Пол, а если я останусь здесь на несколько дней, это не помешает? Не покажется ли кому-нибудь странным то, что мы будем встречаться, разговаривать?
Он пожал плечами.
— В случае чего пойдет только на пользу. Воображаемая сумма страховки должна достаться вам и вашей матери, поэтому мое расследование вас тревожит. Не хотите спускать с меня глаз, чтобы убедиться, что я не обведу вокруг пальца. Это обычный прием. Нужно подкинуть людям версию, которая соответствует их представлениям, и тогда они разговорятся.
Она окинула его взглядом:
— Значит, вот почему вы постарались выглядеть таким обыкновенным... — Смутившись, она покраснела. — Я хотела сказать...
— Стараюсь выглядеть так, как выглядит человек, за кого я себя выдаю, это помогает.
Понимая, что произносит банальную фразу, она все же сказала:
— Думаю, ваша работа очень увлекательна.
Выражение лица, даже осанка его мгновенно преобразились, и теперь его уже нельзя было назвать посредственностью. Проявилась темная, горькая сила, отчаяние, ярость, одновременно и шокировавшие, и притягивавшие ее. Но так же быстро он овладел собой, ответив:
— Иногда. Могу я узнать, какую сумму вы готовы вложить в расследование?
— Я выжала со счета в банке тысячу, точнее, пятнадцать сотен, тысяча — для этой цели. В бостонском отделении вашего агентства мне сказали, что следствие здесь... пройдет быстро. Я надеялась, тысячи хватит, но сейчас мне кажется — нет. Пятьсот на дорогу и расходы. Обратный билет уже оплачен, а свободные дни беру за счет отпуска. Но нужны деньги, чтобы остаться здесь.
Он опять утратил самоуверенность и снова показался моложе.
— Мне хочется сказать вот что. Звучит немного странно, но вам следует знать. Если уясните себе заранее и обдумаете, то в дальнейшем останется меньше вероятности наделать глупостей.
— Что ради Бога...
Он ответил холодным, открытым взглядом.
— Барбара, закон — это мерило могущества. Криминальное дело похоже на цепь. Ее звенья — совокупность улик, их мотивы, доказательства и обвинение, судебное разбирательство, процесс, приговор, обжалование, подтверждение приговора, наказание. А деньги, влиятельность подобны огромным клещам. Они могут разомкнуть любое звено цепочки, и все дело рухнет. Барбара, здесь замешаны крупные имена города: Хансон Кимбер. Так что не будьте идеалисткой. Может случиться, что я соберу обличительные факты для настоящего досье, передам в соответствующие учреждения, но дальше я бессилен. А это мерило могущества особенно эффективно действует в таких провинциальных городках. Здесь нет независимых и неподкупных федеральных служащих, нет крупных газет, которые отстаивают справедливость. На карту поставлено многое, наш мир не из лучших, но другого ведь нет. Во всяком случае, кое-кого мы уже затронули.
— То есть может случиться, что вы установите, кто убил мою сестру но не сможете...
— Мы можем располагать обоснованными фактами, и все же этого будет недостаточно. А вы сумеете жить с сознанием, что Икс живет счастливо, беспечно и безнаказанно. Вы способны так жить?
— Я же подниму крик на весь мир...
— А вас обвинят в клевете или потребуют врачебного обследования и поместят в психиатрическую лечебницу. Барбара, будем действовать спокойно, рассудительно, заберемся так далеко, насколько удастся, а потом — пусть решает суд. Или лучше вообще ничего не начинать.
Понурив голову, она долго молчала, а затем, едва заметно кивнув, с горькой усмешкой взглянула на него:
— Барбара Лоример получила урок.
— Очень сожалею, что вам приходится извлекать уроки из такой ситуации.
— Я могу быть вам чем-то полезной?
— Возможно, пока не знаю.
— Эти письма вы прочитаете сейчас?
— Просмотрю сегодня вечером. Кстати, я тоже живу в этом мотеле, но по другую сторону, коттедж номер пятьдесят.
Посмотрев на часы, поднялся:
— У меня свидание с доктором Нилом. Вы на машине?
— Нет. Здесь же близко — два-три квартала до центра.
— И все станут глазеть на вас, сообщая друг другу, кто вы такая, а самые смелые подойдут выразить соболезнование. Вы к этому готовы?
— Я... думала об этом.
— Может, вы немного поспите? Я заеду около шести и съездим поужинать в Лисберг или Окалу. Это недалеко — минут тридцать — сорок езды. — Он улыбнулся. — Километры не в счет. Устраивает?
— Да, Пол, очень. Спасибо.
Глава 4
Доктор Руфус Нил был пятидесятилетним коротышкой, довольно полным, но без намека на рыхлость. Упругий, словно резиновый мячик, непоседливый, розовый и чопорный. С эйнштейновской седой гривой, с расширенными зрачками, увеличенными толстыми стеклами очков, он энергично пускал в ход широчайший набор разговорных средств, жестов, мимики — надувал щеки, причмокивал, вращал глазами, всплескивал и похлопывал руками, тыкал пальцами: Станиэлу он напомнил ребенка, которому хочется писать, и он старается заглушить желание излишком движений.
В его кабинете как раз перестилали линолеум, поэтому они уединились в приемной для пациентов, и Станиэл поймал себя на мысли, что его мнение о низеньком докторе непрерывно меняется. Сначала он принял его за шута, стремящегося во что бы то ни стало развлечь собеседника. Потом ему показалось, что у Руфуса Нила начисто отсутствует чувство юмора. В конце концов он пришел к выводу: доктор — закомплексованный, очень застенчивый человек, который внешней суетливостью прикрывает свое доброе отношение к людям. Юмор был ему не чужд, только казался довольно мрачным и производил еще больше впечатление, чем шутовские замашки.
Особенно раздражала одна дурная привычка Нила. Спросив о чем-нибудь, он с тупым выражением на лице устремлял голову вперед, добавляя неотвязное “что?”.
— Доктор, вам не показалось, что Луэлл Хансон в последнее время была чем-то расстроена?
— Расстроена? Вы к чему клоните, Станиэл? Хотите сказать, выглядела подавленной? Что? Ну нет! Воображение у вас разыгралось. Слишком! Мне Луэлл нравилась. Хочешь не хочешь, но приходится наблюдать за персоналом. Служащие часто меняются, поэтому стараюсь заранее угадать, когда потеряю следующего. Правда, ничего пока этим не добился.
— Вы полагали, что потеряете ее?
— Такую женщину? Что? Разумеется. Она считала дни. Бог ее надоумил уйти от этого хансоновского щенка. Решила выждать год, пока утихнут слухи. Так что я знал — через год мне ее не видать.
— Она переживала из-за разбитого брака?
— А как вы думаете? Что? Такая женщина? Для нее брак — вещь серьезная. Конечно, переживала. Чувствовала себя обманутой, разочарованной. Вы сказали — расстроена, вот именно. Связалась с Сэмом Кимбером, это ее тоже расстраивало. Я не моралист, Станиэл. Всем нам приходится вступать в конфликт с собственными представлениями, если, конечно, вы человек стоящий, порядочный. А Луэлл была таким человеком. Эта история с Сэмом Кимбером многих удивила, главным образом, тех, кто знал его лишь поверхностно. Я Сэма знаю давно. Он гораздо сложнее, чем кажется. Бог знает, как у них начиналось. Как-то необычно. И все держали в тайне. Но в таком небольшом городишке разве можно что-нибудь утаить? После смерти Китти Кимбер Сэм ни с кем не связывался. Многие женщины положили на него глаз. Но он охотился в других угодьях. И не часто, доложу я вам. Думаю, Луэлл не считала себя женщиной, способной на легкие связи. Спокойная, красивая, сдержанная и осмотрительная. Славная, здоровая женщина в расцвете лет. Одинокая и ранимая, к тому же далеко от родного дома. Стала терять уверенность, ощутила свою беззащитность А Сэм опять превратил ее в женщину. По-моему, она сама очень удивилась, когда поняла, что способна испытывать такую физическую зависимость. Думаю, с Сэмом она пережила гораздо больше, чем за годы замужества. Меня это не касается, вас и вашей страховой конторы — тоже, но раз вы имеете в виду самоубийство, я назову кучу причин, почему эта ваша идея не пройдет. Если ее мучило чувство вины, а в этом я не сомневаюсь то обретенное наслаждение подавляло его. Иногда она приходила на работу как во сне, витала в облаках, круги под глазами и улыбка, как у Моны Лизы. Как практикующий врач, могу сказать, что только одна женщина из десяти имеет такое физическое строение, везенье, чувственность, чтобы оказаться в ее положении. И это тоже не располагает к самоубийству, Станиэл, потому что физическое наслаждение означает победу жизни, и мыслям о смерти здесь нет места.
— И в последнюю неделю?
— Хотите перебрать все мотивы самоубийства — один за другим? Что? В прошлом месяце она понервничала из-за задержки менструации и попросила сделать тест на кроликах. Результат оказался отрицательным, и, думаю, на другой день она все забыла. А если и положительный, она не стала бы ничего предпринимать, это не в ее характере. Я сделал ей полное обследование — была чертовски здорова, ее жизнеспособности хватило бы на трех женщин. Сэм нисколько не изменился, значит, интимная жизнь была в порядке. В деньгах не нуждалась: жалованье, кое-какие суммы от Келси и скромные доходы от акций позволяли ей даже ежемесячно посылать кое-что матери. Деньги как мотив исключается. Брак ее так и так рассыпался, и не только потому, что пришлось выбирать между мужчиной и мальчишкой, но Хансон не очень-то и старался ее вернуть. Был чересчур занят тем, чтобы опять войти в роль студента и возвратиться к маменькиной юбке. Я-то знал, чем все кончится. Пройдет их условный год, и Луэлл подала бы на развод, уехала бы на север; а Сэм поймет, что она значит в его жизни, женится и привезет обратно; потому что Сэм не выберет жену, пока в голове у него, как пуля, не засядет мысль, что жить без нее не может.
— Доктор, вы все время отклоняетесь.
— Дайте мне сказать. Еще одна причина — минутное душевное смятение. У Луэлл совершенно не было неврастении. Крепкая как гранит. В последние недели? Что? Я бы сказал, что-то на уме у нее было. Но что именно — не знаю.
— А как вы думаете?
Руфус Нил, соскочив с гинекологического кресла, резко распахнул дверцу шкафчика и, выхватив бутылку “Джек Дэниэлс”, открыл ее и поднял с неизбежным вопросом: “Что?”
— Мне с водой, пожалуйста.
— Отметим конец работы.
Он разлил виски в большие бумажные стаканы.
— Мне нравится обо всем иметь собственное мнение. Возьмите историю с Сэмом. Без причины слухи не возникают. Он рванулся вверх чертовски быстро. Честность при этом — понятие относительное. А тут вдруг налетел любовный вихрь. Луэлл отличалась высокими моральными требованиями. Любовь. Никогда раньше она не встречала людей вроде Сэма Кимбера. Теперь предположим — по мере их сближения она обнаружила, что в своих коммерческих делах Сэм порой лавировал у опасной черты в такой близости, что только жребий мог решить, считать его мошенником или нет. Такое открытие могло расстроить женщину вроде Луэлл и, вероятно, расстроило. Понимала, что на Сэма повлиять невозможно. Так что ее это должно было встревожить. В таком случае она задумалась бы насчет их дальнейших отношений. Заметьте, я только предполагаю. Но здесь есть люди, которые могли ей рассказать о Сэме несколько историй — не очень красивых. Только из-за этого она бы с собой не покончила. Просто или порвала бы с ним, или вообще ничего не предпринимала. Третьей возможности не существовало. Я понимаю: если сэкономите своей фирме двадцать пять тысяч, будете пай-мальчиком, возможно, получите премию, но это будет некрасивым и неправильным решением.
— Луэлл отлично плавала.
— Было тридцать градусов в тени. То озеро всегда чуть прохладнее других. Судороги случаются и у отличных пловцов. Может, началась желудочная колика. Самоубийцы ведь, как правило, оставляют записку? Что?
— Только не в случае страхования жизни, доктор. Нил энергично затряс головой:
— Нет, можете вылезать из кожи, ничего у вас не выйдет. Станиэл, покосившись на доктора, вроде бы в шутку обронил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он пожал плечами.
— В случае чего пойдет только на пользу. Воображаемая сумма страховки должна достаться вам и вашей матери, поэтому мое расследование вас тревожит. Не хотите спускать с меня глаз, чтобы убедиться, что я не обведу вокруг пальца. Это обычный прием. Нужно подкинуть людям версию, которая соответствует их представлениям, и тогда они разговорятся.
Она окинула его взглядом:
— Значит, вот почему вы постарались выглядеть таким обыкновенным... — Смутившись, она покраснела. — Я хотела сказать...
— Стараюсь выглядеть так, как выглядит человек, за кого я себя выдаю, это помогает.
Понимая, что произносит банальную фразу, она все же сказала:
— Думаю, ваша работа очень увлекательна.
Выражение лица, даже осанка его мгновенно преобразились, и теперь его уже нельзя было назвать посредственностью. Проявилась темная, горькая сила, отчаяние, ярость, одновременно и шокировавшие, и притягивавшие ее. Но так же быстро он овладел собой, ответив:
— Иногда. Могу я узнать, какую сумму вы готовы вложить в расследование?
— Я выжала со счета в банке тысячу, точнее, пятнадцать сотен, тысяча — для этой цели. В бостонском отделении вашего агентства мне сказали, что следствие здесь... пройдет быстро. Я надеялась, тысячи хватит, но сейчас мне кажется — нет. Пятьсот на дорогу и расходы. Обратный билет уже оплачен, а свободные дни беру за счет отпуска. Но нужны деньги, чтобы остаться здесь.
Он опять утратил самоуверенность и снова показался моложе.
— Мне хочется сказать вот что. Звучит немного странно, но вам следует знать. Если уясните себе заранее и обдумаете, то в дальнейшем останется меньше вероятности наделать глупостей.
— Что ради Бога...
Он ответил холодным, открытым взглядом.
— Барбара, закон — это мерило могущества. Криминальное дело похоже на цепь. Ее звенья — совокупность улик, их мотивы, доказательства и обвинение, судебное разбирательство, процесс, приговор, обжалование, подтверждение приговора, наказание. А деньги, влиятельность подобны огромным клещам. Они могут разомкнуть любое звено цепочки, и все дело рухнет. Барбара, здесь замешаны крупные имена города: Хансон Кимбер. Так что не будьте идеалисткой. Может случиться, что я соберу обличительные факты для настоящего досье, передам в соответствующие учреждения, но дальше я бессилен. А это мерило могущества особенно эффективно действует в таких провинциальных городках. Здесь нет независимых и неподкупных федеральных служащих, нет крупных газет, которые отстаивают справедливость. На карту поставлено многое, наш мир не из лучших, но другого ведь нет. Во всяком случае, кое-кого мы уже затронули.
— То есть может случиться, что вы установите, кто убил мою сестру но не сможете...
— Мы можем располагать обоснованными фактами, и все же этого будет недостаточно. А вы сумеете жить с сознанием, что Икс живет счастливо, беспечно и безнаказанно. Вы способны так жить?
— Я же подниму крик на весь мир...
— А вас обвинят в клевете или потребуют врачебного обследования и поместят в психиатрическую лечебницу. Барбара, будем действовать спокойно, рассудительно, заберемся так далеко, насколько удастся, а потом — пусть решает суд. Или лучше вообще ничего не начинать.
Понурив голову, она долго молчала, а затем, едва заметно кивнув, с горькой усмешкой взглянула на него:
— Барбара Лоример получила урок.
— Очень сожалею, что вам приходится извлекать уроки из такой ситуации.
— Я могу быть вам чем-то полезной?
— Возможно, пока не знаю.
— Эти письма вы прочитаете сейчас?
— Просмотрю сегодня вечером. Кстати, я тоже живу в этом мотеле, но по другую сторону, коттедж номер пятьдесят.
Посмотрев на часы, поднялся:
— У меня свидание с доктором Нилом. Вы на машине?
— Нет. Здесь же близко — два-три квартала до центра.
— И все станут глазеть на вас, сообщая друг другу, кто вы такая, а самые смелые подойдут выразить соболезнование. Вы к этому готовы?
— Я... думала об этом.
— Может, вы немного поспите? Я заеду около шести и съездим поужинать в Лисберг или Окалу. Это недалеко — минут тридцать — сорок езды. — Он улыбнулся. — Километры не в счет. Устраивает?
— Да, Пол, очень. Спасибо.
Глава 4
Доктор Руфус Нил был пятидесятилетним коротышкой, довольно полным, но без намека на рыхлость. Упругий, словно резиновый мячик, непоседливый, розовый и чопорный. С эйнштейновской седой гривой, с расширенными зрачками, увеличенными толстыми стеклами очков, он энергично пускал в ход широчайший набор разговорных средств, жестов, мимики — надувал щеки, причмокивал, вращал глазами, всплескивал и похлопывал руками, тыкал пальцами: Станиэлу он напомнил ребенка, которому хочется писать, и он старается заглушить желание излишком движений.
В его кабинете как раз перестилали линолеум, поэтому они уединились в приемной для пациентов, и Станиэл поймал себя на мысли, что его мнение о низеньком докторе непрерывно меняется. Сначала он принял его за шута, стремящегося во что бы то ни стало развлечь собеседника. Потом ему показалось, что у Руфуса Нила начисто отсутствует чувство юмора. В конце концов он пришел к выводу: доктор — закомплексованный, очень застенчивый человек, который внешней суетливостью прикрывает свое доброе отношение к людям. Юмор был ему не чужд, только казался довольно мрачным и производил еще больше впечатление, чем шутовские замашки.
Особенно раздражала одна дурная привычка Нила. Спросив о чем-нибудь, он с тупым выражением на лице устремлял голову вперед, добавляя неотвязное “что?”.
— Доктор, вам не показалось, что Луэлл Хансон в последнее время была чем-то расстроена?
— Расстроена? Вы к чему клоните, Станиэл? Хотите сказать, выглядела подавленной? Что? Ну нет! Воображение у вас разыгралось. Слишком! Мне Луэлл нравилась. Хочешь не хочешь, но приходится наблюдать за персоналом. Служащие часто меняются, поэтому стараюсь заранее угадать, когда потеряю следующего. Правда, ничего пока этим не добился.
— Вы полагали, что потеряете ее?
— Такую женщину? Что? Разумеется. Она считала дни. Бог ее надоумил уйти от этого хансоновского щенка. Решила выждать год, пока утихнут слухи. Так что я знал — через год мне ее не видать.
— Она переживала из-за разбитого брака?
— А как вы думаете? Что? Такая женщина? Для нее брак — вещь серьезная. Конечно, переживала. Чувствовала себя обманутой, разочарованной. Вы сказали — расстроена, вот именно. Связалась с Сэмом Кимбером, это ее тоже расстраивало. Я не моралист, Станиэл. Всем нам приходится вступать в конфликт с собственными представлениями, если, конечно, вы человек стоящий, порядочный. А Луэлл была таким человеком. Эта история с Сэмом Кимбером многих удивила, главным образом, тех, кто знал его лишь поверхностно. Я Сэма знаю давно. Он гораздо сложнее, чем кажется. Бог знает, как у них начиналось. Как-то необычно. И все держали в тайне. Но в таком небольшом городишке разве можно что-нибудь утаить? После смерти Китти Кимбер Сэм ни с кем не связывался. Многие женщины положили на него глаз. Но он охотился в других угодьях. И не часто, доложу я вам. Думаю, Луэлл не считала себя женщиной, способной на легкие связи. Спокойная, красивая, сдержанная и осмотрительная. Славная, здоровая женщина в расцвете лет. Одинокая и ранимая, к тому же далеко от родного дома. Стала терять уверенность, ощутила свою беззащитность А Сэм опять превратил ее в женщину. По-моему, она сама очень удивилась, когда поняла, что способна испытывать такую физическую зависимость. Думаю, с Сэмом она пережила гораздо больше, чем за годы замужества. Меня это не касается, вас и вашей страховой конторы — тоже, но раз вы имеете в виду самоубийство, я назову кучу причин, почему эта ваша идея не пройдет. Если ее мучило чувство вины, а в этом я не сомневаюсь то обретенное наслаждение подавляло его. Иногда она приходила на работу как во сне, витала в облаках, круги под глазами и улыбка, как у Моны Лизы. Как практикующий врач, могу сказать, что только одна женщина из десяти имеет такое физическое строение, везенье, чувственность, чтобы оказаться в ее положении. И это тоже не располагает к самоубийству, Станиэл, потому что физическое наслаждение означает победу жизни, и мыслям о смерти здесь нет места.
— И в последнюю неделю?
— Хотите перебрать все мотивы самоубийства — один за другим? Что? В прошлом месяце она понервничала из-за задержки менструации и попросила сделать тест на кроликах. Результат оказался отрицательным, и, думаю, на другой день она все забыла. А если и положительный, она не стала бы ничего предпринимать, это не в ее характере. Я сделал ей полное обследование — была чертовски здорова, ее жизнеспособности хватило бы на трех женщин. Сэм нисколько не изменился, значит, интимная жизнь была в порядке. В деньгах не нуждалась: жалованье, кое-какие суммы от Келси и скромные доходы от акций позволяли ей даже ежемесячно посылать кое-что матери. Деньги как мотив исключается. Брак ее так и так рассыпался, и не только потому, что пришлось выбирать между мужчиной и мальчишкой, но Хансон не очень-то и старался ее вернуть. Был чересчур занят тем, чтобы опять войти в роль студента и возвратиться к маменькиной юбке. Я-то знал, чем все кончится. Пройдет их условный год, и Луэлл подала бы на развод, уехала бы на север; а Сэм поймет, что она значит в его жизни, женится и привезет обратно; потому что Сэм не выберет жену, пока в голове у него, как пуля, не засядет мысль, что жить без нее не может.
— Доктор, вы все время отклоняетесь.
— Дайте мне сказать. Еще одна причина — минутное душевное смятение. У Луэлл совершенно не было неврастении. Крепкая как гранит. В последние недели? Что? Я бы сказал, что-то на уме у нее было. Но что именно — не знаю.
— А как вы думаете?
Руфус Нил, соскочив с гинекологического кресла, резко распахнул дверцу шкафчика и, выхватив бутылку “Джек Дэниэлс”, открыл ее и поднял с неизбежным вопросом: “Что?”
— Мне с водой, пожалуйста.
— Отметим конец работы.
Он разлил виски в большие бумажные стаканы.
— Мне нравится обо всем иметь собственное мнение. Возьмите историю с Сэмом. Без причины слухи не возникают. Он рванулся вверх чертовски быстро. Честность при этом — понятие относительное. А тут вдруг налетел любовный вихрь. Луэлл отличалась высокими моральными требованиями. Любовь. Никогда раньше она не встречала людей вроде Сэма Кимбера. Теперь предположим — по мере их сближения она обнаружила, что в своих коммерческих делах Сэм порой лавировал у опасной черты в такой близости, что только жребий мог решить, считать его мошенником или нет. Такое открытие могло расстроить женщину вроде Луэлл и, вероятно, расстроило. Понимала, что на Сэма повлиять невозможно. Так что ее это должно было встревожить. В таком случае она задумалась бы насчет их дальнейших отношений. Заметьте, я только предполагаю. Но здесь есть люди, которые могли ей рассказать о Сэме несколько историй — не очень красивых. Только из-за этого она бы с собой не покончила. Просто или порвала бы с ним, или вообще ничего не предпринимала. Третьей возможности не существовало. Я понимаю: если сэкономите своей фирме двадцать пять тысяч, будете пай-мальчиком, возможно, получите премию, но это будет некрасивым и неправильным решением.
— Луэлл отлично плавала.
— Было тридцать градусов в тени. То озеро всегда чуть прохладнее других. Судороги случаются и у отличных пловцов. Может, началась желудочная колика. Самоубийцы ведь, как правило, оставляют записку? Что?
— Только не в случае страхования жизни, доктор. Нил энергично затряс головой:
— Нет, можете вылезать из кожи, ничего у вас не выйдет. Станиэл, покосившись на доктора, вроде бы в шутку обронил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27