И что если немедленно не прекратить встречи Нади и Али, то у нас у обоих могут возникнуть серьезные неприятности. Потому что вскоре может приехать комиссия из Киева, которая, не дай Бог, действительно начнет разбираться в ситуации, и тогда увиденная ею картина будет просто кошмарной: у переводчика нет удостоверения, у майора Плашечки — агентурных денег, зато у секретарши командира части есть арабский любовник — подполковник, которого зовут Али. Нормальный расклад? Интересной жизнью вы тут живете, товарищи! Дело действительно пахло бертолетом.
Поэтому я отправился к Наде и сообщил ей, что обстановка резко изменилась, что Али, скорее всего, переодетый замаскированный враг, возможно, даже израильский шпион, и потому знакомство ей лучше всего прекратить. Однако Надя мне не поверила, Али за недолгое время знакомства успел ее не только полюбить, но и купил ей два золотых кольца, золотую цепочку, пианино из местного универмага и еще много других очень полезных в хозяйстве вещей, словом, помог выполнить план по продаже товаров населению этого универмага на четыре месяца вперед. Тогда я начал бить на то, что Али лысый, толстый и некрасивый. И даже по-русски говорить не умеет. Но Надя сказала: «Зато он очень добрый, а для настоящей любви знать язык друг друга совершенно не обязательно».
Я вернулся к майору Плашечке и рассказал об осложнениях в обстановке. Майор Плашечка достал из сейфа бутылку водки и сказал, что обстановка еще серьезнее, чем я думаю. Я с ним согласился.
На следующий день обстановка накалилась уже до невозможности, потому что на главпочтамт этого маленького городка на мое имя пришли две телеграммы-шифровки, выглядевшие следующим образом: телеграмма первая — «Книга нашлась недалеко от части. Находится в отделении. Целую. Коля», телеграмма вторая — «Ксива пришла без телеги, находится у шефа. Целую. Миша». Обе эти телеграммы показал мне майор Плашечка, а к нему они попали от местных комитетчиков, которым о странных посланиях сообщили телеграфистки, поскольку решили, что столкнулись с явно шпионскими шифровками. Между тем это всего лишь друзья сообщали мне, что мое потерянное из-за Клары Новиковой удостоверение личности благополучно нашлось, что я и пояснил начальнику особого отдела. Плашечка мне ответил, что лично он все понимает, но вот у ребят из местного райотдела КГБ есть вопросы, поскольку они не в курсе истории с удостоверением, и что формалист или недоброжелатель может усмотреть в этих телеграммах все-таки что-то нехорошее. Так что, если приедет комиссия из Киева, мало нам не покажется.
Мы с ним совсем было загрустили, но, видимо, Бог над нами сжалился, потому что утром следующего дня был разоблачен и пойман резидент из арабской группы. Этот идиот, не знаю, с какой целью, под видом утренней разминки бегал на местную железнодорожную станцию и записывал в книжечку номера и маркировки товарных вагонов и цистерн. А так случилось, что застукал его за этим занятием сержант из вокзального отделения милиции, завернувший за угол справить малую нужду. Увидев человека явно нерусской внешности с блокнотом и карандашом в руках, сержант, любивший, наверное, детективы, решил, что перед ним шпион, и, как это ни парадоксально, не ошибся. Вот так рождаются мифы о том, что ловить шпионов очень легко.
С сержантом была проведена впоследствии долгая и кропотливая работа продолжительностью в две бутылки водки и три бутылки портвейна плюс еще две бутылки коньяку с собой. В результате майор Плашечка смог составить красивый отчет о проведенной всеми нами совместно блестящей операции с минимальной затратой сил и средств. А победителей, как известно, не судят.
Таким образом, постепенно все уладилось. Даже Надю удалось уговорить временно уехать на Черное море по бесплатной путевке, которую где-то сумел раздобыть Плашечка, напрягший свои последние оперативные возможности...
Возвращаясь обратно в родную часть, я вез с собой блестящий отзыв о командировке, который и положил на стол своему шефу, начальнику отделения переводов. Шеф внимательно прочитал отзыв, вздохнул, открыл сейф (я в этот момент вздрогнул), но извлек он оттуда всего лишь мое офицерское удостоверение, которое было найдено недалеко от части какой-то милой и порядочной бабушкой. Сощурив глаз, шеф сказал, что мне за мои художества, конечно, полагается выговор, но, учитывая мои находчивость и лихость вкупе с положительным отзывом, особо наказывать он меня не станет. Потому что он никогда не слышал, чтобы офицер мог так успешно справиться с задачами командировки, причем на секретном объекте да еще в чужом городе и даже без удостоверения.
В результате вышел я из всей этой истории без потерь, если не считать, конечно, нервные затраты и то, что шеф в воспитательных целях задержал мне на два месяца представление на присвоение очередного офицерского звания старшего лейтенанта.
Считаю, что ответственность за все случившееся частично может разделить со мной известная артистка Клара Новикова.
О вреде доверчивости к гражданам вообще и в частности к военным переводчикам, имеющим острую потребность в деньгах и спиртных напитках
Психология — штука тонкая. Особенно четко я понял этот простой тезис в 86-м году, когда столкнулся с интересной особенностью человеческой натуры: поступая не очень честно и не очень красиво, многие почему-то считают, что в отношении них другие люди должны действовать исключительно порядочно. На этом и горят. А точнее горим, потому что все мы люди. Мысль не новая, но дошел я до нее путем, может быть, и не самым обычным.
Дело было так — я доучивался на восточном факультете после годичной практики в качестве переводчика арабского языка в составе парашютно-десантной бригады специального назначения Южного Йемена...
А надо сказать, что после той «практики» я сильно пил. Очень сильно... И спал плохо. И душа болела очень сильно. Сначала финансовых проблем не было, потому что я много внешпосылторговских чеков в Союз с собой привез, но — все хорошее однажды заканчивается... Как-то я заявился домой совсем пьяный, папа, воспользовавшись моим бесчувствием, деньги у меня изъял, положил в сейф у себя на работе и заявил, что не отдаст их мне, пока пить не брошу... Стало быть, деньги надо было где-то находить... И я их находить умудрялся — сначала форму свою десантскую пропил, потом другие вещи начал потихоньку продавать... А форму свою пятнистую загнал я одному уроду, который на филологическом факультете учился. Не знаю, откуда у него деньги водились, — родители в торговле работали, что ли...
Не важно... Он у меня и десантные ботинки купил, и куртку, и штаны — и в таком вот «мужественном прикиде» ходил в универ. Наверное, считал себя «Рембой»... С головой у парня, видать, не все в порядке было — совсем рехнулся на военной атрибутике... Я ему только берет свой зеленый не сдал и медаль, хотя он за них совсем бешеные деньги сулил — рублей сто, по-моему...
Но наступил и такой день, когда продавать мне стало уже нечего — пропился вчистую... Причем день этот я помню прекрасно — у нас на факультете как раз должно было предварительное распределение состояться... И вот заявляюсь я в альма-матер с абсолютно «чугуниевой» головой, весь мир напоминает один большой кусок дерьма и больше ничего, а денег на опохмелку нет совсем... Я туда-сюда, чувствую — в куски разваливаюсь, у ребят попытался занять — ни у кого башлей нема... Что делать? Ну не помирать же в самом деле лютой смертью без опохмеления? А в безвыходных ситуациях мозг начинает работать в усиленном режиме...
Стою я в коридоре, думаю. Вдруг мне навстречу этот задрот скачет, который у меня форму скупал... А в отдалении болтается девчонка одна с нашего курса, Янка Овчинникова, — ходит, волнуется, распределения ждет... Я как их обоих увидел, в башке сразу и произошло таинство рождения идеи... Дело в том, что этот придурок с филфака, любитель военной формы, очень «неровно дышал» на Янку — фигурка у нее была, между прочим... Гм... да, в общем, это не важно... Важно то, что Яна гражданина с филфака просто в упор не замечала — триста лет он ей не нужен был, — так что этот «филфачник» только слюни пускал и страдал ужасно от полной половой неудовлетворенности и безответной любви... Я хватаю паренька за руку, тащу в курилку, сажаю на подоконник и конкретно спрашиваю, хочет ли он Янку? Он, ясное дело, давится слюной и говорит, что хочет. Я ему предлагаю: раз такое дело, то давай, мол, я тебе мадемуазель Овчинникову принесу прямо сюда — сгружу, так сказать, ее прямо на этот же подоконник, и по доступной цене, всего за четвертной...
Филолог дрожащей лапкой молча выдает мне двадцать пять рублей, я скачу за Янкой, шепчусь с ней недолго, потом подхватываю ее на руки и несу в курилку... И все — товар сдал, товар принял... Я при четвертном...
Многие могут ужаснуться — до чего, мол, парень докатился? Живыми женщинами, советскими студентками, торгует. Мерзость какая. Но фокус-то заключался в том, что Янку я не продавал, потому как буквально через минуту после сделки века она из курилки выскочила. Оно ведь как было? Я у этого филфаковского деятеля поинтересовался — хочет ли он Янку? Потом я предложил ему эту самую Янку за четвертной прямо в курилку принести. Но я же ни слова не говорил насчет того, что мадемуазель Овчинникова будет с этим придурком трахаться! В чем вся соль и заключалась. Бабу ему принесли? Принесли. А дальше уже — твои проблемы, мил человек, кто ж виноват, что ты ее удержать не сумел?.. Кто-нибудь шибко нравственный может, конечно, сказать, что я этого бедолагу «развел» вчистую, пользуясь его глубокими чувствами. Что это был чистый кидок. Но я с этим мнением категорически не согласен, потому что задрот сам себя развел и кинул. А что касается его чувств, то они, извините, никакой критики не выдерживают: парень говорит, что любит девушку, — и соглашается купить свою любовь за четвертной у какого-то похмельного скота. Простите великодушно, но это не любовь. И вообще, мне таких козлов, которые согласны женщин за деньги покупать, ни капельки не жаль. Поделом. К тому же можно и с другой стороны на проблему взглянуть: этот друг филфачный всего-то за четвертной приобрел неоценимый жизненный опыт, который, возможно, и позволил ему как-то подкорректировать собственные моральные позиции и устои.
Правда, мне этот четвертной тоже особого счастья не принес. Пропили мы его в тот же день с коллегами-переводягами. И вот тогда во всей своей обнаженной мерзопакостности снова встала перед нами проблема: где ж взять деньги, если душа горит и водки просит? А мозг между тем уже отказывался выдавать оригинальные идеи и хитроумные комбинации. В такой ситуации что остается? Только тупой и примитивный грабеж. Правда, должен заметить, что по деньгам и вещам мы никогда с коллегами не промышляли, а вот водку у таксистов и частников-спекулянтов экспроприировали. Это бывало. Они ее возили по ночам и впаривали по двойной или даже тройной цене. Ночных-то магазинов в те времена не было... Вот мы и... и боролись со спекуляцией таким образом. При этом, конечно же, не злодействовали и не душегубствовали, не били никого, не убивали. Все было опять же на одной психологии выстроено. На «дело» мы ходили обычно втроем-вчетвером. Одного, поинтеллигентнее который, на дорогу выставляли, остальные поблизости за кустами прятались. Тот, который на дороге, машину останавливает и спрашивает: «Простите, у вас водочку купить нельзя?» Водила, допустим, говорит: «Можно». Тогда наш парень интересуется: «Позвольте на пробочку посмотреть — не „обманку” ли возите?» Потому что у нас был такой случай — мужик один подозрительно легко с бутылкой расстался, все улыбался так гаденько. Мы когда потом эту бутылку открыли — там вместо водки вода оказалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Поэтому я отправился к Наде и сообщил ей, что обстановка резко изменилась, что Али, скорее всего, переодетый замаскированный враг, возможно, даже израильский шпион, и потому знакомство ей лучше всего прекратить. Однако Надя мне не поверила, Али за недолгое время знакомства успел ее не только полюбить, но и купил ей два золотых кольца, золотую цепочку, пианино из местного универмага и еще много других очень полезных в хозяйстве вещей, словом, помог выполнить план по продаже товаров населению этого универмага на четыре месяца вперед. Тогда я начал бить на то, что Али лысый, толстый и некрасивый. И даже по-русски говорить не умеет. Но Надя сказала: «Зато он очень добрый, а для настоящей любви знать язык друг друга совершенно не обязательно».
Я вернулся к майору Плашечке и рассказал об осложнениях в обстановке. Майор Плашечка достал из сейфа бутылку водки и сказал, что обстановка еще серьезнее, чем я думаю. Я с ним согласился.
На следующий день обстановка накалилась уже до невозможности, потому что на главпочтамт этого маленького городка на мое имя пришли две телеграммы-шифровки, выглядевшие следующим образом: телеграмма первая — «Книга нашлась недалеко от части. Находится в отделении. Целую. Коля», телеграмма вторая — «Ксива пришла без телеги, находится у шефа. Целую. Миша». Обе эти телеграммы показал мне майор Плашечка, а к нему они попали от местных комитетчиков, которым о странных посланиях сообщили телеграфистки, поскольку решили, что столкнулись с явно шпионскими шифровками. Между тем это всего лишь друзья сообщали мне, что мое потерянное из-за Клары Новиковой удостоверение личности благополучно нашлось, что я и пояснил начальнику особого отдела. Плашечка мне ответил, что лично он все понимает, но вот у ребят из местного райотдела КГБ есть вопросы, поскольку они не в курсе истории с удостоверением, и что формалист или недоброжелатель может усмотреть в этих телеграммах все-таки что-то нехорошее. Так что, если приедет комиссия из Киева, мало нам не покажется.
Мы с ним совсем было загрустили, но, видимо, Бог над нами сжалился, потому что утром следующего дня был разоблачен и пойман резидент из арабской группы. Этот идиот, не знаю, с какой целью, под видом утренней разминки бегал на местную железнодорожную станцию и записывал в книжечку номера и маркировки товарных вагонов и цистерн. А так случилось, что застукал его за этим занятием сержант из вокзального отделения милиции, завернувший за угол справить малую нужду. Увидев человека явно нерусской внешности с блокнотом и карандашом в руках, сержант, любивший, наверное, детективы, решил, что перед ним шпион, и, как это ни парадоксально, не ошибся. Вот так рождаются мифы о том, что ловить шпионов очень легко.
С сержантом была проведена впоследствии долгая и кропотливая работа продолжительностью в две бутылки водки и три бутылки портвейна плюс еще две бутылки коньяку с собой. В результате майор Плашечка смог составить красивый отчет о проведенной всеми нами совместно блестящей операции с минимальной затратой сил и средств. А победителей, как известно, не судят.
Таким образом, постепенно все уладилось. Даже Надю удалось уговорить временно уехать на Черное море по бесплатной путевке, которую где-то сумел раздобыть Плашечка, напрягший свои последние оперативные возможности...
Возвращаясь обратно в родную часть, я вез с собой блестящий отзыв о командировке, который и положил на стол своему шефу, начальнику отделения переводов. Шеф внимательно прочитал отзыв, вздохнул, открыл сейф (я в этот момент вздрогнул), но извлек он оттуда всего лишь мое офицерское удостоверение, которое было найдено недалеко от части какой-то милой и порядочной бабушкой. Сощурив глаз, шеф сказал, что мне за мои художества, конечно, полагается выговор, но, учитывая мои находчивость и лихость вкупе с положительным отзывом, особо наказывать он меня не станет. Потому что он никогда не слышал, чтобы офицер мог так успешно справиться с задачами командировки, причем на секретном объекте да еще в чужом городе и даже без удостоверения.
В результате вышел я из всей этой истории без потерь, если не считать, конечно, нервные затраты и то, что шеф в воспитательных целях задержал мне на два месяца представление на присвоение очередного офицерского звания старшего лейтенанта.
Считаю, что ответственность за все случившееся частично может разделить со мной известная артистка Клара Новикова.
О вреде доверчивости к гражданам вообще и в частности к военным переводчикам, имеющим острую потребность в деньгах и спиртных напитках
Психология — штука тонкая. Особенно четко я понял этот простой тезис в 86-м году, когда столкнулся с интересной особенностью человеческой натуры: поступая не очень честно и не очень красиво, многие почему-то считают, что в отношении них другие люди должны действовать исключительно порядочно. На этом и горят. А точнее горим, потому что все мы люди. Мысль не новая, но дошел я до нее путем, может быть, и не самым обычным.
Дело было так — я доучивался на восточном факультете после годичной практики в качестве переводчика арабского языка в составе парашютно-десантной бригады специального назначения Южного Йемена...
А надо сказать, что после той «практики» я сильно пил. Очень сильно... И спал плохо. И душа болела очень сильно. Сначала финансовых проблем не было, потому что я много внешпосылторговских чеков в Союз с собой привез, но — все хорошее однажды заканчивается... Как-то я заявился домой совсем пьяный, папа, воспользовавшись моим бесчувствием, деньги у меня изъял, положил в сейф у себя на работе и заявил, что не отдаст их мне, пока пить не брошу... Стало быть, деньги надо было где-то находить... И я их находить умудрялся — сначала форму свою десантскую пропил, потом другие вещи начал потихоньку продавать... А форму свою пятнистую загнал я одному уроду, который на филологическом факультете учился. Не знаю, откуда у него деньги водились, — родители в торговле работали, что ли...
Не важно... Он у меня и десантные ботинки купил, и куртку, и штаны — и в таком вот «мужественном прикиде» ходил в универ. Наверное, считал себя «Рембой»... С головой у парня, видать, не все в порядке было — совсем рехнулся на военной атрибутике... Я ему только берет свой зеленый не сдал и медаль, хотя он за них совсем бешеные деньги сулил — рублей сто, по-моему...
Но наступил и такой день, когда продавать мне стало уже нечего — пропился вчистую... Причем день этот я помню прекрасно — у нас на факультете как раз должно было предварительное распределение состояться... И вот заявляюсь я в альма-матер с абсолютно «чугуниевой» головой, весь мир напоминает один большой кусок дерьма и больше ничего, а денег на опохмелку нет совсем... Я туда-сюда, чувствую — в куски разваливаюсь, у ребят попытался занять — ни у кого башлей нема... Что делать? Ну не помирать же в самом деле лютой смертью без опохмеления? А в безвыходных ситуациях мозг начинает работать в усиленном режиме...
Стою я в коридоре, думаю. Вдруг мне навстречу этот задрот скачет, который у меня форму скупал... А в отдалении болтается девчонка одна с нашего курса, Янка Овчинникова, — ходит, волнуется, распределения ждет... Я как их обоих увидел, в башке сразу и произошло таинство рождения идеи... Дело в том, что этот придурок с филфака, любитель военной формы, очень «неровно дышал» на Янку — фигурка у нее была, между прочим... Гм... да, в общем, это не важно... Важно то, что Яна гражданина с филфака просто в упор не замечала — триста лет он ей не нужен был, — так что этот «филфачник» только слюни пускал и страдал ужасно от полной половой неудовлетворенности и безответной любви... Я хватаю паренька за руку, тащу в курилку, сажаю на подоконник и конкретно спрашиваю, хочет ли он Янку? Он, ясное дело, давится слюной и говорит, что хочет. Я ему предлагаю: раз такое дело, то давай, мол, я тебе мадемуазель Овчинникову принесу прямо сюда — сгружу, так сказать, ее прямо на этот же подоконник, и по доступной цене, всего за четвертной...
Филолог дрожащей лапкой молча выдает мне двадцать пять рублей, я скачу за Янкой, шепчусь с ней недолго, потом подхватываю ее на руки и несу в курилку... И все — товар сдал, товар принял... Я при четвертном...
Многие могут ужаснуться — до чего, мол, парень докатился? Живыми женщинами, советскими студентками, торгует. Мерзость какая. Но фокус-то заключался в том, что Янку я не продавал, потому как буквально через минуту после сделки века она из курилки выскочила. Оно ведь как было? Я у этого филфаковского деятеля поинтересовался — хочет ли он Янку? Потом я предложил ему эту самую Янку за четвертной прямо в курилку принести. Но я же ни слова не говорил насчет того, что мадемуазель Овчинникова будет с этим придурком трахаться! В чем вся соль и заключалась. Бабу ему принесли? Принесли. А дальше уже — твои проблемы, мил человек, кто ж виноват, что ты ее удержать не сумел?.. Кто-нибудь шибко нравственный может, конечно, сказать, что я этого бедолагу «развел» вчистую, пользуясь его глубокими чувствами. Что это был чистый кидок. Но я с этим мнением категорически не согласен, потому что задрот сам себя развел и кинул. А что касается его чувств, то они, извините, никакой критики не выдерживают: парень говорит, что любит девушку, — и соглашается купить свою любовь за четвертной у какого-то похмельного скота. Простите великодушно, но это не любовь. И вообще, мне таких козлов, которые согласны женщин за деньги покупать, ни капельки не жаль. Поделом. К тому же можно и с другой стороны на проблему взглянуть: этот друг филфачный всего-то за четвертной приобрел неоценимый жизненный опыт, который, возможно, и позволил ему как-то подкорректировать собственные моральные позиции и устои.
Правда, мне этот четвертной тоже особого счастья не принес. Пропили мы его в тот же день с коллегами-переводягами. И вот тогда во всей своей обнаженной мерзопакостности снова встала перед нами проблема: где ж взять деньги, если душа горит и водки просит? А мозг между тем уже отказывался выдавать оригинальные идеи и хитроумные комбинации. В такой ситуации что остается? Только тупой и примитивный грабеж. Правда, должен заметить, что по деньгам и вещам мы никогда с коллегами не промышляли, а вот водку у таксистов и частников-спекулянтов экспроприировали. Это бывало. Они ее возили по ночам и впаривали по двойной или даже тройной цене. Ночных-то магазинов в те времена не было... Вот мы и... и боролись со спекуляцией таким образом. При этом, конечно же, не злодействовали и не душегубствовали, не били никого, не убивали. Все было опять же на одной психологии выстроено. На «дело» мы ходили обычно втроем-вчетвером. Одного, поинтеллигентнее который, на дорогу выставляли, остальные поблизости за кустами прятались. Тот, который на дороге, машину останавливает и спрашивает: «Простите, у вас водочку купить нельзя?» Водила, допустим, говорит: «Можно». Тогда наш парень интересуется: «Позвольте на пробочку посмотреть — не „обманку” ли возите?» Потому что у нас был такой случай — мужик один подозрительно легко с бутылкой расстался, все улыбался так гаденько. Мы когда потом эту бутылку открыли — там вместо водки вода оказалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44