Посредине стола ставился огромный заварочный чайник, наполненный виски. Из него наполнялись чашки, из них некоторые любители острых ощущений наливали "чай" в блюдца; прежде, чем пить, дули на коричневую жидкость, округлив щеки. С трудом от тостов удерживались.
- Не все же время вы в Бомбее чаи гоняли, - глотнув "Чиваз Ригал", подмигнул Кохену Росс. - Небось, и на Север езживали, помолиться в Золотом Храме.
Это был скрытый намек на известный в среде посвященных факт, что Билл Кохен поддерживал связь с руководством сикхских сепаратистов и его тень маячила за заговором, итогом которого стала гибель Индиры Ганди.
- Было, - после некоторой паузы признался Кохен. - Люблю Гималаи, Симлу, творение великого Корбузье - Чандигарх. А вы все больше на юге загорали, у мыса Коморин в Аравийском море пятки мочили.
- Было, - признался и Росс. - Грешно не поклониться первому месту захоронения Васко да Гама, не побывать в одной из древнейших синагог.
В словах Кохена тоже был скрытый намек на поддержку Советским Союзом коммунистического правительства штата Керала.
- Господа, вы говорите какими-то полузагадками, - Сальме произнесла эти слова полушутливо, полукапризно. - Пойдемте танцевать, мистер Коллинс.
- Буду счастлив. И зовите меня просто Лес.
"Похоже, им надо остаться вдвоем, - думала Сальме, без особого энтузиазма двигаясь в такт музыке, машинально улыбаясь партнеру. - Что Кохен, что Коллинс - чувствуют себя здесь хозяевами. Закон ломают налево и направо. Я тоже на законы, любые и везде, плевать хотела. Но я и в друзья к аборигенам не напрашиваюсь. У меня есть цель и я или покупаю путь к ней, или беру силой. Овечкой не прикидываюсь... Сгораю от любопытства, о чем они там пикируются. Нечего и ждать, что Росс расскажет. Все равно, я поступила правильно. Может, поймет, что эти янки тут замышляют."
Коллинс, невзначай оглаживая талию и плечи партнерши по танцу, размышлял о том, каким разным может быть восприятие одного и того же человека от знакомства с его досье и от личной встречи. "Враг - то - она, конечно, враг, - думал он, отвечая механической улыбкой на её загадочный взгляд. - Но такого врага ой как неплохо было бы затащить в постель. С одним условием - знать наверное, что ты выберешься из неё не на катафалке".
Сальме впрочем ошибалась - никакой пикировки между Россом и Кохеном не происходило.
- Предлагаю локальный тост за корпоративную стойкость, - американец едва приподнял пиалу, вращательным движением раскрутил находившуюся в ней жидкость. - Я знаю, многие у вас там тяжело переживают крушение империи. Это пройдет. От завидного чувства сопереживания и коллективизма вы очень скоро переймете наш индивидуализм и главенствующее правило нашего образа жизни - человеческое отчуждение. Вы уже утратили то, что было вашим главным преимуществом - заботу государства о человеке с улицы. Все другие потери суть производные от этой, коренной. Теперь вы будете заботиться о себе сами, каждый сам! Каждый умирает в одиночку. Это не надуманная сентенция. Это суть сути.
- Я думал, все американцы - убежденные пропоненты американской мечты.
- Просто нет приемлемой альтернативы. Альтернатива - нищета, прозябание, небытие. Вот раньше ты был сильнее меня.
- Чем же? - спросил Росс, удивляясь откровенности Кохена.
- Ааа, - махнул рукой тот и жест этот красноречиво означал: "Брось дурака валять, знаешь это лучше меня". Но, помолчав, он все же продолжил: Идеалами. У вас было много скверного, грязного, страшного. Как и у нас. Но было и то, что подразумевается под "не хлебом единым". Победил золотой телец. Наши деньги оказались сильнее ваших идеалов. Теперь и ты, и я - мы каждый чисто и голо только за себя. За се-бя!
"И пусть проигравший плачет," - усмехнулся про себя Росс...
После обеда американцы умчались на своей роскошной "Краун Виктория" в консульство. Росс и Сальме поднялись к себе на этаж.
- Разрешите пригласить вас на nightcap, - Иван галантно поклонился, открывая дверь своего номера.
- Приглашение принимается, - не менее галантным реверансом ответила Сальме. Скинув туфли и усевшись в просторное кресло с ногами, поджатыми под себя, она задумчиво помешивала пальцем кубики льда в стакане с джином и тоником. Спросила, глядя на Росса задумчиво, пристально:
- Зачем они пригласили тебя на этот ужин?
- Ты, конечно, училась в школе советской, - он не спеша мерил гостиную из угла в угол по мягкому пушистому ковру, с удовольствием делая небольшие глотки из своего бокала. - И поэтому знаешь, как князь Святослав, сын Игоря, громил Хазарский каганат, Волжскую Болгарию и Византию, и каким благородным воином он был. "Иду на вы," - предупреждал он через гонца своего очередного недруга.
- Насчет Волжской Болгарии не знала, - призналась Сальме, смакуя коктейль. - Все остальное...
- Мне кажется, они передали мне нечто подобное. Объявление войны, что ли.
- Янки?! - Сальме поднялась, встала на колени, глаза её сузились, стали вновь двумя льдинками. - Янки и благородство - вещи несовместимые!
"Верный боец Кан Юая, - отметил про себя Росс. - Эту за доллары не купишь. Американцев ненавидит так же, как и нас."
- О благородстве речи нет, тут ты, пожалуй, права, - заметил он спокойно, добавляя себе коньяк. - На понт взять хотят, запугать. Когда я был мальчишкой, мы дрались улица на улицу - зацепские с каляевскими, серпуховские с полянскими и ордынскими, новокузнецкие с пятницкими. И всегда, прежде чем биться на кулачки, вступали в душеспасительную беседу. Авось противная сторона дрогнет, испугается и ретируется без боя. И хотя кулаки чесались до одури, такая бескровная хитростная победа всегда ценилась ох как высоко.
"Если они охотятся за ним, то почему? - думала Сальме. - Груз везет не он. Скорее через него решили достать меня. Кан Юай строго-настрого предупредил - опаснее всех янки. Попытаются ли они остановить меня здесь? А если почему-либо нет? Двинутся ли они за мной в Москву? Вот тогда хлопот не оберешься, у них там могучие агенты влияния. Впрочем, надо полагать, не сильнее наших" Словно откуда-то из далекого далека до неё долетели слова Росса:
- ... поэтому я предлагаю романтическую вылазку. Ведь наш самолет на Москву летит завтра в пятнадцать сорок пять, так?
- Так, - машинально подтвердила она и только после этого её поразила его осведомленность. "Ведь я ему об этом не говорила. Откуда он знает? Но знает же!"
- Вещей у нас по небольшому чемодану, - как ни в чем не бывало продолжал Росс. - Берем их и прямо сейчас сматываем удочки.
- Куда? Зачем? - всерьез всполошилась она, думая о том, что на завтрашнее утро намечен плановый выход на неё контрольного связника.
- Отвечаю на первый вопрос. Я зафрахтовал на сутки старинную прогулочную яхту. Ощущения подруг и соратников Фрэнсиса Дрейка гарантированы.
- Шустро сработано, ничего не скажешь, - произнесла Сальме и он не понял, чего больше было в её голосе - удивления или одобрения.
- На второй вопрос ответить сложнее, - Росс подошел к окну, едва приоткрыл портьеры и долго смотрел на улицу. Повернувшись, сказал, пожав плечами:
- Есть такая эфемерная вязь ощущений. В просторечии называется интуиция. Меня она ещё ни разу не подводила.
"Моя интуиция молчит, - фыркнула внутренне Сальме, - а яхта... в любом случае это заманчиво".
Через десять минут за ней зашел Росс.
- Э, нет, - протянул он, бросив взгляд на смятую постель, - так не пойдет. Сделаем точно как у меня.
И он, запихав под пикейное покрывало диванные подушки, ловко смастерил подобие спящего человека. Подхватив её и свой чемоданы, он быстро вышел в коридор. Сальме направилась было к лифту, но Росс тихо бросил через плечо: "Зачем лишний раз беспокоить дежурного администратора, портье? Мы спустимся по лестнице и выйдем через дверь для слуг. Номера наши оплачены, не так ли?" Она ещё раз подивилась его информированности.
- А торжественные проводы нужны нам сейчас менее всего, - добавил он уже на улице.
Такси быстро домчало их до одного из причалов, у которого была пришвартована большая трехмачтовая красавица. Капитан приветствовал их у трапа. Вышколенные матросы мгновенно, без суеты выполняют негромкие команды. И вот уже бережно баюкают шхуну волны Аравийского моря, медленно тает золотое ожерелье бомбейских огней, и просторная комфортабельная каюта приятно продувается предусмотрительно устроенным сквозняком. Росс принимал душ после Сальме. Стоя под струей приятно прохладной воды, он смотрел в иллюминатор и огромные яркие звезды казались такими близкими, что он протянул к ним руку. Она коснулась стекла и он засмеялся.
Когда он вернулся в каюту, свет был погашен. На широкой, "королевской" кровати, подложив руки под голову, лежала обнаженная Сальме. В белесо-голубых лучах луны, отражавшихся от волн и проникавших в каюту через иллюминаторы, её тело казалось изваянным из цельного самородка бирюзы. И лишь волосы мерцали причудливыми связками крупных золотых браслетов и колец.
В этот раз близость с Россом потрясла Сальме. У неё было много, очень много мужчин. И все они были как досадная, но обязательная необходимость как билеты на поезд или самолет для всякого законопослушного пассажира, как ступенька, которую никак не обойти и без которой нет хода далее, не получится следующий шаг по жизни. С Россом вдруг обрушилось, ушло в небытие, сгинуло ощущение неизбежности грязной, мерзкой, склизкой паутины, которая постоянно тебя опутывала и сквозь которую нужно было продираться, выбиваясь из сил. Оказалось, что существует кардинально иная реальность радость от легкого, робкого касания рукой, нежное тепло солнечного взгляда, забытое напрочь ощущение благодарного удивления, что ты просто дышишь, ходишь, смеешься, что ты есть, счастье бытия, окутанного запахами лесной земляники и парного молока, только что испеченного хлеба и свежескошенной травы, материнских губ и шершавой ладони отца. "Неужели это происходит со мной? Неужели такое и вправду возможно? - думала она, глядя сквозь полузакрытые веки на спавшего Росса и испытывая истому и негу, доселе ей неведомые. - Но ведь это возможно, это же есть! И оно такое огромное, необъяснимое, всепоглощающее. Что же это, что есть в нем и чего не было ни в одном из всех этих жадных, спешивших невесть куда и зачем липких, потных, слюнявых мужланов с зиявшими вместо глаз и ртов черными дырками? Да, счастливая грешница Сальме, это есть. И что же теперь делать, как с этим жить?" И, может быть, впервые после внезапно окончившегося с арестом отца детства, после стольких лет тяжкой битвы за жизнь, неверия и хулы небес, запинаясь и путая слова полузабытой Молитвы Господней, эта безбожница и отступница, преступившая многожды святые заповеди и никогда ранее в том не раскаивавшаяся, смеясь и плача, стала на колени и обратилась к Богу.
Всегда предельно чуткий во сне, Росс почувствовал горячие капли на груди и с удивлением посмотрел на вздрагивавшую и всхлипывавшую Сальме. "Не могу видеть женских слез, - подумал он. - Плачущая женщина, даже очень злая и старая, превращается в беспомощного, беззащитного ребенка". И не зная, не понимая причину этих слез, он нежно притянул её к себе и стал молча целовать её щеки, глаза, волосы. И вскоре она уже смеялась, шмыгая носом совсем как ребенок и вытирая со щек слезы. И впервые за много-много лет мир казался ей таким уютным и гармоничным, жизнь - такой безоблачной и желанной, сама она - такой раскованной и счастливой. Счастье - какое это в сущности простое, естественное и доступное явление, ощущение, существо. Да, да, существо - горячий, мягкий, пушистый клубок радости, безопасности, свободы. Вот оно, протяни руку, дотронься до него, возьми его в ладони, подними над головой и крикни: "Люди! Я счастлива! Возрадуйтесь вместе со мной, Хотите, я подарю и вам добрую его толику. Всем хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
- Не все же время вы в Бомбее чаи гоняли, - глотнув "Чиваз Ригал", подмигнул Кохену Росс. - Небось, и на Север езживали, помолиться в Золотом Храме.
Это был скрытый намек на известный в среде посвященных факт, что Билл Кохен поддерживал связь с руководством сикхских сепаратистов и его тень маячила за заговором, итогом которого стала гибель Индиры Ганди.
- Было, - после некоторой паузы признался Кохен. - Люблю Гималаи, Симлу, творение великого Корбузье - Чандигарх. А вы все больше на юге загорали, у мыса Коморин в Аравийском море пятки мочили.
- Было, - признался и Росс. - Грешно не поклониться первому месту захоронения Васко да Гама, не побывать в одной из древнейших синагог.
В словах Кохена тоже был скрытый намек на поддержку Советским Союзом коммунистического правительства штата Керала.
- Господа, вы говорите какими-то полузагадками, - Сальме произнесла эти слова полушутливо, полукапризно. - Пойдемте танцевать, мистер Коллинс.
- Буду счастлив. И зовите меня просто Лес.
"Похоже, им надо остаться вдвоем, - думала Сальме, без особого энтузиазма двигаясь в такт музыке, машинально улыбаясь партнеру. - Что Кохен, что Коллинс - чувствуют себя здесь хозяевами. Закон ломают налево и направо. Я тоже на законы, любые и везде, плевать хотела. Но я и в друзья к аборигенам не напрашиваюсь. У меня есть цель и я или покупаю путь к ней, или беру силой. Овечкой не прикидываюсь... Сгораю от любопытства, о чем они там пикируются. Нечего и ждать, что Росс расскажет. Все равно, я поступила правильно. Может, поймет, что эти янки тут замышляют."
Коллинс, невзначай оглаживая талию и плечи партнерши по танцу, размышлял о том, каким разным может быть восприятие одного и того же человека от знакомства с его досье и от личной встречи. "Враг - то - она, конечно, враг, - думал он, отвечая механической улыбкой на её загадочный взгляд. - Но такого врага ой как неплохо было бы затащить в постель. С одним условием - знать наверное, что ты выберешься из неё не на катафалке".
Сальме впрочем ошибалась - никакой пикировки между Россом и Кохеном не происходило.
- Предлагаю локальный тост за корпоративную стойкость, - американец едва приподнял пиалу, вращательным движением раскрутил находившуюся в ней жидкость. - Я знаю, многие у вас там тяжело переживают крушение империи. Это пройдет. От завидного чувства сопереживания и коллективизма вы очень скоро переймете наш индивидуализм и главенствующее правило нашего образа жизни - человеческое отчуждение. Вы уже утратили то, что было вашим главным преимуществом - заботу государства о человеке с улицы. Все другие потери суть производные от этой, коренной. Теперь вы будете заботиться о себе сами, каждый сам! Каждый умирает в одиночку. Это не надуманная сентенция. Это суть сути.
- Я думал, все американцы - убежденные пропоненты американской мечты.
- Просто нет приемлемой альтернативы. Альтернатива - нищета, прозябание, небытие. Вот раньше ты был сильнее меня.
- Чем же? - спросил Росс, удивляясь откровенности Кохена.
- Ааа, - махнул рукой тот и жест этот красноречиво означал: "Брось дурака валять, знаешь это лучше меня". Но, помолчав, он все же продолжил: Идеалами. У вас было много скверного, грязного, страшного. Как и у нас. Но было и то, что подразумевается под "не хлебом единым". Победил золотой телец. Наши деньги оказались сильнее ваших идеалов. Теперь и ты, и я - мы каждый чисто и голо только за себя. За се-бя!
"И пусть проигравший плачет," - усмехнулся про себя Росс...
После обеда американцы умчались на своей роскошной "Краун Виктория" в консульство. Росс и Сальме поднялись к себе на этаж.
- Разрешите пригласить вас на nightcap, - Иван галантно поклонился, открывая дверь своего номера.
- Приглашение принимается, - не менее галантным реверансом ответила Сальме. Скинув туфли и усевшись в просторное кресло с ногами, поджатыми под себя, она задумчиво помешивала пальцем кубики льда в стакане с джином и тоником. Спросила, глядя на Росса задумчиво, пристально:
- Зачем они пригласили тебя на этот ужин?
- Ты, конечно, училась в школе советской, - он не спеша мерил гостиную из угла в угол по мягкому пушистому ковру, с удовольствием делая небольшие глотки из своего бокала. - И поэтому знаешь, как князь Святослав, сын Игоря, громил Хазарский каганат, Волжскую Болгарию и Византию, и каким благородным воином он был. "Иду на вы," - предупреждал он через гонца своего очередного недруга.
- Насчет Волжской Болгарии не знала, - призналась Сальме, смакуя коктейль. - Все остальное...
- Мне кажется, они передали мне нечто подобное. Объявление войны, что ли.
- Янки?! - Сальме поднялась, встала на колени, глаза её сузились, стали вновь двумя льдинками. - Янки и благородство - вещи несовместимые!
"Верный боец Кан Юая, - отметил про себя Росс. - Эту за доллары не купишь. Американцев ненавидит так же, как и нас."
- О благородстве речи нет, тут ты, пожалуй, права, - заметил он спокойно, добавляя себе коньяк. - На понт взять хотят, запугать. Когда я был мальчишкой, мы дрались улица на улицу - зацепские с каляевскими, серпуховские с полянскими и ордынскими, новокузнецкие с пятницкими. И всегда, прежде чем биться на кулачки, вступали в душеспасительную беседу. Авось противная сторона дрогнет, испугается и ретируется без боя. И хотя кулаки чесались до одури, такая бескровная хитростная победа всегда ценилась ох как высоко.
"Если они охотятся за ним, то почему? - думала Сальме. - Груз везет не он. Скорее через него решили достать меня. Кан Юай строго-настрого предупредил - опаснее всех янки. Попытаются ли они остановить меня здесь? А если почему-либо нет? Двинутся ли они за мной в Москву? Вот тогда хлопот не оберешься, у них там могучие агенты влияния. Впрочем, надо полагать, не сильнее наших" Словно откуда-то из далекого далека до неё долетели слова Росса:
- ... поэтому я предлагаю романтическую вылазку. Ведь наш самолет на Москву летит завтра в пятнадцать сорок пять, так?
- Так, - машинально подтвердила она и только после этого её поразила его осведомленность. "Ведь я ему об этом не говорила. Откуда он знает? Но знает же!"
- Вещей у нас по небольшому чемодану, - как ни в чем не бывало продолжал Росс. - Берем их и прямо сейчас сматываем удочки.
- Куда? Зачем? - всерьез всполошилась она, думая о том, что на завтрашнее утро намечен плановый выход на неё контрольного связника.
- Отвечаю на первый вопрос. Я зафрахтовал на сутки старинную прогулочную яхту. Ощущения подруг и соратников Фрэнсиса Дрейка гарантированы.
- Шустро сработано, ничего не скажешь, - произнесла Сальме и он не понял, чего больше было в её голосе - удивления или одобрения.
- На второй вопрос ответить сложнее, - Росс подошел к окну, едва приоткрыл портьеры и долго смотрел на улицу. Повернувшись, сказал, пожав плечами:
- Есть такая эфемерная вязь ощущений. В просторечии называется интуиция. Меня она ещё ни разу не подводила.
"Моя интуиция молчит, - фыркнула внутренне Сальме, - а яхта... в любом случае это заманчиво".
Через десять минут за ней зашел Росс.
- Э, нет, - протянул он, бросив взгляд на смятую постель, - так не пойдет. Сделаем точно как у меня.
И он, запихав под пикейное покрывало диванные подушки, ловко смастерил подобие спящего человека. Подхватив её и свой чемоданы, он быстро вышел в коридор. Сальме направилась было к лифту, но Росс тихо бросил через плечо: "Зачем лишний раз беспокоить дежурного администратора, портье? Мы спустимся по лестнице и выйдем через дверь для слуг. Номера наши оплачены, не так ли?" Она ещё раз подивилась его информированности.
- А торжественные проводы нужны нам сейчас менее всего, - добавил он уже на улице.
Такси быстро домчало их до одного из причалов, у которого была пришвартована большая трехмачтовая красавица. Капитан приветствовал их у трапа. Вышколенные матросы мгновенно, без суеты выполняют негромкие команды. И вот уже бережно баюкают шхуну волны Аравийского моря, медленно тает золотое ожерелье бомбейских огней, и просторная комфортабельная каюта приятно продувается предусмотрительно устроенным сквозняком. Росс принимал душ после Сальме. Стоя под струей приятно прохладной воды, он смотрел в иллюминатор и огромные яркие звезды казались такими близкими, что он протянул к ним руку. Она коснулась стекла и он засмеялся.
Когда он вернулся в каюту, свет был погашен. На широкой, "королевской" кровати, подложив руки под голову, лежала обнаженная Сальме. В белесо-голубых лучах луны, отражавшихся от волн и проникавших в каюту через иллюминаторы, её тело казалось изваянным из цельного самородка бирюзы. И лишь волосы мерцали причудливыми связками крупных золотых браслетов и колец.
В этот раз близость с Россом потрясла Сальме. У неё было много, очень много мужчин. И все они были как досадная, но обязательная необходимость как билеты на поезд или самолет для всякого законопослушного пассажира, как ступенька, которую никак не обойти и без которой нет хода далее, не получится следующий шаг по жизни. С Россом вдруг обрушилось, ушло в небытие, сгинуло ощущение неизбежности грязной, мерзкой, склизкой паутины, которая постоянно тебя опутывала и сквозь которую нужно было продираться, выбиваясь из сил. Оказалось, что существует кардинально иная реальность радость от легкого, робкого касания рукой, нежное тепло солнечного взгляда, забытое напрочь ощущение благодарного удивления, что ты просто дышишь, ходишь, смеешься, что ты есть, счастье бытия, окутанного запахами лесной земляники и парного молока, только что испеченного хлеба и свежескошенной травы, материнских губ и шершавой ладони отца. "Неужели это происходит со мной? Неужели такое и вправду возможно? - думала она, глядя сквозь полузакрытые веки на спавшего Росса и испытывая истому и негу, доселе ей неведомые. - Но ведь это возможно, это же есть! И оно такое огромное, необъяснимое, всепоглощающее. Что же это, что есть в нем и чего не было ни в одном из всех этих жадных, спешивших невесть куда и зачем липких, потных, слюнявых мужланов с зиявшими вместо глаз и ртов черными дырками? Да, счастливая грешница Сальме, это есть. И что же теперь делать, как с этим жить?" И, может быть, впервые после внезапно окончившегося с арестом отца детства, после стольких лет тяжкой битвы за жизнь, неверия и хулы небес, запинаясь и путая слова полузабытой Молитвы Господней, эта безбожница и отступница, преступившая многожды святые заповеди и никогда ранее в том не раскаивавшаяся, смеясь и плача, стала на колени и обратилась к Богу.
Всегда предельно чуткий во сне, Росс почувствовал горячие капли на груди и с удивлением посмотрел на вздрагивавшую и всхлипывавшую Сальме. "Не могу видеть женских слез, - подумал он. - Плачущая женщина, даже очень злая и старая, превращается в беспомощного, беззащитного ребенка". И не зная, не понимая причину этих слез, он нежно притянул её к себе и стал молча целовать её щеки, глаза, волосы. И вскоре она уже смеялась, шмыгая носом совсем как ребенок и вытирая со щек слезы. И впервые за много-много лет мир казался ей таким уютным и гармоничным, жизнь - такой безоблачной и желанной, сама она - такой раскованной и счастливой. Счастье - какое это в сущности простое, естественное и доступное явление, ощущение, существо. Да, да, существо - горячий, мягкий, пушистый клубок радости, безопасности, свободы. Вот оно, протяни руку, дотронься до него, возьми его в ладони, подними над головой и крикни: "Люди! Я счастлива! Возрадуйтесь вместе со мной, Хотите, я подарю и вам добрую его толику. Всем хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30