Ради меня не должен. Разве не видишь, он как раз этого и добивается? Это – способ нанести мне тяжелый удар. Подумай о скандале на весь Париж, причем на мою бедную голову выльют целое ведро грязных сплетен. Ты сам поймешь это, когда остынешь. Я знаю, ты не трус, ты отличный фехтовальщик, а как стрелок – намного искусней Орловского. Кроме того, право на твоей стороне. Но я боюсь дуэли. Милый мой мальчик, поклянись, что ты не доставишь мне этих мучений!
– Хорошо, – чуть капризно ответил он. – Обещаю тебе это, хотя… о, мое сокровище, чего бы я ни пообещал, лишь бы искупить свою несправедливость к тебе, моему ангелу! Как я рад, что пришел сюда? Знаешь, сначала я не хотел идти, опасался за себя, опасался, что сгоряча натворю глупостей. И все же не смог устоять: что-то толкало меня сюда, несмотря на мое сопротивление. Ты прощаешь меня?
– Да, в награду за твое обещание, – улыбнулась я ему, хотя слезы были готовы брызнуть из моих глаз, потому что я была совсем измучена и на грани отчаяния; я сама нуждалась в его прощении!
– Теперь ты снова счастлив? – спросила я.
– Да, счастлив, – ответил он, – хотя по дороге сюда уже не думал, что когда-либо смогу быть счастливым. Даже у твоих ворот… – он вдруг умолк, его лицо изменилось.
Я ждала, что он скажет дальше, и, не дождавшись, спросила, почему он замолчал; мне нужно было знать, что именно произошло возле моих ворот, какой еще удар приготовила мне судьба.
– Что же там случилось?
– Ничего серьезного. Жаль, что проговорился. Я должен был доказать, что полностью верю тебе, и не болтать сгоряча лишнего. Забудем это!
Однако его умалчивание только подлило масло в огонь. Что собирался он сказать? Я даже испугалась своей догадки. Было необходимо выяснить эту тайну, которая впоследствии могла всплыть еще раз и заставить его усомниться во мне…
– Ну-ка, говори! – приказала я. – Тем более, что по твоим словам, «ничего серьезного» не было.
– Должен же я наказать себя за то, что требовал у тебя объяснений насчет Орловского! А теперь еще ты будешь объяснять мне и этот случай, – настаивал бедный Рауль, полный раскаяния. – Видишь ли, тогда мне все казалось в тысячу раз хуже, чем на самом деле. Я смотрел на все сквозь черные очки… А теперь смотрю сквозь розовые.
– А я хочу, чтобы ты смотрел на все своими милыми глазами без всяких очков. И ты обязан сказать мне, о чем сейчас думаешь, ради меня, если не ради себя.
– Хорошо, – сказал он. – Но помни, дорогая, – я уже выбросил это из головы и не буду задавать тебе никаких вопросов. Ну вот, как я уже говорил, я не пошел сюда сразу после того, как увидел Орловского в твоей коляске. Я блуждал по улицам как сумасшедший и думал о Сене.
– О, ты действительно сходил с ума!
– Да, сходил. Но что-то меня удержало, что-то заставило искать тебя. Я бродил там и сям, но с каждым разом все ближе и ближе к твоему дому, словно меня затягивал водоворот. Наконец, я оказался почти напротив твоего дома, на другой стороне улицы. Однако у меня еще не было намерения увидеть тебя, просто я не знал, что мне делать, стоял и обдумывал случившееся…
– Что же дальше?
– Я стоял в углу между какой-то стеной и домом – там, где растет большой платан. Под ним я и остановился, потому что начал накрапывать дождик. Там было темно, туда не доходил свет уличных фонарей, и меня никто не мог заметить…
– Дальше, дальше! – торопила я.
– Я не пробыл там и десяти минут, когда из-за угла поспешно вышел какой-то мужчина. Когда он проходил мимо фонаря, я хоть и не разглядел его лица, но довольно ясно видел фигуру. Мне показалось, что он молод и высок, одет в плащ и серый костюм. Он подошел прямо к твоим воротам и позвонил. Минуту спустя кто-то открыл ему садовую калитку и впустил его во двор. Невольно я сделал шаг вперед, чтобы ворваться следом за ним и посмотреть, что это за человек и кто ему открыл. Но, оказывается, я еще не настолько сошел с ума, чтобы совершить хулиганский поступок, и сдержался. Калитка захлопнулась…
– И это все?
– О, Максина, должен тебе признаться – в моем мозгу стали роиться злые и жестокие мысли. И как же они заставили меня страдать! Я стоял как окаменелый и желал одного и впрямь превратиться в камень, лишь бы не чувствовать этой проклятой душевной боли… Тут только я заметил, что неподалеку от меня, прямо перед твоим домом, стоит чей-то мотор. Может быть, я не обратил бы на него внимания, но две женщины, сидевшие в нем, открыли окошко и довольно громко и возбужденно стали спорить. Одна из них высунула из окна руку и указала на твой дом. Я не мог расслышать их слов, тем более что они спохватились и перешли на тихий разговор, а потом захлопнули окошко и что-то сказали шоферу. Мне не было никакого дела до них, но пока они находились тут, я не мог выйти из своего убежища: я не хотел обнаружить себя и не знал, как поступить. Когда они наконец уехали, я решил, что должен все же увидеть тебя и переговорить с тобой, если это мне удастся. Мне повезло: калитка оказалась незапертой. Я толкнул ее, вошел в сад и увидел, что в твоих окнах горит свет. Значит, ты не легла спать… хотя перед этим уверяла меня, что очень устала. Это мучительно ранило мое сердце. Я подумал, что ты…
– Я знаю, что ты подумал, – перебила я его; мой голос, возможно, слегка дрожал, хотя я изо всех сил старалась выглядеть спокойной. – Ты сказал себе: «Максина открыла какому-то мужчине ворота и впустила его к себе. Сейчас они вдвоем, – я должен застать их вместе». Так?
– Так, – согласился Рауль покорно. – Но ведь я не стал врываться в дом, я постучал. Я вовсе не хотел захватить вас врасплох.
– И ты все еще думаешь, что я, впустив мужчину, спрятала его, когда услыхала твой стук?..
Одну секунду я было хотела рассказать ему все, как советовал мне Ивор. Но я видела, что Рауль волнуется и, рассказывая эту историю, как бы заново переживает ее. И при этом страдает. Мне показалось, что мрачные подозрения заползают обратно в его душу как змеи, несмотря на то, что он старается отогнать их прочь. И я не осмелилась выпустить Ивора из запертой соседней комнаты (если он еще там): он красив, молод, привлекателен во всех отношениях. Если Рауль ревновал меня к Орловскому, зная, что я наотрез отказала ему, то что же почувствует он к Ивору Дандесу, имени которого до сих пор ни разу от меня не слышал? А ведь я приняла его в своем доме ночью! Пожалуй, в теперешнем возбужденном состоянии Рауль не станет слушать никаких объяснений, и мы уже никогда не придем к тому взаимопониманию, которого только что достигли. Начав говорить неправду, я должна была держаться ее до конца…
Мой вопрос: «Не думаешь ли ты, что я впустила и спрятала у себя мужчину?» – был очень смел и рискован, но он помог уладить дело.
– Нет, – сказал он, – я не думаю этого и не хочу думать. И тебе нет надобности объяснять что-либо. Я люблю тебя. И да поможет мне Бог, чтобы я еще раз не потерял к тебе доверия!
Как раз в то время, когда я надеялась, что Ивор уже сумел выбраться через окно в сад, я вдруг услыхала (или мне это показалось?), что из соседней комнаты донесся какой-то слабый шум. Он был еще там!
И вместо того, чтобы широко распахнуть туда дверь и сказать: «Ну, смотри! Поищи-ка здесь мужчину и убедись, что я никого не прячу!» – я громко рассмеялась, словно мне в голову пришла какая-то очень забавная мысль… на самом же деле для того, чтобы заглушить шум, если он еще повторится.
– О, Рауль! – воскликнула я среди смеха, который несказанно удивил его. – Ты отнесся к этому чересчур серьезно. Я тебе тысячу раз благодарна за доверие вопреки очевидным фактам, но в конце концов так ли уж много их против меня? Ты, наверное, считаешь, что я – единственная молодая девушка в этом доме?..
Правда, бедная Марианна уже старушка, но у меня есть еще горничная Тереза двадцати двух лет, очень симпатичная и уже помолвленная: скоро она выходит замуж. (Все это было чистой правдой. Ах, как было приятно говорить ему правду!) Тебе не кажется, что в этот самый момент парочка влюбленных голубков воркует в саду, в старой беседке, увитой плющом? Представь себе, как они испугались и затаили дыхание, когда ты вдруг открыл калитку и пошел по тропинке к дому!
– Прости меня! – пробормотал снова Рауль в глубоком раскаянии.
– Может быть, сходим и посмотрим на них? Или оставим их в покое?
– Конечно, не будем им мешать, ни в коем случае.
– Впрочем, – продолжала я, – мужчина наверняка уже ускользнул. Но Тереза такая славная девушка, она не станет отпираться…
– Бог с ними! Выгоняй поскорей и меня отсюда – я заслужил это, – ревнивое животное! Ты так утомлена, а я мучаю тебя допросами.
– О, сейчас мне немного лучше, – сказала я. – Конечно, уйти тебе придется, но не сию минуту. Прежде всего я хочу знать, как тебе понравился мой сюрприз?
– Какой сюрприз? – в недоумении спросил Рауль.
– Бриллианты. Что ты испытал при виде их?
– Бриллианты? – переспросил он с глупым видом. – Какие бриллианты?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что до сих пор не открывал сумочку, которую я дала тебе в театре?
Рауль выглядел пристыженным.
– Моя бесценная, ради Бога, не считай меня неблагодарным, – сказал он. – Но, выйдя из театра, я встретил Орловского, и он сказал мне… ту ложь. Это зажгло пожар в моем мозгу, я забыл не только о твоем подарке но, обо всем на свете. Вот растяпа!
На этот раз я рассмеялась вполне искренно.
– О, Рауль, Рауль! Нет, ты определенно не создан для нынешнего делового мира! Но ничего, в конце концов, я даже довольна твоей забывчивостью. Теперь мы с тобой можем вместе насладиться тем, что находится в этой маленькой розовой сумочке. Достань ее из кармана и открой!
В этот момент я была почти счастлива, так как знала, что Рауль тоже будет на седьмом небе от счастья.
Его рука нырнула во внутренний карман макинтоша, куда он недавно у меня на глазах положил мою парчовую сумочку…
Но обратно рука не показалась. Она все шарила и шарила за пазухой, ощупывая карман, подкладку… а лицо Рауля медленно наливалось краской.
– Великие Небеса, Максина! – оказал он наконец. – Надеюсь, ты пошутила, сказав, что в этой дурацкой сумке лежало что-то ценное для нас обоих? Ты знаешь, я ее потерял! Не сердись, я почти сходил с ума. В этом кармане у меня лежал также шелковый платок. Я несколько раз вынимал его, вытирал пот со лба, и… не знаю, как и где… выронил…
Мои колени подогнулись, и я рухнула на софу. – Рауль! – пролепетала я чужим, сдавленным голосом. – В этой сумочке находились бриллианты герцогини де Бриансон!
Рассказ Ивора Дандеса
Глава 15. Ивор идет в темноту
Никогда еще не попадал я в такую щекотливую ситуацию, как этой ночью, – быть запертым в спальне женщины далеко за полночь и слышать, как в соседней комнате она всячески убеждает своего ревнивого жениха, что ни один посторонний мужчина не заходил к ней в дом!
Раньше мне не приходилось навещать Максину де Рензи в Париже, хотя во время наших встреч в Лондоне она дала мне свой парижский адрес. И теперь, ощупывая в темноте руками пространство вокруг себя, я пытался отыскать другую дверь или окно, и при этом каждую секунду рисковал выдать свое присутствие, наткнувшись на мебель или уронив какой-нибудь тяжелый предмет.
Я не смел зажечь спичку из боязни, что в соседней гостиной услышат чирканье, и должен был передвигаться так осторожно, как если б шел босиком по битому стеклу. В то же время я знал, что Максина сейчас молит Бога, чтобы я поскорей убрался из ее дома, – да я и сам мечтал об этом.
Только чудом мне удалось, не задев и не опрокинув по дороге стул или вазу с цветами, добраться до следующей двери… увы! она тоже оказалась запертой.
Наконец я нашарил окно и поздравил себя с благополучным разрешением своих тревог. Однако я слишком поторопился радоваться. Комната находилась на первом этаже. Хотя ее окна были расположены довольно высоко над землей, я подумал, что для меня не составит труда выпрыгнуть из окна в сад, но когда я проскользнул за тяжелую гардину, то столкнулся с новым препятствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Хорошо, – чуть капризно ответил он. – Обещаю тебе это, хотя… о, мое сокровище, чего бы я ни пообещал, лишь бы искупить свою несправедливость к тебе, моему ангелу! Как я рад, что пришел сюда? Знаешь, сначала я не хотел идти, опасался за себя, опасался, что сгоряча натворю глупостей. И все же не смог устоять: что-то толкало меня сюда, несмотря на мое сопротивление. Ты прощаешь меня?
– Да, в награду за твое обещание, – улыбнулась я ему, хотя слезы были готовы брызнуть из моих глаз, потому что я была совсем измучена и на грани отчаяния; я сама нуждалась в его прощении!
– Теперь ты снова счастлив? – спросила я.
– Да, счастлив, – ответил он, – хотя по дороге сюда уже не думал, что когда-либо смогу быть счастливым. Даже у твоих ворот… – он вдруг умолк, его лицо изменилось.
Я ждала, что он скажет дальше, и, не дождавшись, спросила, почему он замолчал; мне нужно было знать, что именно произошло возле моих ворот, какой еще удар приготовила мне судьба.
– Что же там случилось?
– Ничего серьезного. Жаль, что проговорился. Я должен был доказать, что полностью верю тебе, и не болтать сгоряча лишнего. Забудем это!
Однако его умалчивание только подлило масло в огонь. Что собирался он сказать? Я даже испугалась своей догадки. Было необходимо выяснить эту тайну, которая впоследствии могла всплыть еще раз и заставить его усомниться во мне…
– Ну-ка, говори! – приказала я. – Тем более, что по твоим словам, «ничего серьезного» не было.
– Должен же я наказать себя за то, что требовал у тебя объяснений насчет Орловского! А теперь еще ты будешь объяснять мне и этот случай, – настаивал бедный Рауль, полный раскаяния. – Видишь ли, тогда мне все казалось в тысячу раз хуже, чем на самом деле. Я смотрел на все сквозь черные очки… А теперь смотрю сквозь розовые.
– А я хочу, чтобы ты смотрел на все своими милыми глазами без всяких очков. И ты обязан сказать мне, о чем сейчас думаешь, ради меня, если не ради себя.
– Хорошо, – сказал он. – Но помни, дорогая, – я уже выбросил это из головы и не буду задавать тебе никаких вопросов. Ну вот, как я уже говорил, я не пошел сюда сразу после того, как увидел Орловского в твоей коляске. Я блуждал по улицам как сумасшедший и думал о Сене.
– О, ты действительно сходил с ума!
– Да, сходил. Но что-то меня удержало, что-то заставило искать тебя. Я бродил там и сям, но с каждым разом все ближе и ближе к твоему дому, словно меня затягивал водоворот. Наконец, я оказался почти напротив твоего дома, на другой стороне улицы. Однако у меня еще не было намерения увидеть тебя, просто я не знал, что мне делать, стоял и обдумывал случившееся…
– Что же дальше?
– Я стоял в углу между какой-то стеной и домом – там, где растет большой платан. Под ним я и остановился, потому что начал накрапывать дождик. Там было темно, туда не доходил свет уличных фонарей, и меня никто не мог заметить…
– Дальше, дальше! – торопила я.
– Я не пробыл там и десяти минут, когда из-за угла поспешно вышел какой-то мужчина. Когда он проходил мимо фонаря, я хоть и не разглядел его лица, но довольно ясно видел фигуру. Мне показалось, что он молод и высок, одет в плащ и серый костюм. Он подошел прямо к твоим воротам и позвонил. Минуту спустя кто-то открыл ему садовую калитку и впустил его во двор. Невольно я сделал шаг вперед, чтобы ворваться следом за ним и посмотреть, что это за человек и кто ему открыл. Но, оказывается, я еще не настолько сошел с ума, чтобы совершить хулиганский поступок, и сдержался. Калитка захлопнулась…
– И это все?
– О, Максина, должен тебе признаться – в моем мозгу стали роиться злые и жестокие мысли. И как же они заставили меня страдать! Я стоял как окаменелый и желал одного и впрямь превратиться в камень, лишь бы не чувствовать этой проклятой душевной боли… Тут только я заметил, что неподалеку от меня, прямо перед твоим домом, стоит чей-то мотор. Может быть, я не обратил бы на него внимания, но две женщины, сидевшие в нем, открыли окошко и довольно громко и возбужденно стали спорить. Одна из них высунула из окна руку и указала на твой дом. Я не мог расслышать их слов, тем более что они спохватились и перешли на тихий разговор, а потом захлопнули окошко и что-то сказали шоферу. Мне не было никакого дела до них, но пока они находились тут, я не мог выйти из своего убежища: я не хотел обнаружить себя и не знал, как поступить. Когда они наконец уехали, я решил, что должен все же увидеть тебя и переговорить с тобой, если это мне удастся. Мне повезло: калитка оказалась незапертой. Я толкнул ее, вошел в сад и увидел, что в твоих окнах горит свет. Значит, ты не легла спать… хотя перед этим уверяла меня, что очень устала. Это мучительно ранило мое сердце. Я подумал, что ты…
– Я знаю, что ты подумал, – перебила я его; мой голос, возможно, слегка дрожал, хотя я изо всех сил старалась выглядеть спокойной. – Ты сказал себе: «Максина открыла какому-то мужчине ворота и впустила его к себе. Сейчас они вдвоем, – я должен застать их вместе». Так?
– Так, – согласился Рауль покорно. – Но ведь я не стал врываться в дом, я постучал. Я вовсе не хотел захватить вас врасплох.
– И ты все еще думаешь, что я, впустив мужчину, спрятала его, когда услыхала твой стук?..
Одну секунду я было хотела рассказать ему все, как советовал мне Ивор. Но я видела, что Рауль волнуется и, рассказывая эту историю, как бы заново переживает ее. И при этом страдает. Мне показалось, что мрачные подозрения заползают обратно в его душу как змеи, несмотря на то, что он старается отогнать их прочь. И я не осмелилась выпустить Ивора из запертой соседней комнаты (если он еще там): он красив, молод, привлекателен во всех отношениях. Если Рауль ревновал меня к Орловскому, зная, что я наотрез отказала ему, то что же почувствует он к Ивору Дандесу, имени которого до сих пор ни разу от меня не слышал? А ведь я приняла его в своем доме ночью! Пожалуй, в теперешнем возбужденном состоянии Рауль не станет слушать никаких объяснений, и мы уже никогда не придем к тому взаимопониманию, которого только что достигли. Начав говорить неправду, я должна была держаться ее до конца…
Мой вопрос: «Не думаешь ли ты, что я впустила и спрятала у себя мужчину?» – был очень смел и рискован, но он помог уладить дело.
– Нет, – сказал он, – я не думаю этого и не хочу думать. И тебе нет надобности объяснять что-либо. Я люблю тебя. И да поможет мне Бог, чтобы я еще раз не потерял к тебе доверия!
Как раз в то время, когда я надеялась, что Ивор уже сумел выбраться через окно в сад, я вдруг услыхала (или мне это показалось?), что из соседней комнаты донесся какой-то слабый шум. Он был еще там!
И вместо того, чтобы широко распахнуть туда дверь и сказать: «Ну, смотри! Поищи-ка здесь мужчину и убедись, что я никого не прячу!» – я громко рассмеялась, словно мне в голову пришла какая-то очень забавная мысль… на самом же деле для того, чтобы заглушить шум, если он еще повторится.
– О, Рауль! – воскликнула я среди смеха, который несказанно удивил его. – Ты отнесся к этому чересчур серьезно. Я тебе тысячу раз благодарна за доверие вопреки очевидным фактам, но в конце концов так ли уж много их против меня? Ты, наверное, считаешь, что я – единственная молодая девушка в этом доме?..
Правда, бедная Марианна уже старушка, но у меня есть еще горничная Тереза двадцати двух лет, очень симпатичная и уже помолвленная: скоро она выходит замуж. (Все это было чистой правдой. Ах, как было приятно говорить ему правду!) Тебе не кажется, что в этот самый момент парочка влюбленных голубков воркует в саду, в старой беседке, увитой плющом? Представь себе, как они испугались и затаили дыхание, когда ты вдруг открыл калитку и пошел по тропинке к дому!
– Прости меня! – пробормотал снова Рауль в глубоком раскаянии.
– Может быть, сходим и посмотрим на них? Или оставим их в покое?
– Конечно, не будем им мешать, ни в коем случае.
– Впрочем, – продолжала я, – мужчина наверняка уже ускользнул. Но Тереза такая славная девушка, она не станет отпираться…
– Бог с ними! Выгоняй поскорей и меня отсюда – я заслужил это, – ревнивое животное! Ты так утомлена, а я мучаю тебя допросами.
– О, сейчас мне немного лучше, – сказала я. – Конечно, уйти тебе придется, но не сию минуту. Прежде всего я хочу знать, как тебе понравился мой сюрприз?
– Какой сюрприз? – в недоумении спросил Рауль.
– Бриллианты. Что ты испытал при виде их?
– Бриллианты? – переспросил он с глупым видом. – Какие бриллианты?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что до сих пор не открывал сумочку, которую я дала тебе в театре?
Рауль выглядел пристыженным.
– Моя бесценная, ради Бога, не считай меня неблагодарным, – сказал он. – Но, выйдя из театра, я встретил Орловского, и он сказал мне… ту ложь. Это зажгло пожар в моем мозгу, я забыл не только о твоем подарке но, обо всем на свете. Вот растяпа!
На этот раз я рассмеялась вполне искренно.
– О, Рауль, Рауль! Нет, ты определенно не создан для нынешнего делового мира! Но ничего, в конце концов, я даже довольна твоей забывчивостью. Теперь мы с тобой можем вместе насладиться тем, что находится в этой маленькой розовой сумочке. Достань ее из кармана и открой!
В этот момент я была почти счастлива, так как знала, что Рауль тоже будет на седьмом небе от счастья.
Его рука нырнула во внутренний карман макинтоша, куда он недавно у меня на глазах положил мою парчовую сумочку…
Но обратно рука не показалась. Она все шарила и шарила за пазухой, ощупывая карман, подкладку… а лицо Рауля медленно наливалось краской.
– Великие Небеса, Максина! – оказал он наконец. – Надеюсь, ты пошутила, сказав, что в этой дурацкой сумке лежало что-то ценное для нас обоих? Ты знаешь, я ее потерял! Не сердись, я почти сходил с ума. В этом кармане у меня лежал также шелковый платок. Я несколько раз вынимал его, вытирал пот со лба, и… не знаю, как и где… выронил…
Мои колени подогнулись, и я рухнула на софу. – Рауль! – пролепетала я чужим, сдавленным голосом. – В этой сумочке находились бриллианты герцогини де Бриансон!
Рассказ Ивора Дандеса
Глава 15. Ивор идет в темноту
Никогда еще не попадал я в такую щекотливую ситуацию, как этой ночью, – быть запертым в спальне женщины далеко за полночь и слышать, как в соседней комнате она всячески убеждает своего ревнивого жениха, что ни один посторонний мужчина не заходил к ней в дом!
Раньше мне не приходилось навещать Максину де Рензи в Париже, хотя во время наших встреч в Лондоне она дала мне свой парижский адрес. И теперь, ощупывая в темноте руками пространство вокруг себя, я пытался отыскать другую дверь или окно, и при этом каждую секунду рисковал выдать свое присутствие, наткнувшись на мебель или уронив какой-нибудь тяжелый предмет.
Я не смел зажечь спичку из боязни, что в соседней гостиной услышат чирканье, и должен был передвигаться так осторожно, как если б шел босиком по битому стеклу. В то же время я знал, что Максина сейчас молит Бога, чтобы я поскорей убрался из ее дома, – да я и сам мечтал об этом.
Только чудом мне удалось, не задев и не опрокинув по дороге стул или вазу с цветами, добраться до следующей двери… увы! она тоже оказалась запертой.
Наконец я нашарил окно и поздравил себя с благополучным разрешением своих тревог. Однако я слишком поторопился радоваться. Комната находилась на первом этаже. Хотя ее окна были расположены довольно высоко над землей, я подумал, что для меня не составит труда выпрыгнуть из окна в сад, но когда я проскользнул за тяжелую гардину, то столкнулся с новым препятствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38