— Ты хорошо сложена и преподносишь себя, не оскорбляя ничьего вкуса, у тебя хорошенькое личико, потом, я думаю, ты не будешь против того, чтобы выйти в зал, посидеть с клиентами, поболтать с ними.
— Спасибо, добрый сэр.
— Платить тебе будут намного меньше того, что ты собираешься попросить, но к этому мы подкинем жилье и еду прямо в отеле. Но об этом — когда ты приедешь с импресарио, если не будет возражений. А сейчас я хотел бы организовать просмотр для нескольких совладельцев. Если речь о шести — восьми неделях ангажемента, я готов хоть сейчас, но надо согласовать с ними. Я думаю поставить тебя на ночное время в баре «Африк». Мне хочется, чтобы местная публика привыкла к тебе, чтобы перед тем, как разойтись по домам, люди говорили: «Пошли в „Камерун“, послушаем Бетти Доусон». Видишь, к чему я клоню? Так ты у нас и выдвинешься.
— Звучит недурно.
— Я хочу, чтобы тебя послушал Эл Марта. Где-нибудь, где можно посидеть и спокойно послушать, чтобы никто не перебивал. У него доля в мотеле «Страна игр», там есть комната с пианино, она сейчас пустует. Я бы хотел, чтоб ты перебралась туда на несколько дней, а я смог бы приехать потом с людьми, которые послушали бы тебя. Проверить, так сказать, самого себя.
Бетти помнит, что ей тогда стало не по себе и она спросила:
— А почему бы вам не разыскать меня по телефону? Я бы приехала в любое время.
— Боюсь, что не удастся состыковать их время и твое, когда у этих занятых людей вдруг выпадает свободный час. Здесь тоже нельзя, потому что все время кто-нибудь выступает. Тебе что, трудно пойти навстречу? Вижу, ты думаешь, тут какой-то подвох и я хочу подсунуть тебя кому-нибудь. Вот, смотри, телефон. Я могу поднять трубку и заказать точную копию Лиз Тэйлор или Мэрилин Монро в любое время, и мне это ничего не будет стоить, и никому из них не надо уметь играть на пианино и петь.
— Когда переезжать?
— Как можно скорее, малышка. Вот ключ. Номер сто девяносто. Это в глубине площади. Поворот направо.
И вот, после мрачных месяцев неуверенности и паники, окрыленная надеждой, она переехала в сто девяностый номер чуть ли не пританцовывая, улыбаясь своему отражению в каждом зеркале, радуясь возвращению чувства уверенности в себе, время от времени делясь своей радостью с клавишами маленького пианино. Более полутора суток ее никто не беспокоил. Завтраки, обеды, ужины приносили в номер. Очевидно, предварительная договоренность насчет нее уже была, потому что денег с нее не брали. Те немногие люди из обслуги мотеля, которых Бетти довелось видеть, держались отчужденно и недружелюбно, и если бы она попыталась как-то классифицировать их отношение к себе, то разглядела бы иронию и презрение. Один раз она позвонила Максу Хейнсу. Тот раздраженно велел сидеть и ждать.
Макс позвонил ей на следующий вечер в семь часов и сказал, что попозже приедет с Элом Марта. Она два часа прихорашивалась, все больше и больше нервничая, пока они наконец не приехали. Их было трое: Макс Хейнс, Эл Марта и человек по имени Риггс Тэлферт. Эла Марта Бетти знала в лицо, как-то ей показали его в «Мозамбике». Риггс Тэлферт был грубо сколоченным крупным мужчиной лет сорока, в дорогом и прекрасно сшитом костюме, в котором он чувствовал себя весьма привычно. Одежда не вязалась с его растянутой речью южанина, выдававшей невысокое происхождение, и некрасивым клиновидным лицом. Риггс вел себя весело и шумно, словно ему было хорошо как никогда в жизни.
Когда Бетти знакомили с Тэлфертом, он слишком долго держал ее руку, не обращая внимания на робкие попытки выдернуть руку и с восхищением разглядывая ее во время своей длинной тирады.
— Я один из Тэлфертов, из страны скотоводов, Флориды, мэм. Бог знает сколько нас там развелось с тех пор, как прадед переселился туда из Джорджии, взял себе здоровый кусок негодной болотистой местности и развел там чахлую скотину, и ничего хорошего из этого не получалось, пока лет тридцать назад Тэлферты буквально не вылизали эти земли — их осушили, огородили. С тех пор, поверьте мне, мэм, все мы, Тэлферты, живем роскошно, так, что лучше и не надо.
Бетти отступила назад и прошептала:
— О Господи.
Эл торопливо пояснил, что, поскольку они собрались посмотреть новый талант, предназначенный для «Камеруна», им было приятно взять с собой кого-нибудь из самых почетных гостей отеля, и Риггс Тэлферт как раз относится к их числу.
— Да, меня везде любят, — гундосил Риггс. — Надеюсь, вы немножко и потанцуете, я страсть люблю смотреть, как танцует красивая женщина, мисс Доусон.
У нее появилось странное ощущение, что если он настоит на этом, то ей придется даже подкорректировать свое выступление. В этом человеке чувствовалась необычайная сила, целеустремленность и власть, что одновременно и привлекало, и отталкивало. Бетти расценила это как редкое проявление первородной мужественности. В нем была не только эротическая привлекательность, но и что-то пугающее, и Бетти ощутила себя сабинянкой, внезапно почувствовавшей, что не может бежать быстро от догоняющего ее сатира. Это трио чем-то напомнило ей картинку из далекого детства, когда два явно настороженных человека вели огромного дружелюбного белого медведя сквозь карнавальную толпу к круглой площадке, а потом он у них плясал. Бетти тогда казалось, что медведь получает от этого море удовольствия, и одного она не могла понять: почему бы и дрессировщикам не попрыгать вместе с медведем, вместо того чтобы напряженно следить за ним.
Бетти попыталась помочь Максу установить три кресла так, чтобы удобно было смотреть, но Риггс Тэлферт опередил ее. Она сделала освещение, как задумала, села за пианино, широко улыбнулась им, подмигнула и начала выступление.
Риггс Тэлферт настаивал, чтобы концерт длился намного дольше того, чем у Макса Хейнса и Эла Марта хватило терпения скрывать, что им уже надоело. После каждого номера он оглушительно хлопал своими огромными ладонями. Он хохотал и восторженно ревел в ответ на ее реплики, притопывал каблуками и хлопал себя по бедрам.
— На этом, — наконец твердо объявила Бетти, — мое выступление заканчивается, джентльмены.
Тэлферт встал и сказал:
— Эл, ей-богу, если ты не возьмешь эту девушку петь в твоем отеле, клянусь, моей ноги здесь больше не будет и другим скажу. Это так же точно, как то, что я вижу эту бутылку бурбона, из которой надо еще немного налить. И плати ей хорошо, слышишь?
— Деваться некуда, Макс, — сказал Эл Марта. — Мы берем тебя, Бетти.
— Спасибо, мистер Марта.
Эл лучезарно улыбнулся и попросил ее:
— Пройди с Максом на минутку к машине, дорогая, надо кое-что оформить, подписать.
— А как же?..
Больше она ничего не успела вымолвить, потому что Макс взял ее за руку и вывел на улицу, где уже была ночь. Он прошел с десяток шагов, резко развернулся и припер ее к стене.
— Это что еще?..
— Молчи и слушай, у нас мало времени, малышка. Рисую тебе общую картину. Это его четвертый приезд сюда. Он с компанией друзей прилетает сюда чартерным рейсом. Обычно они оставляют здесь приличные деньги. Мы принимаем их, как почетных гостей. В этот раз они тут неделю. Улетают завтра утром. Ему здорово повезло, этот осел выиграл у нас больше ста восьмидесяти тысяч.
— А я здесь при чем?
— Тебе нужна работа?
— Нужна, но...
— Он положил глаз на тебя, малышка. Теперь твой ход. Я хочу, чтобы ему расхотелось так быстро уезжать. И ты можешь ему помочь в этом.
— Подождите хоть немножко, в конце-то концов!
— Нет времени рассусоливать, девочка. После того как мы с тобой сейчас вернемся, сделай так, чтобы он остался, а мы ушли. Не забудь войти в комнату с улыбкой.
— Я не буду...
— Если ты все сделаешь правильно, если он вернется в отель после того, как улетят его друзья, то он спустит свой выигрыш, а ты получишь хорошие наличные и работу, которая тебе позарез нужна. Молчи и слушай дальше. Если ты не захочешь оказать нам эту маленькую услугу, крошка, то через день я сделаю так, что ты ни-ког-да не найдешь работу в Вегасе, а через четыре дня тебя не пустит на порог самая паршивая харчевня в стране. А для гарантии я попрошу пару ребят встретить тебя на улице, отвезти в пустыню и сделать тебе лицо как у кролика, попавшего под колеса. Тебе некуда деваться, малышка, и давай играть по нашим правилам. А потом, какого черта, в конце концов? Он по-своему неплохой мужик. Ну что тебе стоит? Развлекись немножко.
Бетти по-прежнему стояла, прислонившись и ощущая плечами тепло стены, разогретой дневной жарой. Перед ней на фоне освещенных кустов, располагавшихся футах в пятидесяти от дома, вырисовывался силуэт Макса Хейнса.
«А что мне, черт возьми, действительно стоит? — спрашивала она себя. — Что уж мне особенно беречь после Джекки и его толстого друга? Кому я нужна? Что я берегу, для кого?»
— И сколько я получу? — спросила Бетти потухшим голосом.
Макс сжал ее руку:
— Вот это другой разговор. Ты получишь два процента от того, что он вернет.
— А если... независимо ни от чего он уедет с друзьями?
— Тут ты не виновата, что ж делать. Постарайся... Во всяком случае, работу ты получишь.
— Но если это часть работы, мне, пожалуй, она не нужна, мистер Хейнс.
— Зови меня Максом, красавица. Кто тебе сказал, что это часть работы? Это чрезвычайный случай. Ему просто не понравились девицы, которые меня обычно выручают в таких случаях. Этого, вероятно, больше не случится.
— Ладно, возвращаюсь с улыбкой, — сказала Бетти.
Вернулась. Они выпили еще немного. Бетти сообщила, что у нее есть еще несколько песен. Эл посмотрел на часы и заявил, что ему пора возвращаться.
Макс сказал:
— Мне тоже нужно идти, но это не значит, что тебе, Риггс, надо торопиться. Знаешь, ты послушай песни и, прежде чем улетать утром, оставь для меня записку и напиши, какие тебе понравились. Я буду благодарен, у тебя глаз на таланты, Риггс.
И они остались одни. Сделка состоялась. Он начал обычное ухаживание. Бетти сообразила: это такой человек, который невысоко ставит то, что само идет к нему в руки. Хохоча, улыбаясь, она ускользала от него, терпеливо проходя эту неизбежную процедуру. Увидев, что может дальше не совладать с ним, настояла на прогулке по воздуху. Они взяли такси и побывали в нескольких укромных уголках, которые она знала, и когда они сидели, прижавшись друг к другу, эта извечная борьба становилась еще упорнее: он приводил весомые аргументы, почему ей следовало бы согласиться, а она — не менее весомые, почему не следовало. Он с большим чувством говорил о своем ранчо, детях и с неудовольствием — о жене, активистке какого-то общественного движения, которая вечно осуждала его привычки и ругала его друзей, но с большой охотой тратила его деньги.
Бетти чутко улавливала моменты, когда Риггс подумывал забросить это занятие, и подпитывала его угасающую надежду. Когда дело пошло к рассвету, она, к его радости, безоговорочно сдалась — естественно, бессильная далее противостоять его очарованию. Они взяли другое такси, возле «Камеруна», куда он зашел оставить друзьям записку, чтобы они летели без него. Потом они поехали в «Страну игр» в номер сто девяносто.
Они провели вместе пять дней и ночей, прежде чем Риггс Тэлферт улетел обратно во Флориду. Его выигрыш к этому времени усох до тридцати тысяч. Проигрыш немного опечалил его, но он объяснил это со своим неизменным оптимизмом тем, что оказался настолько счастливым в любви, что другой вид удачи, естественно, отвернулся от него.
Для Бетти это стало вроде исполнения главной роли в длинной и довольно монотонной пьесе, в которую нужно было время от времени вставлять импровизированные реплики. Она скоро поняла, что все переносится легче, если немного выпить. Эмоций на него она не расходовала, но притворяться надо было, и она научилась той циничной истине, что легче сделать его довольным, притворяясь, чем если бы она была искренней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43