..
- А Сусанна?
- И она ничего. Так ты идешь?
- Нет, Наденька, извини, - отказалась я. - Мне что-то не по себе.
- Ладно, тогда я пойду. Мне все равно потом на рынок надо.
Я ни на секунду не сомневалась, что маньяку тут делать нечего. Мику убили из-за денег. Больших денег. Тех, которые он якобы "достал". Наверное, нашел тайник. И до того обрадовался, что начал писать стихи. А хозяин тайника обнаружил, что к деньгам кто-то прикасался и заподозрил Мику. Дальше просто: Мика стал нежеланным свидетелем. Это была моя первая версия.
Потом мне пришло в голову, что Мику убили из-за того разговора в полуразрушенной сторожке. Там, где я нашла мундштук. Значит, на первый план выходят два подозреваемых: Горелов и Кристина. Именно они выясняли отношения, когда Мика их подслушал. А с Кристиной вчера должен был говорить Суперфин! Что он ей такого наговорил, что она побежала душить Мику? Или все-таки Горелов? Нет, не могу. Голова как чугунный казан для плова. И крутится там что-то, вертится, а наружу вылезти не может.
Чай я пила, как героиня Чехова "безо всякого на то удовольствия". Поняв, что так больше продолжаться не может, я решила сходить к Сусанне и порасспросить ее. В парке делать было нечего: Мику увезли, вещи, скорее всего, забрали.
Сусанна была в своем репертуаре. Браслеты на всех конечностях, точка на лбу и душный запах благовоний.
- Это ты? Проходи. Какими судьбами.
Прямо с порога я бухнула:
- Сусанна, Мику убили, следующей должна быть я. Мне страшно!
- Выпить хочешь? - ничуть не удивилась она.
- Нет, спасибо. Я пришла к тебе просто так. Ничего не изменишь. У меня существует идиотская привычка вмешиваться в разные чужие неприятности. Меня же потом бьют по голове...
- Это карма... - понимающе кивнула головой. - Наложение чужой информации.
- Вот-вот, - подтвердила я, - эта чужая информация так крутится у меня в мозгу, что я, наверное, с ума сойду. Кто убил, кому это надо, и, самое главное, причем тут я?
- Садись, - решительно сказала она и подтолкнула меня к массивному креслу. - Работать будем. Ауру чистить.
- Чистить так чистить, - обреченно махнула я рукой. Мне уже было все равно что делать: чистить ауру, превращать инь в янь, управлять плазмой или кармой. Иди знай, что за терминология у этих экстрасенсов.
- Расслабься, закрой глаза и ни о чем не думай, - сказала Сусанна, включая магнитофон с записью шороха дождя.
- Легко сказать "ни о чем не думай", - пробурчала я, - мысли-то не спрячешь!
- У тебя все получится. Ты получишь ответ на свои вопросы. К тебе придет единственно правильная информация.
Мне стало спокойно и приятно. Ноги-руки налились непривычной тяжестью, а голова стала легкой и пустой. Я видела себя стоящей на высоком берегу, а внизу бушевал прибой. Волны бились о скалы и рассыпались мелкими сверкающими искорками.
А потом внутри меня зазвучали слова:
"Я иду меж печальных надгробий,
И в одном догорает свеча.
Руби пал жертвой мерзких снадобий,
Вместе с ним там рука палача."
Что это за бред я несу? Надо мной склонилось лицо с точкой между бровей.
- Проснулась? Вот и хорошо! Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно, Сусанна. Что это было?
- Убрала с тебя злое поле. Теперь ты защищена, и ничего дурного с тобой не случится. Что тебе снилось?
- Стихи... Странные такие.
- Ты их помнишь?
И я продекламировала:
- Стоит статуя в лучах заката.... Ой, Сусанна, что-то я не то несу.
- Сосредоточься. И вспомнишь. Это тебе ответ на твой вопрос к космосу.
- Спасибо, дорогая, я должна бежать. У меня дела.
Мы расцеловались, и я выскочила из двери с надписью "Центр работы с паранормальными явлениями".
Уже сидя в машине, я отчетливо вспомнила ту муть, которая мне снилась и пришла к выводу, что если это ответ из космоса, то уж очень косноязычный.
На работе не было ничего нового. Звонили Сергей с Суперфином. Они разговаривали: один с Кристиной, другой - с Беньямином Тишлером. Ничего толкового. Кристина вообще ничего не помнила или не хотела вспоминать. А Тишлер торопился, уезжал по делам в эйлатский порт. Обещал приехать через пару дней и поговорить. Остались еще Леон Ковалло с Гореловым, но их решили отложить на завтра. Серега, как всегда, нескладно пошутил, что Мику теперь можно выбросить из списка подозреваемых. Ничего себе метод расследования убийства. Как в шекспировских трагедиях: кто последний живой остался, тот и виноват.
Но стишок, приснившийся мне во время медитации, не отпускал меня. В голову лезли всякие страшилки, знакомые с детских лет: "И тогда черная рука оторвала пуговицу на пальто и сказала..." Как сладостно было бояться летними сумерками на деревянной лестнице в доме моей бабушки.
И пользуясь мудрым правилом: "Если хочешь избежать соблазна, поддайся ему", я поехала на городское ашкелонское кладбище.
Последние посетители, омывая руки у длинного рукомойника, спешили к выходу. Они с удивлением смотрели на меня, бредущую в потемках между могил, но ничего не говорили. Кому охота влезать в чужие дела?
Могилу Вольфа я нашла не сразу. Она была в новом, еще не заселенном (тьфу, о чем это я?) секторе и выделялась черным гранитом среди светлых памятников из иерусалимского белого камня и серого с прожилками турецкого мрамора. На высокой стелле было высечено: "Руби Вольфу от скорбящих жены и детей", и даты рождения и смерти.
Обойдя памятник, я наклонилась к отверстию для поминальной свечи. Дело в том, что во всех памятниках в Израиле под изголовьем в мраморе прорезают небольшую выемку и закрывают ее дверкой. Когда приходят родственники, они приносят с собой толстую свечу в железном стаканчике и ставят ее в это отверстие. Такая свеча горит сутки и можно не бояться, что ее задует ветер. Поэтому я ничуть не удивилась фразе "и в одном догорает свеча". Свеча должна быть внутри памятника, а не снаружи.
В кромешной темноте я нащупала маленькую дверку и открыла ее. Внутри, оказалась какая-то тряпка и больше ничего. Пошарив, как следует, я ничего не обнаружила и, не успев как следует рассмотреть находку, затряслась от страшного уханья, раздавшегося прямо над моей головой. Сова, будь она неладна!
Не разбирая дороги, я бежала к выходу, перепрыгивая через надгробья. Споткнулась, чуть не подвернула ногу, но крепко держала в руках свою жалкую добычу.
Только влетев в свою старенькую "Сузуки" и захлопнув дверь, я смогла отдышаться и, наконец, рассмотреть то, что было крепко зажато в руке.
Это была длинная шелковая перчатка, вся в жирных масляных пятнах. Понюхав перчатку, я поняла, что масло было машинным.
Почему перчатка? Чья она? И как она попала в отверстие для поминальной свечи? Где я видала совсем недавно такую перчатку?
И я вспомнила! Клара и Эстер, матери жениха и невесты были на свадьбе точь-в-точь в таких же перчатках! Вот только чья она? Клары или Эстер? Я изо всех сил пыталась представить себе двух дам, и тут перед глазами предстала картинка: Денис целует Кларе руку.
Вытащив мобильный телефон, я позвонила Денису тоже на сотовый.
- Привет, это я! Слушай, у меня к тебе вопрос. Только не удивляйся...
- Лера, дорогая, я с тобой уже давно ничему не удивляюсь. Что такое?
- Денис, когда мы уходили со свадьбы, ты поцеловал Кларе Тишлер руку. Ты помнишь?
- Помню, ну и что? Ты решила устроить ей сцену ревности?
- Перестань! Прошу тебя, сосредоточься и ответь: Клара была в перчатках или без?
- Ну, конечно, без! Подавать для поцелуя руку в перчатке считается дурным тоном. Ты этого не знала?
- Знала, знала... - ничего я не знала. Мне редко приходилось подавать руку мужчине, тыльной стороной ладони вверх. А жаль... Ушли в прошлое царственные жесты, реверансы, корсеты и обмороки. - Ладно, спасибо, я отключаюсь.
Мой второй звонок был к Михаэлю Борнштейну:
- Михаэль? Добрый вечер! Это Валерия.
- Слушаю вас.
- Михаэль, если можно, ответьте мне на один вопрос: какова причина дорожно-транспортного происшествия Додельзона.
- Повреждение тормозного шланга. Он был порван, и в колодках практически не осталось тормозной жидкости. А почему вы спрашиваете?
- Я была у Додельзона в больнице. Он считает себя отличным водителем и недоумевает, как его могло занести на повороте... Спасибо, всего хорошего.
Так, теперь звонок Суперфину. Гостиничного телефона я не знала, поэтому позвонила Элеоноре домой.
- Элеонора, добрый вечер! Это Валерия. Вы не скажете гостиничный номер Эдварда?
- Валерия, ты его там не найдешь. Он звонил недавно и сказал, что пошел к Тишлерам. Он договорился встретиться с Кларой.
- Что? - заорала я и, спохватившись, выключила телефон, оставив Элеонору недоумевающей по поводу моей реакции.
Суперфина надо было спасать! Он пошел к убийце!
Мой последний звонок был Сергею:
- Сережа, ты где?
- В машине.
- Где вилла Тишлеров, знаешь? Гони туда! Я скоро тоже там буду!
- Чего спешим?
- Эдвард у Клары Тишлер! А она убийца! Его надо спасать!
- Понял, еду, - коротко ответил Сергей и отключился.
Как меня в тот вечер не оштрафовали, уму непостижимо! Я неслась, как наскипидаренная, и только молила про себя: "Только бы успеть! Иначе Элеонора мне этого не простит!" Убийством Мики Клара показала, что она загнана в угол, и огрызается, как крыса, убивая каждого, кто хоть что-то подозревает.
Ведь наивный Мика, найдя перчатку, сопоставил все обстоятельства и вычислил убийцу так же, как и я сейчас. И пошел требовать деньги на святое дело. Рассказал Кларе про перчатку, про масляные пятна на ней. А улику спрятал в надежном месте. Не закапывать же вещественное доказательство под палатку в парке. Но его так распирало от сознания собственной правоты, что он не сдержался и стал писать стихи. Плохие, надо сказать, но свое дело они сделали, навели меня на тайник. А бедный Перчиков... Он думал, что получит деньги на разработку своей идеи, а получил удавку.
В тот момент, как я подлетела к дому Тишлеров, оттуда раздался выстрел. Сломя голову я бросилась к входной двери. Она, на удивление, оказалась незапертой.
- Стойте! - закричала я. - Остановитесь!
Моему взгляду предстала такая картина: на полу лежал Суперфин, держась за окровавленное плечо, а посредине большой залы стояла Клара с пистолетом в руках.
Она отвела взгляд от Эдварда и с удивлением посмотрела на меня.
- Тебя только тут не хватало, - с досадой в голосе, как мне показалось, сказала она и направила пистолет на меня.
- Нет, не надо! - закричала я.
И тут раздался звон разбитого стекла. Клара инстинктивно обернулась на звук, я воспользовалась моментом и бросилась на нее.
Из окна навстречу нам метнулась фигура, и мы, гигантским сэндвичем, с Кларой посредине, покатились по полу.
- Лера, вызывай полицию и скорую, - крикнул мне Сергей, когда мы, наконец, расцепились и он привязывал Клару шнуром он портьеры к стулу.
- Сволочи! Грабители! - бесновалась всегда бесстрастная жена Тишлера.
- Успокойтесь, госпожа Тишлер, - неспешно произнес Сергей. - Сейчас приедет полиция и во всем разберется...
- Вы ворвались ко мне в дом! Я применила необходимую оборону!
- А когда вы Мику убили, и свата вашего, Руби, и саксофонисту тормоза испортили, это тоже была необходимая оборона?
- Ты, дрянь, никогда не докажешь этого!
- Почему же? - я сидела на полу возле Суперфина и осторожно снимала с него пиджак. - Есть у меня доказательства...
И я вытащила из кармана грязную шелковую перчатку.
- Отдай! - хриплым шепотом произнесла она. - Где она была?
У Клары Тишлер произошла невероятная физиологическая реакция. Сначала она резко побелела так, что под глазами проступили темные круги, а кончик носа заострился. А потом она посмотрела на перчатку, и кровь хлынула ей в лицо.
- Мика спрятал ее в памятник Вольфу. В отверстие для свечи.
Пиджак с Суперфина я уже сняла и теперь осматривала рану. Оказалось, что это была царапина, пуля прошла по касательной.
Сергей держал телефонную трубку и нерешительно поглядывал на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22