Зоя Николаевна не утерпела:
- Вы, Николай, человек библиотечный, значит ученый, видимо, даже книжный червь и большой специалист, дока, - сказала она с плохо скрытой насмешкой, - в этом я не сомневаюсь. Но в обычной жизни какой-то вы мущинка... наивный, что ли.
Посмеивалась она над ним, а еще больше над собой - за то, что ей казался он трогательным и в его наивной лжи.
- Что по жизни, что по службе - я везде одинаковый, - возразил Николай. - Главное, знать, чего хочешь. Мы же с вами, Зоя Николаевна, не будем разводить макбетов, правда?
- Макбетов?
- Ну да. А то знаете, леди макбеты, как говорят, любят из своих мужей и любовников делать макбетов. Это нам ни к чему, вы согласны, Зоя Николаевна?
- Пожалуй... - согласилась она. - Действительно ни к чему. Только я, Николай, не совсем понимаю, что вы такое говорите.
И вдруг Зоя Николаевна расхохоталась. "Книжный червь" с удивлением наблюдал, как большая и красивая женщина, которую его послали соблазнить, скорчившись на стуле, заходится в смехе. Долго она не могла успокоиться. Николая кольнула обида: с чего это ее разобрало такое веселье? Не над ним ли смеется бабенка?
- Простите, Николай... - проговорила наконец Зоя Николаевна, утирая увлажнившиеся глаза платочком. - Так, что-то нашло... Не принимайте на свой счет. Вы очень забавный... и милый. Может быть, немного вина?
Николай задумался. Спирного он почти не употреблял, в его работе на Опусова, который сам был великий трезвенником и любил трезвость в своих подопечных, это могло только помешать. Но одно дело, когда перед тобой стоят простые, не требующие умственного напряжения проблемы, и совсем другое, когда назревает необходимость в оригинальном решении. Наверное, к его роли соблазнителя как раз подойдет, если он махнет рюмку-другую. Не повредит, если у дамочки сложится о нем впечатление как о лихаче и рубахе-парне.
- Пожалуй... - сказал он. - Но что вино, это для дам, а я бы водочки выпил...
- Найдется и водочка, - обрадовалась Зоя Николаевна. Ей совсем не хотелось, чтобы ее смех оскорбил гостя, и потому она с удовлетворением восприняла его согласие выпить. Значит, не обиделся.
У Зои Николаевны были виды на парня. Затевать роман с кем-то из старых знакомых, из тех, кто знал ее мужа, казалось ей предосудительным и рискованным, она знала, пойдут сплетни и погубят ее добрую репутацию. Не успела похоронить мужа, как уже нашла себе утешителя, по рукам пошла, рассудят люди. А с этим простаком все можно провернуть скрытно и как бы между делом, так, что комар носа не подточит. Ее даже не смущало, что парень выдавал себя за какого-то мифического делателя "библиотечных дней", стало быть, скрывал от нее истинный род своей деятельности. Это он для форсу, думала Зоя Николаевна.
Она достала из холодильника бутылку водки и закуску поплотнее той, что подавала к чаю. Пока она хлопотала, гремела посудой, заново накрывала на стол, Николай молча и внимательно разглядывал ее внушительные формы, и у него возникло ощущение, что Опусов не зря послал его сюда. Какое-то смутное удовлетворение шевельнулось в его душе, выпростало длинный ус и щекотнуло сердце: не иначе как наградил его Опусов. Дал для отвода глаз пустяковое задание, а на самом деле выпустил в чистое и приятное развлечение...
Да, время такое, что их шайка не может позволить себе развлечения и роскошные отпуска. Вот когда у них все будет на мази, тогда другое дело. Поэтому Опусов не мог открыто сказать: пойди развлекись с бабой, ты заслужил это. И он замаскировал награду видимостью задания. Что и говорить, Опусов человек опытный и знает, что делает. Но оттого, что Николай все-таки не в состоянии был разгадать смысл доставшейся ему от учителя награды, особенно в свете того, что учитель при этом и ругал его за нерасторопность, он вдруг впервые по-настоящему проникся ощущением какой-то особой важности своего присутствия возле Зои Николаевны. И важность эта, как он начал сознавать, заключалась в том, что Зоя Николаевна красива, что у нее видные, добротные формы и что ее красота если и не должна быть взята и использована им по собственному усмотрению, т. е. без окончательной санкции на то Опусова, то во всяком случае должна производить на него неизгладимое, ни с чем не сравнимое впечатление. И это было уже какое-то волшебство, некий идеализм, выводящий за круг обыденности.
Так что же это за награда, что это за отдых? И о какой такой картине все толкует старик? На кой черт сдалась ему картина? Может быть, это все же задание, смысла и цели которого он так до конца и не понял? Николай терялся в догадках.
Не умея думать ничего идеалистического, беспомощно отдавшийся внезапно окутавшему его сознание туману, он сидел вблизи хлопочущей женщины и с растерянным видом стирал ладонью обильно заструившийся по его лицу пот. Ему вдруг показалось немного обидным, что Опусов не спросил его, нравится ему Зоя Николаевна и хочет ли он с ней развлекаться. Видимо, решил, что любой на его, Николая, месте потерял бы голову от счастья, заимев возможность переспать с вдовой знаменитого пройдохи.
Но то любой, а он-то никогда особо слабым полом не увлекался. Женщины представляются Николаю чересчур подвижными, легкомысленными, ненадежными. Конечно, Зоя Николаевна не просто женщина, она дама, пусть не первой молодости, однако же еще в соку, и она нравится ему. Это не какая-нибудь глупая, вертлявая девчонка, у которой в голове лишь тряпки да танцульки. Зоя Николаевна все равно как мать, с ней можно посидеть на кухне, потолковать по душам, выпить чаю, а то и водки. Но спать с ней... Да еще воспринимать это как награду...
Теперь расположились в просторной кухне. Пили водку. В кухне было зеркало, и Николай обратил на него взор, поискал в его неподвижной глубине свое отображение. Найдя, проникся гордостью за себя. Он понял, почему старик сам не решился подкатиться к Зое Николаевне, раз ему так нужна какая-то там дурацкая картина, сейчас понял Николай, почему старый прохвост послал его на фронт, где кипит схватка между соблазнами и неподатливостью, между мужской напористостью и женским кокетством. Зоя Николаевна и не посмотрела бы на безобразного старца. А вот он, Николай, соблазнителен, и для Зои Николаевны он все равно что герой грез, живое воплощение девичьих мечтаний.
Допустим. В этом пункте Николай готов усмехнуться победителем, загадочным незнакомцем, полубогом, к ногам которого женщины без раздумий складывают свои любвиобильные сердца. Да, он красив, но до бесконечности ли он готов дарить свою красоту Зое Николаевне? А вдруг окажется, что в интересах шайки он должен не только переспать с этой женщиной, но и жениться на ней? Что, мол, такова логика событий? Нет, это уже чересчур. Он ценит шайку и любит учителя, но не настолько, чтобы идти на подобные жертвы. Глазами, исполненными коровьей тоски, Николай не отрываясь смотрел на пышную вдову, пытаясь диалектически разрешить возникшую у него борьбу противоречий. Зоя Николаевна, сидя напротив, что-то говорила, а он не сознавал, что она обращается к нему.
Тогда она легонько прикоснулась мягкими и прохладными пальцами к его лбу, заставляя его очнуться.
- Что вы как зачарованный, Коля? - спросила она с улыбкой. - Ну, вы совсем... сомлели. Выпейте лучше.
Николай счел ее совет благоразумным. Наполнил рюмки и, не чокаясь, залпом выпил свою. Водка подействовала прежде, чем успела достичь его желудка. Впрочем, она, возможно, и не устремилась к желудку, а каким-то образом потекла прямо ему в голову. Собственная голова вдруг показалась Николаю огромным резервуаром, который стремительно наполняется огненной жидкостью. Красные ракеты полетели перед глазами. Ему пришло на ум, что внизу, под столом, прячется маленький, маскирующийся под карлика Опусов и стреляет в него из ракетницы за то, что он недостаточно прытко исполняет свой долг. Он приподнял край скатерти и заглянул под стол.
- Что-то потеряли? - осведомилась заботливо хозяйка.
Он увидел ее большие ноги, взгромоздившиеся одна на другую, как переспелые бананы в грозди. А Опусова там, под столом, не было...
Встревоженный Николай, решив клин вышибать клином, снова наполнил рюмку, теперь уже только свою, и выпил.
- Вы очень торопитесь, - заметила женщина, - как бы вам не было плохо...
Николай тронул ее руку, лежавшую на столе.
- Зоя Николаевна... над нами не будут смеяться?
- Кто?
- К примеру сказать, мои сверстники.
- А зачем им смеяться над нами?
- Вы же в возрасте...
Чтобы скрыть неудовольствие, вызванное его напоминанием о ее возрасте, Зоя Николаевна деланно засмеялась. Николай посмотрел, как от этого смеха ходит кадык на ее шее. Он был тронут, такой трогательный кадык... И почувствовал себя одиноким. А ее грудь? Как она всколыхнулась от очередной забеспокоившей женщину смешинка! Уж что бы другое, но эта могучая грудь на грустные мысли никак не наводит. Николай был в недоумении; его раздирали противоречивые чувства, отрицающие друг друга ощущения.
- Зоя Николаевна, я одинокий человек, - пробормотал он. - У меня нет ни мамы, ни папы, ни братьев... никого. Нет жены и нет девушки. Только работа... Библиотечные дни. И вот вы. Ай-яй, нехорошо, Зоя Николаевна, если вы просто смотрите на меня как опытная женщина, матерая волчица... Я могу, конечно, легко попасться в ваши сети... Но зачем же вам обращаться со мной дурно?
- Иди ко мне, иди сюда, - сказала Зоя Николаевна, протягивая к нему руки. - Ты совсем обалдел, мальчик... Разве я тебя обижаю? И даю повод думать, что завлекаю тебя в сети? - Усадив красивого паренька к себе на колени, она продолжала: - Ты словно не от мира сего. Надо же... Я сидела наверху, то есть благодаря положению мужа, вращалась в обществе всяких олигархов и продажных чиновников и свысока думала о нашем народе, что он весь прогнил и развратился, а молодежь наша цинична и распущена. А ты вот какой! Такой наивный, неискушенный... Даже странно, что ты мне встретился. А знаешь, это, наверное, перст судьбы!
Николай, на которого воркующий женский голос, вливавшийся прямо ему в ухо, действовал усыпляюще, сонно пощупал морщинку на шее Зои Николаевны.
- Переспим, да? - спросил он.
- О, конечно, конечно! Почему же нет? Как может быть нет, после такого, после того, что мы так открылись друг другу и ты, Николай, внезапно открылся мне с такой стороны, повернулся ко мне таким удивительным боком! откликнулась женщина взволнованно.
И чуть позже, когда они перебрались в комнату, шум раздвигаемой постели и шуршание простыней казались отлетающему в сладкое полузабытье сознанию Николая почти забытыми звуками детства.
***
Стал тороплив, суетен Опусов, нетерпелось ему поскорее прихватить Филонова да с ним под мышкой устремиться в баснословные выгоды продажи. Выйдет он на мировые рынки теневой торговли произведениями искусства, спустит картину по фантастической цене, тогда и поуспокоится, остепенится, а до той поры нет у него ни спокойного сна, ни здравого бодрствования. Глаза его шарили по свету, как фары машины в ночи, приближающейся из-за горизонта. А ведь зависел от этого негодного мальчишки, этого ничтожества Николая. Он снова вызвал ученика для отчета и штудий.
- Переспал я с ней, - удовлетворенно и сыто сообщил Николай.
Опусов вздрогнул. Сообщник этого не заметил. Почему? Опусов, правду сказать, чуть не упал; вздрогнув, он так внезапно исказился весь, что руки явственно обозначились костылями, и он завис на них мешком трухи. Ветераном печали и унижений он смотрел на своего счастливого соперника. А тот не замечал. Почему? почему? до такой степени ничего не значили в глазах этого оболтуса сердечные чувства его старого учителя?
- Как это произошло? С чего началось? - быстро задавал вопросы старик, и напрасно старался он придать суровость своему голосу.
Николай подробно все рассказал, не забыв упомянуть, как он заподозрил присутствие учителя под столом и заглянул туда, приподняв уголок скатерти, - а оказались там Зои Николаевны внушительные ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Вы, Николай, человек библиотечный, значит ученый, видимо, даже книжный червь и большой специалист, дока, - сказала она с плохо скрытой насмешкой, - в этом я не сомневаюсь. Но в обычной жизни какой-то вы мущинка... наивный, что ли.
Посмеивалась она над ним, а еще больше над собой - за то, что ей казался он трогательным и в его наивной лжи.
- Что по жизни, что по службе - я везде одинаковый, - возразил Николай. - Главное, знать, чего хочешь. Мы же с вами, Зоя Николаевна, не будем разводить макбетов, правда?
- Макбетов?
- Ну да. А то знаете, леди макбеты, как говорят, любят из своих мужей и любовников делать макбетов. Это нам ни к чему, вы согласны, Зоя Николаевна?
- Пожалуй... - согласилась она. - Действительно ни к чему. Только я, Николай, не совсем понимаю, что вы такое говорите.
И вдруг Зоя Николаевна расхохоталась. "Книжный червь" с удивлением наблюдал, как большая и красивая женщина, которую его послали соблазнить, скорчившись на стуле, заходится в смехе. Долго она не могла успокоиться. Николая кольнула обида: с чего это ее разобрало такое веселье? Не над ним ли смеется бабенка?
- Простите, Николай... - проговорила наконец Зоя Николаевна, утирая увлажнившиеся глаза платочком. - Так, что-то нашло... Не принимайте на свой счет. Вы очень забавный... и милый. Может быть, немного вина?
Николай задумался. Спирного он почти не употреблял, в его работе на Опусова, который сам был великий трезвенником и любил трезвость в своих подопечных, это могло только помешать. Но одно дело, когда перед тобой стоят простые, не требующие умственного напряжения проблемы, и совсем другое, когда назревает необходимость в оригинальном решении. Наверное, к его роли соблазнителя как раз подойдет, если он махнет рюмку-другую. Не повредит, если у дамочки сложится о нем впечатление как о лихаче и рубахе-парне.
- Пожалуй... - сказал он. - Но что вино, это для дам, а я бы водочки выпил...
- Найдется и водочка, - обрадовалась Зоя Николаевна. Ей совсем не хотелось, чтобы ее смех оскорбил гостя, и потому она с удовлетворением восприняла его согласие выпить. Значит, не обиделся.
У Зои Николаевны были виды на парня. Затевать роман с кем-то из старых знакомых, из тех, кто знал ее мужа, казалось ей предосудительным и рискованным, она знала, пойдут сплетни и погубят ее добрую репутацию. Не успела похоронить мужа, как уже нашла себе утешителя, по рукам пошла, рассудят люди. А с этим простаком все можно провернуть скрытно и как бы между делом, так, что комар носа не подточит. Ее даже не смущало, что парень выдавал себя за какого-то мифического делателя "библиотечных дней", стало быть, скрывал от нее истинный род своей деятельности. Это он для форсу, думала Зоя Николаевна.
Она достала из холодильника бутылку водки и закуску поплотнее той, что подавала к чаю. Пока она хлопотала, гремела посудой, заново накрывала на стол, Николай молча и внимательно разглядывал ее внушительные формы, и у него возникло ощущение, что Опусов не зря послал его сюда. Какое-то смутное удовлетворение шевельнулось в его душе, выпростало длинный ус и щекотнуло сердце: не иначе как наградил его Опусов. Дал для отвода глаз пустяковое задание, а на самом деле выпустил в чистое и приятное развлечение...
Да, время такое, что их шайка не может позволить себе развлечения и роскошные отпуска. Вот когда у них все будет на мази, тогда другое дело. Поэтому Опусов не мог открыто сказать: пойди развлекись с бабой, ты заслужил это. И он замаскировал награду видимостью задания. Что и говорить, Опусов человек опытный и знает, что делает. Но оттого, что Николай все-таки не в состоянии был разгадать смысл доставшейся ему от учителя награды, особенно в свете того, что учитель при этом и ругал его за нерасторопность, он вдруг впервые по-настоящему проникся ощущением какой-то особой важности своего присутствия возле Зои Николаевны. И важность эта, как он начал сознавать, заключалась в том, что Зоя Николаевна красива, что у нее видные, добротные формы и что ее красота если и не должна быть взята и использована им по собственному усмотрению, т. е. без окончательной санкции на то Опусова, то во всяком случае должна производить на него неизгладимое, ни с чем не сравнимое впечатление. И это было уже какое-то волшебство, некий идеализм, выводящий за круг обыденности.
Так что же это за награда, что это за отдых? И о какой такой картине все толкует старик? На кой черт сдалась ему картина? Может быть, это все же задание, смысла и цели которого он так до конца и не понял? Николай терялся в догадках.
Не умея думать ничего идеалистического, беспомощно отдавшийся внезапно окутавшему его сознание туману, он сидел вблизи хлопочущей женщины и с растерянным видом стирал ладонью обильно заструившийся по его лицу пот. Ему вдруг показалось немного обидным, что Опусов не спросил его, нравится ему Зоя Николаевна и хочет ли он с ней развлекаться. Видимо, решил, что любой на его, Николая, месте потерял бы голову от счастья, заимев возможность переспать с вдовой знаменитого пройдохи.
Но то любой, а он-то никогда особо слабым полом не увлекался. Женщины представляются Николаю чересчур подвижными, легкомысленными, ненадежными. Конечно, Зоя Николаевна не просто женщина, она дама, пусть не первой молодости, однако же еще в соку, и она нравится ему. Это не какая-нибудь глупая, вертлявая девчонка, у которой в голове лишь тряпки да танцульки. Зоя Николаевна все равно как мать, с ней можно посидеть на кухне, потолковать по душам, выпить чаю, а то и водки. Но спать с ней... Да еще воспринимать это как награду...
Теперь расположились в просторной кухне. Пили водку. В кухне было зеркало, и Николай обратил на него взор, поискал в его неподвижной глубине свое отображение. Найдя, проникся гордостью за себя. Он понял, почему старик сам не решился подкатиться к Зое Николаевне, раз ему так нужна какая-то там дурацкая картина, сейчас понял Николай, почему старый прохвост послал его на фронт, где кипит схватка между соблазнами и неподатливостью, между мужской напористостью и женским кокетством. Зоя Николаевна и не посмотрела бы на безобразного старца. А вот он, Николай, соблазнителен, и для Зои Николаевны он все равно что герой грез, живое воплощение девичьих мечтаний.
Допустим. В этом пункте Николай готов усмехнуться победителем, загадочным незнакомцем, полубогом, к ногам которого женщины без раздумий складывают свои любвиобильные сердца. Да, он красив, но до бесконечности ли он готов дарить свою красоту Зое Николаевне? А вдруг окажется, что в интересах шайки он должен не только переспать с этой женщиной, но и жениться на ней? Что, мол, такова логика событий? Нет, это уже чересчур. Он ценит шайку и любит учителя, но не настолько, чтобы идти на подобные жертвы. Глазами, исполненными коровьей тоски, Николай не отрываясь смотрел на пышную вдову, пытаясь диалектически разрешить возникшую у него борьбу противоречий. Зоя Николаевна, сидя напротив, что-то говорила, а он не сознавал, что она обращается к нему.
Тогда она легонько прикоснулась мягкими и прохладными пальцами к его лбу, заставляя его очнуться.
- Что вы как зачарованный, Коля? - спросила она с улыбкой. - Ну, вы совсем... сомлели. Выпейте лучше.
Николай счел ее совет благоразумным. Наполнил рюмки и, не чокаясь, залпом выпил свою. Водка подействовала прежде, чем успела достичь его желудка. Впрочем, она, возможно, и не устремилась к желудку, а каким-то образом потекла прямо ему в голову. Собственная голова вдруг показалась Николаю огромным резервуаром, который стремительно наполняется огненной жидкостью. Красные ракеты полетели перед глазами. Ему пришло на ум, что внизу, под столом, прячется маленький, маскирующийся под карлика Опусов и стреляет в него из ракетницы за то, что он недостаточно прытко исполняет свой долг. Он приподнял край скатерти и заглянул под стол.
- Что-то потеряли? - осведомилась заботливо хозяйка.
Он увидел ее большие ноги, взгромоздившиеся одна на другую, как переспелые бананы в грозди. А Опусова там, под столом, не было...
Встревоженный Николай, решив клин вышибать клином, снова наполнил рюмку, теперь уже только свою, и выпил.
- Вы очень торопитесь, - заметила женщина, - как бы вам не было плохо...
Николай тронул ее руку, лежавшую на столе.
- Зоя Николаевна... над нами не будут смеяться?
- Кто?
- К примеру сказать, мои сверстники.
- А зачем им смеяться над нами?
- Вы же в возрасте...
Чтобы скрыть неудовольствие, вызванное его напоминанием о ее возрасте, Зоя Николаевна деланно засмеялась. Николай посмотрел, как от этого смеха ходит кадык на ее шее. Он был тронут, такой трогательный кадык... И почувствовал себя одиноким. А ее грудь? Как она всколыхнулась от очередной забеспокоившей женщину смешинка! Уж что бы другое, но эта могучая грудь на грустные мысли никак не наводит. Николай был в недоумении; его раздирали противоречивые чувства, отрицающие друг друга ощущения.
- Зоя Николаевна, я одинокий человек, - пробормотал он. - У меня нет ни мамы, ни папы, ни братьев... никого. Нет жены и нет девушки. Только работа... Библиотечные дни. И вот вы. Ай-яй, нехорошо, Зоя Николаевна, если вы просто смотрите на меня как опытная женщина, матерая волчица... Я могу, конечно, легко попасться в ваши сети... Но зачем же вам обращаться со мной дурно?
- Иди ко мне, иди сюда, - сказала Зоя Николаевна, протягивая к нему руки. - Ты совсем обалдел, мальчик... Разве я тебя обижаю? И даю повод думать, что завлекаю тебя в сети? - Усадив красивого паренька к себе на колени, она продолжала: - Ты словно не от мира сего. Надо же... Я сидела наверху, то есть благодаря положению мужа, вращалась в обществе всяких олигархов и продажных чиновников и свысока думала о нашем народе, что он весь прогнил и развратился, а молодежь наша цинична и распущена. А ты вот какой! Такой наивный, неискушенный... Даже странно, что ты мне встретился. А знаешь, это, наверное, перст судьбы!
Николай, на которого воркующий женский голос, вливавшийся прямо ему в ухо, действовал усыпляюще, сонно пощупал морщинку на шее Зои Николаевны.
- Переспим, да? - спросил он.
- О, конечно, конечно! Почему же нет? Как может быть нет, после такого, после того, что мы так открылись друг другу и ты, Николай, внезапно открылся мне с такой стороны, повернулся ко мне таким удивительным боком! откликнулась женщина взволнованно.
И чуть позже, когда они перебрались в комнату, шум раздвигаемой постели и шуршание простыней казались отлетающему в сладкое полузабытье сознанию Николая почти забытыми звуками детства.
***
Стал тороплив, суетен Опусов, нетерпелось ему поскорее прихватить Филонова да с ним под мышкой устремиться в баснословные выгоды продажи. Выйдет он на мировые рынки теневой торговли произведениями искусства, спустит картину по фантастической цене, тогда и поуспокоится, остепенится, а до той поры нет у него ни спокойного сна, ни здравого бодрствования. Глаза его шарили по свету, как фары машины в ночи, приближающейся из-за горизонта. А ведь зависел от этого негодного мальчишки, этого ничтожества Николая. Он снова вызвал ученика для отчета и штудий.
- Переспал я с ней, - удовлетворенно и сыто сообщил Николай.
Опусов вздрогнул. Сообщник этого не заметил. Почему? Опусов, правду сказать, чуть не упал; вздрогнув, он так внезапно исказился весь, что руки явственно обозначились костылями, и он завис на них мешком трухи. Ветераном печали и унижений он смотрел на своего счастливого соперника. А тот не замечал. Почему? почему? до такой степени ничего не значили в глазах этого оболтуса сердечные чувства его старого учителя?
- Как это произошло? С чего началось? - быстро задавал вопросы старик, и напрасно старался он придать суровость своему голосу.
Николай подробно все рассказал, не забыв упомянуть, как он заподозрил присутствие учителя под столом и заглянул туда, приподняв уголок скатерти, - а оказались там Зои Николаевны внушительные ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25