Летящие навстречу машины слепили ее. Город грохотал механическим нутром, пожирая бензин, электричество и деньги. Люди ползали по нему, как микробы… Ольга старалась не думать о том, что собиралась сделать. Одна мысль об этом была невыносима. Она медленно шла по тротуару к казино, как запрограммированный робот. Она знала, что не отступит, не испугается, что будет упрямо и жестко двигаться к своей цели. И все у нее получится. Все будет так, как она задумала…
Едва не налетела на стеклянную дверь продуктового магазина. Без колебаний зашла в него, встала у витрины, делая вид, что разглядывает товар. Отсюда через окно хорошо просматривался тротуар из цветной плитки. Подруливают дорогие машины, выходят разодетые люди с пухлыми бумажниками. Публика жаждет азарта, жаждет расстаться со своими деньгами за призрачный шанс выиграть.
– Вам что? – спрашивает продавщица.
Ольга не отвечает, и продавщица теряет к ней интерес. Уже совсем стемнело, снова пошел дождь. Явно подвыпившая женщина отмахивается от своего кавалера. Кавалер трезв и зол, он пытается затащить женщину в припаркованный у тротуара «Мерседес», но его дама упряма, она отбивается от кавалера белой сумочкой, да еще пытается лягнуть его ногой.
– Черт с тобой! – кричит кавалер, плюет на мокрый асфальт и садится в машину.
Женщина кривит губы, вскидывает вверх оттопыренный палец, но едва не попадает себе ногтем в глаз. «Мерседес» резко сдает назад. Женщина, поправляя на себе голубой полушубок, закидывает сумочку на плечо и, пошатываясь, идет по тротуару.
Ольга выходит из магазина и направляется вслед за женщиной. Жертва не торопится, она что-то напевает себе под нос и спрашивает у проходящих мимо мужчин сигарету. Ольга смотрит в сторону, словно ищет нужный магазин, но чувствует, как расстояние между ними неумолимо сокращается. Она уже улавливает терпкий с горчинкой запах духов. Ольга оглядывается – как будто не разглядела вывеску какого-то учреждения. Сзади никого. Впереди только две пенсионерки с сумками, стоят нос к носу под одним зонтиком и разговаривают. Вот жертва поравнялась с темным переулком, остановилась, словно ее что-то насторожило, и посмотрела на шоссе. Может быть, она уже пожалела, что поссорилась со своим кавалером и ей приходится идти невесть куда под противным дождем, вместо того чтобы дремать в кожаном салоне «Мерседеса» под тихую музыку. Может быть… Но Ольга не думала о мыслях и чувствах незнакомки. Она побежала, выкинула в сторону руку и крепко схватилась за белый ремешок, срывая с плеча женщины сумочку.
Женщина даже вскрикнуть не успела, как Ольга метнулась в переулок, забежала в темный двор и, прыгая по кирпичам, скрылась за дверью подъезда. Там, во мраке, на минуту затаилась, открыла сумочку, на ощупь выгребла из нее деньги, а мобильник, губную помаду и документы вместе с сумочкой кинула под ноги. Уже не спеша вылезла в окно.
Тотчас подошел трамвай, и Ольга, удивляясь своему спокойствию, вошла в салон, села на заднее сиденье и предъявила кондуктору проездной.
«Это уже падение в бездну, – думала она, присматриваясь к лицам пассажиров. – Это прямой путь на дно. И на этом пути я с того мгновения, когда солгала и оставила Глеба у себя…»
Она сошла через две остановки, остановилась у хлебной лавки, и там, в свете витрины, пересчитала купюры. Семьсот долларов и четыре тысячи рублей…
Ольга купила батон и, откусывая на ходу, торопливо пошла к станции метро. Она вдруг поймала себя на мысли, что утратила чувство стыда и способна без каких бы то ни было моральных усилий сесть на грязный асфальт с протянутой рукой и громко, нараспев, произнести: «Люди добрые! Сама я нездешняя, помогите на обратный билет до дома…»
* * *
Мама даже не поинтересовалась, откуда Ольга взяла деньги на новую курточку и ботиночки для Ксюши, на ее любимые сосиски, на копченого цыпленка, на апельсины, бананы, яблоки, на все те продукты, которые уже давно стали в этой семье деликатесами.
– Молодец! – похвалила мама, принимая тяжелые пакеты. – Глеб, ты будешь сосиски на ужин?
– Сосиски для Ксюши, – сказала Ольга.
– Всем хватит! – махнула рукой мама.
Ольга скинула куртку на пол, кинулась на кухню, взяла маму за руку и подвела к Глебу, который сидел в комнате у Ксюши.
– Я хочу вам торжественно объявить…
– Что?! – с надеждой воскликнула мама.
– …что следователь прокуратуры обо всем догадалась! – выпалила Ольга.
Воцарилась гнетущая тишина.
– О чем именно она догадалась? – глухим голосом спросил Глеб.
– О том, что я прячу у себя в квартире убийцу!
Мама ахнула, прикрыла ладонью рот.
– Может, ты ошиблась? – шепотом спросила она.
– Нет, я не ошиблась. Следователь говорила со мной почти открытым текстом. Имейте в виду, со дня на день к нам нагрянут с обыском.
– Наверное, на допросе ты что-то не то сказала, – сдержанно упрекнула мама и посмотрела на Глеба. – Надо что-то делать. Надо что-то делать…
– Если Глеб хочет загреметь на нары и утащить за собой еще меня, то пусть продолжает жить у нас и варить обеды, – продолжала давить Ольга.
– Но не можем же мы выгнать его на улицу! – заступилась мама. – Это бесчеловечно!
– Я ухожу, – твердо сказал Глеб и поднялся со стула.
– Возьми меня с собой! – начала капризничать Ксюша.
– Глебушка, ну подожди! – заволновалась мама, шаркая следом за Глебом. – Надо все обдумать. Зачем же сгоряча…
– Вымойте за мной квартиру, – гробовым голосом говорил Глеб. – Чтобы ни следа, ни запаха. Зубную щетку – долой! Бритву – долой! И с Ксюшей еще раз поговорите, чтобы она ни словом обо мне не обмолвилась…
– Ой, беда какая! – вздыхала мама и качала головой. – И куда ты сейчас, на ночь глядя?
– На кудыкину гору. На нарах переночую.
– Только не надо вышибать слезу! – попросила Ольга. – Мое дело – предупредить тебя. А решение ты принимай сам.
– Погоди хоть немного! – начала развивать бурную деятельность мама. – Я тебе хоть чего-нибудь соберу. Теплые носочки, еду какую-нибудь.
– Ничего не надо, мамаша, – проникновенно произнес Глеб, прижимая женщину к груди.
Ольга зло рассмеялась:
– Прекратите этот отвратительный спектакль! На вас двоих смотреть тошно!
– Может, тебе в гостиницу устроиться? – мучительно искала выход из положения мама.
– Что вы! – ответил Глеб, обуваясь в прихожей. – В гостинице паспорт требуют. Там меня сразу загребут.
– Тогда, может, к друзьям каким-нибудь своим?
Глеб криво усмехнулся и чмокнул губами.
– Где их взять-то, друзей?
Мама уже протянула Глебу куртку, как вдруг ее осенило:
– Постой! А что, если тебе пожить на нашей даче? Там тебя никто не найдет.
Глеб, морщась, просовывал в рукав раненую руку.
– Как скажете, мама, – ответил он. – Я теперь человек подневольный. Я теперь полностью завишу от вас.
Глава 12
Ольга сначала задернула в нижней комнате шторы, а потом только зажгла свет. Щурясь, Глеб рассматривал печь из красного кирпича, книжный шкаф, диван и кресла.
– Жить можно, – сказал он. – А сортир где?
– Туалет на улице, – ответила Ольга. – Но это не самое большое неудобство. Печь топить нельзя, свет включать нельзя, телевизор смотреть нельзя, потому что сторож сразу заметит. Готовить будешь на электрической плитке. Умываться в ведре. В туалет ходить только как стемнеет.
Глеб приуныл. Он сел в кресло, опустил голову на кулак и задумался.
– Вот до чего я докатился, – произнес он. – А еще совсем недавно собирался купить для нас с тобой кирпичный особняк в элитном поселке. С подземным гаражом, сауной, джакузи, домашним кинотеатром и большой-большой детской комнатой… Но судьба распорядилась по-своему…
Глеб говорил искренне, безо всякой рисовки, и Ольга снова почувствовала ту удушливую жалость, которая подчиняла ее себе как рабыню. Против своей воли она коснулась рукой его головы, провела по волосам и через силу, с приторным оптимизмом, сказала:
– Ладно плакаться. Все еще у тебя будет. Ты же богатый! Наймешь себе классного адвоката, суд учтет твои ревностные чувства, и дадут пару лет условно.
Глеб вскинул голову и влажными глазами посмотрел на Ольгу. Его лицо исказила судорога боли.
– А ты… Ты со мной будешь?
Она поняла, что если скажет правду, то Глеб упадет на колени, станет плакать, говорить, что жизнь в этом случае теряет для него смысл… И она сказала то, о чем позже вспоминала с чувством стыда и самоуничижения:
– Я подумаю.
И сразу повернулась к нему спиной, чтобы подвести черту под этой темой и показать, что собирается уходить. Но тотчас почувствовала на своих плечах руки Глеба. Он рывком повернул ее к себе. Глаза его полыхали огнем, губы дрожали.
– Ты подумай! – горячо зашептал он. – Ты хорошо подумай…
– Глеб, мне больно! – перебила его Ольга и попыталась высвободиться.
– Ты очень хорошо подумай! – шептал Глеб. – Потому что никто, как я, тебя любить не будет. Потому что я жизнью доказываю свою любовь, а не словами. Жизнью! Потому что я…
Он не договорил и стал покрывать ее лицо поцелуями. Ольге было неприятно. Она отворачивала лицо, пыталась отстраниться от Глеба, но он подхватил ее на руки и положил на диван.
– Ты думай, думай, – шептал он. – А я подожду… я терпеливый… я буду долго ждать…
Он рвал на ее груди кофточку, мял юбку. Ольга вцепилась ему в волосы, пытаясь оттолкнуть от себя его тяжелую голову, но Глеб уже навалился на нее всем телом.
– Я тебя… я тебя ненавижу… – сдавленно выкрикнула она и заплакала, а он продолжал целовать ее мокрые щеки, царапая их жесткой щетиной…
* * *
Она закрыла калитку на замок, еще раз взглянула на темные окна дома и пошла по центральной дачной улице на станцию электрички. За колодцем наткнулась на человека, который тотчас посветил ей фонариком в лицо. И от испуга Ольга вскрикнула.
– Что ж ты шумишь, дева! Не узнала? – услышала она тихий и добрый голос сторожа.
– Это вы, дядя Коля? – пробормотала Ольга, хватаясь за сердце.
– Я, у меня обход. А ты что ж ночевать не осталась?
– Домой надо, дядь Коля. Ксюше в садик завтра.
– Проверять приезжала? Да, сезон закончился, теперь воришки начнут дачки шерстить. Но ты не беспокойся зря. Я воришкам спуску не дам. Они у меня близко к нашему товариществу не сунутся. Да и за твоей дачкой я хорошо присматриваю.
– Спасибо, дядь Коля.
– Ты, главное, это… двери хорошо заперла? Окна?.. Не беспокойся, никто к тебе не залезет. Я им спуску не дам…
Овчарка Беста обнюхала руку Ольги, коснувшись ее влажным холодным носом.
* * *
Ольга позвонила Диме из магазина за пять минут до обеденного перерыва. Ответила, судя по голосу, молодая женщина.
– А кто его спрашивает? – спросила она после недолгой паузы.
Ольга представилась подругой Сергея Рябцева и объяснила, что хотела бы вернуть Диме долг. На линии долгое время висела тишина. Наконец женщина сказала:
– Вы не могли бы подъехать ко мне?
И назвала адрес. Ольга решила, что успеет обернуться за обеденный перерыв, и поехала. Открыла Ольге высокая девушка с бледным, невыразительным лицом, похожим на эскиз, на котором художник лишь обозначил основные штрихи. В прихожей было сумрачно, и Ольга не сразу заметила, что глаза у девушки подпухшие, воспаленные от слез.
– Меня зовут Лена, – представилась хозяйка.
Они сели в комнате друг против друга. Лена закинула ногу за ногу, сложила на груди руки и некоторое время холодным взглядом рассматривала Ольгу. Ольге стало не по себе. Не исключая, что Лена могла приревновать ее к Диме, Ольга вынула из сумочки конверт с деньгами и объяснила, что взяла взаймы у Димы некоторую сумму на лекарства Сергею.
Ни конверт, ни объяснение Ольги не произвели никакого впечатления на Лену. Она продолжала неподвижно сидеть, как сжатая пружина, и в глазах ее можно было заметить недоверие.
– Вы действительно ничего не знаете? – спросила она.
От этого вопроса у Ольги екнуло сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Едва не налетела на стеклянную дверь продуктового магазина. Без колебаний зашла в него, встала у витрины, делая вид, что разглядывает товар. Отсюда через окно хорошо просматривался тротуар из цветной плитки. Подруливают дорогие машины, выходят разодетые люди с пухлыми бумажниками. Публика жаждет азарта, жаждет расстаться со своими деньгами за призрачный шанс выиграть.
– Вам что? – спрашивает продавщица.
Ольга не отвечает, и продавщица теряет к ней интерес. Уже совсем стемнело, снова пошел дождь. Явно подвыпившая женщина отмахивается от своего кавалера. Кавалер трезв и зол, он пытается затащить женщину в припаркованный у тротуара «Мерседес», но его дама упряма, она отбивается от кавалера белой сумочкой, да еще пытается лягнуть его ногой.
– Черт с тобой! – кричит кавалер, плюет на мокрый асфальт и садится в машину.
Женщина кривит губы, вскидывает вверх оттопыренный палец, но едва не попадает себе ногтем в глаз. «Мерседес» резко сдает назад. Женщина, поправляя на себе голубой полушубок, закидывает сумочку на плечо и, пошатываясь, идет по тротуару.
Ольга выходит из магазина и направляется вслед за женщиной. Жертва не торопится, она что-то напевает себе под нос и спрашивает у проходящих мимо мужчин сигарету. Ольга смотрит в сторону, словно ищет нужный магазин, но чувствует, как расстояние между ними неумолимо сокращается. Она уже улавливает терпкий с горчинкой запах духов. Ольга оглядывается – как будто не разглядела вывеску какого-то учреждения. Сзади никого. Впереди только две пенсионерки с сумками, стоят нос к носу под одним зонтиком и разговаривают. Вот жертва поравнялась с темным переулком, остановилась, словно ее что-то насторожило, и посмотрела на шоссе. Может быть, она уже пожалела, что поссорилась со своим кавалером и ей приходится идти невесть куда под противным дождем, вместо того чтобы дремать в кожаном салоне «Мерседеса» под тихую музыку. Может быть… Но Ольга не думала о мыслях и чувствах незнакомки. Она побежала, выкинула в сторону руку и крепко схватилась за белый ремешок, срывая с плеча женщины сумочку.
Женщина даже вскрикнуть не успела, как Ольга метнулась в переулок, забежала в темный двор и, прыгая по кирпичам, скрылась за дверью подъезда. Там, во мраке, на минуту затаилась, открыла сумочку, на ощупь выгребла из нее деньги, а мобильник, губную помаду и документы вместе с сумочкой кинула под ноги. Уже не спеша вылезла в окно.
Тотчас подошел трамвай, и Ольга, удивляясь своему спокойствию, вошла в салон, села на заднее сиденье и предъявила кондуктору проездной.
«Это уже падение в бездну, – думала она, присматриваясь к лицам пассажиров. – Это прямой путь на дно. И на этом пути я с того мгновения, когда солгала и оставила Глеба у себя…»
Она сошла через две остановки, остановилась у хлебной лавки, и там, в свете витрины, пересчитала купюры. Семьсот долларов и четыре тысячи рублей…
Ольга купила батон и, откусывая на ходу, торопливо пошла к станции метро. Она вдруг поймала себя на мысли, что утратила чувство стыда и способна без каких бы то ни было моральных усилий сесть на грязный асфальт с протянутой рукой и громко, нараспев, произнести: «Люди добрые! Сама я нездешняя, помогите на обратный билет до дома…»
* * *
Мама даже не поинтересовалась, откуда Ольга взяла деньги на новую курточку и ботиночки для Ксюши, на ее любимые сосиски, на копченого цыпленка, на апельсины, бананы, яблоки, на все те продукты, которые уже давно стали в этой семье деликатесами.
– Молодец! – похвалила мама, принимая тяжелые пакеты. – Глеб, ты будешь сосиски на ужин?
– Сосиски для Ксюши, – сказала Ольга.
– Всем хватит! – махнула рукой мама.
Ольга скинула куртку на пол, кинулась на кухню, взяла маму за руку и подвела к Глебу, который сидел в комнате у Ксюши.
– Я хочу вам торжественно объявить…
– Что?! – с надеждой воскликнула мама.
– …что следователь прокуратуры обо всем догадалась! – выпалила Ольга.
Воцарилась гнетущая тишина.
– О чем именно она догадалась? – глухим голосом спросил Глеб.
– О том, что я прячу у себя в квартире убийцу!
Мама ахнула, прикрыла ладонью рот.
– Может, ты ошиблась? – шепотом спросила она.
– Нет, я не ошиблась. Следователь говорила со мной почти открытым текстом. Имейте в виду, со дня на день к нам нагрянут с обыском.
– Наверное, на допросе ты что-то не то сказала, – сдержанно упрекнула мама и посмотрела на Глеба. – Надо что-то делать. Надо что-то делать…
– Если Глеб хочет загреметь на нары и утащить за собой еще меня, то пусть продолжает жить у нас и варить обеды, – продолжала давить Ольга.
– Но не можем же мы выгнать его на улицу! – заступилась мама. – Это бесчеловечно!
– Я ухожу, – твердо сказал Глеб и поднялся со стула.
– Возьми меня с собой! – начала капризничать Ксюша.
– Глебушка, ну подожди! – заволновалась мама, шаркая следом за Глебом. – Надо все обдумать. Зачем же сгоряча…
– Вымойте за мной квартиру, – гробовым голосом говорил Глеб. – Чтобы ни следа, ни запаха. Зубную щетку – долой! Бритву – долой! И с Ксюшей еще раз поговорите, чтобы она ни словом обо мне не обмолвилась…
– Ой, беда какая! – вздыхала мама и качала головой. – И куда ты сейчас, на ночь глядя?
– На кудыкину гору. На нарах переночую.
– Только не надо вышибать слезу! – попросила Ольга. – Мое дело – предупредить тебя. А решение ты принимай сам.
– Погоди хоть немного! – начала развивать бурную деятельность мама. – Я тебе хоть чего-нибудь соберу. Теплые носочки, еду какую-нибудь.
– Ничего не надо, мамаша, – проникновенно произнес Глеб, прижимая женщину к груди.
Ольга зло рассмеялась:
– Прекратите этот отвратительный спектакль! На вас двоих смотреть тошно!
– Может, тебе в гостиницу устроиться? – мучительно искала выход из положения мама.
– Что вы! – ответил Глеб, обуваясь в прихожей. – В гостинице паспорт требуют. Там меня сразу загребут.
– Тогда, может, к друзьям каким-нибудь своим?
Глеб криво усмехнулся и чмокнул губами.
– Где их взять-то, друзей?
Мама уже протянула Глебу куртку, как вдруг ее осенило:
– Постой! А что, если тебе пожить на нашей даче? Там тебя никто не найдет.
Глеб, морщась, просовывал в рукав раненую руку.
– Как скажете, мама, – ответил он. – Я теперь человек подневольный. Я теперь полностью завишу от вас.
Глава 12
Ольга сначала задернула в нижней комнате шторы, а потом только зажгла свет. Щурясь, Глеб рассматривал печь из красного кирпича, книжный шкаф, диван и кресла.
– Жить можно, – сказал он. – А сортир где?
– Туалет на улице, – ответила Ольга. – Но это не самое большое неудобство. Печь топить нельзя, свет включать нельзя, телевизор смотреть нельзя, потому что сторож сразу заметит. Готовить будешь на электрической плитке. Умываться в ведре. В туалет ходить только как стемнеет.
Глеб приуныл. Он сел в кресло, опустил голову на кулак и задумался.
– Вот до чего я докатился, – произнес он. – А еще совсем недавно собирался купить для нас с тобой кирпичный особняк в элитном поселке. С подземным гаражом, сауной, джакузи, домашним кинотеатром и большой-большой детской комнатой… Но судьба распорядилась по-своему…
Глеб говорил искренне, безо всякой рисовки, и Ольга снова почувствовала ту удушливую жалость, которая подчиняла ее себе как рабыню. Против своей воли она коснулась рукой его головы, провела по волосам и через силу, с приторным оптимизмом, сказала:
– Ладно плакаться. Все еще у тебя будет. Ты же богатый! Наймешь себе классного адвоката, суд учтет твои ревностные чувства, и дадут пару лет условно.
Глеб вскинул голову и влажными глазами посмотрел на Ольгу. Его лицо исказила судорога боли.
– А ты… Ты со мной будешь?
Она поняла, что если скажет правду, то Глеб упадет на колени, станет плакать, говорить, что жизнь в этом случае теряет для него смысл… И она сказала то, о чем позже вспоминала с чувством стыда и самоуничижения:
– Я подумаю.
И сразу повернулась к нему спиной, чтобы подвести черту под этой темой и показать, что собирается уходить. Но тотчас почувствовала на своих плечах руки Глеба. Он рывком повернул ее к себе. Глаза его полыхали огнем, губы дрожали.
– Ты подумай! – горячо зашептал он. – Ты хорошо подумай…
– Глеб, мне больно! – перебила его Ольга и попыталась высвободиться.
– Ты очень хорошо подумай! – шептал Глеб. – Потому что никто, как я, тебя любить не будет. Потому что я жизнью доказываю свою любовь, а не словами. Жизнью! Потому что я…
Он не договорил и стал покрывать ее лицо поцелуями. Ольге было неприятно. Она отворачивала лицо, пыталась отстраниться от Глеба, но он подхватил ее на руки и положил на диван.
– Ты думай, думай, – шептал он. – А я подожду… я терпеливый… я буду долго ждать…
Он рвал на ее груди кофточку, мял юбку. Ольга вцепилась ему в волосы, пытаясь оттолкнуть от себя его тяжелую голову, но Глеб уже навалился на нее всем телом.
– Я тебя… я тебя ненавижу… – сдавленно выкрикнула она и заплакала, а он продолжал целовать ее мокрые щеки, царапая их жесткой щетиной…
* * *
Она закрыла калитку на замок, еще раз взглянула на темные окна дома и пошла по центральной дачной улице на станцию электрички. За колодцем наткнулась на человека, который тотчас посветил ей фонариком в лицо. И от испуга Ольга вскрикнула.
– Что ж ты шумишь, дева! Не узнала? – услышала она тихий и добрый голос сторожа.
– Это вы, дядя Коля? – пробормотала Ольга, хватаясь за сердце.
– Я, у меня обход. А ты что ж ночевать не осталась?
– Домой надо, дядь Коля. Ксюше в садик завтра.
– Проверять приезжала? Да, сезон закончился, теперь воришки начнут дачки шерстить. Но ты не беспокойся зря. Я воришкам спуску не дам. Они у меня близко к нашему товариществу не сунутся. Да и за твоей дачкой я хорошо присматриваю.
– Спасибо, дядь Коля.
– Ты, главное, это… двери хорошо заперла? Окна?.. Не беспокойся, никто к тебе не залезет. Я им спуску не дам…
Овчарка Беста обнюхала руку Ольги, коснувшись ее влажным холодным носом.
* * *
Ольга позвонила Диме из магазина за пять минут до обеденного перерыва. Ответила, судя по голосу, молодая женщина.
– А кто его спрашивает? – спросила она после недолгой паузы.
Ольга представилась подругой Сергея Рябцева и объяснила, что хотела бы вернуть Диме долг. На линии долгое время висела тишина. Наконец женщина сказала:
– Вы не могли бы подъехать ко мне?
И назвала адрес. Ольга решила, что успеет обернуться за обеденный перерыв, и поехала. Открыла Ольге высокая девушка с бледным, невыразительным лицом, похожим на эскиз, на котором художник лишь обозначил основные штрихи. В прихожей было сумрачно, и Ольга не сразу заметила, что глаза у девушки подпухшие, воспаленные от слез.
– Меня зовут Лена, – представилась хозяйка.
Они сели в комнате друг против друга. Лена закинула ногу за ногу, сложила на груди руки и некоторое время холодным взглядом рассматривала Ольгу. Ольге стало не по себе. Не исключая, что Лена могла приревновать ее к Диме, Ольга вынула из сумочки конверт с деньгами и объяснила, что взяла взаймы у Димы некоторую сумму на лекарства Сергею.
Ни конверт, ни объяснение Ольги не произвели никакого впечатления на Лену. Она продолжала неподвижно сидеть, как сжатая пружина, и в глазах ее можно было заметить недоверие.
– Вы действительно ничего не знаете? – спросила она.
От этого вопроса у Ольги екнуло сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54