Простота, холодность, с которой он это произнес, почти заставили Элайн расстаться с надеждой. Она не стала развивать эту тему, а проговорила:
- Но Джейкоб - не женщина. И ты попытался убить его без всякого повода.
- У меня был повод! - выпалил он, теперь оправдываясь. Он растянул губы, улыбнулся, перестал улыбаться, снова улыбнулся, едва ли способный совладать с лавиной нахлынувших чувств.
- Какой повод?
- О, у меня был веский повод, - повторил он.
- Ты можешь мне сказать?
Он держал нож перед ней, нацелив прямо в ее живот, как будто защищался от нее, как будто опасался ответного нападения. Его пальцы так крепко обхватили деревянную ручку, что костяшки обескровели. Он помахивал им туда-сюда, очень похоже на кобру, которая водит головой, чтобы загипнотизировать свою жертву перед броском.
- У тебя нет повода причинять мне зло, - сказала Элайн, вспомнив, как под воздействием похожего аргумента он перестал взламывать ее замок за две ночи до того. - Я ничего тебе не сделала.
- Ты не понимаешь, - отозвался Гордон. Голос его стал тонким, поднялся на несколько тональностей, превратился в пронзительный и какой-то не мужской, отчасти от страха - но также и в результате чего-то еще, чего-то такого, что она не могла определить. Возможно, он пытался сымитировать чей-то еще голос. Но чей?
- Тогда объясни, - попросила она.
- Я не могу.
- Значит, ты сумасшедший. Ты - безумец.
- Нет! - Он напрягся, хотя больше и не угрожал ей лезвием. - Ты наверняка не веришь в подобные вещи. Я знаю, что делаю и почему.
- Расскажи мне.
- Нет.
- Только сумасшедший не может объяснить свои мотивы.
Казалось, Гордон покачнулся от ее слов, как от физического удара, и даже опустил нож, хотя и не слишком низко. Он явно был встревожен тем, что она сказала. Наверняка даже сумасшедший время от времени понимает, что он живет во мраке, глядит на мир скорее по касательной, чем прямо. Это должно быть так. В противном случае ей можно с таким же успехом сдаваться прямо сейчас.
Стараясь не смотреть на нож, упорно стараясь не думать о том, что он сделал с капитаном Рандом, Элайн собралась с силами, чтобы продолжить спор, усилить его сомнения в самом себе.
- У тебя нет повода, - повторила она.
- Ты выслушаешь меня, если я расскажу, почему?
- Ты ведь знаешь, что я выслушаю, Гордон. - Нащупав слабую струнку, она тут же перешла на сочувственный, понимающий тон. Она обнаружила, что это несколько напоминает разговор с пациентом, который знает, что ему предстоит умереть. Это была всего лишь игра, осторожное нанизывание одной лжи на другую.
- Я верю тебе, - кивнул он.
- Доверься мне.
Он оглядел гаражный бокс, сумрак над головой, пыль на подоконнике справа от него, застарелые масляные пятна на бетонном полу. И сказал:
- Это не подходящее место для объяснений. Она снова насторожилась, спрашивая себя, что он собирается предложить. Она по-прежнему не знала, как проскочить мимо него.
- Куда ты хочешь пойти? - спросила она. Он задумался на какой-то момент.
- Мы пойдем к Бесс и Джерри. Там я расскажу тебе. Это подходящее место для объяснений.
На короткий миг девушка действительно подумала, что он выведет ее наружу и невольно предоставит ей возможность сбежать. Она уже задавалась вопросом, не побежать ли ей к стене между садом Бредшоу и угодьями Матерли, - или лучше попытаться снова попасть в дом и, если повезет, в мастерскую старшего Матерли, где она, возможно, получит какую-то помощь. Элайн выбрала последнее и приготовилась сделать рывок к свободе, но ее надежды разрушились, когда он схватил ее за руку и надавил острием ножа ей в бок. Он прижал его настолько сильно, что прорвал ей блузку и выпустил капельку крови, хотя явно не собирался убивать ее. Пока.
- Мы пойдем вместе, - сказал он. - Пожалуйста, не пытайся сбежать. Я действительно хочу вначале объяснить тебе все. Я не хочу убивать тебя, пока ты не поймешь.
- Я хочу услышать об этом, - хрипло произнесла она, превозмогая мучительную, невыносимую тошноту.
"Думай! Думай! Ради Бога, найди способ убежать! Но также, ради Бога, ради себя самой - будь осторожна!"
- Пошли, - приказал он.
Она позволила увлечь себя и даже оперлась о него в надежде, что он вспомнит, как ему вроде бы было приятно раньше, когда она полагалась на него и на его силу.
Казалось, солнце снаружи проливает огонь, заставляя потеть так, что лицо ее тут же покрылось солеными блестками.
День был совершенно безмолвным, птицы - неподвижными, ветер стих, как будто сама земля осознавала, что смерть притаилась так близко.
- К ступенькам, - направил он ее.
Пальцы, которые сжимали руку девушки, больно ущипнули ее, и острие ножа вошло чуть глубже в кожу.
Они прошли вдоль гаража спереди, мимо еще трех закрытых дверей.
"Только бы кто-нибудь нас увидел! Только бы кто-нибудь помешал нам!" - молила она.
Но они завернули за угол и двинулись вверх по ступенькам, и никто не увидел их и ни о чем не спросил.
Элайн размышляла над своими шансами сделать резкое движение вбок и столкнуть его за деревянные перила, ограждающие ступени. Она была молодой, и сильной, и насыщенной адреналином, который выработался от страха. Это вполне могло сработать. Перила выглядели не такими уж крепкими, а Гордон весил по крайней мере сто восемьдесят фунтов. Если она навалится на него всей своей тяжестью, когда они почти наверху лестницы, и если он от этого потеряет равновесие, то может упасть на цементную дорожку с высоты двадцать футов.
Это убьет его?
Она содрогнулась от своего хладнокровного расчета, но сказала себе, что ничего другого ей не остается. Это самозащита. Замышлять такую вещь разумно.
Разумно было также ожидать, что он может вцепиться в нее, что он потащит ее с собой. И если она не умрет при падении и не слишком поранится, значит, и он тоже. А потом он убьет ее.
Верх лестницы был совсем рядом.
Она не смогла этого сделать.
Они ступили на лестничную площадку и подошли к двери. Гордон постучал в нее рукояткой ножа.
Джерри открыл дверь, вытирая руки грязной тряпкой. Полоса жира протянулась по его подбородку, он явно работал над какой-то машиной. Он поздоровался, а потом увидел нож в руке Гордона. Быстро взглянул на Элайн, правильно истолковал выражение ее лица и попытался закрыть дверь.
Гордон, по-прежнему державший в руке перевернутый нож, стукнул старика по голове тяжелой ручкой.
Джерри покачнулся, схватился за дверь и рухнул без сознания к ногам Гордона, - Заходи, - приказал Гордон.
Она вошла.
Он последовал за ней, оттолкнув Джерри с дороги, и закрыл дверь. А также запер ее на замок.
Глава 19
Элайн сидела в одном из больших кресел с узором в цветочек и толстой обивкой, почти утонув в плюшевом сиденье между высокими, толстыми подлокотниками. От стула неприятно пахло пылью и старостью. Но это, решила она, было самой незначительной из ее неприятностей.
Напротив нее Бесс и Джерри сидели вместе на алом парчовом диване, согнутые в три погибели, сморщенные, высохшие, как будто обезвоженные. Джерри держался за голову и время от времени издавал низкий, дрожащий стон боли, который несколько напоминал Элайн мычание коровы. Его страдания слишком старательно демонстрировались, его стоны слишком хорошо рассчитывались по времени, чтобы принимать их за чистую монету; Бесс явно сжималась от страха, уверенная - как начинала понимать Элайн, - что Гордон на самом деле больше не Гордон, а перевоплотившийся дух Амелии Матерли. Конечно, тот же страх совершенно парализовал Джерри. Но он то ли стыдился это признать, то ли пытался совладать со своими страхами. Он воспользовался своей раной как предлогом для бездействия.
Гордон стоял между ними троими и дверью. Он прохаживался взад-вперед, не сводя с них глаз, гораздо более бдительный, чем Элайн могла бы ожидать от сумасшедшего.
Это он перерезал телефонный шнур. Элайн была в бешенстве от пожилой четы. Их трое, а Гордон - один. Не будь Бесс и Джерри настолько охвачены суеверным страхом, они сумели бы одолеть его, несмотря на его размеры. Но она знала: ни тот, ни другая не сдвинется с места, чтобы ей помочь, если она затеет противоборство.
- Ты просила объяснения, - начал Гордон. Его лицо походило на экран, на который проецировалась петля пленки со сменяющими друг друга эмоциями: страх, радость, ненависть, зависть, сомнения, веселье, благоговейный ужас, любовь, недоверие, снова страх, снова радость, мало соотносившиеся с тем, что он говорил, и с тем, что выражали его черты. Он находился гораздо дальше на пути к безумию, чем внизу, в гараже. Что-то связанное с его "объяснением" всколыхнуло глубинное зло внутри его и ввергло его в еще большие глубины маниакально-депрессивных перепадов. Безусловно, он убьет всех троих, когда дойдет до ручки. А начнет он с Элайн - единственной, кто способен оказать ему серьезное сопротивление.
- А у тебя есть объяснение. Гордон? - спросила она. Это было рискованно - подначить его. Но она знала: их единственный шанс в том, чтобы на "объяснение" ушло как можно больше времени. Возможно, никто их не хватится. Возможно, никто не наткнется на них. Но шансы возрастали с каждой минутой, которую они выгадывали.
- Я уже говорил тебе, что я не сумасшедший, - твердил он.
- Он не сумасшедший, - вставила Бесс. - Тут дело сложнее. Мы пытались рассказать вам, мисс Шерред, мы пытались рассказать вам, что тут дело сложнее.
- Книга, - вспомнила Элайн.
Бесс кивнула.
Элайн повернулась к Гордону:
- Объясни мне, почему ты делал все эти вещи и почему хотел убить и меня.
- Это началось сразу после того, как дедушка вернулся из больницы. - Его глаза, казалось, смотрели на нее и в то же время за нее. - Какое-то время, пока мы готовили для тебя комнату, у нас тут работала одна частная сестра в дневное время и другая по ночам. - Он умолк, поерзал немного, снова и снова перекатывая нож в ладони, уставившись на кончик лезвия.
- Продолжай, - попросила она. Он поднял взгляд, как будто уже забыл про них, и продолжил:
- Та комната прежде была детской.
- Моя комната? - переспросила девушка, начиная видеть взаимосвязь, тонкие нити между одним и другим событием.
- Да, - подтвердил Гордон. - Она была заперта на замок пятнадцать лет. Никто не бывал в этой комнате с тех пор, как полиция закончила с ней.
- Почему ее не переделали раньше?
- Отец не хотел входить в туда. Он из года в год говорил, что не в состоянии использовать ее для чего-нибудь, даже если она больше не будет выглядеть как детская. Вот она и стояла опечатанная.
Элайн подумала, что куда лучше было бы разломать мебель и немедленно переоборудовать детскую. Жить в этом доме пятнадцать лет, зная, что детская точно такая же, если не считать пыли, какой была в день убийства, - это измотало бы и ее нервы до предела. Каково же это было для детей, а особенно для молодого Гордона, - проходить мимо опечатанной двери и знать, что за ней стоят окровавленные колыбели?
А Гордон говорил:
- Когда тебя наняли и нам пришлось подготовить для тебя комнату, мы выбрали детскую. Отец изжил свой эмоциональный ужас. Ее открыли. Убрали мебель. Наняли плотников и штукатуров, чтобы заново все отделать, и купили новую мебель, подходившую к остальной обстановке в доме.
Элайн снова перебила его:
- Я не понимаю, какое это имеет отношение к Силии Тамлин. И ко мне. И ко всему, что ты сделал.
Гордон выставил вперед нож, как будто только что Обнаружил эту вещь и хотел, чтобы они ее оценили.
- Колыбели были очень тяжелые, старинная мебель. Когда я передвигал одну из них, верхний набалдашник у одной из двух отлетел. Наверное, он расшатывался годами. Не знаю почему, но я наклонил колыбель и потряс ее, как будто думал, будто там может быть что-то спрятано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24