- потрясал руками папа.
- Он тебя бросит с ребенком, - подпевала мама.
Но Серафима упрямо стояла на своем - свадьба, и точка!
Папа предпринял определенные шаги, выяснил, кто родители потенциального жениха и выдвинул новый аргумент:
- Сима, твой Георгий - еврей! - В его устах это звучало как обвинение.
- Ну и что? - удивилась Серафима. В их семье раньше антисемитских настроений не наблюдалось, и папин довод показался ей смехотворным.
- Да разве ты не понимаешь! - вмешалась мама. - Все евреи сидят на чемоданах и ждут, не дождутся вызова в Израиль.
- Гоша никуда не собирается уезжать, - возражала Сима.
- Уедет, если его родители решат уехать, - внес свою лепту папа.
- Но без меня он не поедет, - сопротивлялась Серафима.
- Еще как поедет! - заявил папа с невесть откуда взявшейся убежденностью. - Бросит тебя здесь, потому что русские жены в Израиле не нужны.
- Или предложит поехать вместе с ним, а потом разведется и женится на богатой израильтянке, - вновь вступила мама. - Большинство смешанных браков распадается. И останешься ты в чужой стране, лишенная родного гражданства, без профессии, без средств. Посмотри телевизор - много раз показывали, как уехавшие в Израиль рыдают, просятся обратно, но их уже не принимают - раз сами пожелали покинуть родину, так им и надо. А там им плохо - ни работы, ни квартиры, живут в ужасных условиях, на пособие. Они же смогли вывезти лишь ограниченное количество сбережений и драгоценностей, на них долго не проживешь.
Но так далеко в будущее восемнадцатилетняя девушка не заглядывала. Тягостный разговор продолжался несколько часов, но стороны остались при своем мнении.
На следующий день заплаканная Сима жаловалась любимому на твердолобость и узость взглядов родителей.
- А что - они антисемиты? - подозрительно спросил тот.
- Раньше были нормальными, а теперь им втемяшилось в голову, что мне нельзя выходить замуж за еврея.
- Боюсь, мои родители тоже не будут в восторге породниться с людьми, которые страдают шовинизмом, - заявил Гоша. - Да и я, честно говоря, был о твоих предках лучшего мнения.
Впервые за полгода возлюбленные поссорились. Почему-то Гошу очень задело отношение Симиных родителей к национальному вопросу и неприятие смешанных браков. Сима же считала, что родители - люди другого поколения, и не стоит брать в голову их устаревшие взгляды. Слово за слово, и они уже стали общаться в повышенном тоне.
- Ну и женись на еврейке, - вскричала Серафима.
- И женюсь, - мрачно пообещал Гоша. - По крайней мере, у нас с ней не будет таких разногласий.
Они дулись друг на друга целый месяц. Сима похудела, побледнела, пролила полведра слез, сто раз набирала номер его телефона, но потом решала, что не станет звонить первой. И все же позвонила. Гоша отозвался как ни в чем не бывало, и размолвка была забыта.
Ее родители, молча наблюдавшие, как весь этот месяц дочь глазах чахнет, никак не могли придумать, что им делать. В конце концов, решили, мол, перемелется, мука будет, дочка пострадает-пострадает, да и забудет своего шалопая. Когда Серафима снова расцвела, её родители решили до времени не вмешиваться и посмотреть, во что все выльется.
Теперь девушка уже не заговаривала о свадьбе - боялась, что Гоша опять поднимет тему, из-за которой они поссорились, и ждала, что он сам предложит ей пожениться, поняв, что дети за родителей не отвечают.
Прошел год, но предложения руки и сердца она не получила. И только в марте, перед защитой диплома, Гоша, наконец, осчастливил её.
Сима долго ломала голову - сказать ли родителям или расписаться и поставить перед фактом, что теперь они с Гошей законные муж и жена, мол, просим любить и жаловать. С одной стороны - опять начнутся неприятные разговоры, попытки отговорить и поклеп на её любимого, а с другой - кто организует свадьбу? У них с Гошей всего лишь стипендия. Рассчитывать на его родителей принципиальная Сима считала нечестным.
За месяц до предполагаемой свадьбы она все же решилась и сказала родителям. Результат превзошел её самые худшие ожидания. Папа посмотрел на неё убийственным взглядом и молча ушел в спальню, а мама, накапав удвоенную дозу валокордина, тихо промолвила:
- Значит, тебе совершенно наплевать на наше мнение, доченька. Живи, как знаешь.
И тоже ушла в спальню. Оттуда долго доносились их приглушенные голоса и тихие мамины всхлипы.
Душа Симы разрывалась на части - хотелось броситься к родителям и просить прощения за то, что довела до слез маму, а у неё больное сердце. Потом любящая дочь пыталась оправдаться перед собой, что ничего плохого им не сделала. Не может же она любить по их указке! Им ведь никто не запрещал жениться! Встретились, полюбили друг друга, поженились, и никто им не препятствовал. А они цеплялись то к одному, то к другому - то, видите ли, дочь слишком молода, то Гоша балабол и бабник, а теперь вбили себе в голову, что им не нужен зять-еврей. Ничего себе заявочки - им не нужен такой зять! Это ведь она выходит замуж, а не они выбирают зятя по своему вкусу!
Потерзавшись и поплакав, Сима накрутила себя, что не будет идти на поводу у родителей. Но её беспокоил вопрос - как сказать жениху об их реакции на известие о будущей свадьбе? Теперь Серафима боялась затрагивать этот вопрос. Раньше она и не подозревала, что Гоша столь болезненно к этому относится. Но и не сказать нельзя - ведь уже пора готовиться к свадьбе. А ещё её беспокоило - почему жених не знакомит её со своими родителями? С её папой и мамой он худо-бедно знаком, а она и в глаза не видела будущих родственников. Лишь спустя многие годы, уже после развода с Гошей, свекровь сказала ей:
- Надо было все же Гошеньке жениться на Нонночке. Да ведь Гошенька такой своенравный - считал, что Нонночка толстая, к тому же, не москвичка и говорит с типичным акцентом. Он её высмеивал, а зря. Нонночка вышла замуж за очень хорошего господина и теперь богатая женщина. Нам с Натаном Моисеевичем пришлось смириться с выбором сына - в конце концов, жениться на москвичке с хорошей жилплощадью лучше, чем на иногородней. Правда, среди наших знакомых были хорошие девушки-москвички, но Гоша даже не пожелал с ними знакомиться.
И только тогда Серафима поняла, что три с лишним десятка лет назад Гоша тоже оказался меж двух огней - он любил её, Симу Харламову, но его родители сватали ему других невест. На носу было распределение, и его упрямство могло обернуться нежелательными последствиями. В то время брошенная жена Серафима Новицкая воспрянула духом: "Гоша меня так любил! Не может он перечеркнуть все годы нашего брака!" - и цеплялась за эту мысль с отчаянием женщины, которой больше не на что надеяться, кроме воспоминаний.
Но девятнадцатилетняя Сима Харламова даже не подозревала о том, что её судьба висит на волоске.
Сегодня, впрочем, как и вчера, и позавчера, и неделю назад, Яша опять пребывал в скверном настроении. Из-за этой чертовой вытяжки даже невозможно повернуться на бок, да и лежать на спине больно - пониже поясницы ноет так, будто туда воткнули кол, и уже которую ночь не удается толком поспать. Просил врача, чтобы ему кололи наркотики, а тот, гад, разводит руками, мол, наркотиков у них нет, а даже если бы и были, он бы их не назначил - при банальных переломах не положено. Так и сказал - "банальных"! Для этого эскулапа переломы, может, и банальные, но ведь рука и нога сломаны не у него.
- Когда меня переведут в московскую больницу? - спросил Яков, не сочтя нужным поздороваться. Еще чего! - желать здравия этому вредному докторишке! Будь он на ногах, хирург точно лишился бы здоровья.
- Когда вы будете транспортабельны, - ровным тоном отозвался Алексей Петрович.
Показалось или нет, что в его глазах опять таится усмешка? Неужели втихомолку радуется, что пациент в его полной власти? И что это за слово "транспортабельны" - будто он неодушевленный груз, который нужно транспортировать?!
Давно уже Яше Паршину не приходилось бывать в зависимом положении, и это бесило его больше всего. И ведь ничего не поделаешь! Конечно, можно ради разрядки ещё раз наорать на невозмутимого хирурга, да что это даст! Тот опять нагло усмехнется, пожмет плечами и молча выйдет из палаты, а он, Яков Паршин, не последний человек в этом мире, опять останется наедине со своим раздражением и будет сотрясать бессильной руганью стены. Медсестрички, правда, перед ним лебезят, когда в их карман что-то перепадает, но от них ничего не зависит. На любую его просьбу они сокрушенно разводят руками - мол, без разрешения врача ничего нельзя сделать.
- И когда это будет? - с трудом сдерживаясь, спросил пациент.
- Когда снимем вытяжение.
- Нельзя ли поконкретнее? - Яша опять начал злиться. - Через неделю, две, через месяц?
- В данном случае от меня ничего не зависит.
- А на кой хрен нужна эта чертова вытяжка? - повысил он голос, решив, что ни к чему лебезить перед этим докторишкой.
- Вытяжение нужно для того, чтобы костные отломки встали на место, и их можно было бы совместить. - Врач был абсолютно спокоен и смотрел на него снисходительным взглядом - мол, хоть ругайся, хоть ори-оборись, мне-то что! - твоя власть осталась за порогом больницы, а тут моя власть.
- А почему сразу не совместили?
- Слишком большой диастаз.
"Вот гад! Нарочно говорит непонятными словами, чтобы ещё больше поиздеваться! Будто я дуб стоеросовый, а он весь из себя умный!" - ещё больше обозлился Яков.
- По-моему, сейчас никому не делают вытяжку, - заявил он, хотя понятия не имел, так ли это. Но когда его приятель пару лет назад сломал руку, ему сразу наложили гипс и отправили домой, ни дня не валялся на больничной койке. Вышел на работу, а потом гипс сняли - и всех делов.
- Отчего же? Делают, - безразличным тоном отозвался Алексей Петрович.
"Может, этот чертов доктор назло подвесил меня на вытяжку, чтобы побольше бабок слупить?" - подумал Яков и решил прояснить этот вопрос до конца.
- А вот одному моему знакомому, между прочим, сразу наложили гипс, многозначительным тоном произнес он.
- Перелом - перелому рознь, - лаконично ответил хирург, и Яша решил, что тот и в самом деле над ним издевается. Нет, чтобы все толково разъяснить! - отделывается короткими фразами, и ни фига не понятно.
- У меня особенный перелом, что ли? - ворчливо проговорил он.
- Ничего особенного в вашем переломе нет. Обычный перелом со смещением костных отломков.
- И что - нельзя было сразу поставить их на место и наложить гипс?
- Нельзя было. - Алексей Петрович по-прежнему не утруждал себя подробными ответами.
- Почему?
Яша надеялся, что врач наконец даст понять, чего он хочет. Может, сунуть ему бабок, и тогда он поменяет эту чертову вытяжку на гипс?
- Для этого нужно было сделать операцию, совместить отломки, поставить металлический штифт и скрепить отломки скобами. В условиях нашей больницы такие операции не делают.
- Спецов не хватает? - язвительным тоном поинтересовался Яков.
- В нашем стационаре специалисты узкого профиля по штату не положены, - ответил Алексей Петрович, оставив без внимания хамский тон и лексику нагловатого пациента. - Нет ни хирургов-травматологов, ни, тем более, специализированного травматологического отделения, ни нужных для травматологической операции инструментов и материалов. Здесь мы делаем лишь простейшие операции. Все сложные случаи направляются в Москву.
- Почему же меня не отвезли в Москву?
- Вы меня об этом спрашиваете? - поинтересовался врач, и по его тону Яша понял подтекст, - дескать, я тебя, мил человек, сюда не звал, кого привезли, тому и оказал помощь в том объеме, который возможен. А раз ты такой богатый и с претензиями - надо было заплатить, тебя бы отвезли в Москву и положили в крутую клинику, и даже в бывшую четвертую управу, если ты согласен облегчиться на весьма и весьма приличную сумму.
"Черт, надо было сунуть бабок этим дебилам со "скорой", они бы доставили меня куда надо", - запоздало попенял себе Яков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64