Фома споткнулся и в очередной раз грохнулся оземь. Причиной этому послужил люк канализационного колодца. К счастью, местность здесь шла несколько вверх и потому не была залита водой, как все вокруг, так что на этот раз Фома отделался только лишним синяком. Забрав у него все наши трофеи, состоявшие из пяти автоматов, я обвешался ими, словно елка в канун Нового года игрушками (вот бы сейчас попозировать перед фотоаппаратом!) и сочувственно похлопал его по плечу.
— Ничего, Фома, до свадьбы заживет. Ты пока отдохни, а я потаскаю этот металлолом. Он нам еще может пригодиться.
Со стороны главного здания раздалось несколько автоматных очередей, причем стреляли одновременно из нескольких точек и, судя по многочисленным фонтанчикам, забившим вдруг вокруг нас, стреляли исключительно по нам. Мы оказались в положении, выбраться из которого можно было только чудом. До поры до времени нас скрывала глухая стена деревянной постройки, но проникнуть внутрь, как я предполагал сначала, теперь не было никакой возможности: вход находился в зоне, отлично простреливаемой из здания.
— Худо дело, — покачал головой Фома.
— Да уж хуже некуда, — согласился я.
И тут меня осенила мысль, которая впоследствии оказалась решающей во всей этой жуткой истории. Люк! Ведь под нашими ногами был люк канализационного колодца, о который споткнулся Фома!
— Помоги! — крикнул я Фоме и схватился за массивную металлическую крышку. Он тут же понял мою затею и бросился на помощь. В два счета мы скинули крышку и заглянули вниз. Колодец был неглубоким, на дне его плескалась вода и поблескивали мокрые трубы. В вертикальную кирпичную кладку была вделана железная лестница, покрытая толстым слоем ржавчины.
— Я пойду первым, — решительно заявил я, — следом вы, Лида, а последним полезет Фома. Оружие я беру с собой, чтобы Фоме было легче закрыть за нами люк. Живее, ребята, дорога каждая секунда! Эти головорезы в любой момент могут перейти к решительным действиям!

11.
Я ринулся вниз, не успев даже заручиться их согласием, и в следующую минуту оказался чуть ли не по пояс в воде. Воздух здесь был спертый, явственно ощущалась нехватка кислорода, пахло какой-то гадостью и гнилью. Колодец вел в низкий горизонтальный тоннель. Только я собрался было крикнуть Лиде, чтобы они поторопились, как крышка люка вдруг со скрежетом упала и я оказался в кромешной тьме. И тут же сверху, над самой моей головой, отчетливо прозвучала короткая автоматная очередь, затем еще одна, и еще, и еще… Сердце мое сжалось от бессилия и боли. Не успели! Пока мы возились с люком, бандиты наверняка добрались до одноэтажной постройки, за которой мы прятались, и застали Фому с Лидой врасплох. А Фома, чтобы не выдавать моего местонахождения, в самый последний момент успел, видно, закрыть крышку люка. Э-эх, ребята!.. Я чуть было не расплакался от отчаяния и обиды на судьбу за этакие выкрутасы, но сдержался и лишь до крови закусил губу. Первым моим порывом было броситься им на выручку, но уже в следующий момент я трезво оценил ситуацию. Чем я мог им помочь? Как только я попытаюсь открыть люк, меня тут же схватят и… Что будет дальше, нетрудно себе представить. Либо меня тут же пристрелят, либо вернут в спортзал — и тот и другой вариант меня нисколько не устраивал, тем более что своим попавшим в беду друзьям я все равно ничем помочь не смогу. Остается только идти вперед по этому темному тоннелю, неизвестно куда ведущему. Положение мое было незавидным. Я стоял в холодной, мутной, грязной воде, в совершенной темноте, промокший до нитки и продрогший словно цуцик, обвешанный автоматами, задыхающийся от тошнотворной вони и смрада. Во что бы то ни стало нужно было выбираться отсюда — но где искать выход? Обратный путь был для меня закрыт, но наверняка где-то есть другой люк. Я смутно сознавал, что, спасая себя, я спасу и всех остальных — по крайней мере, именно с этой целью я покинул спортзал.
Определив по памяти и по расположению труб направление, в котором следовало бы двигаться — тоннель тянулся в сторону главного здания, я успел это заметить еще до того, как люк захлопнулся, — я ощупью, кляня все на свете и в особенности эту дурацкую поездку, согнувшись в три погибели и поминутно касаясь спиной влажного, липкого свода, поддерживая автоматы так, чтобы в них не залилась вода, стараясь держать равновесие и не наступать на скользкие трубы, медленно двинулся вперед. Где-то капала вода, два или три раза я больно ударился головой о какие-то выступы. Стиснув зубы и едва сдерживаясь, чтобы не завыть от отчаяния, я все же продолжал свой путь, уткнувшись носом в водяную жижу и до самых кишок ощущая всю прелесть ее аромата, будь он трижды проклят!.. Знать бы, что все эти муки не зря…
Внезапно под ногами захрустело битое стекло, а откуда-то сверху упала чуть заметная полоска света. В душе моей блеснул слабый луч надежды. Я осторожно поднял голову и к неописуемой радости обнаружил, что стою на дне колодца, как две капли воды похожего на тот, через который я проник в этот ад десять минут назад. Будь я верующим, я бы вознес хвалу Богу за оказанную милость.
Осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, я стал карабкаться наверх. Сердце мое бешено стучало в груди, готовое вырваться наружу, когда я уперся головой в массивную крышку и попытался ее приподнять. Что ждет меня там, наверху, — погибель или спасение?
Крышка чуть приоткрылась, и взору моему представилось жилое помещение. Тишина была полнейшая. Выждав несколько секунд и убедившись, что в помещении никого нет, я отважился на риск и решительно отодвинул крышку люка в сторону. Она с грохотом поддалась. Кто-то громко взвизгнул. Я понял, что обнаружил себя, и быстро выскочил из своего укрытия, взяв один из автоматов на изготовку.
— Кто здесь? — крикнул я, резко поворачиваясь корпусом на все триста шестьдесят градусов.
В дальнем углу, на старом, до дыр протертом диване сидел полный мужчина с обрюзгшим лицом, тусклым взглядом и толстыми губами, а метрах в трех от него, застыв в испуганной позе, стояла… практикантка Катя!
— Руки вверх! — рявкнул я, устремив автомат на мужчину.
— Да бросьте вы, — устало отмахнулся он, не удостоив мое требование вниманием.
— Ой, да это же он! — завизжала Катя и бросилась ко мне. Я едва успел отвернуть автомат, как она уже повисла у меня на шее.
— Что вы, что вы, — забормотал я смущенно, — зачем же так…
Я поймал на себе подозрительный взгляд полного мужчины.
— Кто вы? — спросил он с едва заметным интересом.
— Я — Максим Чудаков, — с достоинством заявил я, — и представляю здесь органы правопорядка. Лучше объясните, где я нахожусь?
Катя наконец отцепилась от моей шеи, сияя радостной улыбкой, так идущей к ее круглому, еще детскому личику, и обернулась к мужчине.
— Я же говорила, что это он! — воскликнула она. — Он жил вместе с тем капитаном в одном номере. Помните, я вам рассказывала?
Мужчина кивнул. Я стоял посередине этого странного помещения и представлял собой довольно-таки комичную фигуру. С моей одежды ручьями стекала вода, образовав уже изрядную лужу под ногами, лицо мое, по-видимому, выражало крайнюю степень недоумения, и в довершение ко всему я был увешан автоматами, словно ходячий арсенал или какой-нибудь Рэмбо.
— Ой, да вы весь мокрый! — снова воскликнула Катя и озабоченно покачала головой. — Идите скорее к огню.
У стены стоял электрокамин и излучал живительное тепло. Я с готовностью принял приглашение девушки.
Мужчина с кряхтением поднялся с дивана и направился ко мне. Я предусмотрительно поднял оружие. Он горько усмехнулся и произнес:
— Да опустите вы свою пушку, не трону я вас. Отвечаю на ваш вопрос: вы находитесь в подвале дома отдыха «Лесной», в так называемой «преисподней». Вам это что-нибудь говорит?
Я оторопело уставился на него. Наверное, мое лицо выражало сейчас такую растерянность, что он утвердительно кивнул и продолжал:
— Значит, говорит. Это упрощает дело. Следовательно, вам не нужно объяснять, что это милое помещение служит укрытием двум десяткам бандитов и их главарю, Баварцу.
— Не нужно, — хрипло ответил я.
«Преисподняя» тянулась метров на двадцать в длину и освещалась тусклым светом трех или четырех лампочек, лишенных абажуров и свисающих с потолка на кривых, узловатых проводах. Интерьер представлял собой уродливую смесь роскоши, запустения и безвкусицы: около десятка дорогих, прожженных в некоторых местах и залитых вином ковров было разбросано по бетонному полу; в дальнем конце помещения на металлической балке, пересекавшей потолок, болталась изрядно пострадавшая от ночных оргий хрустальная люстра; среди немногочисленной мебели отечественного производства попадались вычурные образцы мебели импортной или добротной старинной; по всему полу, и особенно у стен, валялись пустые бутылки из-под водки и других горячительных напитков; на столах, которых я насчитал здесь штук пять, громоздилась грязная посуда с остатками пищи; три телевизора, один из которых был с обнаженными внутренностями и разбитой трубкой, стояли прямо на полу — словом, все здесь говорило о том, что передо мной жилые апартаменты людей, чей культурный и эстетический уровень мало чем отличался от уровня животного. Впрочем, никакое животное не смогло бы выжить в этом хлеву, насквозь пропитанном потом множества немытых тел, спиртным перегаром, миазмами полусгнивших продуктов и тошнотворным запахом сигаретных «бычков», десятки и сотни которых густо устилали и пол, и ковры, и столы, и даже лежанки, на которых бандиты, видимо, отсыпались после бурных возлияний и шумных попоек. Судя по спертому, влажному воздуху, помещение не проветривалось месяцами. Всеобщий потоп, хотя и незначительно, коснулся и «преисподней» — в двух-трех местах растеклись обширные лужи, ковры и мебель набухли от сырости, пахло плесенью и гнилью. Стены были испещрены нецензурщиной и фольклором уровня общественных туалетов.
— Не волнуйтесь, — насмешливо произнес мужчина, поймав мой настороженный взгляд, — бандитов здесь нет — если не считать меня, конечно. Мы с этой милой девушкой предусмотрительно заперлись изнутри.
— Кто вы такой? — спросил я в упор.
— Моя фамилия мало что вам скажет, — пожал он плечами. — Ну, допустим, Харитонов.
— Он работает шеф-поваром, — сказала Катя.
— А! Так это вы отравили Потапова! — воскликнул я грозно и крепче сжал автомат. — Отвечайте — вы?
Он печально опустил голову.
— Я об этом очень сожалею, — произнес Харитонов чуть слышно. — Вам этого не понять, молодой человек, а я ведь всю свою жизнь честно проработал в общепите…
— Да уж куда мне, — зло проговорил я, не спуская с него глаз. — Поднимите лучше руки!
— Да не трону я вас, нужны вы мне… А руки поднимайте сами, если хотите… И нечего сверлить меня глазами, я вас не боюсь. Я теперь никого не боюсь, а смерть сочту за избавление. И зачем я только связался с ними! Надо было сразу уходить отсюда, пока они не втянули меня в свои черные дела. Да уж теперь поздно, прежнего не воротишь.
— Отвечайте, вы отравили Потапова? — решительно произнес я.
— Я, молодой человек, я. И своей вины не отрицаю.
— Зачем вы это сделали?
— А затем, молодой человек, что яд предназначался не для этого несчастного, перед которым я теперь в неоплатном долгу, а совсем для другого человека, — повысил голос Харитонов, в упор глядя на меня. — Нет, не для человека, а для выродка, для оборотня, отравить, раздавить, уничтожить которого — долг каждого честного человека.
— Кто же он, этот человек?
— Понятия не имею, кто он на самом деле, но здесь его зовут Артистом.
У меня перехватило горло от одного звуках этого имени. Опять Артист!
— И вы пошли, — продолжал я, — на это… отравление только потому, что в жертвы предназначался Артист?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36