.. я... заявление прокурору, а если до суда дойдет, то и...
- Какое еще заявление? - сморщился Дробызгалов. - Ты чего?
Из тебя кисель сварят... На тебя всех волков спустят... Не ты
первый! Молчать будешь и кивать, ясно? А пожалуешься... чего ж?
Шеф открестится: не знаю, не ведаю, ложь. Ты что, офицер
органов? Так, стукачок. И сам про то ведаешь. Ну, а вякнешь -
раскрутят на полную катушку. На тебя оперданных - тонны бумаги.
- И... никак ничего?.. - Голос Мордашки дрогнул.
- Главное - мне хана, - сказал Дробызгалов. - Из-за тебя.
Провалил, не обеспечил, то-се... Чепе по нашим установкам. Пишу
рапорт и - на улицу. Но, в отличие от тебя, барыги, денег у
меня - ноль. Могу, конечно, в спекулянты, но тогда - ты еще
первые к рзачи не стопчешь, а я уже к тебе в соседи по нарам
оформляться приеду... Мне такой роскоши не позволят. Мне только
честно прозябать. В дворниках. Такова жизнь, милый друг, как
утверждал Ги де Мопассан. - Дробызгалов говорил, сам же
наливаясь злобой отчаянием.
- Слушай, а может, заплатим? Шефу твоему, прокурору... а?
Договоришься?
Дробызгалов вспомнил прокурора с гладенькими щечками и
мерным голосом, замороженные глаза полковника... Хохотнул. А
после, едва ли не с ужасом чувствуя, что не в состоянии
остановиться, безудержно, с сиплым надрывом рассмеялся...
Мордашка схватил его за горло, сдавил... Дробызгалов
вцепился в его руки, а тот душил, душил...
Захрипел Дробызгалов от перепуга, и - отпустила истерика.
Аверин отбросил его в кресло.
- Нервы, мент, - сказал безучастно. - Уйми нервы.
- Взятки... они не возьмут. - Дробызгалов с натугой
откашлялся. - Такие козлы...
- Ну и делать чего?
- Есть выход, - сказал Дробызгалов. - Они тоже у нас на
крючке. Фридмана сейчас они крутят... А раскрутить не могут. А
потому крепко на тебя и на меня рассчитывают. За бугор он
намылился...
- Знаю. Но при чем я здесь? Или ты?..
- Цепь простая. Фридман - Мордашка. Мордашка - Марина. А
Фридман на вывоз ценные бриллианты закупил. На все бабки. Он же
у цеховиков в банкирах ходил, там, может, одних долларов на
десятки миллионов...
- Не выйдет номер. - Мордашка открыл бар, механически
приложился к початой бутылке ликера. - Он все вывезет. И не
засечете. Он хитрый какой, знаешь? И с блатными, и с вашими
завязан - да так, что особый отдел не подкопается... Мафия!
Вывезет! И чистым свалит. К ближайшим родственникам,
чинно-благородно, воссоединение семей... Ладно, допустим: узнаю
вдруг я, где его брюлики. И чего? Вам их передаю в
торжественной обстановке? Да меня же за такой презент вмиг
удушат. Не на воле, значит, в тюряге. А коли туда мне путь так
и так лежит...
- Слушай, - перебил Дробызгалов, - а... сеструха?
- Вопрос кстати, - кивнул Мордашка. - У них на днях разбор
с Фридманом был. Катастрофа. Пронюхал он про сеструху.
Плакалась мне вчера. Она же девка с мозгами, любовь закрутила
прямо-таки по сценарию фильма для целомудренных деток: чтобы
все на уровне воздыханий и невинных поцелуев, а уж половой акт
- после свадьбы и титров. Крутила динамо - будь-будь! Ну,
Фридман бродил вокруг, облизывался, пылал изнутри... И подарки
ей, и брюлики в уши, на пальчики, и виды на Штаты... А тут
кто-то и стукнул... Привет! Провал спектакля, занавес
стремительно спущен.
- Вот... как, - только-то и произнес Дробызгалов.
- Ага, - подтвердил Мордашка лениво. - А насчет капитальца
его она тоже по-моему, интересовалась... Но хрен чего узнала.
Только однажды по пьянке шепнул ей, что система у него
глухая... Никому не добраться. Думаешь, не ведает он, что его
вынюхивают? Ведает. Одна охрана его чего стоит!
- У тебя, если посчитать, не так и густо, не Ротшильд, -
произнес Дробызгалов невпопад, - у меня круглый ноль, а Маринка
тоже не из клана Дукакисов... Так ведь? Я на улицу, ты в зону,
а ей по постелям валяться - все наши перспективы. Но, пока мы
втроем, мы - сила. Вынем из Фридмана брюлики, сделаем все на
уровне, вот и задел. А с заделом... сам понимаешь. Живи и живи.
Ты выйдешь и - фьють в другой город, от нас, милицейских,
подальше, я подскажу - куда... А Маринка с твердой валютой на
руках договорится с каким-нибудь бедным америкашкой, чтобы увез
ее. Выкопает немного из-под камня, вот и замужество. А там -
пара лимонов по минимуму, верь, товарищ! И я могу невесту
купить, и ты...
- Болтаешь... - отвернулся Мордашка с раздражением. - Чего
ты из него вынешь, из Фридмана, кроме дерьма? Ну, вынул даже...
Знаешь, какие разборы начнутся? Тушите свет. От меня и тебя
ничего не останется. Слизь кровавая. Никакая ментовка не
защитит! Никто не защитит! Ни контора, ни армия! Если в
заместители президента только наняться, чтобы за броней и за
автоматами жить... Но туда - невпротык. А если и попадешь,
тогда фридмановские дела вроде без надобности... хе. Там денег
эшелонами прут, причем - без особенного риска.
- Единственный выход, - произнес Дробызгалов тупо.
- Да как, как?! - взвинтился Мордашка. - Проследить: где,
чего, и тайно изъять? Не вышло и не выйдет. Прижать его?
Попробуй! К нему подойди - шею враз открутят. А если и возьмешь
чего, все вместе с процентами и с душой обратно вытряхнут... Он
же, помимо прочего, наверняка крупным блатным очень в Америке
нужен! Он - их гарант там, база...
- Не пугай, - произнес Дробызгалов. - Нет невыполнимых
задач. Техническую сторону дела беру на себя. А в деле - трое.
Ты, Маринка и я. Три равные доли. Твоя задача - подписать
Маринку. Будет у нее готовность...
- Говорю же! Кончился роман, разбежались они...
- Будет у нее готовность... - с нажимом повторил
Добызгалов.
- То есть?
- А ты с ней обговори... ситуацию. И скоренько, не мешкая.
Можешь ведь?
- Ну...
- Вот и ну. Подпишешь ее хотя бы морально, и то ладно.
Учти: покуда вертим это дело, ты на свободе, а я при погонах...
А там - куда кривая вынесет.
- А до мокрого не дойдет?
- Не твоя забота. Мое дело. Если из окна Фридман, к
примеру, сиганет, туда ему и дорога, скажут. А кто будет
следствие по самоубийству, скажем, вести... это опять-таки я
позабочусь. Короче. Твоя задача - разговор с Маринкой. Пусть
пораскинет мозгами, ей многое виднее.
- Так... - Мордашка полез в письменный стол, достал
какие-то бумаги. - Вот, - положил перед Евгением. - Это -
гостевой вызов в город Берлин, фотографии. Оформляешь мне
паспорт. Как гарантию хотя бы. Требование полагаю справедливым.
- Понял, - наклонил голову Дробызгалов. - Логично. Будет
готово на следующей неделе. Но! Ты мне Фридмана, я тебе
паспорт.
- Нет, - сказал Мордашка. - Наоборот.
- Нет, Мишуля, - сказал Евгений. - Не наоборот.
Выходя от Мордашки, Дробызгалов подумал, что, хотя и
разыгрывал спектакль, вступая якобы в сговор со спекулянтом и
сестрицей его, а ведь кто знает, вдруг и заполучит он эти
бриллианты? И вовсе не для официальной их передачи
неблагодарному руководству.
Если помечтать в таком направлении, то исчезнувший из поля
зрения Фридман вызовет, конечно, скандал, но да и пусть
вызывает, он, Дробызгалов, выкрутится. А Валера вдруг да
переселится в надежный подвал с чугунной дверью, есть этакий в
капитальном одземелье одного из старых домов в районе... И есть
те, кто в подвале мог бы заняться обработкой Фридмана. Народец
- зверье, сволочи отпетые, но, главное, судьбы их от
Дробызгалова зависят, а кроме того, шавки они, приблатненная
мразь, а значит, будут вне подозрений мафии, ибо нити, ведущие
к исчезновению Фридмана, начнут искать разные крестные отцы у
себя же, своих начнут трясти - профессионалов высокого полета и
квалификации.
Мечты, мечты... Попробуй заволоки этого Фридмана в подвал,
как бы самому в нем не очутиться, это куда реальнее... А в
теории, конечно, все рисуется здорово, даже если придется
камешки сдать согласно описи. Будет результат, и пытки в
подвале легко спишутся на счет неопознанной группы
рэкетиров-гастролеров, да и кто будет копаться в
подробностях?..
Мечты, мечты...
ФРИДМАН-МЛАДШИЙ
Еще с утра накатило раздражение... Это состояние не
отпускало его уже с год, да, где-то так.
И копилось раздражение, как он понимал, уже давно, едва ли
не всю жизнь копилось. А сейчас, когда разобрался он в этой
своей жизни, когда понял ее всю, раздражение и вовсе не
отпускает... Сорок два года. Прожитых бездарно, впустую. Вот
они: школа с армейской буквально дисциплиной, пионерлагеря с их
тупыми идеологическими мероприятиями - взвейтесь-развейтесь;
после - армия: внутренние войска, два года на вышке с
автоматом, зековские "пятерки", "мазы" с решетчатыми каркасами,
сырая казарма, офицерье, хлещущее водку и отсиживающее свои
двадцать пять лет до пенсии по другую сторону забора зоны;
опять-таки идеологические выкрутасы о священном долге, об
охране мирного сна тружеников; дедовщина, караулы, колючая
проволока... Затем Физтех, невозможность устроиться на
нормальную работу из-за пятого своего пункта...
Отец с братом уехали, а ему, Валерию, диплом Физтеха
мощным стал тормозом: отказ за отказом.
Ну и пошло-поехало: фарцовка, совмещенная с должностями то
библиотекаря, то курьера... Хорошо, познакомился с деловыми
людьми, стал их подручным и быстренько нахватался знаний в
университете подпольной жизни. В двадцать девять лет выбился в
крупные цеховики. Чем не занимался: и люстрами пластмассовыми
"а ля хрусталь", и брошками-бабочками, и запонками... К
тридцати двум "набил" свой "лимон". Хороши были брежневские
времена, они и выручили. Денег - только нагнись и собирай. И
схема проста: купи всех и делай, что хочешь. Да, славные годы.
Но и развратили его, затуманили перспективу. Думал, до
бесконечности все так и будет, думал, раз "лимон" в кармане,
значит, шабаш, всюду и все можно, и рыпаться некуда. Живи и
грейся. А что вышло? Сейчас этот "лимон" - бумага. А жизнь -
каждодневное ожидание непредсказуемых перемен. Люди в разброде,
экономика в развале. Идеологический стержень, выдернутый из
общества, превратил его в кисель. У людей открылись глаза на
свой рабский труд за жалкие гроши по ударными фальшивыми
лозунгами, и промышленность начала стопориться. В воздухе
витала угроза гражданской войны, эмиграция нарастала, и Фридман
подумал, что не воспользоваться шансом для спасения собственной
жизни попросту глупо. К тому же ходить в золоте среди дерьма
стало тягостно и скучно. Ему, конечно, было далеко до
партийно-правительственной элиты с ее распределителями,
заграницами и домами отдыха, но жил он не хуже, пусть за все
переплачивал, начиная от колбасы и сигарет и кончая путевками в
райский уголок Дагомыса. Но жить так он уже не хотел.
Перестройка открыла ему дверь за рубеж, однако в
позитивный смысл каких-либо перемен он абсолютно не верил.
Для воплощения провозглашенных задач требовался
качественный скачок, а... кому прыгать? Семьдесят лет поджилки
у народа резали, создали нацию инвалидов, какие теперь рекорды?
Прогрессивные кооператоры? Эти вызывали у Фридмана
невеселую усмешку. Усматривал он в их рваческом копошении нечто
от капитализма начального периода развития, а если так - еще на
полвека уготованы стране муки и кризисы... Депутатский
телевизионный треп вызывал откровенную скуку, и два пути
развития общества усматривал Фридман в данной ситуации: либо к
власти придет новоявленный советский пиночет, государство снова
утянет в вековую колею централизованного командного управления,
либо демократическая вакханалия превратит Союз в странный
конгломерат раздробленных и нестыкующихся форм, что устоятся,
когда рухнет последний оплот государственного
монополистического капитализма, в котором Валерий Фридман
родился, вырос и прожил жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24