Это было, вы помните, еще до того, как я и Ди приехали в Англию?
– Я помню. О да, она заходила сюда. Кажется, в этом доме я и увидал ее впервые вне сцены.
– Какое сладкое воспоминание! Наверное, миссис Эллендэйл страшно ревновала своего мужа, когда у него в театре играла такая поразительная красавица?
– Я никогда не слышал, чтобы она ревновала.
– О, вам незачем косо смотреть на меня! Я не сказала ничего плохого о вашей очаровательной Максине.
– Конечно, нет. И никто не может сказать. Но вы, Бесенок, не должны называть мадемуазель де Рензи «моей Максиной»!
– Прошу прощения, – сказала я. – Просто я слышала, что другие называют ее так. И потом, ведь вы посвятили ей свою книгу о Лхассе, которая принесла вам такую известность, не правда ли?
– Вовсе нет! С чего вы это взяли? – теперь он действительно встревожился, и я была довольна, – если только что-нибудь могло принести мне удовлетворение в моем горе.
– Как? Все думают это. Книга была посвящена «М», как будто имя держалось в секрете, и потому все…
– Значит, «все» очень глупы! «М» – это одна старая дама, моя крестная мать, которая снабдила меня деньгами на мою экспедицию в Тибет, в Лхассу; без ее помощи я не смог бы поехать. Но она не принадлежит к числу тех, кто любит видеть свое имя в печати… Где же мы теперь увидимся, Бесенок? Сейчас я должен идти искать миссис Эллендэйл, скоро начнется танец.
– Я останусь здесь, благодарю вас, – сказала я. – И буду смотреть, как вы танцуете – издалека. Вы знаете, таков мой удел – смотреть издалека, как танцуют другие…
Когда он ушел, я откинулась на подушки, и мне казалось, что сейчас повторится один из моих сердечных приступов. Я чувствовала себя ужасно одинокой и покинутой. Мне нужна была Ди, хотя я ненавижу ее и всегда ненавидела, – с тех самых пор, как она крошечным голубоглазым ребенком появилась со своей молодой матерью в доме моего отца в Нью-Йорке. Нам с отцом так хорошо жилось без них! Какого дьявола ему вздумалось жениться вторично, на этой противной богачке, калифорнийской вдовушке, с которой я вечно ссорилась? На мой взгляд, в ней не было ничего красивого, хотя все были от нее без ума. Я возненавидела их обеих – мать и дочь – с первого же дня. И свою злость вымещала на Ди: отбирала у нее игрушки и книги, портила ее вещи, а иногда щипала ее исподтишка, чтоб она пожаловалась своей матери, а та поскандалила с моим отцом.
Но Ди ни разу не пожаловалась.
Потом мы обе подросли, и я убедилась, что Ди очень терпелива и лучше чем кто-либо умеет обращаться со мной, когда я в дурном настроении. Вот и сейчас я была готова позвать ее, но сидела по-прежнему беспомощно, глядя в открытые двери; и наконец увидала ее, – как будто мое желание было призывом, достигшим ее ушей среди грохота музыки.
Она окончила танец и со своим партнером, лордом Робертом Уэстом (которого мы называем запросто Боб) вошла в комнату, находящуюся между нашей «приемной» и танцевальным залом.
Скорей всего, они направлялись в оранжерею, но тут я окликнула ее.
Мгновение она помедлила, чтобы отослать Роберта, а затем пошла прямо ко мне.
Должно быть, Боб разозлился на меня, однако мне было наплевать на него. Мне была нужна Диана… Но когда я увидала ее такой сияющей и красивой, как будто она была воплощенной радостью жизни, мне захотелось больно ударить ее, сперва по одной щеке, затем по другой, чтобы сгустить ее румянец до уродливых пунцовых пятен.
– У тебя болит голова, дорогая? – спросила она тем бархатным голосом, которым всегда говорила со мной, словно я была существом, достойным лишь жалости и покровительства.
– Сердце! – сказала я. – Стучит как маятник. О, я хотела бы умереть, чтобы покончить со всем сразу. Кому я нужна?
– Не говори так, моя бедняжка. Хочешь, отведу тебя наверх, в твою комнату, и уложу в постель?
– Нет. Мне кажется, я упаду в обморок, если буду подыматься по лестнице. Но и здесь не хочу оставаться. Что же делать?
– Может быть, пойдем в кабинет дяди Эрика? – предложила Ди. – Это совсем рядом, там тебе будет спокойно.
Она всегда называет лорда Маунтстюарта «дядей Эриком», потому что его жена и ее покойная мать (моя мачеха) – родные сестры. А третья их сестра замужем за министром иностранных дел, двоюродным братом лорда Маунтстюарта. Вся эта семейка уверяла, что обожает наших американских девушек, однако для меня лорд Маунтстюарт делает исключение. Конечно, он вежлив со мной, потому что он – покорный раб Дианы, а она наотрез отказалась приехать к ним в Англию без меня. Но я очень хорошо знаю, что вызываю у него неприязнь, иногда мне даже нравится видеть, какую гримасу он корчит при виде меня.
– Я уверена, что дядя Эрик не заглянет туда сегодня вечером, – продолжала Ди, видя, что я колеблюсь, – он уже больше часа играет в бридж с компанией своих старых друзей в библиотеке. Идем, Лиза, я помогу тебе!
Она обвила рукой мою талию, и, оперевшись на нее, я прошла через коридор в кабинет лорда Маунтстюарта, минуя библиотеку, где у него хранятся редкие книги и старинные издания.
Кабинет – уютная комната, которая заменяет Маунтстюарту будуар. Здесь он принимает друзей, пишет (создал роман или два и воображает себя великим литератором), а на стенах висит несколько картин, написанных им же в разных частях света, потому что, вдобавок ко всему, он считает себя также художником и путешественником.
В одном углу стоит очень удобная широкая низкая софа с подушками, где знаменитый автор обычно валяется, обдумывая СВОИ сюжеты; к ней и подвела меня Ди. Она поместила меня между несколькими толстыми подушками из пурпурной с золотом парчи и спросила, не потребовать ли ей для меня немного брэнди?
– Нет, – сказала я, – через несколько минут мне станет лучше. Здесь так уютно и прохладно!
– Ты уже выглядишь гораздо лучше! – объявила она. – Если ты приляжешь и немного отдохнешь, то вскоре будешь отличной девушкой.
– Ах, как бы мне хотелось быть отличной девушкой! – вздохнула я. – Здоровой девушкой, высокой, красивой и чарующей всех, как ты… или как Максина де Рензи.
– Почему ты вспомнила о ней? – спросила Ди быстро.
– Мы с Ивором только что много говорили про нее. Ты знаешь, он называет меня своим маленьким другом сердца и рассказывает мне такие вещи, которых не доверил бы больше никому. Так вот, он и до сих пор все еще думает о ней…
– Ее трудно забыть, если в жизни она так же привлекательна, как и на сцене.
– Какая жалость, что мы не приехали сюда в то время, когда она еще играла в Лондоне, в театре Джорджа Эллендэйла! Похоже, каждый приглашал ее тогда в свой дом. Ивор сказал мне, что впервые он ее встретил именно здесь и что ему очень приятно вспоминать об этом, когда он бывает у Маунтстюартов. Полагаю, это – одна из причин, почему он приходит сюда так часто.
– Без сомнения! – сказала Ди резко.
– Он был так увлечен разговором о ней, – продолжала я, – что чуть не пропустил свой танец с миссис Эллендэйл. Конечно, Максина произвела на него большое впечатление, но тогда она еще не была так знаменита, как сейчас, и не имела ничего, кроме жалованья. Зато сейчас она – звезда Парижа, имеет свой театр и, наверное, уже скопила кучу денег. Мне думается, что Ивор сделал бы ей предложение, когда она была в Лондоне, если б был уверен в том, что ей успех на сцене обеспечен…
– Чепуха! – прервала меня Ди с сильно порозовевшими щеками. – Ивор не такой человек, чтобы думать об этих вещах… о деньгах.
– Как сказать. Он не слишком богат, но очень честолюбив; было бы скверно для него жениться на бедной девушке, не имеющей никаких связей в обществе. Он должен был думать об «этих вещах»!
Я попала в цель и наблюдала за эффектом моих слов полузакрытыми глазами. Дело в том, что Диана унаследовала весь капитал своей покойной матери – двести тысяч фунтов стерлингов, – а через лорда Маунтстюарта и свою тетку, выданную за министра иностранных дел, познакомилась со многими влиятельными людьми Англии. Кроме того, король и королева отнеслись к ней особенно милостиво, когда она представлялась ко Двору, так что она пользуется всеми привилегиями.
– Ивор Дандес может не зависеть ни от кого, – возразила она. – Он и сам имеет достаточно связей и должен получить вскоре какое-то наследство от тетки или, кажется, от крестной матери. Во всяком случае, между ним и мадемуазель де Рензи не было ничего, кроме легкого флирта; это сказала мне тетя Лилиан. Она рассказывала, что Максина гордилась ухаживаньем Ивора, потому что он всем нравился и потому что о его путешествии в Лхассу и о его книге тогда много говорили. Естественно, он восхищался ею: она красавица и вдобавок известная актриса…
О, твоя тетя Лилиан, леди Маунтстюарт, преуменьшает события, – засмеялась я. – Она сама флиртует с ним напропалую.
– Но, Лиза, тете Лилиан – за сорок, а ему только двадцать шесть!
– Сорок лет – еще не конец для женщины в наше время. Она недурна и аристократка, а Ивор всегда выбирает лучшее. Я замечала, как она кокетничает с ним.
Ди рассмеялась, но только затем, чтобы показать, как мало это ее интересует.
– Ты бы лучше не говорила этих глупостей при дяде Эрике, – сказала она, пристально рассматривая лепные украшения на потолке. – Какие забавные фигурки здесь наверху, я никогда их раньше не замечала… Но… да, насчет мистера Дандеса и Максины де Рензи: я не думаю, что он все еще беспокоится о ней, потому что на днях я… мне случилось спросить его, что она сейчас играет в Париже, и он не знал. Он сказал, что не ездит смотреть ее игру, потому что это чересчур далеко, и притом когда он не слишком занят, то делается ленивым.
– Он сказал это тебе, разумеется. Но когда он проводит время от субботы до понедельника в Фолькстоне с тетушкой, собирающейся оставить ему свои деньги, – разве трудно перескользнуть через Канал к прекрасной Максине?
– Отчего же ему и не перескользнуть, переплыть или перелететь на аэроплане? – засмеялась Ди, но невесело. – Ты выглядишь сейчас совсем неплохо, Лиза. У тебя отличный цвет лица. В состоянии ли ты подняться теперь наверх?
– Я лучше побуду немного здесь, раз ты уверена, что лорд Маунтстюарт сюда не придет, – сказала я. – Эти подушки так удобны. А потом вернусь в нашу приемную и буду опять наблюдать за танцами. Сегодня я хочу подольше не ложиться спать, потому что знаю, что не засну и ночь покажется мне такой длинной!
– Хорошо, – сказала Ди ласковым голосом, хотя, думаю, ей хотелось бы стукнуть меня. – Но, к сожалению, я должна сейчас убежать, иначе мой партнер сочтет меня неучтивой. Как насчет ужина?
– О, я ничего не хочу, – перебила я. – Я сама уйду наверх до ужина. Ты мне больше не нужна. Уходи и гаси свет!
– Позвони и пошли за мной, если почувствуешь себя опять плохо.
– Да, да! Иди же!
В это время она была уже возле двери и обернулась ко мне с выражением раскаяния на лице, вероятно, сожалея о том, что была резка со мной. Опять эта жалость!
– Если даже ты не пришлешь за мной, я сама приду наверх, как только освобожусь: посмотреть, как ты себя чувствуешь, – сказала она.
Затем она вышла, погасив свет и прикрыв за собой дверь, а я поглубже устроилась на софе; моя голова так отяжелела, что, казалось, давила на подушки как камень.
«Она испугалась, что пропустит тринадцатый номер с Ивором! – подумала я. – Ладно, она как раз успеет к нему; однако не думаю, что этот номер принесет много удовольствия ей или Ивору. Я надеюсь, они поссорятся!.. Мне бы хотелось, чтоб Ди вышла за Роберта, он так обожает ее! Может быть, тогда Ивор обратит внимание на меня… О, Боже, как я ненавижу ее, – и всех красивых девушек, ломающих жизнь таким, как я!..»
Тут я лихорадочно вздрогнула, так как грянувшая в зале музыка возвестила, что тринадцатый танец начался. Значит, они уже вместе. Что, если вопреки всему тому, что я им наговорила, Ивор признается ей в любви и они обручатся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Я помню. О да, она заходила сюда. Кажется, в этом доме я и увидал ее впервые вне сцены.
– Какое сладкое воспоминание! Наверное, миссис Эллендэйл страшно ревновала своего мужа, когда у него в театре играла такая поразительная красавица?
– Я никогда не слышал, чтобы она ревновала.
– О, вам незачем косо смотреть на меня! Я не сказала ничего плохого о вашей очаровательной Максине.
– Конечно, нет. И никто не может сказать. Но вы, Бесенок, не должны называть мадемуазель де Рензи «моей Максиной»!
– Прошу прощения, – сказала я. – Просто я слышала, что другие называют ее так. И потом, ведь вы посвятили ей свою книгу о Лхассе, которая принесла вам такую известность, не правда ли?
– Вовсе нет! С чего вы это взяли? – теперь он действительно встревожился, и я была довольна, – если только что-нибудь могло принести мне удовлетворение в моем горе.
– Как? Все думают это. Книга была посвящена «М», как будто имя держалось в секрете, и потому все…
– Значит, «все» очень глупы! «М» – это одна старая дама, моя крестная мать, которая снабдила меня деньгами на мою экспедицию в Тибет, в Лхассу; без ее помощи я не смог бы поехать. Но она не принадлежит к числу тех, кто любит видеть свое имя в печати… Где же мы теперь увидимся, Бесенок? Сейчас я должен идти искать миссис Эллендэйл, скоро начнется танец.
– Я останусь здесь, благодарю вас, – сказала я. – И буду смотреть, как вы танцуете – издалека. Вы знаете, таков мой удел – смотреть издалека, как танцуют другие…
Когда он ушел, я откинулась на подушки, и мне казалось, что сейчас повторится один из моих сердечных приступов. Я чувствовала себя ужасно одинокой и покинутой. Мне нужна была Ди, хотя я ненавижу ее и всегда ненавидела, – с тех самых пор, как она крошечным голубоглазым ребенком появилась со своей молодой матерью в доме моего отца в Нью-Йорке. Нам с отцом так хорошо жилось без них! Какого дьявола ему вздумалось жениться вторично, на этой противной богачке, калифорнийской вдовушке, с которой я вечно ссорилась? На мой взгляд, в ней не было ничего красивого, хотя все были от нее без ума. Я возненавидела их обеих – мать и дочь – с первого же дня. И свою злость вымещала на Ди: отбирала у нее игрушки и книги, портила ее вещи, а иногда щипала ее исподтишка, чтоб она пожаловалась своей матери, а та поскандалила с моим отцом.
Но Ди ни разу не пожаловалась.
Потом мы обе подросли, и я убедилась, что Ди очень терпелива и лучше чем кто-либо умеет обращаться со мной, когда я в дурном настроении. Вот и сейчас я была готова позвать ее, но сидела по-прежнему беспомощно, глядя в открытые двери; и наконец увидала ее, – как будто мое желание было призывом, достигшим ее ушей среди грохота музыки.
Она окончила танец и со своим партнером, лордом Робертом Уэстом (которого мы называем запросто Боб) вошла в комнату, находящуюся между нашей «приемной» и танцевальным залом.
Скорей всего, они направлялись в оранжерею, но тут я окликнула ее.
Мгновение она помедлила, чтобы отослать Роберта, а затем пошла прямо ко мне.
Должно быть, Боб разозлился на меня, однако мне было наплевать на него. Мне была нужна Диана… Но когда я увидала ее такой сияющей и красивой, как будто она была воплощенной радостью жизни, мне захотелось больно ударить ее, сперва по одной щеке, затем по другой, чтобы сгустить ее румянец до уродливых пунцовых пятен.
– У тебя болит голова, дорогая? – спросила она тем бархатным голосом, которым всегда говорила со мной, словно я была существом, достойным лишь жалости и покровительства.
– Сердце! – сказала я. – Стучит как маятник. О, я хотела бы умереть, чтобы покончить со всем сразу. Кому я нужна?
– Не говори так, моя бедняжка. Хочешь, отведу тебя наверх, в твою комнату, и уложу в постель?
– Нет. Мне кажется, я упаду в обморок, если буду подыматься по лестнице. Но и здесь не хочу оставаться. Что же делать?
– Может быть, пойдем в кабинет дяди Эрика? – предложила Ди. – Это совсем рядом, там тебе будет спокойно.
Она всегда называет лорда Маунтстюарта «дядей Эриком», потому что его жена и ее покойная мать (моя мачеха) – родные сестры. А третья их сестра замужем за министром иностранных дел, двоюродным братом лорда Маунтстюарта. Вся эта семейка уверяла, что обожает наших американских девушек, однако для меня лорд Маунтстюарт делает исключение. Конечно, он вежлив со мной, потому что он – покорный раб Дианы, а она наотрез отказалась приехать к ним в Англию без меня. Но я очень хорошо знаю, что вызываю у него неприязнь, иногда мне даже нравится видеть, какую гримасу он корчит при виде меня.
– Я уверена, что дядя Эрик не заглянет туда сегодня вечером, – продолжала Ди, видя, что я колеблюсь, – он уже больше часа играет в бридж с компанией своих старых друзей в библиотеке. Идем, Лиза, я помогу тебе!
Она обвила рукой мою талию, и, оперевшись на нее, я прошла через коридор в кабинет лорда Маунтстюарта, минуя библиотеку, где у него хранятся редкие книги и старинные издания.
Кабинет – уютная комната, которая заменяет Маунтстюарту будуар. Здесь он принимает друзей, пишет (создал роман или два и воображает себя великим литератором), а на стенах висит несколько картин, написанных им же в разных частях света, потому что, вдобавок ко всему, он считает себя также художником и путешественником.
В одном углу стоит очень удобная широкая низкая софа с подушками, где знаменитый автор обычно валяется, обдумывая СВОИ сюжеты; к ней и подвела меня Ди. Она поместила меня между несколькими толстыми подушками из пурпурной с золотом парчи и спросила, не потребовать ли ей для меня немного брэнди?
– Нет, – сказала я, – через несколько минут мне станет лучше. Здесь так уютно и прохладно!
– Ты уже выглядишь гораздо лучше! – объявила она. – Если ты приляжешь и немного отдохнешь, то вскоре будешь отличной девушкой.
– Ах, как бы мне хотелось быть отличной девушкой! – вздохнула я. – Здоровой девушкой, высокой, красивой и чарующей всех, как ты… или как Максина де Рензи.
– Почему ты вспомнила о ней? – спросила Ди быстро.
– Мы с Ивором только что много говорили про нее. Ты знаешь, он называет меня своим маленьким другом сердца и рассказывает мне такие вещи, которых не доверил бы больше никому. Так вот, он и до сих пор все еще думает о ней…
– Ее трудно забыть, если в жизни она так же привлекательна, как и на сцене.
– Какая жалость, что мы не приехали сюда в то время, когда она еще играла в Лондоне, в театре Джорджа Эллендэйла! Похоже, каждый приглашал ее тогда в свой дом. Ивор сказал мне, что впервые он ее встретил именно здесь и что ему очень приятно вспоминать об этом, когда он бывает у Маунтстюартов. Полагаю, это – одна из причин, почему он приходит сюда так часто.
– Без сомнения! – сказала Ди резко.
– Он был так увлечен разговором о ней, – продолжала я, – что чуть не пропустил свой танец с миссис Эллендэйл. Конечно, Максина произвела на него большое впечатление, но тогда она еще не была так знаменита, как сейчас, и не имела ничего, кроме жалованья. Зато сейчас она – звезда Парижа, имеет свой театр и, наверное, уже скопила кучу денег. Мне думается, что Ивор сделал бы ей предложение, когда она была в Лондоне, если б был уверен в том, что ей успех на сцене обеспечен…
– Чепуха! – прервала меня Ди с сильно порозовевшими щеками. – Ивор не такой человек, чтобы думать об этих вещах… о деньгах.
– Как сказать. Он не слишком богат, но очень честолюбив; было бы скверно для него жениться на бедной девушке, не имеющей никаких связей в обществе. Он должен был думать об «этих вещах»!
Я попала в цель и наблюдала за эффектом моих слов полузакрытыми глазами. Дело в том, что Диана унаследовала весь капитал своей покойной матери – двести тысяч фунтов стерлингов, – а через лорда Маунтстюарта и свою тетку, выданную за министра иностранных дел, познакомилась со многими влиятельными людьми Англии. Кроме того, король и королева отнеслись к ней особенно милостиво, когда она представлялась ко Двору, так что она пользуется всеми привилегиями.
– Ивор Дандес может не зависеть ни от кого, – возразила она. – Он и сам имеет достаточно связей и должен получить вскоре какое-то наследство от тетки или, кажется, от крестной матери. Во всяком случае, между ним и мадемуазель де Рензи не было ничего, кроме легкого флирта; это сказала мне тетя Лилиан. Она рассказывала, что Максина гордилась ухаживаньем Ивора, потому что он всем нравился и потому что о его путешествии в Лхассу и о его книге тогда много говорили. Естественно, он восхищался ею: она красавица и вдобавок известная актриса…
О, твоя тетя Лилиан, леди Маунтстюарт, преуменьшает события, – засмеялась я. – Она сама флиртует с ним напропалую.
– Но, Лиза, тете Лилиан – за сорок, а ему только двадцать шесть!
– Сорок лет – еще не конец для женщины в наше время. Она недурна и аристократка, а Ивор всегда выбирает лучшее. Я замечала, как она кокетничает с ним.
Ди рассмеялась, но только затем, чтобы показать, как мало это ее интересует.
– Ты бы лучше не говорила этих глупостей при дяде Эрике, – сказала она, пристально рассматривая лепные украшения на потолке. – Какие забавные фигурки здесь наверху, я никогда их раньше не замечала… Но… да, насчет мистера Дандеса и Максины де Рензи: я не думаю, что он все еще беспокоится о ней, потому что на днях я… мне случилось спросить его, что она сейчас играет в Париже, и он не знал. Он сказал, что не ездит смотреть ее игру, потому что это чересчур далеко, и притом когда он не слишком занят, то делается ленивым.
– Он сказал это тебе, разумеется. Но когда он проводит время от субботы до понедельника в Фолькстоне с тетушкой, собирающейся оставить ему свои деньги, – разве трудно перескользнуть через Канал к прекрасной Максине?
– Отчего же ему и не перескользнуть, переплыть или перелететь на аэроплане? – засмеялась Ди, но невесело. – Ты выглядишь сейчас совсем неплохо, Лиза. У тебя отличный цвет лица. В состоянии ли ты подняться теперь наверх?
– Я лучше побуду немного здесь, раз ты уверена, что лорд Маунтстюарт сюда не придет, – сказала я. – Эти подушки так удобны. А потом вернусь в нашу приемную и буду опять наблюдать за танцами. Сегодня я хочу подольше не ложиться спать, потому что знаю, что не засну и ночь покажется мне такой длинной!
– Хорошо, – сказала Ди ласковым голосом, хотя, думаю, ей хотелось бы стукнуть меня. – Но, к сожалению, я должна сейчас убежать, иначе мой партнер сочтет меня неучтивой. Как насчет ужина?
– О, я ничего не хочу, – перебила я. – Я сама уйду наверх до ужина. Ты мне больше не нужна. Уходи и гаси свет!
– Позвони и пошли за мной, если почувствуешь себя опять плохо.
– Да, да! Иди же!
В это время она была уже возле двери и обернулась ко мне с выражением раскаяния на лице, вероятно, сожалея о том, что была резка со мной. Опять эта жалость!
– Если даже ты не пришлешь за мной, я сама приду наверх, как только освобожусь: посмотреть, как ты себя чувствуешь, – сказала она.
Затем она вышла, погасив свет и прикрыв за собой дверь, а я поглубже устроилась на софе; моя голова так отяжелела, что, казалось, давила на подушки как камень.
«Она испугалась, что пропустит тринадцатый номер с Ивором! – подумала я. – Ладно, она как раз успеет к нему; однако не думаю, что этот номер принесет много удовольствия ей или Ивору. Я надеюсь, они поссорятся!.. Мне бы хотелось, чтоб Ди вышла за Роберта, он так обожает ее! Может быть, тогда Ивор обратит внимание на меня… О, Боже, как я ненавижу ее, – и всех красивых девушек, ломающих жизнь таким, как я!..»
Тут я лихорадочно вздрогнула, так как грянувшая в зале музыка возвестила, что тринадцатый танец начался. Значит, они уже вместе. Что, если вопреки всему тому, что я им наговорила, Ивор признается ей в любви и они обручатся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38