— Нет у меня никаких оснований расстраиваться из-за такой женщины.
— Простите, я не знал.
— Большинство людей не понимают. Но меня это не волнует. Меня-то грех не коснется, мистер Станиэл. Такая моя судьба, что вокруг толкутся парни, подмигивают, пялятся и пробуют лапать. Бог сотворил меня желанной для мужчин, чтобы так испытать. Я его агнец. Когда мне было пятнадцать, я два дня и две ночи простояла на коленях, спрашивала его, могу ли скрыть тело от всего света и провести жизнь в молитве. Но он повелел мне жить здесь, в миру, чтобы одолевать искушение и соблазн, потому что некоторые из искусителей еще могут обрести царство небесное. Мое тело — храм Божий, и я держу его в чистоте, благолепии, оно останется неоскверненным.
Она снова от распевной речи перешла к нормальному тону:
— Я и не надеюсь, что многие это поймут, мистер Станиэл.
— А мистер Кимбер понимает?
Она вздохнула:
— Так... немного. Только не позволяет мне читать ему мораль. Говорит, каждый должен идти своей дорогой и ко всему прийти в свое время. Господи, наверно, он нескоро поймет, на какой скверный путь вступил. Я иногда из-за мистера Сэма прихожу в отчаянье. Но потом выйду из дома, пробегу или проплыву километра два, устану как следует, тогда становится лучше. Вы, мистер Станиэл, вроде бы здоровый, сильный человек, но пока здесь сидите, выкурили уже две сигареты, это позор — сознательно вредить себе.
Энджи нахмурилась и потрясла головой:
— Хотела бы я знать, куда он подевался. Может, вовсе сегодня не явится. Ничего не могу вам обещать.
Пол поднялся.
— Можно мне позвонить попозже, вдруг вы узнаете что-то новое?
— Я попрошу миссис Ниммитс принести мне что-нибудь перекусить, гак что буду все время на месте. Хотите, чтобы я ему сказала, по какому поводу вам нужно с ним встретиться?
Он улыбнулся:
— Все равно ведь скажете, не так ли?
— Естественно. Просто мне интересно, попросите ли, чтобы я ему ничего не говорила.
— Вы лучше знаете, что делать, мисс Пауэлл.
* * *
Без четверти одиннадцать Станиэл свернул на частную дорогу к владениям Хансонов у озера Ларра. Буйная тропическая растительность совершенно скрывала главное здание поместья, так что с дороги его не разглядеть; приблизившись, он увидел солидное нестандартное строение из кипарисового дерева, с белыми рамами. Низкое современное, пристроенное крыло вступало в контраст с линиями более древней части. Припарковавшись, Станиэл вышел из машины, посмотрел в сторону озера, где сквозь деревья проглядывал остов яхты. Обнаружилась извилистая тропинка — белая полоска среди висячих усов испанского лишайника. За яхтой переливалась голубая гладь озера. Отметив краем глаза машину Хансона на берегу, он направился к трапу яхты.
Когда он уже был на верхних ступеньках, на палубе появился Келси Хансон в голубых блестящих плавках и закричал:
— Ни шагу дальше! Что нужно?
Станиэл, остановившись, оглядел его. Хансон был мускулистый, загорелый парень, волосы, брови, ресницы его выгорели добела. Держался враждебно, высокомерно. Несмотря на некоторую полноту, лицо было довольно красивым. Напоминал телохранителя, изготовившегося вышвырнуть с пляжа пятидесятикилограммового бродяжку. Станиэл обратил внимание, что загар прикрывает физическую изношенность. Туловище уже заплывало жиром, и если бы не загар, лицо казалось бы опухшим, водянистым.
— Мне нужно поговорить о страховке вашей жены.
— А что с ней неясного?
— У меня несколько вопросов...
— Пришли их по почте, приятель.
— Это отнимет несколько минут вашего...
— Ты их уже использовал, приятель. Так что разворачивайся и вали вниз.
Станиэл усмехнулся про себя, вспомнив советы доктора, подошел к Хансону и громко, твердо проговорил:
— Вы глупец и бездельник, я расследую самоубийство вашей жены. Я не какой-нибудь коммивояжер, у меня контакты с полицией. Если и дальше станете глупить, так вас разогрею, что глаза на лоб полезут.
Когда он поднялся на палубу, Хансон попятился.
— Что же вы сразу не сказали, приятель? — Именно это я сделал.
— Вы не представляете, сколько бродяг здесь слоняется, и все норовят... Послушайте, но Луэлл вовсе не покончила с собой.
— Вот это я и должен установить, и если вы в состоянии уделить мне немного своего драгоценного времени, мистер Хансон...
— Господи, у меня ничего и нет, кроме времени, старик.
Улыбка Хансона выражала и просительность, и похвальбу.
— Заходите, сядем где-нибудь в тени. Я не хотел вас оскорбить. Ничего дурного. В последнее время я живу в постоянном напряжении.
Станиэлу был понятен его недуг. Праздность. Похоже, Хансон не способен испытывать никаких подлинных чувств. Злоба, радость, любовь, ненависть, ревность — все эмоции испарились, подмененные притворством, судя по неуверенности в его глазах и по манере извиняться.
— Разумеется, ничего дурного, — подтвердил Станиэл, обмениваясь рукопожатием.
Они вошли в жилое помещение, где Пол отказался и от кофе, и от стаканчика. Они сидели в длинной гостиной, обшитой деревом, обставленной тяжелой, массивной мебелью. Здесь же находилась музыкальная аппаратура, каменный камин и большой бар.
— Что означает эта глупость насчет Луэлл? — спросил Хансон. — Кому стукнула в голову такая чудная идея?
— Пока можно говорить лишь о такой возможности. Насколько мне известно, вы не жили вместе.
— Уже около года.
— Вы считали ее виноватой в том, что ваш брак навсегда распался?
— Минутку, минутку, я вовсе не уверен, что он распался бы навсегда.
— Полагаете, она бы одумалась?
— Что ж, я надеялся на это. Она могла вернуться в любое время. Была ли Луэлл виновата? Наверно, оба мы наделали ошибок. Я слегка переборщил, и она меня застукала. Устроила из этого настоящий бедлам. Черт возьми, с этими девчонками ведь ничего серьезного не бывает. Просто... обычное дело. А Луэлл ничего этого не понимала, вроде бы и не знала привычек нашего круга. Сначала я надеялся, что станет своей, и она, наверно, тоже так думала. Как бы то ни было, мы условились расстаться на год, и никто не докажет, что она ко мне не вернулась бы.
— А вы хотели, чтобы вернулась?
— Естественно!
— Несмотря на ее связь с Сэмом Кимбером? Хансон дернулся как от удара.
— Оказывается, вы здесь принюхивались, мистер... — Он посмотрел на визитку. — Мистер Станиэл. У вас нет никаких доказательств.
— Это несомненный факт, мистер Хансон.
— Наверно... наверно, так. Однако это такая вещь, о которой не хочется думать. Я просто не в состоянии представить. Луэлл была такая… осмотрительная. Разборчивая. Понимаете? Воспитанная. А этот Кимбер, он же в два раза старше ее, обыкновенный неотесанный мужлан. Не могу понять, как она напоролась. Месяцев шесть назад, когда о них стали сплетничать, я с ней говорил в последний раз. Хотел узнать, правду ли болтают. Но она ничего не отвечала. Очень вежливо, спокойно улыбаясь, напомнила о нашем уговоре. Пройдет, мол, год, и она скажет о своем решении. Я говорю: ходят слухи, что ты спуталась с Сэмом Кимбером. А она отвечает: всякое можно услышать, если долго прислушиваться, потом села в машину и укатила. Тогда мы виделись в последний раз.
— Но она могла к вам вернуться, даже если все было правдой?
— Черт возьми, вам-то какое дело?
— Я лишь рассматриваю возможности, мистер Хансон. Что, если она хотела вернуться, но боялась, что своим романом с Кимбером все испортила? И тогда из чувства вины, угрызений совести утопилась.
— Как бы не так! Прекрасно знала, что может ко мне вернуться.
— Потому что если вы ее не примете, отец лишит вас наследства?
Хансон немного испугался:
— С кем это, к дьяволу, вы наговорились? Возможно, об этом болтали, но все неправда. Конечно, старина Джон угрожал, но так он говорит с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Да и мать никогда ему не позволит. С чего бы он решил именно теперь? Я бы ее принял обратно, потому что... мне хотелось, чтобы она вернулась.
— По-вашему, она была непостоянна в чувствах?
— Луэлл? Не сказал бы. Она все воспринимала чересчур серьезно. И не очень веселилась. Не знаю, имеет ли это значение.
— Значит, и к мистеру Кимберу относилась серьезно?
— Наверно... да. Очевидно, серьезно.
— А если это он решил с ней порвать? Хансон в раздражении уставился на него.
— Не понимаю, о чем речь, черт побери? Я вообще понятия не имел, что она застраховалась. Кстати, кому достанутся деньги?
— Ее матери и сестре.
— Клянусь, Станизл, я не в силах представить, чтобы Лу покончила с собою, да еще таким способом. Она отлично плавала, не хуже меня. Нелегко утопиться, если чувствуешь себя в воде, как дома. Все инстинкты взбунтуются.
— Но это все-таки вероятнее, чем несчастный случай?
— В него тоже верится с трудом, но все ведь твердят об этом. Логичнее предположить, что кто-то ее утопил. Но и тогда полная бессмыслица. Полдень. То озеро не такое большое, как здесь. Откуда узнаешь, что тебя никто не видит. Оттуда, где утонула, видны дома на другом берегу. И как могли ее утопить, не оставив на теле никаких следов? Лу казалась хрупкой, но была сильной. Может, перегрелась на солнце или отравилась чем-то и в воде потеряла сознание. Все, кому хотелось меня подколоть, сообщали, как она в последнее время хорошела. Может, принимала какие-то таблетки и перестаралась. Как, черт возьми, теперь это выяснишь?
— Если нам удастся найти основания для самоубийства, не придется платить страховку в двойном размере.
Хансон скривился.
— Понятно, приятель. С чего бы я стал помогать экономить ваши вонючие денежки?
— Деньги страхового агентства, не мои.
— Если б оставила письмо, избавила бы вас от хлопот.
— Возможно, и оставила.
— Кому? Ничего не понимаю.
— Кимбер здесь пользуется большим влиянием, может, ему не понравилось бы, если называют его имя в такой связи, вам не кажется?
— У вас что — не все дома?
— А если послала какое-то письмо вам, Хансон? И вы скрываете это, чтобы не выглядеть плохо в глазах общества.
Хансон сначала откровенно изумился, затем невесело рассмеялся.
— Разве можно выглядеть еще хуже, чем я сейчас? А Кимбер не такая уж важная птица, да никогда ею и не будет.
Он вдруг сменил тему разговора. Станиэл уже давно привык ничему не удивляться, но сейчас он начинал понимать, почему женщина, писавшая те письма, могла поначалу восхищаться Келси Хансоном.
— Я немало думал и кое-что понял, Станиэл. В основном, о возможностях, шансах. Когда они исчезают, легче всего сказать, что ничего не стоили. Я не понимал, что Луэлл — это соломинка для меня. Папа, наверно, знал. Что Лу была для меня шансом, я понял тогда, когда она от меня ушла, сообразил, что прозевал свой случай. Ну и сам себя уговаривал, что она, собственно, не нужна была мне. Но доводы рассудка не всегда действуют. Мне захотелось снова заполучить эту возможность по имени Луэлл. Так захотелось, что даже заболел. Не из-за папиных угроз, ради себя. Я ведь от себя не в восторге, Станиэл, сознаю свою никчемность. Решил: если пойму, отчего я такой, может, удастся найти выход... Записался на лекции, старался отыскать какой-то смысл в жизни. Если нашел бы хоть полуответы, хотел прийти к Луэлл, начать с ней другую жизнь. Но эти ученые мужи не в состоянии дать ответы, не нашел я их и в мудреных книгах. Кинулся даже к психиатру, и тот после четырех сеансов объявил, что все дело в чувственной инфантильности, так как все мои проблемы за меня решали другие. И добавил: если лечиться психоанализом, может, года через два появятся результаты, но не обязательно. Тогда я вбил себе в голову, что добьюсь всего собственными силами. И не добился ничего. Изображал трагическую личность, чтобы охмурить несколько смазливых студенток, говоря себе: займусь сексом с теми, кто знает в нем толк, а может, у кого-нибудь из этих курочек позаимствую идею-другую. Но Лу умерла. И вся трагикомедия, которую я разыгрывал, потеряла смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27