– И советую вам взять свитер.
– Почему же для меня такое исключение?
– Я чувствую, что в этом нет ничего плохого.
– Ага, значит, вы просто эстет?
– Может быть.
Хенрик обвел глазами комнату.
– Я не вижу здесь штанов для себя, – сказал он. – Штайнхаген был небольшого роста.
Анна согласилась, что надо пойти искать в другом месте. Взяла из шкафа халат и несколько мохнатых полотенец и завернула в свою полосатую куртку. В дверях она вдруг передала сверток Хенрику:
– Подержите, пожалуйста.
– Что это такое?
– Туфли. Кажется, мой размер.
5
Внизу, возле лестницы, лежал человек. Анна вскрикнула. Человек шевелился и стонал.
– Подождите здесь, – сказал Хенрик, достал пистолет и начал спускаться.
– Он может выстрелить! – испуганно сказала Анна.
– Тише, – шепнул Хенрик. Женщина замолчала.
Хенрик наклонился над распростертым телом. Лица не было видно, в полумраке поблескивала клинообразная лысина. Худой и длинноногий. «Еще один верзила. Смешно, что я вынимал пистолет». Хенрик положил пистолет в карман.
– Он ранен? – спросила Анна.
– Сейчас погляжу.
Хенрик наклонился и перевернул человека навзничь, увидел продолговатое старое лицо. «Ему, наверно, лет шестьдесят с небольшим, эта твердая белая щетина, этот хрящеватый нос, морщины и борозды вокруг тонкогубого рта».
– Жив, – сказал Хенрик.
Послышались легкие, осторожные шаги Анны, потом удивленный голос:
– Посмотрите, в смокинге.
Действительно, на старике был смокинг, рубашка с накрахмаленной манишкой, хотя и очень грязной, бабочка и дорогие запонки.
– У него вид манекена с витрины, – сказала Анна. – Ну что, ранен?
– Следа крови не видно. Наверно, упал с лестницы, ударился головой.
– Может, его сбросили? – спросила она, беспокойно оглядываясь по сторонам. Лестница была мрачная, дверь в квартиру Штайнхагенов слегка пошатывалась. – Может, там кто-нибудь есть? Достаньте пистолет.
Хенрик наклонился над стариком. Из тонкогубого рта вырвался хрип и пахнуло кислятиной. Хенрик отпрянул.
– Агония? – спросила женщина.
– Он в дым пьян. Надо подождать, пока проспится. А сейчас можно обыскать.
Хенрик оттащил старика к стене и снял с него смокинг. Оружия у старика не было. Хенрик нашел паспорт на имя Шаффера, Курта Шаффера, пятьдесят семь лет. «Плохо выглядишь, Mensch, – подумал Хенрик. – На вид тебе больше, не помог тебе твой фюрер». Другой документ свидетельствовал, что резервист Курт Шаффер, проживающий в Грауштадте, парикмахер по профессии, признан временно невоеннообязанным по причине ревматизма в острой форме, а также хронического катара желудка.
– Не хотите примерить его смокинг? – спросила Анна, когда Хенрик стал одевать старика. – Вам неинтересно, как вы в нем выглядите?
– Этот немец нам пригодится.
– Когда мы сюда пришли, его здесь не было, – вспомнила Анна.
– Может быть, он пил где-нибудь поблизости. Услышал наши голоса и решил посмотреть, что происходит.
– И слетел с лестницы, – закончила она.
– У него такой вид, будто он возвращался с бала.
– Вы думаете, их больше? – с беспокойством спросила она.
– Не знаю. Шаффер нам все расскажет.
Хенрик прошел прихожую и толкнул дверь, выходящую во двор.
– Куда вы? – крикнула Анна.
– Присмотрите за ним. Там где-то должна быть тележка.
– Как вы догадались? – спросила она, когда он вернулся с тележкой.
– Опыт. Поляки все носят на себе. Немцы давно уже такой глупости не делают. Вы можете прочитать в «Пане Тадеуше», что происходило после битвы под Йеной и какую роль в эвакуации сыграли вагены. Я должен был стать учителем польского языка. Вот видите, знания, полученные из книг, тоже иногда могут пригодиться. Нужно согнуть ему ноги в коленях.
– Что вы хотите с ним сделать?
– Отвезти в «Тиволи».
Уложить пьяного на тележку было делом нелегким.
– Шаффер, – говорил Хенрик, – не сопротивляйся, будь человеком.
Парикмахер захрапел.
– Так, так, Шаффер, спрячь педали. Уфф, – с облегчением вздохнул Хенрик, наконец уложив немца. – Можно везти. – Вдруг его обдала горячая волна. Он отвернулся и сделал вид, что рассматривает трещины на стене.
– Что вы там ищете? – спросила Анна.
– Счета за свет.
– Я знаю что. Хенрик толкнул тележку.
– Подержите дверь, – приказал он. «Догадливая! Интересно, у нее тоже кровь ударила в голову, она тоже увидела трупы?»– У вас бывают обмороки? – спросил он.
– Никогда.
– У меня тоже.
– Нас этим не проймешь, – сказала она.
– Да, мы из обожженной глины. – Он выкатил тележку на улицу. Перед домом росли липы, и можно было вздохнуть полной грудью, – Я чувствую, что нарублю сегодня дров, – сказал Хенрик.
– Смулка хочет бить окна, – сказала она. Хенрик улыбнулся. Они тянули тележку вдвоем, – Шаффер не очень тяжелый, – сказал Хенрик. – Наверное, голодал. Ты голодал, Шаффер?
– Давайте называть его Курт.
– Да, теперь он наш. Ты голодал, Курт, или ты просто такой стройный? Смокинг сидит как влитой, жаль, что он его так заляпал.
Они катили тележку вдоль железной ограды парка.
– Не тарахти, Курт, – обратился Хенрик к пьяному, одна нога которого выпрямилась в колене и теперь билась пяткой о мостовую.
– По-моему, еще кого-то обнаружили, – сказала женщина, прислушиваясь. – Мешает стук колес. Остановитесь.
Хенрик остановился. Пьяница сладко всхрапнул.
– Это оттуда, – сказал Хенрик, показывая на решетку, за которой находился теннисный корт, посыпанный кирпичной крошкой.
Вияс, мужчина с прилизанными волосами, поднял ракетку кверху и подал мяч. Пани Барбара отбила, но мяч попал в сетку.
– Они сошли с ума, – пробормотала Анна. – Идите сюда! – крикнула она. – Мы нашли немца!
Теннисисты подбежали к забору, седая панн слегка хромала.
– Я подвернула ногу, – пожаловалась она. И, показывая на Прилизанного, у которого было мокрое от пота лицо, добавила: – Играет как черт. Бегает за каждым мячом, будто от этого бог знает что зависит.
Вияс заинтересовался пьяным.
– Кто такой? – спросил он. – Немец.
– Его зовут Курт, – сказала Анна, – Лежал пьянехонький на лестнице.
– Давайте его застрелим, – предложил Вияс. Все молчали. Тогда он пояснил: – Когда мы сюда пришли, здесь никого не было, поэтому и дальше никого не должно быть.
– Это сделаете вы? – спросил Хенрик.
– Могу. Могу, – повторил он через минуту, но пистолет не вынул. Пьяный всхрапнул, и по его лицу разлилось блаженство.
– Курт, – позвал Хенрик. – Я решил привести тебя в чувство. Потом мы выясним, кто ты такой. Что вы скажете? – обратился он к Виясу.
– Хорошо, шеф решит. Избавиться от него мы всегда сумеем.
– Ну как, вы в форме? – спросил он пани Барбару.
– Не жалуюсь. Это что, переодетый гестаповец? – спросила она, показывая на немца.
Ответила Анна:
– Курт – парикмахер.
– Чур, я первая! – воскликнула пани Барбара. – Первая на завивку! – И, повернувшись к Виясу: – Только, упаси боже, не стреляйте. Сначала мытье головы, окраска волос, перманент, а потом уже ваши мужские развлечения.
6
Блондинка ходила по холлу, и подол ее цветастого шлафрока волочился по полу.
– Какой красивый свитер! – воскликнула она, увидев Анну.
Через некоторое время на антресолях появился Мелецкий. Спускаясь по лестнице, он причесывал седеющие волосы. Хенрик информировал его:
– Найден немец.
– Парикмахер, а я первая в очереди, – предупредила пани Барбара.
– Где он? – спросил Мелецкий и засунул руку в карман. Хенрик сказал улыбаясь:
– Спит на террасе. Пьян вдрызг.
Старый парикмахер спал на солнцепеке. Место не очень удобное, но спал он крепко, и сны ему снились, по всей вероятности, приятные. Он отогнал рукой муху и перевернулся на другой бок. Мелецкий дернул его за руку:
– Ауф!
Пьяный забормотал. Хенрик и Мелецкий подняли его с тележки, немец зашатался, Хенрик поддержал его. Тогда пьяный протер глаза и опять что-то забормотал.
– Что он говорит? – спросила пани Барбара.
– Ему не нравится солнце, – объяснил Хенрик. – У него смешное произношение, но понять можно.
Немец открыл глаза и снова закрыл их.
– Ужасный сон! – сказал он, покачнулся, но, поддерживаемый Хенриком, не упал. – Это сон, опять сон.
– Открой глаза, – приказал Мелецкий. – Ты нас видишь?
– Сон, – упирался немец.
– Мы поляки.
Парикмахер заморгал, внимательно посмотрел на них и сразу отрезвел. Поправил бабочку, одернул полы смокинга.
– Извините меня за мой вид, – сказал он. – Здравствуйте.
Этот город называется Грауштадт, а моя фамилия Шаффер, я парикмахер, у меня мужской и дамский салоны.
– Курт Шаффер, – дополнил Хенрик. – Временно невоеннообязанный. Острая форма ревматизма и хронический катар желудка.
– Да, да, – подтвердил Шаффер, – это абсолютная правда, хотя мой конкурент Абендрехт утверждал, что я подкупил врача. Должен признаться, что с некоторых пор я действительно чувствую себя лучше. Даже, можно сказать, отлично.
Они ввели его в холл.
– Вы очень любезны, – сказал немец, – именно здесь я находился охотнее всего. – Он поскользнулся, но Анна его поддержала. – Данке шён. Я хотел постелить ковры, у меня уже давно было такое намерение, но не успел, очень трудно что-нибудь успеть, когда у тебя много свободного времени! Разрешите присесть?
Он добрался до лестницы и тяжело опустился на ступеньку. Пришел Чесек, потом Смулка, группа была почти вся в сборе. Немец показал на ракетку, которую держала седая:
– Я узнаю, это от Хаммерштейна. У него всегда был хороший товар, но он страшная сволочь. Писал доносы, будто парикмахер Курт Шаффер не верит в победу, а на самом деле он хотел забрать мой садик.
– Давно ты здесь? – спросил Мелецкий.
– Пожалуй, давно. Очень давно.
– Что ты здесь делал?
– Ничего особенного. Открывал двери. Открыл почти все. И пил.
– Ты для чего остался? – допытывался Мелецкий. – Почему не убежал?
– Я должен вспомнить. Сейчас, может быть, я запил. Нет. Я подумал, что там у меня ничего нет, а здесь у меня мужской и дамский салоны. С красивыми зеркалами. Они не хотели брать мои зеркала.
– Вы мне сделаете перманент, – сказала пожилая.
– Да, да, к вашим услугам, и надо покрасить волосы, вы преждевременно поседели, у вас прекрасная кожа, и сразу видно, что вы еще совсем молодая.
Хенрик:
– Курт, вы дамский угодник и пустой человек.
– Майн готт!
– Разве нет? А что значит этот смокинг?
– Видите ли, когда я открыл в «Тиволи» подвальчик, я решил устроить там дипломатический прием. Вечерний костюм обязателен. «Герр Шаффер, – сказал я себе, – запомни раз и навсегда, что ты на балу, это непрерывный бал, никогда в жизни ты не был на таком балу, будь доволен, что тебя туда пустили, и ты должен одеться как человек». Иногда я расстегивал пуговицу на воротничке, но сразу слышал голос: «Шаффер, имей в виду, метрдотель смотрит, вылетишь отсюда моментально».
Вияс спросил Мелецкого:
– Что он болтает?
– Чепуху.
– В расход?
– Посмотрим. – Мелецкий обратился к немцу: – Господин Шаффер, я здесь новый бургомистр. Все движимое и недвижимое имущество города Грауштадта находится в моем распоряжении.
– Разрешите вас приветствовать, господин бургомистр. – Немец встал и поклонился. – У вас будет неплохой кусок хлеба. – Полез в карман. – Ключи от подвала «Тиволи». Я вручаю их вам. При свидетелях.
– Оставьте их у себя, Шаффер. И приготовьте ужин на высшем уровне.
– Слушаюсь, пан бургомистр. У меня к вам маленькая просьба: не найдется ли у вас свободной минуты, чтобы разобрать дело Хаммерштейн против Шаффера? Речь идет о садике. Ваше мнение для суда будет решающим.
– Я все улажу с Хаммерштейном, но не на голодный желудок. Пани Зося, – обратился он к рыжей, – помогите этому фрицу.
– Какое вино пьет пан бургомистр в это время дня? – спросил немец.
– Шампанское.
– Слушаюсь, пан бургомистр. Но хочу предупредить, что у нас на складе нет льда.
– Пошел к черту! Пани Зося, заберите этого проклятого парикмахера и заставьте работать, а то мы помрем с голоду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Почему же для меня такое исключение?
– Я чувствую, что в этом нет ничего плохого.
– Ага, значит, вы просто эстет?
– Может быть.
Хенрик обвел глазами комнату.
– Я не вижу здесь штанов для себя, – сказал он. – Штайнхаген был небольшого роста.
Анна согласилась, что надо пойти искать в другом месте. Взяла из шкафа халат и несколько мохнатых полотенец и завернула в свою полосатую куртку. В дверях она вдруг передала сверток Хенрику:
– Подержите, пожалуйста.
– Что это такое?
– Туфли. Кажется, мой размер.
5
Внизу, возле лестницы, лежал человек. Анна вскрикнула. Человек шевелился и стонал.
– Подождите здесь, – сказал Хенрик, достал пистолет и начал спускаться.
– Он может выстрелить! – испуганно сказала Анна.
– Тише, – шепнул Хенрик. Женщина замолчала.
Хенрик наклонился над распростертым телом. Лица не было видно, в полумраке поблескивала клинообразная лысина. Худой и длинноногий. «Еще один верзила. Смешно, что я вынимал пистолет». Хенрик положил пистолет в карман.
– Он ранен? – спросила Анна.
– Сейчас погляжу.
Хенрик наклонился и перевернул человека навзничь, увидел продолговатое старое лицо. «Ему, наверно, лет шестьдесят с небольшим, эта твердая белая щетина, этот хрящеватый нос, морщины и борозды вокруг тонкогубого рта».
– Жив, – сказал Хенрик.
Послышались легкие, осторожные шаги Анны, потом удивленный голос:
– Посмотрите, в смокинге.
Действительно, на старике был смокинг, рубашка с накрахмаленной манишкой, хотя и очень грязной, бабочка и дорогие запонки.
– У него вид манекена с витрины, – сказала Анна. – Ну что, ранен?
– Следа крови не видно. Наверно, упал с лестницы, ударился головой.
– Может, его сбросили? – спросила она, беспокойно оглядываясь по сторонам. Лестница была мрачная, дверь в квартиру Штайнхагенов слегка пошатывалась. – Может, там кто-нибудь есть? Достаньте пистолет.
Хенрик наклонился над стариком. Из тонкогубого рта вырвался хрип и пахнуло кислятиной. Хенрик отпрянул.
– Агония? – спросила женщина.
– Он в дым пьян. Надо подождать, пока проспится. А сейчас можно обыскать.
Хенрик оттащил старика к стене и снял с него смокинг. Оружия у старика не было. Хенрик нашел паспорт на имя Шаффера, Курта Шаффера, пятьдесят семь лет. «Плохо выглядишь, Mensch, – подумал Хенрик. – На вид тебе больше, не помог тебе твой фюрер». Другой документ свидетельствовал, что резервист Курт Шаффер, проживающий в Грауштадте, парикмахер по профессии, признан временно невоеннообязанным по причине ревматизма в острой форме, а также хронического катара желудка.
– Не хотите примерить его смокинг? – спросила Анна, когда Хенрик стал одевать старика. – Вам неинтересно, как вы в нем выглядите?
– Этот немец нам пригодится.
– Когда мы сюда пришли, его здесь не было, – вспомнила Анна.
– Может быть, он пил где-нибудь поблизости. Услышал наши голоса и решил посмотреть, что происходит.
– И слетел с лестницы, – закончила она.
– У него такой вид, будто он возвращался с бала.
– Вы думаете, их больше? – с беспокойством спросила она.
– Не знаю. Шаффер нам все расскажет.
Хенрик прошел прихожую и толкнул дверь, выходящую во двор.
– Куда вы? – крикнула Анна.
– Присмотрите за ним. Там где-то должна быть тележка.
– Как вы догадались? – спросила она, когда он вернулся с тележкой.
– Опыт. Поляки все носят на себе. Немцы давно уже такой глупости не делают. Вы можете прочитать в «Пане Тадеуше», что происходило после битвы под Йеной и какую роль в эвакуации сыграли вагены. Я должен был стать учителем польского языка. Вот видите, знания, полученные из книг, тоже иногда могут пригодиться. Нужно согнуть ему ноги в коленях.
– Что вы хотите с ним сделать?
– Отвезти в «Тиволи».
Уложить пьяного на тележку было делом нелегким.
– Шаффер, – говорил Хенрик, – не сопротивляйся, будь человеком.
Парикмахер захрапел.
– Так, так, Шаффер, спрячь педали. Уфф, – с облегчением вздохнул Хенрик, наконец уложив немца. – Можно везти. – Вдруг его обдала горячая волна. Он отвернулся и сделал вид, что рассматривает трещины на стене.
– Что вы там ищете? – спросила Анна.
– Счета за свет.
– Я знаю что. Хенрик толкнул тележку.
– Подержите дверь, – приказал он. «Догадливая! Интересно, у нее тоже кровь ударила в голову, она тоже увидела трупы?»– У вас бывают обмороки? – спросил он.
– Никогда.
– У меня тоже.
– Нас этим не проймешь, – сказала она.
– Да, мы из обожженной глины. – Он выкатил тележку на улицу. Перед домом росли липы, и можно было вздохнуть полной грудью, – Я чувствую, что нарублю сегодня дров, – сказал Хенрик.
– Смулка хочет бить окна, – сказала она. Хенрик улыбнулся. Они тянули тележку вдвоем, – Шаффер не очень тяжелый, – сказал Хенрик. – Наверное, голодал. Ты голодал, Шаффер?
– Давайте называть его Курт.
– Да, теперь он наш. Ты голодал, Курт, или ты просто такой стройный? Смокинг сидит как влитой, жаль, что он его так заляпал.
Они катили тележку вдоль железной ограды парка.
– Не тарахти, Курт, – обратился Хенрик к пьяному, одна нога которого выпрямилась в колене и теперь билась пяткой о мостовую.
– По-моему, еще кого-то обнаружили, – сказала женщина, прислушиваясь. – Мешает стук колес. Остановитесь.
Хенрик остановился. Пьяница сладко всхрапнул.
– Это оттуда, – сказал Хенрик, показывая на решетку, за которой находился теннисный корт, посыпанный кирпичной крошкой.
Вияс, мужчина с прилизанными волосами, поднял ракетку кверху и подал мяч. Пани Барбара отбила, но мяч попал в сетку.
– Они сошли с ума, – пробормотала Анна. – Идите сюда! – крикнула она. – Мы нашли немца!
Теннисисты подбежали к забору, седая панн слегка хромала.
– Я подвернула ногу, – пожаловалась она. И, показывая на Прилизанного, у которого было мокрое от пота лицо, добавила: – Играет как черт. Бегает за каждым мячом, будто от этого бог знает что зависит.
Вияс заинтересовался пьяным.
– Кто такой? – спросил он. – Немец.
– Его зовут Курт, – сказала Анна, – Лежал пьянехонький на лестнице.
– Давайте его застрелим, – предложил Вияс. Все молчали. Тогда он пояснил: – Когда мы сюда пришли, здесь никого не было, поэтому и дальше никого не должно быть.
– Это сделаете вы? – спросил Хенрик.
– Могу. Могу, – повторил он через минуту, но пистолет не вынул. Пьяный всхрапнул, и по его лицу разлилось блаженство.
– Курт, – позвал Хенрик. – Я решил привести тебя в чувство. Потом мы выясним, кто ты такой. Что вы скажете? – обратился он к Виясу.
– Хорошо, шеф решит. Избавиться от него мы всегда сумеем.
– Ну как, вы в форме? – спросил он пани Барбару.
– Не жалуюсь. Это что, переодетый гестаповец? – спросила она, показывая на немца.
Ответила Анна:
– Курт – парикмахер.
– Чур, я первая! – воскликнула пани Барбара. – Первая на завивку! – И, повернувшись к Виясу: – Только, упаси боже, не стреляйте. Сначала мытье головы, окраска волос, перманент, а потом уже ваши мужские развлечения.
6
Блондинка ходила по холлу, и подол ее цветастого шлафрока волочился по полу.
– Какой красивый свитер! – воскликнула она, увидев Анну.
Через некоторое время на антресолях появился Мелецкий. Спускаясь по лестнице, он причесывал седеющие волосы. Хенрик информировал его:
– Найден немец.
– Парикмахер, а я первая в очереди, – предупредила пани Барбара.
– Где он? – спросил Мелецкий и засунул руку в карман. Хенрик сказал улыбаясь:
– Спит на террасе. Пьян вдрызг.
Старый парикмахер спал на солнцепеке. Место не очень удобное, но спал он крепко, и сны ему снились, по всей вероятности, приятные. Он отогнал рукой муху и перевернулся на другой бок. Мелецкий дернул его за руку:
– Ауф!
Пьяный забормотал. Хенрик и Мелецкий подняли его с тележки, немец зашатался, Хенрик поддержал его. Тогда пьяный протер глаза и опять что-то забормотал.
– Что он говорит? – спросила пани Барбара.
– Ему не нравится солнце, – объяснил Хенрик. – У него смешное произношение, но понять можно.
Немец открыл глаза и снова закрыл их.
– Ужасный сон! – сказал он, покачнулся, но, поддерживаемый Хенриком, не упал. – Это сон, опять сон.
– Открой глаза, – приказал Мелецкий. – Ты нас видишь?
– Сон, – упирался немец.
– Мы поляки.
Парикмахер заморгал, внимательно посмотрел на них и сразу отрезвел. Поправил бабочку, одернул полы смокинга.
– Извините меня за мой вид, – сказал он. – Здравствуйте.
Этот город называется Грауштадт, а моя фамилия Шаффер, я парикмахер, у меня мужской и дамский салоны.
– Курт Шаффер, – дополнил Хенрик. – Временно невоеннообязанный. Острая форма ревматизма и хронический катар желудка.
– Да, да, – подтвердил Шаффер, – это абсолютная правда, хотя мой конкурент Абендрехт утверждал, что я подкупил врача. Должен признаться, что с некоторых пор я действительно чувствую себя лучше. Даже, можно сказать, отлично.
Они ввели его в холл.
– Вы очень любезны, – сказал немец, – именно здесь я находился охотнее всего. – Он поскользнулся, но Анна его поддержала. – Данке шён. Я хотел постелить ковры, у меня уже давно было такое намерение, но не успел, очень трудно что-нибудь успеть, когда у тебя много свободного времени! Разрешите присесть?
Он добрался до лестницы и тяжело опустился на ступеньку. Пришел Чесек, потом Смулка, группа была почти вся в сборе. Немец показал на ракетку, которую держала седая:
– Я узнаю, это от Хаммерштейна. У него всегда был хороший товар, но он страшная сволочь. Писал доносы, будто парикмахер Курт Шаффер не верит в победу, а на самом деле он хотел забрать мой садик.
– Давно ты здесь? – спросил Мелецкий.
– Пожалуй, давно. Очень давно.
– Что ты здесь делал?
– Ничего особенного. Открывал двери. Открыл почти все. И пил.
– Ты для чего остался? – допытывался Мелецкий. – Почему не убежал?
– Я должен вспомнить. Сейчас, может быть, я запил. Нет. Я подумал, что там у меня ничего нет, а здесь у меня мужской и дамский салоны. С красивыми зеркалами. Они не хотели брать мои зеркала.
– Вы мне сделаете перманент, – сказала пожилая.
– Да, да, к вашим услугам, и надо покрасить волосы, вы преждевременно поседели, у вас прекрасная кожа, и сразу видно, что вы еще совсем молодая.
Хенрик:
– Курт, вы дамский угодник и пустой человек.
– Майн готт!
– Разве нет? А что значит этот смокинг?
– Видите ли, когда я открыл в «Тиволи» подвальчик, я решил устроить там дипломатический прием. Вечерний костюм обязателен. «Герр Шаффер, – сказал я себе, – запомни раз и навсегда, что ты на балу, это непрерывный бал, никогда в жизни ты не был на таком балу, будь доволен, что тебя туда пустили, и ты должен одеться как человек». Иногда я расстегивал пуговицу на воротничке, но сразу слышал голос: «Шаффер, имей в виду, метрдотель смотрит, вылетишь отсюда моментально».
Вияс спросил Мелецкого:
– Что он болтает?
– Чепуху.
– В расход?
– Посмотрим. – Мелецкий обратился к немцу: – Господин Шаффер, я здесь новый бургомистр. Все движимое и недвижимое имущество города Грауштадта находится в моем распоряжении.
– Разрешите вас приветствовать, господин бургомистр. – Немец встал и поклонился. – У вас будет неплохой кусок хлеба. – Полез в карман. – Ключи от подвала «Тиволи». Я вручаю их вам. При свидетелях.
– Оставьте их у себя, Шаффер. И приготовьте ужин на высшем уровне.
– Слушаюсь, пан бургомистр. У меня к вам маленькая просьба: не найдется ли у вас свободной минуты, чтобы разобрать дело Хаммерштейн против Шаффера? Речь идет о садике. Ваше мнение для суда будет решающим.
– Я все улажу с Хаммерштейном, но не на голодный желудок. Пани Зося, – обратился он к рыжей, – помогите этому фрицу.
– Какое вино пьет пан бургомистр в это время дня? – спросил немец.
– Шампанское.
– Слушаюсь, пан бургомистр. Но хочу предупредить, что у нас на складе нет льда.
– Пошел к черту! Пани Зося, заберите этого проклятого парикмахера и заставьте работать, а то мы помрем с голоду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18