстад направились к выходу из парка, и через некоторое время послышался шум автомобильного мотора. На всякий случай Ермунн подождал еще минут десять и только тогда решился покинуть свое укрытие и подойти к скамейке с креслами. Все прошло как по маслу, превзойдя его самые смелые ожидания!
Он выключил магнитофон. Поставил обратно в сарай скамью и кресла. Затем поспешил в гостиницу, в свой номер.
От напряжения его пробирал озноб. Он был настолько возбужден и полон нетерпения, что никак не мог справиться с перемоткой пленки. Наконец он ее перемотал. Но прежде, чем прослушать запись, он заставил себя дождаться четырех бутылок пльзеньского, которые заказал по гостиничному телефону. Его нервы честно заслужили это. Отпив из первой бутылки до половины, он устроился поудобнее и запустил пленку. Несколько минут из магнитофона не доносилось ничего, кроме того шума, что произвел Эгил Варден, усаживаясь на скамью. Чуть позже возникли голоса.
БЛЮСТАД. А ты что тут делаешь?
ВАРДЕН. У меня в пять часов свидание с Ермунном Хаугардом. Он там не идет, не видел?
БЛЮСТАД. Ничего себе! Я ведь тоже встречаюсь с Хаугардом. Ерунда какая-то. Что он тебе сказал?
ВАРДЕН. Хочет, дескать, вспомнить прошлое. Понятия не имею, что он имел в виду. Смотри! На сосне ворона вьет себе гнездо.
БЛЮСТАД. Ты что-нибудь слышал в последнее время?
ВАРДЕН. Я со Стефансеном уже несколько недель не виделся, если ты про это. Смотри, ворон стало две. Куда он запропастился?
БЛЮСТАД. Это, во всяком случае, не он. Господи, да это же Трюгве! Ну, знаешь… (Небольшая пауза и шум на пленке.)
ТЕРСКСТАД. Варден и Блюстад. А куда, к черту, подевался этот Хаугард? Вы его что, прогнали?
БЛЮСТАД. И ты тоже? Если так пойдет, мы тут соберемся всей…
ТЕРСКСТАД. Тесс! Придержи язык. Здесь, по-моему, дело нечисто. Что он вам сказал?
ВАРДЕН. Что сказал, что сказал! Сказал, что хочет поболтать о прошлом. Я думал, о марках или что-нибудь в этом роде. Про вас он даже не заикнулся. Ну ничего, скоро придет – сам все объяснит.
ТЕРСКСТАД. А тебе, Блюстад, он что сказал? Скорее, пока его нет!
БЛЮСТАД. Что-то насчет изучения истории войны в нашем районе. У меня, мол, найдется о чем рассказать. Он действительно этим занимается?
ТЕРСКСТАД. Да, занимается, смею тебя уверить. Вы, как я понимаю, в последнее время не связывались со Стефансеном. А тебе, Эгил, вообще не мешало бы дать хорошую взбучку. Меня предупредили об этом Хаугарде и из Центра, и Стефансен. Он чего-то рыщет.
ВАРДЕН. Мне? Взбучку?
ТЕРСКСТАД. Ты выдал члена организации. Помнишь, был такой Карстеен? Черт бы тебя побрал!
ВАРДЕН. Я выдал?
ТЕРСКСТАД. Говорят, что да. Ладно, сделанного не воротишь. Карстеен теперь сошел со сцены, но он сигнализировал в Центр. Вы знали Симона Хеггена, сверстника Хаугарда, они еще ходили в приятелях?
БЛЮСТАД. С отцом там все ясно, а про сына я ничего не знаю. Нет, я отказываюсь что-либо понимать. Куда делся Хаугард? Уже почти четверть шестого. Он мне сказал, в пять.
ВАРДЕН. Симона, ну как же Жалко Симона, он повесился. Симпатичный был парень, чего ему взбрело в голову…
ТЕРСКСТАД. Слушайте меня внимательно. Симон Хегген водил компанию с левыми радикалами. И неизвестно, что он им наговорил. Особенно этому кретину Хаугарду, который всюду сует свой нос. Он мне никогда не нравился. Потом он, видимо, перепугался. Решил, что мы его кокнем. Вы не забыли наш девиз?
БЛЮСТАД. Нет-нет: «Любезность, осторожность и молчание». Сокращенно ЛОМ. Только так и надо.
ТЕРСКСТАД. В том числе – по отношению к Хаугарду.
БЛЮСТАД. Само собой. А Арманн в курсе, что этот Хаугард чего-то разнюхивает?
ТЕРСКСТАД. Арманн уже давно в курсе, по крайней мере недели две Но нам кажется, опасности Хаугард не представляет. У этого молокососа материала с гулькин нос.
ВАРДЕН. Он явно не придет. А жаль. Я бы не прочь повидаться с Ермунном. Он славный малый, если не считать этих его коммунистических закидонов. Может, он из них уже вырос? А ты обратил внимание вон на тех ворон?
БЛЮСТАД. Нет, больше я ждать не могу У меня полно других дел. До скорого. Привет!
ТЕРСКСТАД. Смотри только держи язык за зубами! Если он начнет расспрашивать – молчок.
ВАРДЕН. Передай, пожалуйста, Стефансену, что я не… (Голоса удалились от микрофона и стихли.)
Ермунн тяжело дышал. Две пивные бутылки опустели. На такое он не рассчитывал в своих самых смелых фантазиях. Вот что называется «попались на удочку»! Голова его шла кругом, он перемотал пленку и запустил ее сначала. Сомнений не было. Он получил ответ на один из важнейших вопросов: Тайное Братство бывших и новых нацистов действительно существовало. У них была широко разветвленная организация с оперативной системой связи. И Люнгсет таки представлял собой бастион, в этом нет никакого сомнения.
Упоминалось также имя Симона. Симона Хеггена. Загадка его самоубийства понемногу прояснялась. Однако нужно быть уверенным, абсолютно уверенным.
Взяв карандаш и бумагу, Ермунн суммировал полученную информацию. Трюгве Терскстад был и до сих пор остается нацистом – Ермунн, собственно, так и предполагал, но не мог найти доказательств. Арманн Тилте – один из главарей местной организации. Карстеен и Институт истории оккупации Норвегии предупредили о том, чем занимается Ермунн. Симон Хегген вполне мог перед смертью кое-что рассказать. Хотя этого и не сделал.
Ермунн сидел в раздумье. Кто такой этот Стефансен, о котором несколько раз заходила речь? Ермунн не помнил никого из местных жителей с такой фамилией. Очередной приезжий? Из разговора явствовало, что он обитает где-то здесь. Надо будет завтра справиться, наверняка кто-нибудь да сумеет его просветить.
Ермунн посмотрел на картину, висевшую над кроватью, – «Похищение Ганимеда». Внезапно ему пришла на память вся эта история. Ганимед был мальчик, герой древнегреческого мифа. Его считали красивейшим из смертных. Боги завидовали людям, у которых было это прекрасное дитя, и в конце концов Зевс не мог совладать с собой. Он послал на землю своего орла, и тот похитил Ганимеда, унеся его на небо, к богам. Там он сделался Зевсовым виночерпием, а людям осталось лишь оплакивать утрату красивого мальчика. Какая трагедия!
А в Музейном парке продолжала вить свое гнездо пара ворон. Местечко они выбрали неплохое, сосны были высокие. Хуже, наверное, будет летом, когда птенцы начнут учиться летать. Тогда сюда нагрянут туристы смотреть старые люнгсетские дома. Воронята и туристы. Сочетание не слишком удачное, заключил Ермунн.
Ночью ему приснилось, что все вороны вокруг Люнгсета поднялись в воздух и парят, описывая большие круги над его головой. Вороны хрипло каркали, сон был нехороший.
5. Аэродром в горах
– Стефансен? Ну как же, Стейнар Стефансен. Маменькин сынок из Осло, у него еще папаша большая шишка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Ермунн зашел домой пообедать и, когда время стало подходить к половине пятого, двинулся в сторону Музейного парка. Он прекрасно ориентировался там: еще учась в университете, он с двумя товарищами на каникулах подрабатывал в парке, водя экскурсии и организуя танцевальные вечера. Музейный парк, расположенный неподалеку от люнгсетского центра, представлял собой исполненный очарования уголок: посередине стояло главное здание, в котором размещался кафетерий, а вокруг – старинные дома, кузни, скотные дворы и сараи на сваях. Каждый дом, живописно поставленный среди высоких сосен, имел свою историю.
Сейчас, ранней весной, от влажной земли поднимался довольно резкий, но приятный запах. Тропинки были покрыты толстым слоем коричневой хвои, нападавшей за зиму. Ермунн направился к главному зданию, которое в это время года, естественно, стояло на запоре. Кроме Ермунна, в парке не было ни души.
Он огляделся по сторонам. Теперь важно было организовать все наилучшим образом. Такой возможности, как сейчас, больше уже не представится.
В оказавшемся незапертым сарае он обнаружил скамейки и кресла. Летом их расставляли по всему парку. Взяв одну скамью и пару кресел, он поставил их у входа в кафетерий. Попробовал сам посидеть на скамейке и на креслах. Было ясно, что каждый, кто заглянет сейчас в парк, сядет именно здесь.
Времени было уже без четверти пять, нужно поторапливаться. Он вытащил из сумки магнитофон, поставил кассету, подсоединил микрофон. Магнитофон он пристроил под скамейкой, замаскировав его несколькими плоскими камнями. Затем он протянул микрофонный провод и скотчем прикрепил микрофон с обратной стороны скамейки, на спинку, как можно выше. Получилось совершенно незаметно. Он взглянул на часы. Без десяти. Включил магнитофон. Теперь он будет крутиться сорок пять минут. Этого должно хватить. Сам Ермунн забрался в пустой амбар, стоявший метрах в пятидесяти от входа в кафетерий. Отсюда, в щель между досками, можно было вести наблюдение за скамьей и креслами. Довольный, он закурил и стал терпеливо ждать дальнейшего развития событий.
Без двух минут пять он услышал, как на дороге остановилась машина. Громко хлопнула дверца. Из машины вылез Эгил Варден. Он неторопливо приблизился к главному зданию и сидячим местам, устроенным Ермунном. Эгил шел, озираясь по сторонам. Постоял какое-то время у скамейки, носком ботинка ковыряя мягкую весеннюю землю. Наконец он сел.
Ермунн не мог сдержать улыбки. Забавно. Только бы пришли и те двое!
Вот подъехал на велосипеде Мариус Блюстад. Прислонил велосипед к стене, поздоровался с Эгилом и уселся в одно из кресел. Ермунну было видно, что они разговаривают, но разобрать слов он не мог. Время от времени оба посматривают на часы и на дорогу, откуда они ожидали прихода Ермунна. Вместо него появился Трюгве Терекстад.
Он быстрым шагом подошел к Эгилу и Мариусу, которые поднялись ему навстречу. Ермунн затаил дыхание. Неужели они сразу же уйдут? Времени было только пять часов. Нет, вот все трое сели и завели бойкий разговор. Терскстад жестикулировал и, видимо, говорил вполголоса, поскольку двое других чуть склонились к нему, чтобы лучше слышать.
Ермунна разбирал смех. Они его ждут, а он наблюдает за ними из укрытия. О чем они беседуют? Это он скоро узнает. Сколько они так просидят? Не зародится ли у них подозрение?
Время шло, а они по-прежнему сидели, оживленно переговариваясь. Они больше не поглядывали на дорогу, высматривая Ермунна. Было очевидно, что все их внимание поглощено беседой.
В двадцать минут шестого они встали. Ермунн видел, как Блюстад, прежде чем сесть на велосипед и уехать, покачал головой. Варден и Терскстад направились к выходу из парка, и через некоторое время послышался шум автомобильного мотора. На всякий случай Ермунн подождал еще минут десять и только тогда решился покинуть свое укрытие и подойти к скамейке с креслами. Все прошло как по маслу, превзойдя его самые смелые ожидания!
Он выключил магнитофон. Поставил обратно в сарай скамью и кресла. Затем поспешил в гостиницу, в свой номер.
От напряжения его пробирал озноб. Он был настолько возбужден и полон нетерпения, что никак не мог справиться с перемоткой пленки. Наконец он ее перемотал. Но прежде, чем прослушать запись, он заставил себя дождаться четырех бутылок пльзеньского, которые заказал по гостиничному телефону. Его нервы честно заслужили это. Отпив из первой бутылки до половины, он устроился поудобнее и запустил пленку. Несколько минут из магнитофона не доносилось ничего, кроме того шума, что произвел Эгил Варден, усаживаясь на скамью. Чуть позже возникли голоса.
БЛЮСТАД. А ты что тут делаешь?
ВАРДЕН. У меня в пять часов свидание с Ермунном Хаугардом. Он там не идет, не видел?
БЛЮСТАД. Ничего себе! Я ведь тоже встречаюсь с Хаугардом. Ерунда какая-то. Что он тебе сказал?
ВАРДЕН. Хочет, дескать, вспомнить прошлое. Понятия не имею, что он имел в виду. Смотри! На сосне ворона вьет себе гнездо.
БЛЮСТАД. Ты что-нибудь слышал в последнее время?
ВАРДЕН. Я со Стефансеном уже несколько недель не виделся, если ты про это. Смотри, ворон стало две. Куда он запропастился?
БЛЮСТАД. Это, во всяком случае, не он. Господи, да это же Трюгве! Ну, знаешь… (Небольшая пауза и шум на пленке.)
ТЕРСКСТАД. Варден и Блюстад. А куда, к черту, подевался этот Хаугард? Вы его что, прогнали?
БЛЮСТАД. И ты тоже? Если так пойдет, мы тут соберемся всей…
ТЕРСКСТАД. Тесс! Придержи язык. Здесь, по-моему, дело нечисто. Что он вам сказал?
ВАРДЕН. Что сказал, что сказал! Сказал, что хочет поболтать о прошлом. Я думал, о марках или что-нибудь в этом роде. Про вас он даже не заикнулся. Ну ничего, скоро придет – сам все объяснит.
ТЕРСКСТАД. А тебе, Блюстад, он что сказал? Скорее, пока его нет!
БЛЮСТАД. Что-то насчет изучения истории войны в нашем районе. У меня, мол, найдется о чем рассказать. Он действительно этим занимается?
ТЕРСКСТАД. Да, занимается, смею тебя уверить. Вы, как я понимаю, в последнее время не связывались со Стефансеном. А тебе, Эгил, вообще не мешало бы дать хорошую взбучку. Меня предупредили об этом Хаугарде и из Центра, и Стефансен. Он чего-то рыщет.
ВАРДЕН. Мне? Взбучку?
ТЕРСКСТАД. Ты выдал члена организации. Помнишь, был такой Карстеен? Черт бы тебя побрал!
ВАРДЕН. Я выдал?
ТЕРСКСТАД. Говорят, что да. Ладно, сделанного не воротишь. Карстеен теперь сошел со сцены, но он сигнализировал в Центр. Вы знали Симона Хеггена, сверстника Хаугарда, они еще ходили в приятелях?
БЛЮСТАД. С отцом там все ясно, а про сына я ничего не знаю. Нет, я отказываюсь что-либо понимать. Куда делся Хаугард? Уже почти четверть шестого. Он мне сказал, в пять.
ВАРДЕН. Симона, ну как же Жалко Симона, он повесился. Симпатичный был парень, чего ему взбрело в голову…
ТЕРСКСТАД. Слушайте меня внимательно. Симон Хегген водил компанию с левыми радикалами. И неизвестно, что он им наговорил. Особенно этому кретину Хаугарду, который всюду сует свой нос. Он мне никогда не нравился. Потом он, видимо, перепугался. Решил, что мы его кокнем. Вы не забыли наш девиз?
БЛЮСТАД. Нет-нет: «Любезность, осторожность и молчание». Сокращенно ЛОМ. Только так и надо.
ТЕРСКСТАД. В том числе – по отношению к Хаугарду.
БЛЮСТАД. Само собой. А Арманн в курсе, что этот Хаугард чего-то разнюхивает?
ТЕРСКСТАД. Арманн уже давно в курсе, по крайней мере недели две Но нам кажется, опасности Хаугард не представляет. У этого молокососа материала с гулькин нос.
ВАРДЕН. Он явно не придет. А жаль. Я бы не прочь повидаться с Ермунном. Он славный малый, если не считать этих его коммунистических закидонов. Может, он из них уже вырос? А ты обратил внимание вон на тех ворон?
БЛЮСТАД. Нет, больше я ждать не могу У меня полно других дел. До скорого. Привет!
ТЕРСКСТАД. Смотри только держи язык за зубами! Если он начнет расспрашивать – молчок.
ВАРДЕН. Передай, пожалуйста, Стефансену, что я не… (Голоса удалились от микрофона и стихли.)
Ермунн тяжело дышал. Две пивные бутылки опустели. На такое он не рассчитывал в своих самых смелых фантазиях. Вот что называется «попались на удочку»! Голова его шла кругом, он перемотал пленку и запустил ее сначала. Сомнений не было. Он получил ответ на один из важнейших вопросов: Тайное Братство бывших и новых нацистов действительно существовало. У них была широко разветвленная организация с оперативной системой связи. И Люнгсет таки представлял собой бастион, в этом нет никакого сомнения.
Упоминалось также имя Симона. Симона Хеггена. Загадка его самоубийства понемногу прояснялась. Однако нужно быть уверенным, абсолютно уверенным.
Взяв карандаш и бумагу, Ермунн суммировал полученную информацию. Трюгве Терскстад был и до сих пор остается нацистом – Ермунн, собственно, так и предполагал, но не мог найти доказательств. Арманн Тилте – один из главарей местной организации. Карстеен и Институт истории оккупации Норвегии предупредили о том, чем занимается Ермунн. Симон Хегген вполне мог перед смертью кое-что рассказать. Хотя этого и не сделал.
Ермунн сидел в раздумье. Кто такой этот Стефансен, о котором несколько раз заходила речь? Ермунн не помнил никого из местных жителей с такой фамилией. Очередной приезжий? Из разговора явствовало, что он обитает где-то здесь. Надо будет завтра справиться, наверняка кто-нибудь да сумеет его просветить.
Ермунн посмотрел на картину, висевшую над кроватью, – «Похищение Ганимеда». Внезапно ему пришла на память вся эта история. Ганимед был мальчик, герой древнегреческого мифа. Его считали красивейшим из смертных. Боги завидовали людям, у которых было это прекрасное дитя, и в конце концов Зевс не мог совладать с собой. Он послал на землю своего орла, и тот похитил Ганимеда, унеся его на небо, к богам. Там он сделался Зевсовым виночерпием, а людям осталось лишь оплакивать утрату красивого мальчика. Какая трагедия!
А в Музейном парке продолжала вить свое гнездо пара ворон. Местечко они выбрали неплохое, сосны были высокие. Хуже, наверное, будет летом, когда птенцы начнут учиться летать. Тогда сюда нагрянут туристы смотреть старые люнгсетские дома. Воронята и туристы. Сочетание не слишком удачное, заключил Ермунн.
Ночью ему приснилось, что все вороны вокруг Люнгсета поднялись в воздух и парят, описывая большие круги над его головой. Вороны хрипло каркали, сон был нехороший.
5. Аэродром в горах
– Стефансен? Ну как же, Стейнар Стефансен. Маменькин сынок из Осло, у него еще папаша большая шишка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23