Кто был ничем - тот станет всем, так кажется, он любил попевать, играя на аккордеоне? Его молодая жена, редкая шлюха, тотчас же выскочила за дипломата в надежде укатить за границу. Она водила дружбу с Даной, а спала со всеми, включая Велемира, один раз использовала и меня, натирая промежность. Не брезговала догом дипломата, рассыльным, приносящим почту, прислугой обоего пола. Настоящая патологическая стерва. В конце концов её заклинило с догом, их вынесли на носилках, укрыв простыней, а дипломат вечером пустил себе пулю в лоб.
Велемир очень долго смеялся, обсуждая эту историю с моим новым хозяином - красным попом-обновленцем. Расстрига был готов продать душу кому угодно, лишь бы побольше вина и мальчиков... Глядя на меня, твердил: "Жаль, что он не из костей и мяса!" Так и хотелось пустить ему стрелу в глаз, но поп не знал, как заводится механизм. Никто не знал. Сдох за столом, подавившись куском говядины, и стал протухать прямо на глазах. Потому что стояла невыносимая жара... Рабочий и колхозница, пришедшие ему на смену, выбились из простого народа, но быстренько ожирели и душой, и телом. Капелька бронзы разъедает любую плоть. Так и стоят сейчас где-то на улицах Москвы, закусив удила от страха за содеянное. И если присмотритесь, увидите у одного из них на спине мой знак..."
8
- Света, что с тобой? Тебе плохо? - спрашивал он, поддерживая её за плечи и пытаясь заглянуть в глаза, но зрачки у неё вращались как на шарнирчиках у куклы, голова тоже свешивалась, точно тряпичная, набитая ватой. Гера беспомощно оглянулся. Только что они сидели и разговаривали - и вдруг! Обморок, что ли? Он положил девочку на скамейку и стал дуть в лицо.
- Ну очнись же, - повторял он, может быть, впервые испугавшись по-настоящему. Ударил по щекам. Один раз, второй.
Наконец Света открыла рот, глубоко вздохнула. Взгляд стал осмысленным. Она села и начала растирать ладонями виски. Гера поднял упавшую книгу, положил рядом на скамейку.
- И часто это с тобой бывает? - спросил он, пытаясь скрыть тревогу.
- Почти каждый день, - призналась она. - После того как меня стукнули... Врачи говорят - пройдет.
- А тут ещё я со своими рассказами! - нахмурился Герасим. - Ты... это... не верь, что я тут тебе наболтал. Просто врал со скуки. И Филипп Матвеевич здоров-живехонек, и квартира не сгорела, и все прочее. Пойдем, я тебя провожу в палату.
- Не надо, посидим еще, - слабым голосом возразила Света. - Почему ты пришел именно ко мне?
- Потому что ты... светлая, - после некоторой паузы ответил Гера. Вокруг все темное или серое, а у тебя - другой цвет. Я чувствую. Ты, наверное, и в Бога веришь?
- Верю, - сказала она. - И когда я поправлюсь, мы пойдем в церковь. Обещаешь?
- Не знаю. Как честный пионер не имею права.
- Не дурачься. И все, что ты мне рассказал, повторишь там, священнику.
- А это ещё зачем?
- Так надо, не спорь. Это называется - исповедь, покаяние. Ты смоешь с себя всю грязь и станешь лучше. Сам почувствуешь такую легкость, будто выросли крылья. И на весь мир вокруг будешь смотреть иначе. С любовью. К тебе придет очищение. Ты даже не представляешь, до какой степени ты изменишься. Все бесы из тебя вылетят, бесы, которые пытаются крутить каждого. Прельщают. И меня тоже, ты не думай! Но надо с ними бороться и гнать от себя, из своих мыслей. Самое слабое у нас - это мысли, в них легче всего влезть. Вот они и стараются. Я тебе не могу помочь, только подсказать, направить, куда надо идти. У тебя сейчас два пути, вот и ступай за мной. Иначе совсем пропадешь. Куда ты смотришь? Ты меня не слушаешь?
- Слушаю, - усмехнулся он. - Конечно, пойдем в церковь. Только сейчас мне надо уйти. Тут один гад подбирается и думает, что я его не вижу.
Гера быстро вскочил и отпрыгнул в сторону - из кустов вылетел Евстафьев с занесенной над головой палкой. Палка со свистом опустилась на то место, где только что сидел мальчик.
- Не попал! - закричал Гера. - Промазал! А ну, попробуй еще!
Евстафьев размахивал палкой, пытаясь достать Геру, а тот нарочно бегал вокруг него и возле скамейки, смеясь и дурачась. Гнилой бил направо и налево, но достать верткого мальчишку не мог.
- Прекратите! - закричала Света.
- Давай, давай! Еще раз! Промахнулся! - подзуживал Гера, ловко ускользая и хохоча во все горло. - Эх ты! - Он успел пнуть Евстафьева в зад и отскочить в сторону.
- Убью, гадина! Убью! - ревел Гнилой, уже не разбирая вокруг ничего. Пришибу! Забью! Башку снесу!
- Давай сноси! - заливался Гера. - Что же ты? Да куда тебе!
Перед глазами Евстафьева стояла кровавая пелена. Прыгавший вокруг него чертенок казался неуловимым, недосягаемым до его палки. Еще немного, и он вообще заскочит ему на шею и начнет рвать волосы.
- Вот тебе! Вот! - орал Евстафьев. Палка рассекала воздух, но наконец зацепила за что-то. - Ага! - торжествующе завопил он. - Попал!
Гнилому и в самом деле почудилось, что он задел мальчишку по спине, потому что тот споткнулся. Не дожидаясь, когда он вновь начнет прыгать, Евстафьев с силой ударил его палкой по голове. Лицо окрасилось кровью, руки взметнулись вверх. Тело упало на землю, и мужчина продолжал бить, теперь уже ногами.
- Стой! - заорал кто-то позади него и толкнул в спину.
Гнилой обернулся и выронил палку. В двух шагах от него стоял Гера, целый и невредимый. Гнилой попятился назад, не отрывая взгляд от земли. Там лежала Света, похожая на разбитую фарфоровую куклу, из которой течет кровь. Евстафьев дико закричал, воздев кулаки к небу.
Глава тринадцатая
1
Пока Снежана спала, свернувшись на диване клубочком, Драгуров нашел в кладовке все необходимые инструменты и ушел в соседнюю комнату. Сбросил со стола все лишнее и вновь начал разбирать металлическую куклу, на сей раз проверяя и простукивая каждую клеточку "тела". Работа продвигалась скоро, поскольку ему уже был знаком механизм игрушки. Владислав отделил мальчика от постамента, разомкнул соединяющие пружины и стальные нити, вывинтил отрубленную голову, снял с ноги змейку, положил отдельно колчан со стрелами, лук, лютню... Само туловище также развинчивалось пополам. С внутренним механизмом пришлось повозиться подольше, тут нужна была ювелирная работа, некоторые детали были настолько тонки, что Драгуров опасался повредить их пинцетом или отверткой. К сожалению, инструменты брата не совсем подходили к подобному занятию, а свои он оставил в мастерской. Приходилось медленно, шаг за шагом, порой наугад, продвигаться вперед. На столе горели две лампы - одна сверху, другую он приспособил сбоку, а шторы были плотно задвинуты, и он вдруг подумал, что так, должно быть, бывает, когда одновременно светят и луна, и солнце. А сам он похож на мага-алхимика, творящего колдовское действо над человеческим телом.
Драгуров отмахнулся от этой неприятной мысли и, поискав в ящике стола сигареты, впервые за многие годы закурил. Ему было приятно затягиваться дымом, возвращаясь к старому пороку. Так бывает всегда, когда ты думаешь, будто что-то похоронил окончательно, а оно подстерегает тебя за дверью. И когда кто-то кашлянул сзади, он вздрогнул.
- Ты так тихо... подошла, - произнес Владислав и умолк. Он хотел сказать "подкралась".
- Мне послышалось, кто-то плачет, - ответила Снежана, положив ладони ему на плечи.
- Это на улице. Или я тут задел струны.
- Опять все разобрал до винтика?
- Хочу посмотреть, нет ли здесь ещё каких-то секретов.
- Не спрятано ли что внутри? - напрямую спросила она. - Думаешь найти какой-нибудь алмаз магараджи?
- Почему бы и нет? - усмехнулся Владислав. - Или я полный идиот, или эта кукла кому-то позарез нужна, раз за ней охотятся.
Девушка вздохнула, взяв со стола крошечную лютню и тронув струны. Вырвавшиеся звуки действительно напоминали плач ребенка. Потом Снежана нашла нужный ритм, воспользовавшись тонкой заколкой. Но то, что она пыталась сыграть, мало напоминало музыку.
- Прекрати! - резко сказал Владислав.
Ему совсем не нравились эти извлекаемые из лютни звуки - они походили на учащенное монотонное дыхание. Неожиданно налились тяжестью глаза, заложило уши, появилась головная боль, но тут же исчезла, словно лишь пробовала свою силу. А Снежана с любопытством смотрела на него, будто врач, изучающий состояние пациента после процедуры. И продолжала перебирать заколкой маленькие струны: два быстрых аккорда, один медленный и непрерывный накапливающийся звук, напоминающий стоячую волну. Драгуров вспомнил, как называется этот ритм, используемый в ритуальных танцах. Особенно часто он звучит у кришнаитов, когда каждое движение и удар отточены веками, каждая звуковая тропинка - стук в потустороннее. Эффект мантры - акустического резонанса. Или же воздействие торсионным полем на человеческий организм. Он знал об этом, читал о ритме прерывающегося анапесбита, которым учитель в буддийских храмах, задавая ученику определенную индивидуальную мантру, подавляет его волю и сознание, и сейчас, попав в ту же ситуацию, ничего не мог поделать, чтобы воспротивиться демонической музыке. Теперь у него все стало расплываться перед глазами. Веки отяжелели, дыхание сбилось, мозг будто сдавило железным обручем. Хотелось взмахнуть рукой, вырвать лютню, но ничего не получилось. Руки его висели, как плети, и он чувствовал, что находится в состоянии плазмы, полного размягчения, словно полностью погрузился в кипящую вулканическую лаву и горит там. Но больно не было. Напротив, приятно и покойно. Невиданное наслаждение, отсутствие каких-либо мыслей, тревог, волнений, памяти... Хотелось только как можно дольше плавать в этой лаве и слушать ритмичные звуки.
- Тебе нравится? - смеясь, спросила Снежана.
Владислав не слышал вопроса, но видел её огромное белое лицо над ним и улыбался, кивая.
- Ты такой смешной, - сказала девушка, и он засмеялся, очень довольный и собой, и ею. Лишь бы она не прекращала играть на лютне. Райское блаженство достигло своего пика.
- Как муравей. - Снежана наклонилась к нему, поцеловала и положила лютню на стол.
Драгуров ощутил, как пальцы девушки растирают ему виски, и понемногу сознание стало возвращаться к нему.
2
Гале казалось, что сейчас её все бросили: и отец, и мать, уехавшая на студию, так ни о чем и не спросив, и Гера, исчезнувший неизвестно куда, после того как оставил её на лестничной клетке. Она немного полежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, потом встала. Спать совершенно расхотелось. Пойти в школу? "Да сегодня же воскресенье", - вспомнила она. День седьмой. Столько суток прошло с тех пор, как они спускались все вместе на лифте и в кабинку вошел он - этот мальчик. Так они впервые встретились. "Вы и есть наши новые жильцы?" - спросил он. Словно почувствовал что-то. "Может быть, запах крови?" - подумала Галя. В то утро она порезала палец, помогая на кухне, и кровь долго не свертывалась, пока мама не смазала йодом. Ранка давно зажила, а бинт она выбросила на второй день. Что за глупости лезут в голову! При чем тут кровь? Он уже тогда произвел на неё какое-то впечатление. Наверное, и она на него тоже. А если бы этой случайной встречи в лифте не было? Как бы все повернулось в её жизни? Или если бы они не переехали в этот район? Интересно, что сотворил Господь на седьмой день? Кажется, ничего...
Галя достала из заветной шкатулки медальон, подаренный Герой, и надела на шею. Маленький стрелец на коне, с натянутым луком, готовый спустить стрелу. Из золота, и стоит, наверное, ужасно дорого. "Откуда у него столько денег?" - подумала она, вспомнив о целлофановом пакете. Стрелец, удобно устроившись на груди, отражался в зеркале золотой точкой, капелькой блестящей ртути, жег кожу. Она поправила медальон, но снимать не стала. Вытащила из шкафа самые любимые платья. Примерила одно, другое, наконец остановилась на том, которое недавно подарили родители, - из фирменного магазина "Ле Монти". Узкое, красного цвета, чуть выше колен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49