Он возвратился мыслями к своему фронтовому прошлому. В 1967 году, когда разразилась Шестидневная война, он служил в армии. Тогда арабские страны – Египет, Сирия и Иордания – сформировали объединенный фронт с целью раз и навсегда сбросить израильтян в море. Но недооценили смертоносную авиацию израильских ВВС, оснащенных закупленными в США самолетами, которые нанесли превентивные удары по египетским аэродромам еще до начала наступления. Последствия конфликта были для палестинцев ужасающими. Израилю удалось отвоевать контроль над Голанскими высотами, Западным берегом Иордана и Синайским полуостровом. Но даже после такого страшного конфликта Храмовая гора оставалась под контролем ислама. Даже до зубов вооруженные израильтяне понимали, что боевая операция по захвату святого места чревата резкой эскалацией конфликта.
В 1973 году Фаруху пришлось еще раз вступить в борьбу за свой народ, когда объединенные силы Египта и Сирии попытались захватить оккупированные территории, проведя внезапные атаки на Синае и Голанских высотах во время самого святого еврейского праздника Йом Киппура, или Дня искупления. Две недели арабские войска с боями продвигались в глубь территории региона и едва не добились разгрома израильтян. Однако благодаря вмешательству ООН боевые действия были прекращены.
Фарух положил руку на грудь и помассировал старый шрам – пуля израильского пехотинца едва не унесла тогда его жизнь.
Крупных конфликтов не было уже более тридцати лет, однако палестинские интифады возникали довольно часто. Израиль ужесточил контроль над территорией, заявив эксклюзивные права на применение вооруженных сил. То, что Израиль обладал ядерным оружием, давно уже являлось секретом полишинеля, в то время как протестующие на улицах палестинцы прибегали в основном к швырянию камней.
Но появление экстремистских вооруженных группировок, таких как «Хамас» и «Исламский джихад», трансформировало конфликт в психологическую атаку, имеющую целью лишить израильтян мира и покоя. Прогремевшие на весь мир акты смертников стали новым голосом палестинской свободы. И все равно, как их называют, террористами или мучениками, – то, что они хотят сказать миру, ясно без слов: израильтяне всего лишь гости на этой земле.
В Израиле никогда не будет мира, и такие, как Фарух, мужчины, которые сражались на фронте за независимость, знали почему. Отказаться от борьбы для Палестины означало принять правоту западной идеологии. Скоро палестинцы поднимутся и отвоюют свои территории, как когда-то Салах ад-Дин, в двенадцатом веке изгнавший крестоносцев из пределов Святой земли.
Наибольшее кровопролитие происходило обычно тогда, когда израильтяне совались на Храмовую гору. Археологические раскопки, начатые израильтянами и палестинцами в 1996 году, закончились многочисленными жертвами. В 2000 году Ариэль Шарон попытался вновь заявить права Израиля на контроль над территорией, и несколько сотен солдат СБИ заняли эспланаду. И вновь палестинцы восприняли эту акцию как нападение на ислам, и вновь пролилось много крови.
Хотя Фарух давно уже не держал в руках оружия, на своем новом «фронте» он оставался солдатом. Храмовая гора – самая ценная частица региона – являлась археологической ценностью, «капсулой времени» мировой религии и политики. И не важно, насколько изощренным стало оружие израильтян, – пока он живет и дышит, они никогда не получат этой земли. Он скорее умрет прежде, чем настанет этот день.
Взяв трубку телефона, Фарух позвонил в отдел новостей палестинского телевидения города Газы. Этот канал, владельцем и управляющим которого была администрация Палестины, активно выражал крайнее недовольство израильской оккупацией. Его сообщения вызывали бурный отклик в правых израильских кругах, в конце концов его директор был найден убитым выстрелами с близкого расстояния в голову и грудь. Подозрение пало на Моссад.
Звонок Фаруха был перенаправлен его тайному агенту – молодому амбициозному мусульманину по имени Альфар. Фарух сообщил подробную информацию о вертолете, тем самым начинив взрывчаткой самую спорную информационную бомбу, когда-либо готовящуюся взорваться в сети СМИ.
Фарух повесил трубку.
Через эспланаду Харам аш-Шариф донесся усиленный динамиками призыв муэдзина. Время полуденной молитвы.
Хранитель опустился на колени, повернул лицо к Мекке и приступил к чтению Корана.
34
Ватикан
Встав так, чтобы получше видеть находку Шарлотты, Берсеи определил, что предмет, скрывавшийся в нише на самом дне оссуария, напоминал металлическую пробирку.
Двое ученых с некоторой тревогой переглянулись. Белые полоски масок закрывали их лица до самых глаз.
– С меня на сегодня хватит, тем более вы заслужили. Доставайте. – Джованни кивнул на оссуарий.
Шарлотта наклонилась поближе, ощущение было такое, будто ее рука опускается в черную дыру. Пальцы сомкнулись вокруг холодного металла. Медленно, с превеликой осторожностью, она вытащила руку из оссуария.
Перевернув ладонь и распрямив пальцы, она покатала потускневший от времени цилиндр по обтянутой латексом ладони – резкий контраст старого и нового материала. Оба конца трубки были закрыты круглыми металлическими колпачками. Надписей никаких.
– Похоже, контейнер… – Шарлотта по очереди осмотрела каждый конец цилиндра и подняла взгляд на Берсеи, ожидая пояснений, но антрополог просто утратил дар речи. – Джованни, может, вы откроете?
Берсеи только махнул рукой.
Шарлотта покрутила цилиндр в пальцах. Металл напоминал тот, из которого были отчеканены монеты. Бронза?
– Ладно. Итак…
Шарлотта держала цилиндр над подносом. Стиснув зубы, она взялась пальцами за колпачок и цилиндр и равномерно крутанула в противоположных направлениях. Сначала он не поддался. Но мгновением позже негромкий треск поведал о том, что восковая печать сломана.
Колпачок повернулся.
Ученые переглянулись, словно два заговорщика. Поднеся цилиндр ближе к свету лампы, Шарлотта рассмотрела внутри что-то свернутое в трубку.
– Ну что там? – Голос Берсеи был хриплым от напряжения.
– Как будто свиток.
Он сжал пальцы в кулак и прижал к подбородку.
– А теперь предельно осторожно, – громко сказал антрополог. – Он может оказаться очень хрупким.
«Сначала монеты, теперь вот это, – с замиранием сердца подумал Берсеи. – Что же это творится…»
Шарлотта тихонько постучала по закрытому основанию цилиндра, и из него показался свиток, он на мгновение застрял и вдруг выскользнул, с негромким глухим звуком приземлившись на поднос. Шарлотта и Джованни замерли.
– Черт! Я не думала, что он так легко выскочит.
Берсеи протянул руку и указательным пальцем осторожно покатал свиток взад и вперед, пытаясь определить, не поврежден ли он.
– Цел, – тяжело выдохнул антрополог. – И похоже, отлично сохранился.
– Это пергамент?
Берсеи пригляделся повнимательнее.
– Да, скорее всего, телячья кожа.
– Вам случалось находить древние документы?
– Лично мне нет, – признался он.
– А просто развернуть его мы не можем?
– Не стоит торопиться. На первый взгляд он сохранился прекрасно, но есть вероятность, что он очень хрупок. Необходимо следовать строгой процедуре, чтобы исключить любой риск повреждения. – Джованни все пытался представить, какую тайну мог хранить документ. – А вам не кажется, что вокруг нас просто аномальное средоточие необыкновенных находок? – Его лицо помрачнело.
– Может, и так… Но у меня для вас на самом деле интересные новости.
– Результаты радиоуглеродного анализа?
– Той косточки, что я отправила Чардини, – кивнула она.
– Что он выяснил? – Берсеи напряженно уставился на нее.
– Готовы? На ногах крепко стоите? Образец настолько хорош, что с вероятностью девяносто восемь и семь десятых процента кости датируются периодом между пятым и семьдесят первым годами нашей эры.
В глазах Берсеи вновь появилась и начала расти неуверенность. Тот самый период… Просто невероятно… Левой рукой он потер спину у основания шеи – начиналась судорога. Это от стресса.
– Вот это новости…
– А деревянная щепка, между прочим, от орехового дерева, характерного для флоры израильского региона. Процент вероятности возраста составляет восемьдесят девять и семь десятых процента для периода между восемнадцатым и тридцать четвертым годами нашей эры.
Глаза Берсеи непроизвольно метнулись к скелету, словно тот вдруг ожил.
– Когда вы рассчитываете получить результаты генетического анализа?
– Возможно, завтра.
Он посмотрел вниз, на свиток из телячьей кожи и проговорил:
– Хорошо. А сейчас давайте все это задокументируем.
Шарлотта принесла цифровую камеру, включила ее и приступила к съемке внутренней части оссуария.
Погрузившись в размышления, Берсеи осознал: во всей этой истории что-то не так. Недаром отец Донован пригласил самых видных научных экспертов. Священник знал больше, чем дозволено знать ему. После того как Шарлотта отсняла неразвернутый свиток, Берсеи осторожно вернул его в металлическую капсулу и завинтил колпачок.
35
Блокпост Эрец, Израиль
Разак вел машину по хайвэю № 4 к границе Газы. Через час езды на юго-запад от Иерусалима пышная зелень преображенной израильтянами пустыни стала чахнуть, уступая место скучному безжизненному ландшафту.
– Вам когда-нибудь приходилось бывать по ту сторону? – Бартон показал глазами на ограждение из стальной проволоки, которое тянулось на пятьдесят один километр вдоль границы, отрезавшей крохотную полоску земли от южного побережья Израиля.
– Только однажды, – печально ответил Разак. Продолжать он не стал.
Бартон вдруг почувствовал горечь во рту. Сознавая, что станет одним из горстки европейцев на крохотной территории, населенной в основном палестинцами, он предпочел бы услышать от Разака более обнадеживающий ответ, особенно в свете того, что с недавних пор «западники» стали главными объектами похищений исламских боевиков, таких, например, как Бригады мучеников Аль-Аксы.
Впереди километра на три дорога была забита транспортом: такси, легковушки и микроавтобусы ожидали досмотра на КПП «Эрец». Множество машин стояло у обочин – перегрелись моторы. Укрыться было негде, и солнце нещадно изливало зной на беспомощных автовладельцев.
Даже сквозь закрытые окна в охлажденный кондиционером салон «мерседеса» доносился плач детей и просачивалась удушливая вонь выхлопных газов.
– А кто этот ваш связной, к которому мы едем? – спросил Бартон.
– Мой старинный школьный приятель. Человек, который разделяет со мной многие мои тревоги о судьбе Ближнего Востока, – объяснил Разак. – Если не возражаете, я хотел бы попросить вас позволить мне вести разговор.
– Пожалуйста.
Они почти два часа добирались до широкого металлического навеса, напоминающего ангар без дверей, который служил укрытием от солнца для солдат пограничного патруля СБИ. Вдоль дороги тянулись бетонные баррикады и проволочные заграждения. По обе стороны проезда на позициях стояли танки и бронемашины.
Разак повернулся к Бартону:
– Письмо израильской полиции у вас с собой?
– Конечно.
– Отлично. Полагаю, оно нам понадобится.
Разак пытался не обращать внимания на арабского таксиста, которого допрашивала группа солдат СБИ на встречной обочине. Пара немецких овчарок обнюхивала машину в поисках взрывчатки. Он припомнил, что, по слухам, израильтяне с особым подозрением относились к одиноким водителям, следующим из сектора Газы, многие из них оказывались террористами-смертниками.
Наконец солдаты СБИ в полном боевом снаряжении, даже не опуская дула винтовок, махнули Разаку, приказывая следовать вперед. Направленные вниз видеокамеры наблюдения, установленные на стальных балках крыши, ослепительно сверкали объективами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53