Но не получалось. Больше второе, чем первое. Да еще Евгений Дмитриевич со своими ужимками. Как начнет к ней подкатывать, так и хочется ему хук справа зарядить. Про букетик в бутылочке тоже у нее не уточнял. Через неделю, кстати, в комнатке появился новый. Мало того, под бутылкой лежало вырезанное из тетрадного листа раскрашенное розовым фломастером сердечко. И опять не удалось засечь дарителя. Вожатый в засаде сидеть отказался, мол, хватит – за десять лет насиделся. Поклялся, что к подарку никакого отношения не имеет. Если бы, не дай бог, влюбился бы в напарника, так бы прямо и заявил, а не подкидывал ему на шконку букетики и сердечки.
– Слушай, – как-то раз после отбоя стеснительно обратился к нему воспитатель, – у меня вопрос один… Личный. Только между нами.
– Задавайте, Виктор Сергеевич. Отвечу с удовольствием, если смогу.
Помявшись, Сумрак наконец решился:
– Как сейчас… В общем, как за женщинами ухаживают?
– Чего, запал, что ли, на кого?
– Пока нет, но на воле пригодится.
– Понятно. За то время, пока вы, уважаемый Виктор Сергеевич, находились в местах лишения свободы и воевали в Чечне, отношения между полами существенно упростились. Это раньше там цветочки, конфетки, песни под луной… А нынче в вашем возрасте женщин не соблазняют. Их покупают. Как на рынке. Но покупать вам, как я знаю, не на что. Поэтому попробуйте на халяву. Подходишь к дамочке, спрашиваешь, не помешаешь ли? Если разрешит, подсаживаешься и… все.
– Что «все»?
– Предлагаешь заняться любовью. Можно, конечно, пару анекдотов рассказать, поюморить, а лучше книжку какую-нибудь обсудить или кино. Для верности. Если не разрешит присесть, значит – пролет. Ну а разрешит – считай, повезло.
– Хорош глумиться! Я серьезно спрашиваю!
– А я серьезно и отвечаю! Двадцать первый век на дворе. Компьютерные технологии. Сейчас по Интернету девок клеят.
Воспользоваться советом напарника Виктор Сергеевич сумел только отчасти. Возвращаясь из столовой, заметил Татьяну Павловну. Она сидела на траве, постелив полотенце, и читала какую-то книгу.
– Не помешаю? – волнуясь, произнес «пристрелочную» фразу Виктор Сергеевич.
– Ой, Виктор Сергеевич… Нет, конечно. Присаживайтесь.
Сумароков опустился рядом.
«А не заняться ли нам любовью?»
– Хорошая погода.
– Замечательная, – согласилась воспитатель первого отряда.
Его опять начало клинить, и только неимоверным усилием воли он сумел взять себя в руки. И то не до конца.
– Что читаем?
– Ошо, «Вопросы воспитания». Не читали?
– Ну как же… Давно, правда… Еще в педучилище.
– Надо же… И как вы к нему относитесь?
– К Ошо? Хорошо… Читать можно. Хотя, по мне, Сенека круче.
– Интересно… Вот послушайте, что я сейчас нашла… – Татьяна Павловна опустила глаза на страницу: – «Весь наш образ воспитания детей направлен на то, чтобы сделать их рабами – рабами политических идеологий, социальных идеологий, религиозных идеологий. Мы не даем детям ни малейшего шанса думать самим, искать свое собственное видение»… Или вот еще: «Вы учите детей вещам, которых не знаете сами». По-моему, это очень верно. Посмотрите, мы приучаем их жить строго по режиму, потом они будут так же приучать своих детей… А в итоге – психологическое рабство.
– Без режима нельзя, – Виктор Сергеевич на несколько сантиметров пододвинулся к воспитательнице, – бардак.
– Конечно. Но нельзя расписывать все по минутам. Дети к этому быстро привыкают и отучаются жить и думать самостоятельно… Разве не так?
«Не дай бог, Татьяна Павловна вам на зону попасть с такими мыслями! Сгноят вместе с вашим Ушу, или как там его…»
– Да, наверное, – вслух сказал воспитатель и решил воспользоваться вторым советом вожатого: поюморить: – Я вот тоже на днях детям книжку читал. Про Курочку Рябу. В детстве читал и не задумывался. А тут вдруг задумался. Пурга полная! Кура рожает яйцо из золота. Пенсионеры, вместо того чтобы загнать его подороже, начинают бить. Оно не бьется. Тут несется мышь. Машет хвостом и разбивает. Это какой же должен быть хвост?.. Но суть не в том. Старые в истерике. А спрашивается, почему? За что боролись, на то и напоролись. Сами же разбить мечтали. А курица вообще фокусница, человеческим языком база… говорит. Так и так, рожу? вам еще яйцо. Я вот спрашиваю, какой смысл в этой истории?
Татьяна Павловна улыбнулась. Виктор Сергеевич расценил это как хороший знак и пододвинулся еще чуть-чуть. Уже можно и руку на плечо положить.
– А этот сказочник нерусский, как его – Андерсен, – продолжал блистать познаниями воодушевленный педагог, – ему вообще в дурке место. Я чуть не оборжался. Короче, одна мамаша баловала дочку. Дочка оборзела, бросала в лужу хлеб, чтобы не испачкать свои красные башмачки. Но тут пришел Справедливый топорик и отрубил девочке ножки.
– Господи, неужели у него есть такая сказка?! – ужаснулась Татьяна Павловна.
– Могу принести, у нас в ха… на яхте лежит.
– Кошмар! Вообще-то Андерсен был очень несчастным человеком. Одиноким. Всю жизнь искал единственную и неповторимую женщину, но так и не нашел. Тут и не такое сочинишь.
– Просто тогда не было интерната.
– Какого интерната?
– Ну, этого, компьютерного…
Татьяна Павловна рассмеялась. Нет, в Викторе Сергеевиче что-то определенно есть. Внешне серьезный, но в душе очень ироничный человек. Хорошее сочетание. Да и симпатичный, даже с повязкой на глазу. Мужественное лицо, как у Джорджа Клуни. Чувствуется, много повидал в жизни. Одна Чечня, наверное, чего стоит.
– Вообще вы с Евгением Дмитриевичем молодцы.
– Почему?
– Взяли шестой отряд. Зинаида Андреевна мне предлагала, но я отказалась, несмотря на то что сын там. Не смогла бы. Это ж самый неуправляемый возраст. С моими хоть по-взрослому поговорить можно…
– Ну, с нашими тоже… Смотря как разговаривать, – воспитатель прикинул, что словесная артподготовка прошла успешно и можно идти в атаку. Книжки и кино оставим на потом.
Он практически вплотную приблизился к ничего не подозревающей женщине. «Ну, давай, не дрейфь! Ты же не пионер сопливый! Ты настоящий, крутой мужик! Все делают это, чем ты хуже?! Это же просто, очень просто!»
– Татьяна Павловна?
– Да… Пауза.
– Вы что-то хотели спросить?
– Да… Вам Ремарк нравится?
«Черт! Черт!! Черт!!! Какой, в задницу, Ремарк?!»
– Очень…
«А не заняться ли нам любовью?»
– Мне тоже. Особенно про лагеря. Помните, у него в одном романе такой эпизод есть…
«Куда тебя понесло?!»
– Муж с женой сидят в соседних концлагерях. Мужском и женском. Долго сидят. Человеческий облик, можно сказать, потеряли. И тут предоставляется возможность встретиться на пять минут. Через колючую проволоку. Так вот жена ухитряется найти в лагере старую свеклину, ночью варит ее и из отвара делает помаду и маникюр. Чтобы понравиться мужу. Представляете? Война, концлагерь, еле копы… ноги передвигаешь, не до помады, одним словом. А она варит…
Татьяна Павловна посмотрела на воспитателя уже не только с профессиональным интересом. По крайней мере воспитателю так показалось.
– Да, я помню этот эпизод. Роман «Ночь в Лиссабоне».
– Точно.
– Человек в любых условиях остается человеком.
«Все, теперь можно! Она готова. На счет три. Раз, два…»
Воспитатель поднял руку…
– Виктор Сергеевич…
За спиной стоял юный друг милиции Юра Ложкин.
– Чего тебе?
– Вас Евгений Дмитриевич ищет. В умывальной вода кончилась, он говорит, ваша очередь таскать.
«Спасибо тебе, Евгений Дмитриевич. Большое пионерское спасибо… Умеете вы, менты, кайф обламывать. Но ничего, ножичков у нас на всех хватит…»
– Придется идти, – воспитатель поднялся с травы.
– Конечно… Ничего. Мы же не в последний раз видимся. Потом договорим.
Улыбка… Как бритвой по горлу…
Утром следующего дня, когда воспитатель умывался, к нему подкралась девочка из их отряда. Имена пацанов педагог уже запомнил, но девочек пока не успел.
– Виктор Сергеевич, хотите, я вам на шею полью? Вам ведь неудобно – гипс намочите…
Сумароков растерялся, не зная, как и реагировать. Потом кивнул:
– Ну, полей.
Девочка взяла бумажный стаканчик, зачерпнула из рукомойника воды. Она была худенькой, словно головастик. Штопанные на коленках колготки, явно маловатое платье, туфельки с потертыми хлястиками. Воспитатель, не спуская с нее глаз, нагнулся над раковиной. Что у нее на уме? Очередная шуточка? Но девочка уверенно вылила воду на его шею.
– Я могу каждый день поливать. Мне не жалко.
– Тебя как звать?
– Лиза.
– Благодарю, Лиза… Я сам.
Через неделю Виктор Сергеевич сходил к докторше Маргарите Сергеевне, и та сняла ему гипс с руки и повязку с глаза. Синяк практически прошел, зрение восстановилось. Посоветовала массировать руку и предложила свои услуги, но воспитатель отказался. Взял в столовой коробок спичек, чтобы разрабатывать руку, перекатывая его между пальцев. Торс от бинтов он освободил сам, накануне. Ребра не беспокоили – по всей видимости, срослись.
Вообще персонал лагеря относился к нему довольно тепло, что было для Сумрака неожиданностью. Наверное, к раненым всегда относятся лучше, чем к остальным. Мальвина Ивановна постоянно плотоядно улыбалась и предлагала к полагающейся пайке не полагающийся алкоголь. (Как выяснилось, она была не только веселой, но и активно выпивающей теткой.) Сторож при встрече уважительно жал руку и делился новостями мировой политики, которой живо интересовался. Про Зинаиду Андреевну и вообще говорить не приходилось. Сама любезность. И это не могло не сказываться на положенце. Сейчас он напоминал айсберг, двадцать лет плававший в холодном океане и неожиданно попавший в теплое течение. Он даже стал выносить по утрам ночную вазу. Когда вожатый подколол его, напомнив о понятиях, Виктор Сергеевич спокойно ответил:
– А я глаза закрываю, когда выношу. Слепая масть не катит.
Пока в оппозиции держались только Арсений и его ближайший круг. Увидев педагога без гипса, сын Татьяны Павловны тут же подбежал к нему:
– О! С выздоровлением, Виктор Сергеевич! Хотите, по руке вам погадаю.
– А ты умеешь?
– Конечно. Мама научила.
– Ну, погадай… – Воспитатель протянул ладонь.
– Так… Вот это линия жизни. Очень длинная. Но извилистая. Вы станете капитаном дальнего плавания… Ой! Ваш корабль попадет в шторм и потерпит крушение. Все утонут, но вы нет… Знаете, почему?
– Почему?
– А оно не тонет…
Пока воспитатель переваривал услышанное, пацан успел сигануть за угол домика.
Ну что тут поделать? На зоне понятно – заточку в пузо, и все воспитание. А с этими недомерками как быть?.. Ремня всыпать? Так он матери настучит, а огорчать Татьяну Павловну ну очень не хотелось.
В другой раз воспитатель застал Пантелеева и Жукова за серьезнейшим занятием – подглядыванием в девчоночий туалет через щелку в задней стенке. По возможности корректно сделал замечание:
– А по ушам?
Той же ночью был жестоко наказан, проснувшись от неприятных ощущений в районе поясницы. Мокро. Испуганно вскочил со шконки, зажег свет. На простыне желтело внушительное пятно. Неужели недержание заработал? Трендец!
– Описались, Виктор Сергеевич? – простодушно поинтересовался проснувшийся сосед. – Бывает, не переживайте. Наверное, застудились, пока у запретки лежали. Или сфинктер слабый.
Но от пятна пахло совсем не так, как полагается в подобных случаях, а даже наоборот, довольно приятно.
– Черти! Это же сок!
На второй ужин в тот вечер подавали апельсиновый сок. Чем обидчики и воспользовались.
– А ведь могли и настоящей мочи подлить, – заметил вожатый, – радуйтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Слушай, – как-то раз после отбоя стеснительно обратился к нему воспитатель, – у меня вопрос один… Личный. Только между нами.
– Задавайте, Виктор Сергеевич. Отвечу с удовольствием, если смогу.
Помявшись, Сумрак наконец решился:
– Как сейчас… В общем, как за женщинами ухаживают?
– Чего, запал, что ли, на кого?
– Пока нет, но на воле пригодится.
– Понятно. За то время, пока вы, уважаемый Виктор Сергеевич, находились в местах лишения свободы и воевали в Чечне, отношения между полами существенно упростились. Это раньше там цветочки, конфетки, песни под луной… А нынче в вашем возрасте женщин не соблазняют. Их покупают. Как на рынке. Но покупать вам, как я знаю, не на что. Поэтому попробуйте на халяву. Подходишь к дамочке, спрашиваешь, не помешаешь ли? Если разрешит, подсаживаешься и… все.
– Что «все»?
– Предлагаешь заняться любовью. Можно, конечно, пару анекдотов рассказать, поюморить, а лучше книжку какую-нибудь обсудить или кино. Для верности. Если не разрешит присесть, значит – пролет. Ну а разрешит – считай, повезло.
– Хорош глумиться! Я серьезно спрашиваю!
– А я серьезно и отвечаю! Двадцать первый век на дворе. Компьютерные технологии. Сейчас по Интернету девок клеят.
Воспользоваться советом напарника Виктор Сергеевич сумел только отчасти. Возвращаясь из столовой, заметил Татьяну Павловну. Она сидела на траве, постелив полотенце, и читала какую-то книгу.
– Не помешаю? – волнуясь, произнес «пристрелочную» фразу Виктор Сергеевич.
– Ой, Виктор Сергеевич… Нет, конечно. Присаживайтесь.
Сумароков опустился рядом.
«А не заняться ли нам любовью?»
– Хорошая погода.
– Замечательная, – согласилась воспитатель первого отряда.
Его опять начало клинить, и только неимоверным усилием воли он сумел взять себя в руки. И то не до конца.
– Что читаем?
– Ошо, «Вопросы воспитания». Не читали?
– Ну как же… Давно, правда… Еще в педучилище.
– Надо же… И как вы к нему относитесь?
– К Ошо? Хорошо… Читать можно. Хотя, по мне, Сенека круче.
– Интересно… Вот послушайте, что я сейчас нашла… – Татьяна Павловна опустила глаза на страницу: – «Весь наш образ воспитания детей направлен на то, чтобы сделать их рабами – рабами политических идеологий, социальных идеологий, религиозных идеологий. Мы не даем детям ни малейшего шанса думать самим, искать свое собственное видение»… Или вот еще: «Вы учите детей вещам, которых не знаете сами». По-моему, это очень верно. Посмотрите, мы приучаем их жить строго по режиму, потом они будут так же приучать своих детей… А в итоге – психологическое рабство.
– Без режима нельзя, – Виктор Сергеевич на несколько сантиметров пододвинулся к воспитательнице, – бардак.
– Конечно. Но нельзя расписывать все по минутам. Дети к этому быстро привыкают и отучаются жить и думать самостоятельно… Разве не так?
«Не дай бог, Татьяна Павловна вам на зону попасть с такими мыслями! Сгноят вместе с вашим Ушу, или как там его…»
– Да, наверное, – вслух сказал воспитатель и решил воспользоваться вторым советом вожатого: поюморить: – Я вот тоже на днях детям книжку читал. Про Курочку Рябу. В детстве читал и не задумывался. А тут вдруг задумался. Пурга полная! Кура рожает яйцо из золота. Пенсионеры, вместо того чтобы загнать его подороже, начинают бить. Оно не бьется. Тут несется мышь. Машет хвостом и разбивает. Это какой же должен быть хвост?.. Но суть не в том. Старые в истерике. А спрашивается, почему? За что боролись, на то и напоролись. Сами же разбить мечтали. А курица вообще фокусница, человеческим языком база… говорит. Так и так, рожу? вам еще яйцо. Я вот спрашиваю, какой смысл в этой истории?
Татьяна Павловна улыбнулась. Виктор Сергеевич расценил это как хороший знак и пододвинулся еще чуть-чуть. Уже можно и руку на плечо положить.
– А этот сказочник нерусский, как его – Андерсен, – продолжал блистать познаниями воодушевленный педагог, – ему вообще в дурке место. Я чуть не оборжался. Короче, одна мамаша баловала дочку. Дочка оборзела, бросала в лужу хлеб, чтобы не испачкать свои красные башмачки. Но тут пришел Справедливый топорик и отрубил девочке ножки.
– Господи, неужели у него есть такая сказка?! – ужаснулась Татьяна Павловна.
– Могу принести, у нас в ха… на яхте лежит.
– Кошмар! Вообще-то Андерсен был очень несчастным человеком. Одиноким. Всю жизнь искал единственную и неповторимую женщину, но так и не нашел. Тут и не такое сочинишь.
– Просто тогда не было интерната.
– Какого интерната?
– Ну, этого, компьютерного…
Татьяна Павловна рассмеялась. Нет, в Викторе Сергеевиче что-то определенно есть. Внешне серьезный, но в душе очень ироничный человек. Хорошее сочетание. Да и симпатичный, даже с повязкой на глазу. Мужественное лицо, как у Джорджа Клуни. Чувствуется, много повидал в жизни. Одна Чечня, наверное, чего стоит.
– Вообще вы с Евгением Дмитриевичем молодцы.
– Почему?
– Взяли шестой отряд. Зинаида Андреевна мне предлагала, но я отказалась, несмотря на то что сын там. Не смогла бы. Это ж самый неуправляемый возраст. С моими хоть по-взрослому поговорить можно…
– Ну, с нашими тоже… Смотря как разговаривать, – воспитатель прикинул, что словесная артподготовка прошла успешно и можно идти в атаку. Книжки и кино оставим на потом.
Он практически вплотную приблизился к ничего не подозревающей женщине. «Ну, давай, не дрейфь! Ты же не пионер сопливый! Ты настоящий, крутой мужик! Все делают это, чем ты хуже?! Это же просто, очень просто!»
– Татьяна Павловна?
– Да… Пауза.
– Вы что-то хотели спросить?
– Да… Вам Ремарк нравится?
«Черт! Черт!! Черт!!! Какой, в задницу, Ремарк?!»
– Очень…
«А не заняться ли нам любовью?»
– Мне тоже. Особенно про лагеря. Помните, у него в одном романе такой эпизод есть…
«Куда тебя понесло?!»
– Муж с женой сидят в соседних концлагерях. Мужском и женском. Долго сидят. Человеческий облик, можно сказать, потеряли. И тут предоставляется возможность встретиться на пять минут. Через колючую проволоку. Так вот жена ухитряется найти в лагере старую свеклину, ночью варит ее и из отвара делает помаду и маникюр. Чтобы понравиться мужу. Представляете? Война, концлагерь, еле копы… ноги передвигаешь, не до помады, одним словом. А она варит…
Татьяна Павловна посмотрела на воспитателя уже не только с профессиональным интересом. По крайней мере воспитателю так показалось.
– Да, я помню этот эпизод. Роман «Ночь в Лиссабоне».
– Точно.
– Человек в любых условиях остается человеком.
«Все, теперь можно! Она готова. На счет три. Раз, два…»
Воспитатель поднял руку…
– Виктор Сергеевич…
За спиной стоял юный друг милиции Юра Ложкин.
– Чего тебе?
– Вас Евгений Дмитриевич ищет. В умывальной вода кончилась, он говорит, ваша очередь таскать.
«Спасибо тебе, Евгений Дмитриевич. Большое пионерское спасибо… Умеете вы, менты, кайф обламывать. Но ничего, ножичков у нас на всех хватит…»
– Придется идти, – воспитатель поднялся с травы.
– Конечно… Ничего. Мы же не в последний раз видимся. Потом договорим.
Улыбка… Как бритвой по горлу…
Утром следующего дня, когда воспитатель умывался, к нему подкралась девочка из их отряда. Имена пацанов педагог уже запомнил, но девочек пока не успел.
– Виктор Сергеевич, хотите, я вам на шею полью? Вам ведь неудобно – гипс намочите…
Сумароков растерялся, не зная, как и реагировать. Потом кивнул:
– Ну, полей.
Девочка взяла бумажный стаканчик, зачерпнула из рукомойника воды. Она была худенькой, словно головастик. Штопанные на коленках колготки, явно маловатое платье, туфельки с потертыми хлястиками. Воспитатель, не спуская с нее глаз, нагнулся над раковиной. Что у нее на уме? Очередная шуточка? Но девочка уверенно вылила воду на его шею.
– Я могу каждый день поливать. Мне не жалко.
– Тебя как звать?
– Лиза.
– Благодарю, Лиза… Я сам.
Через неделю Виктор Сергеевич сходил к докторше Маргарите Сергеевне, и та сняла ему гипс с руки и повязку с глаза. Синяк практически прошел, зрение восстановилось. Посоветовала массировать руку и предложила свои услуги, но воспитатель отказался. Взял в столовой коробок спичек, чтобы разрабатывать руку, перекатывая его между пальцев. Торс от бинтов он освободил сам, накануне. Ребра не беспокоили – по всей видимости, срослись.
Вообще персонал лагеря относился к нему довольно тепло, что было для Сумрака неожиданностью. Наверное, к раненым всегда относятся лучше, чем к остальным. Мальвина Ивановна постоянно плотоядно улыбалась и предлагала к полагающейся пайке не полагающийся алкоголь. (Как выяснилось, она была не только веселой, но и активно выпивающей теткой.) Сторож при встрече уважительно жал руку и делился новостями мировой политики, которой живо интересовался. Про Зинаиду Андреевну и вообще говорить не приходилось. Сама любезность. И это не могло не сказываться на положенце. Сейчас он напоминал айсберг, двадцать лет плававший в холодном океане и неожиданно попавший в теплое течение. Он даже стал выносить по утрам ночную вазу. Когда вожатый подколол его, напомнив о понятиях, Виктор Сергеевич спокойно ответил:
– А я глаза закрываю, когда выношу. Слепая масть не катит.
Пока в оппозиции держались только Арсений и его ближайший круг. Увидев педагога без гипса, сын Татьяны Павловны тут же подбежал к нему:
– О! С выздоровлением, Виктор Сергеевич! Хотите, по руке вам погадаю.
– А ты умеешь?
– Конечно. Мама научила.
– Ну, погадай… – Воспитатель протянул ладонь.
– Так… Вот это линия жизни. Очень длинная. Но извилистая. Вы станете капитаном дальнего плавания… Ой! Ваш корабль попадет в шторм и потерпит крушение. Все утонут, но вы нет… Знаете, почему?
– Почему?
– А оно не тонет…
Пока воспитатель переваривал услышанное, пацан успел сигануть за угол домика.
Ну что тут поделать? На зоне понятно – заточку в пузо, и все воспитание. А с этими недомерками как быть?.. Ремня всыпать? Так он матери настучит, а огорчать Татьяну Павловну ну очень не хотелось.
В другой раз воспитатель застал Пантелеева и Жукова за серьезнейшим занятием – подглядыванием в девчоночий туалет через щелку в задней стенке. По возможности корректно сделал замечание:
– А по ушам?
Той же ночью был жестоко наказан, проснувшись от неприятных ощущений в районе поясницы. Мокро. Испуганно вскочил со шконки, зажег свет. На простыне желтело внушительное пятно. Неужели недержание заработал? Трендец!
– Описались, Виктор Сергеевич? – простодушно поинтересовался проснувшийся сосед. – Бывает, не переживайте. Наверное, застудились, пока у запретки лежали. Или сфинктер слабый.
Но от пятна пахло совсем не так, как полагается в подобных случаях, а даже наоборот, довольно приятно.
– Черти! Это же сок!
На второй ужин в тот вечер подавали апельсиновый сок. Чем обидчики и воспользовались.
– А ведь могли и настоящей мочи подлить, – заметил вожатый, – радуйтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44