Она протянула ей руку, которую пожали длинные тонкие пальцы.
— Очень рада видеть вас, госпожа Свэнскаф.
— Вы были так любезны, что пригласили меня. — Она бросила ясный, птичий взгляд на дом, как будто для того, чтобы похвалить и восхититься его размерами. — Случаются чудесные совпадения, не правда ли?
Она окинула Паулу таким восхищенным взглядом, что было несколько нелепо, но отнюдь не неприятно. Особенно от женщины.
Госпожа Свэнскаф была одета не очень хорошо, хотя серый костюм, который был на ней, возможно, выглядел изящно, когда она его купила — шесть или семь лет назад. Она умела носить одежду. Время сделало ее грудь плоской, а ноги худыми, но она держала себя как леди — леди в несчастье.
— Пожалуйста, заходите. — Паула провела ее в гостиную. — Жаль, что Брета здесь нет. Могу себе представить, как вы горите нетерпением увидеть его.
— Ах, это верно. Ждете ли вы его сегодня? Где он живет?
— Нет, сегодня я его не жду. Он служит в военно-морском флоте, понимаете — базируется в Сан-Диего.
— В военно-морском флоте? — Миссис Свэнскаф вся засветилась. — Мне так приятно это слышать. Он выполняет свой долг.
— В военно-морском флоте он сделал себе неплохую карьеру. — Паула не могла не сказать приятное женщине, хотя у самой начинало першить в горле. — Постойте-ка, у меня есть его фотография.
— Очень хотела бы взглянуть на нее.
Паула сбегала наверх за фотографией Брета в рамке. Он сфотографировался, когда был произведен в младшие лейтенанты, и сильно изменился с тех пор, но у нее эта карточка была единственной. Непонятно почему у нее на глаза навернулись слезы при виде молодого улыбающегося лица на фотографии, стоявшей на ее туалетном столике. Паула отерла слезы и вернулась в гостиную.
— Это мой Брет! — воскликнула госпожа Свэнскаф. — Бог мой, он красавец, правда? Вы не сказали мне, что он офицер.
— Тогда он был младшим лейтенантом. Теперь полный лейтенант. — Чтобы не оттягивать неизбежное, она добавила: — Ему предстояло повышение — производство в старшие лейтенанты, если бы не болезнь.
— Болезнь? Он болен?
— Сейчас выздоравливает, но одно время серьезно болел. В апреле прошлого года его корабль попал под бомбардировку, и у него был приступ... — Она судорожно искала в голове подходящее слово и наконец нашла: — Приступ фронтовой усталости.
— Ой, это ужасно! Бедный мальчик! Но вы говорите, теперь он поправляется?
— Да, теперь ему значительно лучше.
— Как вы думаете, он будет рад меня увидеть? — застенчиво спросила госпожа Свэнскаф. — Вспоминал ли он меня?
— Нет. При мне не вспоминал. — Она начинала уставать от слишком любезного обращения с людьми. Пусть они для разнообразия узнают правду, как пришлось узнать ей. Ирония и печаль уже ослабили сочувствие к этой женщине, к этой сентиментальной мамочке, которая двадцать пять лет назад бросила своего сына, а теперь, на старости лет, заявилась, чтобы предъявить свои материнские права. — Брет сказал мне, что вы умерли.
— Странно. Его отец знал, что я жива. Это был суровый человек, но он никогда бы не сказал своему сыну, что его мать умерла. Это было не похоже на него!
Было бы приятнее думать, что тут подвел не разум Брета, а обман его отца. Но такая мысль, подобно лампе, осветившей один угол комнаты, объясняла лишь одну деталь, погружая все остальное в еще большую тьму неизвестности. Доктор Клифтер сказал ей по телефону, что смерть матери произвела на Брета глубокое впечатление. Не мог ли он спутать мать с женой? В подобных случаях, как она читала, происходили и более непонятные истории.
— Я, пожалуй, скажу вам, госпожа Свэнскаф, что у Брета случилось довольно сильное психическое расстройство. Не были ли вы в мае прошлого года в Лос-Анджелесе?
— Нет, а что? Мы навещали в это время мою сестру в штате Нью-Мексико. Вы хотите сказать, что у Брета случился нервный кризис?
— Это можно назвать и так...
— У его отца тоже был нервный припадок. Это случилось еще до того, как я с ним познакомилась, когда он еще учился в семинарии. Не думаю, что ему удалось полностью излечиться. Он был очень интеллигентным человеком, высокообразованным, но всегда несколько непредсказуемым. — Она немного повысила голос до монотонного журчания, как человек, обращающийся с молитвой к своему собственному Богу. — Я никогда не раскаивалась в том, что ушла от него.
Паула воспользовалась представившейся ей возможностью.
— Скажите, при каких обстоятельствах вы его покинули?
Голубые глаза Теодоры затуманились, и она отвела их в сторону.
— Вспоминать об этом тяжело. — Она запнулась. Затем ее голос окреп и одновременно стал несколько фальшивым. — Не думайте, что я считаю свой поступок неправильным. Я поступила по велению своего сердца и никогда, ни одной секунды не сожалела об этом. Я вышла замуж за Фрэнка сразу же после развода, и наша совместная жизнь оказалась идеально счастливой. Наши друзья могут подтвердить это. Мы поставили любовь выше репутации и мнения света. Такая любовь, как у нас, важнее всего остального, мисс Вест.
Мне знакомы эти чувства, подумала Паула, хотя вашу восторженность можно было бы слегка и притушить, но вы ведь не прошли в свое время школу Хемингуэя.
— Я никоим образом не хочу критиковать вас. — Паула осторожно подбирала слова. — И совсем не хочу причинять боль. Просто получилось так, что у Брета возникли неприятности с его памятью. У него в голове полная неразбериха относительно того, что с вами случилось. Это само по себе уже важно. Поэтому, если вы расскажете мне, что же произошло на самом деле, это, может быть, поможет все исправить. — Она медленно выдохнула. Попытаться выудить правду у стареющей, романтически настроенной женщины было так же рискованно, как пройти по яйцам, не раздавив скорлупу.
Но тщательно подобранные слова возымели действие. Женщина выглядела теперь виноватой, раскаивающейся и стала говорить искренне, без напыщенности.
— Я ничего не сделала бы такого, чтобы навредить Брету. Ужасно, что так произошло, мне было очень тяжело покидать его. Но он был еще совсем ребенком, и я не сомневалась, что он ничего не запомнит.
— Сколько ему было лет?
— Четыре года. Малолетний ребенок. Его эта история не должна была задеть.
— Доктор, лечащий Брета, возможно, не согласится с вами. Не знаю, приходилось ли вам читать о психоанализе...
— О да, приходилось. Я очень много читаю.
— Тогда вы знаете о том, насколько важны, по мнению специалистов, некоторые события детства. Отдельные ученые утверждают, что наиболее важным является первый год жизни.
— Я очень хорошо за ним ухаживала, когда он был ребенком, — произнесла госпожа Свэнскаф.
— Несомненно. Но что произошло, когда ему было четыре года? Он рассказал своему доктору, что когда вошел в вашу комнату, то вы были мертвы.
— Он так и сказал? — В напряженных голубых глазах отразился неподдельный ужас.
Казалось, какое-то мгновение она вообразила, что действительно умерла тогда и уже двадцать пять лет обманывает себя. Паула подумала, что, может быть, частично она все же умерла тогда — та ее часть, которая была обращена к ее сыну.
— Да, именно это он и сказал. Заблуждение могло породить его умственные проблемы. Вот почему очень важно узнать правду, понимаете?
— Он в сумасшедшем доме? — Ей было нелегко выговорить эти слова, но она их произнесла.
— Да.
Ведь в конце концов до вчерашнего дня он находился в палате для психически больных. Она обязана была использовать все средства, чтобы вытянуть правду из этой женщины с запудренными мозгами.
— Мой бедный мальчик! — воскликнула госпожа Свэнскаф. — Мой бедный мальчик!
Госпожа Робертс вкатила в комнату тележку со всем необходимым для чая, твердо ступая, как будто прождала уже достаточно долго и теперь решила с этим разделаться.
— Ой, я совсем забыла о чае, — всплеснула руками Паула, но внутренне она была взбешена.
Проклятье, эта Робертс так некстати появилась в самый критический момент! И проклятье, что госпожа Свэнскаф такая женщина! Конечно, Паула могла и сама догадаться, что Брет увидел в комнате матери. Но она хотела узнать об этом от нее самой.
Держа чашку чаю, она сказала тихим твердым голосом:
— Думаю, вы нанесли Брету глубокую рану, госпожа Свэнскаф. По меньшей мере, вы должны рассказать мне о случившемся, чтобы я могла передать это его доктору.
— Я не могу этого сказать. Не могу.
Паула чувствовала, как в ней накапливается холодная ярость. Опять она сражалась за здоровый рассудок Брета и за свои собственные шансы на счастье. Эта женщина либо скажет ей, что произошло, либо пусть убирается из ее дома.
— У вас был любовник, — заявила она.
— Да, — призналась гостья еле слышным голосом. — Мой нынешний муж, Фрэнк, был в то время аспирантом колледжа и выполнял в доме тяжелую работу в оплату за снимаемую комнату. Мы постоянно видели друг друга и влюбились. Но вряд ли вы сможете понять все обстоятельства, мисс Вест.
— Почему же нет? Я тоже влюбилась. В Брета.
— После рождения Брета мой муж не подходил ко мне близко. Вы понимаете меня? Он считал, что половая связь оправдана только тогда, когда речь идет о рождении детей, а врач сказал, что детей у меня больше не будет. У Джорджа была своя комната, и за четыре года он ни разу не вошел в мою.
Я не спала с мужчиной уже шесть лет, подумала Паула, но не сказала об этом вслух.
— Фрэнк стал моим любовником. Я никогда не считала это безнравственным. Просто не считала больше Джорджа мужем. Он был на десять лет старше меня и после первого года совместной жизни стал для меня скорее отцом. Он не был посвящен в духовный сан, но напоминал священника. Настоящим мужем для меня стал Фрэнк.
— Вам нет необходимости извиняться передо мной, — заметила Паула. — Большинство моих знакомых выходили замуж, по крайней мере, два раза. Я сама развелась со своим первым мужем в 1940 году.
— Действительно? Из-за Брета?
— Нет. Тогда я не была знакома с Бретом. Ради себя самой.
— Понятно.
Женщина опять замолкла. Возможно, ее надо подтолкнуть. Ну что ж, подумала Паула, я как раз тот человек, который может дать ей толчок.
— И когда Брету стало известно об этом? Или вам было все равно?
— Конечно, не все равно, — проговорила госпожа Свэнскаф своим шипящим, взволнованным голосом. — Я его тоже любила. Никогда не думала, что все может так обернуться.
— Да?
— Возможно, он испугался, увидев какой-то сон. Иногда ему снились кошмары. В общем, он проснулся посреди ночи и пришел в мою комнату. Со мной был Фрэнк. Мы находились в кровати. Брет вошел очень тихо и включил верхний свет. Только тогда мы узнали, что он в комнате. Когда он увидел нас, то закатил ужасную сцену: отчаянно завопил, бросился на меня с кулаками, сильно оцарапал мне грудь.
И правильно сделал, подумала Паула.
— Джордж услышал переполох и примчался на второй этаж.
Он перехватил Фрэнка до того, как тот добрался до своей комнаты, и они сцепились в коридоре. Это было ужасно. Джордж сбил Фрэнка с ног. Он был довольно сильный мужчина. Я пыталась взять Брета на руки и успокоить, но он дрался и царапался, как звереныш. А потом он убежал в детскую, и с тех пор я его больше не видела. Джордж спустился вниз и закрылся на ключ в своем кабинете. Фрэнк и я в ту ночь уехали в Цинциннати, где жили его родители. Через несколько лет я получила официальное извещение о том, что Джордж развелся со мной на том основании, что я ушла от него. Мы с Фрэнком поженились и поехали на запад. О Джордже я больше не слышала. Возможно, он и сказал Брету, что я умерла. Не знаю.
Паула с уважением отнеслась к искренности госпожи Свэнскаф. Но одной искренности было недостаточно, чтобы подавить неприязнь к этой женщине. Она навредила Брету, и в глазах Паулы это легло на нее вечным проклятием. Но она продолжала говорить с ней самым любезным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Очень рада видеть вас, госпожа Свэнскаф.
— Вы были так любезны, что пригласили меня. — Она бросила ясный, птичий взгляд на дом, как будто для того, чтобы похвалить и восхититься его размерами. — Случаются чудесные совпадения, не правда ли?
Она окинула Паулу таким восхищенным взглядом, что было несколько нелепо, но отнюдь не неприятно. Особенно от женщины.
Госпожа Свэнскаф была одета не очень хорошо, хотя серый костюм, который был на ней, возможно, выглядел изящно, когда она его купила — шесть или семь лет назад. Она умела носить одежду. Время сделало ее грудь плоской, а ноги худыми, но она держала себя как леди — леди в несчастье.
— Пожалуйста, заходите. — Паула провела ее в гостиную. — Жаль, что Брета здесь нет. Могу себе представить, как вы горите нетерпением увидеть его.
— Ах, это верно. Ждете ли вы его сегодня? Где он живет?
— Нет, сегодня я его не жду. Он служит в военно-морском флоте, понимаете — базируется в Сан-Диего.
— В военно-морском флоте? — Миссис Свэнскаф вся засветилась. — Мне так приятно это слышать. Он выполняет свой долг.
— В военно-морском флоте он сделал себе неплохую карьеру. — Паула не могла не сказать приятное женщине, хотя у самой начинало першить в горле. — Постойте-ка, у меня есть его фотография.
— Очень хотела бы взглянуть на нее.
Паула сбегала наверх за фотографией Брета в рамке. Он сфотографировался, когда был произведен в младшие лейтенанты, и сильно изменился с тех пор, но у нее эта карточка была единственной. Непонятно почему у нее на глаза навернулись слезы при виде молодого улыбающегося лица на фотографии, стоявшей на ее туалетном столике. Паула отерла слезы и вернулась в гостиную.
— Это мой Брет! — воскликнула госпожа Свэнскаф. — Бог мой, он красавец, правда? Вы не сказали мне, что он офицер.
— Тогда он был младшим лейтенантом. Теперь полный лейтенант. — Чтобы не оттягивать неизбежное, она добавила: — Ему предстояло повышение — производство в старшие лейтенанты, если бы не болезнь.
— Болезнь? Он болен?
— Сейчас выздоравливает, но одно время серьезно болел. В апреле прошлого года его корабль попал под бомбардировку, и у него был приступ... — Она судорожно искала в голове подходящее слово и наконец нашла: — Приступ фронтовой усталости.
— Ой, это ужасно! Бедный мальчик! Но вы говорите, теперь он поправляется?
— Да, теперь ему значительно лучше.
— Как вы думаете, он будет рад меня увидеть? — застенчиво спросила госпожа Свэнскаф. — Вспоминал ли он меня?
— Нет. При мне не вспоминал. — Она начинала уставать от слишком любезного обращения с людьми. Пусть они для разнообразия узнают правду, как пришлось узнать ей. Ирония и печаль уже ослабили сочувствие к этой женщине, к этой сентиментальной мамочке, которая двадцать пять лет назад бросила своего сына, а теперь, на старости лет, заявилась, чтобы предъявить свои материнские права. — Брет сказал мне, что вы умерли.
— Странно. Его отец знал, что я жива. Это был суровый человек, но он никогда бы не сказал своему сыну, что его мать умерла. Это было не похоже на него!
Было бы приятнее думать, что тут подвел не разум Брета, а обман его отца. Но такая мысль, подобно лампе, осветившей один угол комнаты, объясняла лишь одну деталь, погружая все остальное в еще большую тьму неизвестности. Доктор Клифтер сказал ей по телефону, что смерть матери произвела на Брета глубокое впечатление. Не мог ли он спутать мать с женой? В подобных случаях, как она читала, происходили и более непонятные истории.
— Я, пожалуй, скажу вам, госпожа Свэнскаф, что у Брета случилось довольно сильное психическое расстройство. Не были ли вы в мае прошлого года в Лос-Анджелесе?
— Нет, а что? Мы навещали в это время мою сестру в штате Нью-Мексико. Вы хотите сказать, что у Брета случился нервный кризис?
— Это можно назвать и так...
— У его отца тоже был нервный припадок. Это случилось еще до того, как я с ним познакомилась, когда он еще учился в семинарии. Не думаю, что ему удалось полностью излечиться. Он был очень интеллигентным человеком, высокообразованным, но всегда несколько непредсказуемым. — Она немного повысила голос до монотонного журчания, как человек, обращающийся с молитвой к своему собственному Богу. — Я никогда не раскаивалась в том, что ушла от него.
Паула воспользовалась представившейся ей возможностью.
— Скажите, при каких обстоятельствах вы его покинули?
Голубые глаза Теодоры затуманились, и она отвела их в сторону.
— Вспоминать об этом тяжело. — Она запнулась. Затем ее голос окреп и одновременно стал несколько фальшивым. — Не думайте, что я считаю свой поступок неправильным. Я поступила по велению своего сердца и никогда, ни одной секунды не сожалела об этом. Я вышла замуж за Фрэнка сразу же после развода, и наша совместная жизнь оказалась идеально счастливой. Наши друзья могут подтвердить это. Мы поставили любовь выше репутации и мнения света. Такая любовь, как у нас, важнее всего остального, мисс Вест.
Мне знакомы эти чувства, подумала Паула, хотя вашу восторженность можно было бы слегка и притушить, но вы ведь не прошли в свое время школу Хемингуэя.
— Я никоим образом не хочу критиковать вас. — Паула осторожно подбирала слова. — И совсем не хочу причинять боль. Просто получилось так, что у Брета возникли неприятности с его памятью. У него в голове полная неразбериха относительно того, что с вами случилось. Это само по себе уже важно. Поэтому, если вы расскажете мне, что же произошло на самом деле, это, может быть, поможет все исправить. — Она медленно выдохнула. Попытаться выудить правду у стареющей, романтически настроенной женщины было так же рискованно, как пройти по яйцам, не раздавив скорлупу.
Но тщательно подобранные слова возымели действие. Женщина выглядела теперь виноватой, раскаивающейся и стала говорить искренне, без напыщенности.
— Я ничего не сделала бы такого, чтобы навредить Брету. Ужасно, что так произошло, мне было очень тяжело покидать его. Но он был еще совсем ребенком, и я не сомневалась, что он ничего не запомнит.
— Сколько ему было лет?
— Четыре года. Малолетний ребенок. Его эта история не должна была задеть.
— Доктор, лечащий Брета, возможно, не согласится с вами. Не знаю, приходилось ли вам читать о психоанализе...
— О да, приходилось. Я очень много читаю.
— Тогда вы знаете о том, насколько важны, по мнению специалистов, некоторые события детства. Отдельные ученые утверждают, что наиболее важным является первый год жизни.
— Я очень хорошо за ним ухаживала, когда он был ребенком, — произнесла госпожа Свэнскаф.
— Несомненно. Но что произошло, когда ему было четыре года? Он рассказал своему доктору, что когда вошел в вашу комнату, то вы были мертвы.
— Он так и сказал? — В напряженных голубых глазах отразился неподдельный ужас.
Казалось, какое-то мгновение она вообразила, что действительно умерла тогда и уже двадцать пять лет обманывает себя. Паула подумала, что, может быть, частично она все же умерла тогда — та ее часть, которая была обращена к ее сыну.
— Да, именно это он и сказал. Заблуждение могло породить его умственные проблемы. Вот почему очень важно узнать правду, понимаете?
— Он в сумасшедшем доме? — Ей было нелегко выговорить эти слова, но она их произнесла.
— Да.
Ведь в конце концов до вчерашнего дня он находился в палате для психически больных. Она обязана была использовать все средства, чтобы вытянуть правду из этой женщины с запудренными мозгами.
— Мой бедный мальчик! — воскликнула госпожа Свэнскаф. — Мой бедный мальчик!
Госпожа Робертс вкатила в комнату тележку со всем необходимым для чая, твердо ступая, как будто прождала уже достаточно долго и теперь решила с этим разделаться.
— Ой, я совсем забыла о чае, — всплеснула руками Паула, но внутренне она была взбешена.
Проклятье, эта Робертс так некстати появилась в самый критический момент! И проклятье, что госпожа Свэнскаф такая женщина! Конечно, Паула могла и сама догадаться, что Брет увидел в комнате матери. Но она хотела узнать об этом от нее самой.
Держа чашку чаю, она сказала тихим твердым голосом:
— Думаю, вы нанесли Брету глубокую рану, госпожа Свэнскаф. По меньшей мере, вы должны рассказать мне о случившемся, чтобы я могла передать это его доктору.
— Я не могу этого сказать. Не могу.
Паула чувствовала, как в ней накапливается холодная ярость. Опять она сражалась за здоровый рассудок Брета и за свои собственные шансы на счастье. Эта женщина либо скажет ей, что произошло, либо пусть убирается из ее дома.
— У вас был любовник, — заявила она.
— Да, — призналась гостья еле слышным голосом. — Мой нынешний муж, Фрэнк, был в то время аспирантом колледжа и выполнял в доме тяжелую работу в оплату за снимаемую комнату. Мы постоянно видели друг друга и влюбились. Но вряд ли вы сможете понять все обстоятельства, мисс Вест.
— Почему же нет? Я тоже влюбилась. В Брета.
— После рождения Брета мой муж не подходил ко мне близко. Вы понимаете меня? Он считал, что половая связь оправдана только тогда, когда речь идет о рождении детей, а врач сказал, что детей у меня больше не будет. У Джорджа была своя комната, и за четыре года он ни разу не вошел в мою.
Я не спала с мужчиной уже шесть лет, подумала Паула, но не сказала об этом вслух.
— Фрэнк стал моим любовником. Я никогда не считала это безнравственным. Просто не считала больше Джорджа мужем. Он был на десять лет старше меня и после первого года совместной жизни стал для меня скорее отцом. Он не был посвящен в духовный сан, но напоминал священника. Настоящим мужем для меня стал Фрэнк.
— Вам нет необходимости извиняться передо мной, — заметила Паула. — Большинство моих знакомых выходили замуж, по крайней мере, два раза. Я сама развелась со своим первым мужем в 1940 году.
— Действительно? Из-за Брета?
— Нет. Тогда я не была знакома с Бретом. Ради себя самой.
— Понятно.
Женщина опять замолкла. Возможно, ее надо подтолкнуть. Ну что ж, подумала Паула, я как раз тот человек, который может дать ей толчок.
— И когда Брету стало известно об этом? Или вам было все равно?
— Конечно, не все равно, — проговорила госпожа Свэнскаф своим шипящим, взволнованным голосом. — Я его тоже любила. Никогда не думала, что все может так обернуться.
— Да?
— Возможно, он испугался, увидев какой-то сон. Иногда ему снились кошмары. В общем, он проснулся посреди ночи и пришел в мою комнату. Со мной был Фрэнк. Мы находились в кровати. Брет вошел очень тихо и включил верхний свет. Только тогда мы узнали, что он в комнате. Когда он увидел нас, то закатил ужасную сцену: отчаянно завопил, бросился на меня с кулаками, сильно оцарапал мне грудь.
И правильно сделал, подумала Паула.
— Джордж услышал переполох и примчался на второй этаж.
Он перехватил Фрэнка до того, как тот добрался до своей комнаты, и они сцепились в коридоре. Это было ужасно. Джордж сбил Фрэнка с ног. Он был довольно сильный мужчина. Я пыталась взять Брета на руки и успокоить, но он дрался и царапался, как звереныш. А потом он убежал в детскую, и с тех пор я его больше не видела. Джордж спустился вниз и закрылся на ключ в своем кабинете. Фрэнк и я в ту ночь уехали в Цинциннати, где жили его родители. Через несколько лет я получила официальное извещение о том, что Джордж развелся со мной на том основании, что я ушла от него. Мы с Фрэнком поженились и поехали на запад. О Джордже я больше не слышала. Возможно, он и сказал Брету, что я умерла. Не знаю.
Паула с уважением отнеслась к искренности госпожи Свэнскаф. Но одной искренности было недостаточно, чтобы подавить неприязнь к этой женщине. Она навредила Брету, и в глазах Паулы это легло на нее вечным проклятием. Но она продолжала говорить с ней самым любезным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32