- произнесла Карина, и её голос - чужой, мстительный - поразил Владислава. В комнате было темно, но они оба не спали. Просто лежали с открытыми глазами и думали о своем. - Завтра же отведу её к гинекологу. Вот что я сделаю.
- Ты сошла с ума, прекрати, - отозвался он, нахмурившись.
- Да? - Карина почти соскочила с кровати, распрямившись, как пружина. - Она будет шляться где попало, неизвестно с кем, а я спокойно смотреть на это? Вдруг её изнасиловали?
- Ну что ты мелешь? Успокойся. - Владислав и сам чувствовал себя на взводе: эта пощечина была ни к чему. - Ей и так не сладко. Как ты думаешь, мне стоит попросить у неё прощения?
Глаза жены в темноте заблестели ещё ярче.
- На коленях, - насмешливо сказала она. - Если хочешь, чтобы она продолжала над нами издеваться и совсем села на шею. Этот Гера... Она была с ним, я уверена.
- Ну и что?
- Ты должен поговорить с его родителями. Нет, не то. Я их видела. Мы должны переехать отсюда. Это плохой район. А лес? На него смотреть страшно. И люди...
- Люди везде одинаковы. Ты сама себя уговариваешь бежать. В конце концов, это просто глупо. Завтра наступит день, и ты посмотришь на все другими глазами. Ночь - скверный советчик. И... не ругай больше Галю. Сделай вид, будто ничего не случилось. Она сама разберется со своими проблемами. Наша дочь умная девочка и не сделает ничего дурного. Мне не надо было её бить.
- Ей ещё мало досталось. Я бы её убила. - Голос у Карины изменился, и последнюю фразу она произнесла так, как все люди, когда хотят просто отвязаться от какой-то назойливой мысли. Потом она добавила: - Коля Клеточкин - помнишь такого? - предлагает мне работу, наверное, в своем фильме.
- Стоит подумать.
Владиславу не нравился этот режиссер, хотя он-то и познакомил его с Кариной. Тогда снималась картина, в которой играли и люди, и куклы, а Драгурову приходилось осуществлять всю механическую работу с манекенами. Это был серьезный фильм, никакая не сказка, как считали зрители. То, что куклы "оживали" и вступали в контакт с людьми, а потом и захватывали власть над ними, поскольку были неуязвимы для чувств, казалось и Клеточкину, и Владиславу естественным. Другие этого не понимали. Даже актеры. Наверное, поэтому фильм и не получился, прошел "малым экраном". Критики так и не смогли отнести его ни к какому жанру: ни к ужасам, ни к притчевым картинам, ни к элитарному кино. А идея была проста: все люди в детстве играют в куклы, мальчики - в солдатиков, девочки - в Машу, Таню, Катю, Сашу, которых наряжают, баюкают, ласкают. Не осознавая того, отдают им частицу своей души. И порою кукла для них значит не меньше, чем живущие рядом родители, бабушки и дедушки. Но куда исчезает любовь, когда дети взрослеют? Они выходят из мира кукол, но попадают в такой же кукольный мир, где игрушки оживают, но не одушевляются. Несчастья, окружающие людей, произрастают из детства. Такова была несложная идея фильма. Единственное, что не нравилось Драгурову, - сам режиссер, не видевший черты между людьми и куклами.
- Ты спишь? - спросил Владислав, повернувшись лицом к жене. Карина дышала ровно, веки чуть подрагивали, но она не ответила. Или не хотела, или действительно спала.
А Владислав отчего-то именно сейчас решил рассказать ей о своем новом заказе, об этом металлическом мальчике с лютней и луком. Он вдруг понял, что тот собою представляет, разгадал хитрый механизм действия. Если, по уверению старика, игрушка может извлекать из лютни звуки, то умеет производить и другие несложные движения. Владислав уже догадывался, какие именно. Завтра же надо постараться собрать её целиком и проверить. И вообще, он начинал немного жалеть о том, что со временем ему придется расстаться с этим металлическим мальчиком. Ведь в игрушке уже живет какая-то капля его души. Хорошо бы не отдавать её заказчику... Подарить Гале. Хотя она давно вышла из этого возраста... Он так и не пожелал ей спокойной ночи... Чувствуя наваливающуюся дремоту, Владислав зевнул и закрыл глаза. "Всем спать, - мысленно приказал он. - Людям, зверям и куклам..."
Именно в это время на подоконник в соседней комнате что-то упало. Но Галя не проснулась. Слезы на её щеках давно высохли, и она лежала, уткнувшись лицом в подушку.
3
Спускаясь по пожарной лестнице, Гера задержался на уровне восьмого этажа и, изогнувшись, бросил на подоконник перевязанный бечевкой пакет. Сюрприз для Гали. Затем проворно заскользил вниз, словно маленькая обезьяна. Он не боялся высоты и, похоже, был вообще равнодушен к страху. В самых критических ситуациях Герасим умел каким-то образом предельно концентрировать волю и ум, выбирая наиболее верное решение. Мозг превращался в компьютер. Или был таким всегда?
На крышу "Барса" можно было попасть, только совершив сложный прыжок с лестницы, но Гера, с силой оттолкнувшись от перекладины, сумел уцепиться за жестяную кровлю. Подтянувшись, он перебросил через бордюр тело и затаился, прислушиваясь к каждому шороху. Где-то мяукали кошки, но человеческих голосов слышно не было. Через пару минут он уже стоял на крыше общежития, прямо под ним находился балкон. Привязав веревку к вентиляционной трубе, Гера проворно спустился вниз, коснувшись ногами каменного пола. Дверь на балкон оказалась запертой, форточка тоже. Азеры любили тепло. Но Гера предвидел и это. Вытащив из кармана стеклорез и липкую ленту, он приступил к работе. Через десять минут, беззвучно выдавив кусок стекла, Гера просунул руку, открыл балконную дверь и вошел внутрь.
Он очутился в комнате, где едко пахло едким потом и одеколоном. Вдоль стен стояли четыре кровати. В одном из спящих мужчин Гера узнал усатого бармена, продолжающего вздыхать даже во сне. Остальные были продавцами из магазина, причем двое спали на одной кровати, тесно прижавшись друг к другу. Голубки не пошевелились даже тогда, когда Гера из озорства помочился в расставленные на полу ботинки.
Затем он прошел через комнату и вышел в коридор. Тут находились разные двери, но они его не интересовали. Во всех этих комнатах жили азербайджанцы, целая колония кавказских горилл, привезенная в Москву Магометом. Чистить их карманы Гера не собирался: слишком невелик улов, к тому же кто-нибудь мог проснуться. Гере нужен был офис хозяина, расположенный в самом магазине.
Спустившись по лесенке на первый этаж, Гера толкнул дубовую дверь. Заперто. Но наверху было крошечное окошко, куда могла едва протиснуться его голова. Подставив стул и вновь воспользовавшись стеклорезом, Гера освободил для себя узкий проход, а потом ужом пролез в эту дыру и скатился вниз. Боли от падения не почувствовал, слишком велико было напряжение всех мышц и нервов. В магазине мог находиться сторож - об этом он помнил с самого начала. Сигнализация подключена к наружным дверям и витринам, а своих сородичей Магомет не опасался. И напрасно.
Усмехнувшись, Гера продолжил маршрут, подсвечивая себе фонариком. Сначала он вышел в подсобные помещения, миновал лестницу, ведущую в склад, свернул налево, где располагались комнаты администрации. Замки в них были обыкновенные, простые, которые легко открыть перочинным ножом, а Гера недаром считался способным учеником Симеона и Коржа. Уроки пригодились. Вот с дверью Магомета пришлось попотеть дольше, но и она наконец поддалась.
Посередине кабинета стоял массивный стол, около стены - кожаный диван, в углу - сейф. Первым делом Гера выдвинул ящики стола, но ничего ценного, кроме нескольких сотенных долларовых купюр в коробке, паркеровской ручки, зажигалки из драгметалла и газового пистолета, не нашел. Зато обнаружил в пачке из-под сигарет "Кент" плоский ключ с несколькими бороздками. Магомет хранил его тут, рядом с сейфом. Гера знал об этом, поскольку несколько недель назад, стоя у прилавка, услышал фразу, вскользь брошенную хозяином своему продавцу: "Возьми там у меня в столе, в пачке сигарет, ключ и принеси из сейфа деньги..." Магомет оказался не слишком осторожен. Впрочем, разве он мог предполагать, что этот светлолицый мальчик, с таким упоенным интересом разглядывающий модели гоночных машинок, запомнит его слова и сделает вывод?
Открыв сейф, Гера стал выгребать оттуда доллары и складывать в небольшую сумку на поясе. Он не пересчитывал купюры - не было времени, просто уминал их, утрамбовывал, как капустные листья. Тут же лежали и ювелирные изделия, которые продавец секции сдавал на ночь хозяину. Рассовав кольца, сережки, медальоны по карманам, Гера замер, прислушиваясь. По коридору кто-то шел. Сторож? Повернув голову, Гера схватил со стола бронзового дискобола и вжался в стену. Бежать некуда - только окно. Теперь слышались чьи-то голоса. Сторож не один. Они обнаружили следы, вычислили его. Не дожидаясь, когда дверь в кабинет откроется, Гера со всей силой ударил дискоболом по стеклу, выбил его и, совершив акробатический прыжок, полетел вниз.
4
Директор школы по заведенной привычке поднимался очень рано - в пятом часу утра. А ложился в двенадцать. Четырех часов для сна ему вполне хватало, к тому же он любил иногда по-стариковски подремать днем в своем кресле, когда знал, что в кабинет, кроме секретарши, никто не заглянет. А та проработала с ним почти тридцать лет и умела охранять директорский покой. Но этот ранний гость, позвонивший в дверь, побил все рекорды. Директор торопливо встал, набросив на плечи старенький халат. Подойдя к двери, посмотрел в "глазок".
- Заходи, - отпирая, сказал он.
Вид у Геры Диналова был не ахти: на лбу и щеке царапины с запекшейся кровью, рукав куртки порван, брюки заляпаны грязью. Но темные глаза блестели весело, хотя и смотрели с вызовом.
- Мне бы умыться, - сказал мальчик, проходя мимо него в квартиру. Здравия желаю, Филипп Матвеич. Разбудил?
- Ничего. Гость от Бога.
- Я от другого товарища.
Гера хорошо ориентировался в квартире директора, поскольку не раз бывал тут. Бросив на пол куртку, он сразу пошел в ванную, открыл кран. Директор тем временем достал из аптечки йод, вату, пластырь. Подождал, пока мальчик умоется, обработал порезы, оставленные осколками стекла.
- Ну, рассказывай, - произнес Филипп Матвеевич, покончив с этим.
- А чего говорить? Свалился в канализационный люк. Крышку, гады, забыли закрыть.
- Не ври. Небось подрался с кем-нибудь?
- Точно. Подрался. Еле утек. Приютите на день?
- А школа? Так и не пойдешь ни сегодня, ни завтра? Смотри, отчислим. Я больше не смогу за тебя заступаться. Куда ты тогда денешься? Ведь загремишь по полной программе, так и знай.
- Не загремлю. Пойду я в школу, только не сейчас. Куда с такой рожей? - Гера взглянул в зеркало на свое лицо, заклеенное кусочками пластыря, усмехнулся. - Шрамы украшают мужчин, не правда ли?
- Ты ещё ребенок. А без знаний так и останешься им до конца жизни. А мог бы со временем поступить в институт. Голова у тебя светлая, - директор тяжело вздохнул. Эти беседы он вел с Герой не в первый раз, да все без толку. - Снова из дома ушел?
- Ага. Повздорили с отчимом. Морковку не поделили.
- Ладно. Разговаривать с тобой бесполезно. Ты, часом, не железный?
Директор тронул его за плечо, начал ощупывать руку. Гера дернулся в сторону. Он не любил, когда к нему прикасались взрослые. Ничего хорошего не жди. А у Филиппа Матвеевича взгляд стал какой-то туманный, словно покрылся слюдой. Что у него на уме - поди разберись.
- Не бойся, - сказал директор. - Меня ты можешь не опасаться, я тебе вреда не причиню.
- Угу, - согласился Гера, отойдя на всякий случай к окну.
Директор неловко потоптался на месте, подошел к старым ходикам, завел их. Вздохнул.
- Странный ты мальчик, - сказал он. - Будем завтракать или спать ляжешь?
- Я бы лучше почитал чего-нибудь. Дайте какую-нибудь книжку. С картинками.
Директор открыл шкаф, вытащил с полки объемистый том.
- Сервантес, "Дон-Кихот". Подойдет?
- А интересно?
- Спрашиваешь! А пока снимай брюки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49