остановился на краю поляны, понюхал воздух и принялся рыть копытом снег. Я
подождал, пока он осмелеет и выйдет на открытое место, потом, так и не
слезая с машины, выстрелил. Я промахнулся. Испуганный лось прыгнул вперед и
принялся продираться через снег, доходивший ему до колен. Он бежал вниз по
склону, к другому краю леса. Я отбросил ружье, схватил наркопистолет и,
держась за руль одной рукой, погнался за лосем.
Лосю приходилось нелегко. Он скакал по глубоким сугробам, а метель
швыряла снег прямо ему в морду и мешала смотреть вперед. Я подъехал поближе
и выпустил несколько стрелок. Но лось заметил меня и в последний момент
ухитрился свернуть влево.
Я продолжал гнаться за животным, заходя справа. Лось заревел. Я
выстрелил.
На этот раз лось упал. Несколько секунд его ноги судорожно дергались,
потом животное погрузилось в наркотический сон.
Я остановился рядом с лежащим лосем и сошел со снегохода, прихватив с
собой ружье. Я приставил дуло ружья ко лбу лося и вдруг понял, что я не могу
смотреть на то, что собираюсь сделать. Тогда я отвернулся, не глядя нажал на
спусковой крючок и положил ружье в машину.
Лось был слишком большим, чтобы его можно было погрузить на снегоход
целиком. Нужно было разделать тушу -- иначе я просто не сдвину его с места.
Я вытащил нож и принялся за работу. Нож нужно было взять разделочный, а я об
этом не подумал. Теперь оставалось только ругать себя и орудовать тем, что
было. Я кое-как ухитрился вырезать два больших куска фунтов по пятьдесят
каждый, погрузил их на заднее сиденье и отвез домой. Там я сбросил мясо в
погреб, закрыл за собой дверь и поехал обратно, чтобы забрать остальное. Он
ничего не сказал, а я тоже был не в том настроении, чтобы начинать беседу.
Обратный путь показался мне куда длиннее двух миль. Я не мог отделаться
от мыслей об этом новом Джекобе Кеннельмене, убийце животных, мяснике. Когда
я наконец нашел искромсанную лосиную тушу, мне хотелось лишь одного -- как
можно быстрее покончить с этим делом. Я спрыгнул с машины и принялся резать
мясо, все еще истекающее кровью, и грузить его на сани. Я уже почти
разделался с тушей, когда яркий луч ручного фонаря выхватил меня и снегоход
из темноты.
Пистолет и ружье стояли рядом с сиденьем дулами кверху. Я схватил
ружье, развернулся и выстрелил. Раздался испуганный визг. Фонарь упал в снег
и погас. На мгновение я ощутил радостный подъем. Потом мои мозги, последние
несколько минут бездействовавшие, снова заработали, и я понял, что только
что выстрелил в человека.
В человека. А человек -- это уже не лось. Это куда серьезнее.
Я застыл, глядя на скорчившееся тело. Я молился, чтобы этот человек был
здесь не один, чтобы сейчас из-за деревьев вышли правительственные солдаты и
попытались убить меня -- ведь тогда это можно было бы считать самозащитой,
это было бы хоть каким-то оправданием для меня. Но человек был один. За его
спиной никто не стоял. Осознав, что никаких смягчающих обстоятельств у меня
нет, я бросил ружье и пошел к лежащему, сперва пошел, потом побежал. Мои
легкие разрывались, метель хлестала меня по лицу, ноги вязли в снегу.
Я упал рядом с этим человеком и повернул его лицом вверх. Он был одет в
штатское. Это был мужчина сорока -- сорока пяти лет, высокий, довольно
худой, с черными, начинающими седеть усами. Рот его был приоткрыт, глаза
закрыты. Я поспешно осмотрел его и нашел, куда попала пуля. Дела обстояли не
так плохо, как я сперва подумал. Я ранил его в правое бедро. Я ощупал ногу и
убедился, что кость не задета. Рана кровоточила, но не сильно. Мужчина явно
был без сознания -- боли от раны и самого осознания факта, что в него
стреляли, оказалось достаточно, чтобы отправить пострадавшего в обморок -- а
возможно, и вогнать в шоковое состояние.
Минуты три спустя я осознал, что бездумно пялюсь на снег. "Шевели
мозгами, Джекоб!" -- прикрикнул я на себя. Возьми себя в руки и рассуждай
здраво. Ты выстрелил в человека. Ты. Тебе придется смириться с этим фактом.
Теперь тебе нужно что-то предпринять. Причем быстро. Если я отвезу этого
человека в хижину, то смогу извлечь пулю при помощи подручных инструментов,
которые наверняка найдутся на кухне. Я могу остановить кровотечение.
Остается еще шок...
Следующее, что я осознал, -- что гружу этого человека на снегоход. Я
поискал оружие и убедился, что при нем ничего нет. Возможно, он, как и
Гарри, снимал домик где-нибудь поблизости -- например, вон за той рощицей.
Он услышал выстрел, подошел, увидел лося и остался посмотреть, не вернусь ли
я. Просто добропорядочный гражданин попытался поймать браконьера. И
заработал дырку в ноге.
Я забрался на водительское сиденье, пристегнулся и погнал сани вниз по
склону, стараясь ехать как можно быстрее. Лишь через двадцать минут,
оказавшись рядом с оградой, я осознал, что везу пострадавшего не в хижину, а
в больницу, наплевав на возможность быть узнанным.
Но к этому моменту мои эмоции немного улеглись. Я снова обрел
способность мыслить логично. Я ранил человека. Рана не смертельна. Само
собой разумеется, что он нуждается в квалифицированной медицинской помощи.
Но это не повод, чтобы я рисковал собой и Им, когда мы так далеко зашли и
столь многого достигли. Приняв решение, я почувствовал себя лучше. Я
развернулся и поехал к главным воротам, где располагалась центральная
спасательная станция.
Я остановил снегоход футах в пятистах и посмотрел через дорогу на
здание станции. Ее окна мягко светились. Я быстро отвязал ремень,
удерживавший мою жертву, подхватил ее на руки -- никогда бы не подумал, что
я могу с такой легкостью нести взрослого мужчину, -- и отнес к зданию
станции. Я прислонил пострадавшего к двери, постучал и бросился бежать.
Подбежав к снегоходу, я вскочил на переднее сиденье и оглянулся
посмотреть, что происходит. Прошло несколько секунд. Я уже подумал было, что
мне придется вернуться и постучать погромче. Потом дверь открылась, и
раненый упал внутрь, прямо на руки спасателю. Я развернул сани и погнал их
обратно в горы, через сугробы, леса и прогалины. Быстрее, быстрее...
Спасатель обязательно обнаружит рану. Он доставит этого человека в
Кантвелльский медицинский центр куда быстрее, чем это мог бы сделать я, -- у
спасателей есть джипы. Пулю извлекут. Кровотечение остановят. Гангрена
начаться не должна. Но все-таки я выстрелил в человека... Это по-прежнему
остается у меня на совести. Я обречен жить с этим воспоминанием.
Мне не хотелось возвращаться к лосиной туше, но я знал, что сделать это
придется. Я все посбрасывал, когда усаживал пострадавшего в снегоход, а Ему
нужно мясо.
Ему...
Только сейчас я сообразил, что мог бы отвезти раненого к Нему, и Он
мгновенно исцелил бы беднягу. С человеком все бы было в порядке, ему бы не
пришлось терпеть длительное и болезненное лечение, которое теперь его
ожидает. Я понял, что последние несколько часов думаю чем угодно, но только
не головой. Если мне не удастся вернуться к привычному логическому мышлению,
то меня ждут большие неприятности. Происходящее явно можно считать первыми
признаками безумия, от которого не застраховано ни одно мыслящее существо.
Тогда домосед начинает носиться по свету, одиночка -- искать общества, а
логически мыслящий человек -- действовать под влиянием эмоций...
Я погрузил лося на снегоход и отвез его к хижине. Мне пришлось здорово
попыхтеть, прежде чем я дотянул лосятину до лестницы и сбросил ее в погреб.
Посмотрев на замерзшее мясо, я сказал:
-- Я устал.
Собственный голос показался мне каким-то чужим. В нем слышались
сдержанные металлические нотки, слабые, но отчетливые. Такие голоса можно
услышать в горячечном бреду, когда к вам подбираются демоны или гномы.
-- На сегодня я больше ни на что не способен.
-- Все в порядке, Джекоб, -- донеслось из погреба. С каждым моим
возвращением Его голос звучал все более странно и зловеще. -- Мои
метаморфозы уже почти прекратились. Теперь мне нужны калории только для
того, чтобы поддерживать нормальное функционирование организма и накопить
материал для моей продукции. На это вполне хватит лося и того запаса,
который я еще не успел использовать.
Я не спросил, что он понимает под "продукцией". Я слишком устал, и меня
сейчас ничто не волновало. Я что-то пробормотал в ответ, кое-как добрел до
кровати и провалился в глубокий сон. Мне ничего не снилось. Почти ничего.
Время от времени в мои сновидения врывалось нацеленное прямо мне в голову
дуло огромного ружья, и я слышал, как клацает спусковой крючок...
Когда я проснулся, буран уже прекратился, лишь отдельные запоздалые
снежинки изредка тыкались в оконное стекло. И еще раздавался какой-то
странный шум. Я приподнял голову и несколько мгновений прислушивался, прежде
чем до меня дошло: прямо у нас над головами кружит вертолет...
9
Я был таким уставшим и издерганным, что заснул, не раздеваясь, и
благодаря этому мог теперь подскочить к окну, не теряя ни секунды. Я подышал
на стекло и прижался к нему лицом, но, увы, ничего не увидел. Наблюдательная
позиция была слишком уж невыгодной: небо было загорожено отчасти утесами,
отчасти высокими соснами. Я бросился в гостиную, к окнам, которые выходили
на площадку перед домом. Оттуда я действительно увидел вертолет. Он
находился футах в ста от нашего домика и висел на высоте в сто пятьдесят
футов. На борту у него красовалось изображение глобуса, а поверх него --
большие зеленые буквы "ВП": символ вооруженных сил Всемирного Правительства.
К счастью, это был не транспорный вертолет, а всего лишь разведывательный.
Он описал полукруг, полетел вдоль холма к его подножию, начал было
подниматься над следующим склоном, но потом внезапно повернул обратно,
сделал круг над нашим домиком и быстро полетел прочь. Я понял, что мы
обнаружены. Буран закончился вскоре после того, как я выходил в последний
раз, и мои следы не успело замести.
Шум вертолетного двигателя сделался тише, а потом и вовсе заглох.
Наше время истекло.
Я посмотрел на снег: красноречивые следы, уродливые темно-красные пятна
лосиной крови, застывшие красные лужи... Меня буквально затошнило от этих
наглядных свидетельств моей вчерашней кровавой пирушки со смертью. И в то же
время это казалось абсолютно необходимым. Я втянулся: стрелял, рубил на
части, тащил в хижину -- и так до полного изнеможения. А в результате, когда
человек просто посветил на меня фонариком, я рефлекторно схватился за ружье.
До этого охота всегда была для меня спортом, приятной возможностью
испытать свое искусство стрелка. Но убийство теплого кролика или лося с
мягкими губами -- это совсем другое. Птицы-то что: комок перьев, клюв и
когти. Их даже трудно считать живыми, так много в них от механической
конструкции. Но вчерашнее избиение обрушилось на настоящие живые существа,
со своими чувствами и эмоциями. Нет, такая охота не по мне. У меня мелькнула
мимолетная мысль: а не Он ли каким-то образом спровоцировал мою внезапную
вспышку кровожадности?
Я пошел к погребу, на ходу обдумывая положение вещей. Он сейчас не в
состоянии повлиять на ситуацию -- Он неподвижен. Возможно, я неправильно
истолковал маневр вертолета. Возможно, они ничего не заподозрили. Нет, не
нужно заниматься самообманом. Появление раненого снова привлекло внимание
властей к парку. Я взял ружье, зарядил его, проверил, много ли стрелок
осталось в наркопистолете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24