«Высокое спортивное мастерство требует…» и т. д. У меня нет никаких сомнений насчет того, кто может быть автором новой надписи – вот он сам идет нам навстречу, пробираясь – да так, чтобы никого не задеть и не толкнуть, – сквозь толпу старичков и старушек, окруживших председателя клуба. Заслуженный тренер – человек среднего возраста, среднего роста, ни толстый, ни худой, да и лицо у него совсем обыкновенное – никак не подумаешь, что у него такой живой, афористический склад ума. Перво-наперво я решаю подразнить его по поводу нового лозунга:
– Это ведь вы придумали? Почему же не включили в свои газетные размышления? Может, вы решили все начать заново, с нуля?
Он виновато улыбнулся и развел руками:
– Может, и не очень красиво, но для меня эта мысль всегда была чем-то вроде руководства к действию. По этому поводу хочу пожаловаться вам на Пырвана – не может он, вернее, не хочет понять одну простую истину…
– Да, уж чего-чего, а упрямства ему не занимать, – согласился я весело. – Все торопится и любит действовать на свой страх и риск.
– Совсем наоборот, – возразил тренер. – В том-то и дело, что не торопится. А уж какой консерватор! Ни одному члену Палаты лордов за ним не угнаться. Но лорд он и есть лорд до конца своих дней, а борцу приходится ежедневно защищать свой "аристократический" титул.
– Что вы говорите? – удивился я. – Неужто он перестал серьезно относиться к тренировкам?
Тренер похлопал Пырвана по плечу:
– Кто-кто, а он-то прекрасно понимает, что я имею в виду!..
Весь этот разговор проходил в присутствии Пырвана, который переступал с ноги на ногу и не знал, куда спрятать глаза. Видно было, что ситуация для него не из приятных, – гордым людям не нравится, когда о них говорят в их присутствии.
– Иди переодевайся, – отослал его тренер и, когда Пырван отошел, нарочно повысил голос: – Я им и вправду недоволен, совсем серьезно.
Пока мы разговаривали, собравшиеся в зале старички и старушки подняли невообразимый шум. Они взволнованно жестикулировали, лица их искажало благородное возмущение. На этом фоне выделялась изумленная, растерянная физиономия председателя.
– Это еще что? – спросил я. – Съезд престарелых? Или они подняли бунт?
– Бунт, именно бунт, – сказал тренер, показывая на высокого костлявого старика, у которого ворот рубашки торчал поверх пиджака. Тот яростно размахивал тростью перед глазами вконец растерявшегося председателя. – Вы не знаете, но это у нас, так сказать, гвоздь программы вот уже целую неделю. Не позавидуешь товарищу председателю, лично я не посмел бы сопротивляться такой ужасной стихии, как любовь. Против нее все бессильно, ни один бог с ней не справится, будь их хоть сто на небе… Председатель сам вам все расскажет. Он вас заметил, сейчас подойдет. Надо его спасать от помолодевших старичков.
Председатель и вправду нас заметил и отчаянно пытался пробиться к нам. Наконец ему это удалось, но бабушки пошли вслед за ним, не отступая ни на шаг. Только теперь я заметил, что большинство из них в спортивных костюмах и обуты в белые кеды.
– Оставьте меня в покое! – закричал он, показывая пальцем на меня. – Вот от этого человека все зависит. Он решит проблему. Как он скажет, так и будет.
Старички и старушки переглянулись, открыли рты, чтобы что-то сказать, но не издали ни звука и так и застыли: с открытыми ртами, плечом к плечу, сомкнув ряды – совсем как забастовщики при появлении начальника полиции.
– Спасите, братцы! – прошептал председатель. – А то они совсем уже с ума посходили. Не хотят расставаться друг с другом. Теперь только смерть может их разлучить. Прямо не знаю, как быть. Вот уже неделю стучатся во все двери, проникают в самые недоступные кабинеты, до министров дошли, жалобы пишут в президиум…
– Может, ты мне скажешь наконец, в чем дело? – нетерпеливо перебил его я и дружелюбно взглянул в сторону застывших в ожидании старушек. – Ты что, пенсии у них отнял, что ли? Это что, бывшие спортсмены?
– Какие там бывшие, самые что ни на есть настоящие! Мы организовали группу здоровья для престарелых – мол, пусть себе бегают, занимаются физкультурой, разминают старые кости.
– Ну и что? Это же чудесно.
– Да, но теперь они ни за что не хотят расставаться. Ни за что на свете. Начальство решило распределить их по районам, то есть по разным спортивным организациям, а они никаких решений не признают – не уйдем, говорят, отсюда и все, один за всех и все за одного. Целый год мы занимались вместе, какому умнику пришло в голову делить нас на группы и зачем? Кому мы мешаем? Никому. Разве мы чего-нибудь требуем? Нет! Тогда какого черта расформировывают нашу группу? Для удобства? Нам и так удобно, что же вы нас-то не спросили? А насчет денег на трамвай и автобус не беспокойтесь, деньги у нас есть, можем и на такси приезжать, это наше дело. И знаешь, почему они так настаивают? Догадываешься?
– Я уже сказал ему, – вмешался в разговор тренер. – Любовь. Сильнейшая из стихий. Тайфун налетит и пройдет, а любовь уж если придет на старости лет…
– Вот именно, – сказал председатель. – Большинство из них разбились на парочки – ты бы только посмотрел, как они распускают хвосты друг перед дружкой, как вздыхают, как нежно ухаживают за своим партнером или партнершей, как умильно беседуют о своих болячках и о пользе физкультуры… Просто любо-дорого глядеть, да ведь могут возникнуть всякие там неприятности, инциденты, так что мы решили…
– Сдавайся, товарищ председатель, иного спасенья нет! Они пойдут жаловаться еще выше, если уже не ходили. – Тренер взглянул на меня заговорщицки, а я продолжал кивать старушкам, мол, все улаживается, не бойтесь, все утрясется. – Какой разумный человек будет действовать себе во вред? Сегодня мы с тобой забыли, что такое любовь, но вот почувствуешь приближение старости, по-другому запоешь… Об этом-то ты подумал?
Председатель рассмеялся:
– Нет, вы только послушайте, что за речи! Я вот твоей жене скажу.
– Говори, говори, так она тебе и поверила. Никто ее не убедит, что я на такое способен.
– Ну, и что ты предлагаешь? Новый лозунг: "Спорт и любовь – в массы!"
– Неплохо, – одобрил я. – Придет время, и, может быть, и мы к ним присоединимся.
Старички и старушки подошли на шаг ближе. Явно, терпение у них лопнуло. Все взоры обратились ко мне. Что им сказать?
– Говори, что хочешь, – решил председатель и снова кивнул на меня: – Можете сказать ему "спасибо". Он врач-психолог, учился в Москве, Вене и Лиссабоне, а в ваших проблемах собаку съел.
– Значит, остаемся? – заволновались "забастовщики".
Я важно кивнул.
Костлявый старичок поднял свою трость высоко над головой и крикнул:
– За мной, стройсь!.. К торжественному маршу в честь товарища – приго-о-товсь!
Старички и старушки выстроились в шеренгу так быстро, что ни один старшина не придрался бы. С согнутыми в локтях руками они замаршировали на месте, высоко, чуть ли не до диафрагмы, поднимая колени. "Бего-о-м марш!" Колонна неуклюже двинулась вдоль стены, в притихшем зале слышалось только учащенное дыхание старичков. Готовые к тренировке борцы сгрудились у ковров в центре зала и медленно поворачивали головы, чтобы не упустить этой процессии из поля зрения. Никто не смеялся, но по лицам всех зрителей бродили одинаково добрые и нежные улыбки. Все в том же строгом порядке колонна покинула зал, и он сразу опустел и стал мрачным, однако уже в следующий миг тишину нарушили характерные для борцов шлепки и раззадоривающие возгласы, на коврах сплелись молодые, гибкие тела – рабочий день начался.
Однако куда запропастился Пырван?
– Он хочет дать нам возможность поговорить спокойно, – сказал тренер. – Я же собрался на него жаловаться.
– Ладно, я вас покидаю, – стал прощаться председатель. – Хорошо же мы это дело обтяпали, ничего не скажешь! Я пошел в районное управление, уж там-то меня распекут в хвост и в гриву, пока я тепленький. Так что, братцы, оплакивайте мою судьбу.
– Оплачем непременно, – пообещали мы и снова похвалили его за решение оставить стариков в покое.
Тренер же потянул меня в укромный угол и, подняв глаза к лозунгу на стене, сказал:
– Я не случайно его повесил. Пусть им глаза мозолит. Особенно Пырвану, который никак не хочет понять, что хитрость необходима не только на ковре и во время турнира, но и гораздо раньше, когда мы только-только разрабатываем тактическую программу на весь год. Сегодня весь мир знает Пырвана как мастера "волчьего капкана". Так почему бы ему не преподнести приятный сюрприз? Разве трудно ему не применять хоть некоторое время этот свой излюбленный прием, создать впечатление, что он вообще от него отказался и припас что-то другое? И, когда никто этого не ожидает, скажем, во время последней решающей встречи, вдруг – "волчий капкан", потом еще раз и еще… да так, как только он может это сделать. Вот что я пытаюсь ему вдолбить. Но молодо-зелено, разве их в чем-нибудь убедишь! Пырван знает свое – "волчий капкан", он верен этому приему. И ведь не возразишь – всех своих успехов он добился именно благодаря ему. Пырван постоянно его совершенствует, своим умом дошел до таких тонкостей, о которых ничего не пишут даже самые знаменитые специалисты по этим вопросам. Все это, конечно, прекрасно, однако однообразие всегда чревато неприятными неожиданностями. Я не могу с уверенностью сказать, кто выиграет в июле на первенстве страны – он или Косолапый (вот ведь прозвище!), самый серьезный его противник в этой категории. По-моему, у Косолапого шансов больше и, если так и выйдет, то пусть Пырван не взыщет – ни на миг не задумаюсь, кого взять в сборную. Я ведь ему вот о чем толкую: можешь использовать "волчий", никто тебе не мешает, но в то же время отрабатывай и другие приемы, которые тебе понадобятся, а их, кстати, немало. Бери пример с соперника, ему все приемы даются с трудом, но парень работает, старается – отсюда и успех. А Пырван только смеется: "Я медведей не боюсь, мне и шатун если попадется, уложу на обе лопатки". Такая самонадеянность не делает чести культурному человеку… Мне кажется, сердце у него не на месте, что-то его гнетет. Вы ведь знаете – он парень честолюбивый и уж если что задумает…
Тренер посмотрел на меня, ожидая ответа. Как будто ничего о разговоре в моем кабинете ему не было известно, хотя не исключено, что Пырван поделился с ним огорчением по поводу того, как бездарно и скучно приходится ему проводить время на работе. Взять его сторону? Но это означает, что тренер лишится одного из лучших борцов. Да что я говорю! Даже если бы я хотел доверить Пырвану какое-нибудь дело, все равно не смог бы. Их просто нет. Кроме случая с СЭВ, но ей-богу, я ведь даже майора еще не посвятил в подробности, только намекнул… Я промолчал, притворившись, будто не понял, куда гнет тренер. Терпеть не могу, когда посторонние вмешиваются в мои служебные дела.
А теперь хочу представить вам Пырвана в непривычном для вас обличье. Вот он выходит в черном шерстяном трико и легких кожаных борцовках. Он торопится. Он действительно очень опоздал и пробегает мимо нас с опущенной головой, хотя видно, что его так и подмывает узнать, о чем мы толковали. Вы удивлены? Но не забывайте, как я сам удивился, когда он впервые переступил порог моего кабинета. Тогда ничего в его внешности не говорило о том, что передо мной борец, да еще чемпион Европы. "По Дьяволенку и в шинели сразу было видно, что он спортсмен, гимнаст, а этот… да перед университетским подъездом толпятся десятки таких, как он". Но, как вам известно, я почти два месяца хожу с ним на тренировки и уже перестал удивляться его прекрасно сложенному телу. На груди и спине бугрятся великолепные мускулы, ноги сильные, но стройные. В одежде он выглядит юношей, почти мальчиком, а разденется – и перед вами античный бог, Геракл. Он спокойно мог бы участвовать в соревновании культуристов и победить, если в жюри будут люди, испытывающие отвращение при виде гипертрофированных мускулов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Это ведь вы придумали? Почему же не включили в свои газетные размышления? Может, вы решили все начать заново, с нуля?
Он виновато улыбнулся и развел руками:
– Может, и не очень красиво, но для меня эта мысль всегда была чем-то вроде руководства к действию. По этому поводу хочу пожаловаться вам на Пырвана – не может он, вернее, не хочет понять одну простую истину…
– Да, уж чего-чего, а упрямства ему не занимать, – согласился я весело. – Все торопится и любит действовать на свой страх и риск.
– Совсем наоборот, – возразил тренер. – В том-то и дело, что не торопится. А уж какой консерватор! Ни одному члену Палаты лордов за ним не угнаться. Но лорд он и есть лорд до конца своих дней, а борцу приходится ежедневно защищать свой "аристократический" титул.
– Что вы говорите? – удивился я. – Неужто он перестал серьезно относиться к тренировкам?
Тренер похлопал Пырвана по плечу:
– Кто-кто, а он-то прекрасно понимает, что я имею в виду!..
Весь этот разговор проходил в присутствии Пырвана, который переступал с ноги на ногу и не знал, куда спрятать глаза. Видно было, что ситуация для него не из приятных, – гордым людям не нравится, когда о них говорят в их присутствии.
– Иди переодевайся, – отослал его тренер и, когда Пырван отошел, нарочно повысил голос: – Я им и вправду недоволен, совсем серьезно.
Пока мы разговаривали, собравшиеся в зале старички и старушки подняли невообразимый шум. Они взволнованно жестикулировали, лица их искажало благородное возмущение. На этом фоне выделялась изумленная, растерянная физиономия председателя.
– Это еще что? – спросил я. – Съезд престарелых? Или они подняли бунт?
– Бунт, именно бунт, – сказал тренер, показывая на высокого костлявого старика, у которого ворот рубашки торчал поверх пиджака. Тот яростно размахивал тростью перед глазами вконец растерявшегося председателя. – Вы не знаете, но это у нас, так сказать, гвоздь программы вот уже целую неделю. Не позавидуешь товарищу председателю, лично я не посмел бы сопротивляться такой ужасной стихии, как любовь. Против нее все бессильно, ни один бог с ней не справится, будь их хоть сто на небе… Председатель сам вам все расскажет. Он вас заметил, сейчас подойдет. Надо его спасать от помолодевших старичков.
Председатель и вправду нас заметил и отчаянно пытался пробиться к нам. Наконец ему это удалось, но бабушки пошли вслед за ним, не отступая ни на шаг. Только теперь я заметил, что большинство из них в спортивных костюмах и обуты в белые кеды.
– Оставьте меня в покое! – закричал он, показывая пальцем на меня. – Вот от этого человека все зависит. Он решит проблему. Как он скажет, так и будет.
Старички и старушки переглянулись, открыли рты, чтобы что-то сказать, но не издали ни звука и так и застыли: с открытыми ртами, плечом к плечу, сомкнув ряды – совсем как забастовщики при появлении начальника полиции.
– Спасите, братцы! – прошептал председатель. – А то они совсем уже с ума посходили. Не хотят расставаться друг с другом. Теперь только смерть может их разлучить. Прямо не знаю, как быть. Вот уже неделю стучатся во все двери, проникают в самые недоступные кабинеты, до министров дошли, жалобы пишут в президиум…
– Может, ты мне скажешь наконец, в чем дело? – нетерпеливо перебил его я и дружелюбно взглянул в сторону застывших в ожидании старушек. – Ты что, пенсии у них отнял, что ли? Это что, бывшие спортсмены?
– Какие там бывшие, самые что ни на есть настоящие! Мы организовали группу здоровья для престарелых – мол, пусть себе бегают, занимаются физкультурой, разминают старые кости.
– Ну и что? Это же чудесно.
– Да, но теперь они ни за что не хотят расставаться. Ни за что на свете. Начальство решило распределить их по районам, то есть по разным спортивным организациям, а они никаких решений не признают – не уйдем, говорят, отсюда и все, один за всех и все за одного. Целый год мы занимались вместе, какому умнику пришло в голову делить нас на группы и зачем? Кому мы мешаем? Никому. Разве мы чего-нибудь требуем? Нет! Тогда какого черта расформировывают нашу группу? Для удобства? Нам и так удобно, что же вы нас-то не спросили? А насчет денег на трамвай и автобус не беспокойтесь, деньги у нас есть, можем и на такси приезжать, это наше дело. И знаешь, почему они так настаивают? Догадываешься?
– Я уже сказал ему, – вмешался в разговор тренер. – Любовь. Сильнейшая из стихий. Тайфун налетит и пройдет, а любовь уж если придет на старости лет…
– Вот именно, – сказал председатель. – Большинство из них разбились на парочки – ты бы только посмотрел, как они распускают хвосты друг перед дружкой, как вздыхают, как нежно ухаживают за своим партнером или партнершей, как умильно беседуют о своих болячках и о пользе физкультуры… Просто любо-дорого глядеть, да ведь могут возникнуть всякие там неприятности, инциденты, так что мы решили…
– Сдавайся, товарищ председатель, иного спасенья нет! Они пойдут жаловаться еще выше, если уже не ходили. – Тренер взглянул на меня заговорщицки, а я продолжал кивать старушкам, мол, все улаживается, не бойтесь, все утрясется. – Какой разумный человек будет действовать себе во вред? Сегодня мы с тобой забыли, что такое любовь, но вот почувствуешь приближение старости, по-другому запоешь… Об этом-то ты подумал?
Председатель рассмеялся:
– Нет, вы только послушайте, что за речи! Я вот твоей жене скажу.
– Говори, говори, так она тебе и поверила. Никто ее не убедит, что я на такое способен.
– Ну, и что ты предлагаешь? Новый лозунг: "Спорт и любовь – в массы!"
– Неплохо, – одобрил я. – Придет время, и, может быть, и мы к ним присоединимся.
Старички и старушки подошли на шаг ближе. Явно, терпение у них лопнуло. Все взоры обратились ко мне. Что им сказать?
– Говори, что хочешь, – решил председатель и снова кивнул на меня: – Можете сказать ему "спасибо". Он врач-психолог, учился в Москве, Вене и Лиссабоне, а в ваших проблемах собаку съел.
– Значит, остаемся? – заволновались "забастовщики".
Я важно кивнул.
Костлявый старичок поднял свою трость высоко над головой и крикнул:
– За мной, стройсь!.. К торжественному маршу в честь товарища – приго-о-товсь!
Старички и старушки выстроились в шеренгу так быстро, что ни один старшина не придрался бы. С согнутыми в локтях руками они замаршировали на месте, высоко, чуть ли не до диафрагмы, поднимая колени. "Бего-о-м марш!" Колонна неуклюже двинулась вдоль стены, в притихшем зале слышалось только учащенное дыхание старичков. Готовые к тренировке борцы сгрудились у ковров в центре зала и медленно поворачивали головы, чтобы не упустить этой процессии из поля зрения. Никто не смеялся, но по лицам всех зрителей бродили одинаково добрые и нежные улыбки. Все в том же строгом порядке колонна покинула зал, и он сразу опустел и стал мрачным, однако уже в следующий миг тишину нарушили характерные для борцов шлепки и раззадоривающие возгласы, на коврах сплелись молодые, гибкие тела – рабочий день начался.
Однако куда запропастился Пырван?
– Он хочет дать нам возможность поговорить спокойно, – сказал тренер. – Я же собрался на него жаловаться.
– Ладно, я вас покидаю, – стал прощаться председатель. – Хорошо же мы это дело обтяпали, ничего не скажешь! Я пошел в районное управление, уж там-то меня распекут в хвост и в гриву, пока я тепленький. Так что, братцы, оплакивайте мою судьбу.
– Оплачем непременно, – пообещали мы и снова похвалили его за решение оставить стариков в покое.
Тренер же потянул меня в укромный угол и, подняв глаза к лозунгу на стене, сказал:
– Я не случайно его повесил. Пусть им глаза мозолит. Особенно Пырвану, который никак не хочет понять, что хитрость необходима не только на ковре и во время турнира, но и гораздо раньше, когда мы только-только разрабатываем тактическую программу на весь год. Сегодня весь мир знает Пырвана как мастера "волчьего капкана". Так почему бы ему не преподнести приятный сюрприз? Разве трудно ему не применять хоть некоторое время этот свой излюбленный прием, создать впечатление, что он вообще от него отказался и припас что-то другое? И, когда никто этого не ожидает, скажем, во время последней решающей встречи, вдруг – "волчий капкан", потом еще раз и еще… да так, как только он может это сделать. Вот что я пытаюсь ему вдолбить. Но молодо-зелено, разве их в чем-нибудь убедишь! Пырван знает свое – "волчий капкан", он верен этому приему. И ведь не возразишь – всех своих успехов он добился именно благодаря ему. Пырван постоянно его совершенствует, своим умом дошел до таких тонкостей, о которых ничего не пишут даже самые знаменитые специалисты по этим вопросам. Все это, конечно, прекрасно, однако однообразие всегда чревато неприятными неожиданностями. Я не могу с уверенностью сказать, кто выиграет в июле на первенстве страны – он или Косолапый (вот ведь прозвище!), самый серьезный его противник в этой категории. По-моему, у Косолапого шансов больше и, если так и выйдет, то пусть Пырван не взыщет – ни на миг не задумаюсь, кого взять в сборную. Я ведь ему вот о чем толкую: можешь использовать "волчий", никто тебе не мешает, но в то же время отрабатывай и другие приемы, которые тебе понадобятся, а их, кстати, немало. Бери пример с соперника, ему все приемы даются с трудом, но парень работает, старается – отсюда и успех. А Пырван только смеется: "Я медведей не боюсь, мне и шатун если попадется, уложу на обе лопатки". Такая самонадеянность не делает чести культурному человеку… Мне кажется, сердце у него не на месте, что-то его гнетет. Вы ведь знаете – он парень честолюбивый и уж если что задумает…
Тренер посмотрел на меня, ожидая ответа. Как будто ничего о разговоре в моем кабинете ему не было известно, хотя не исключено, что Пырван поделился с ним огорчением по поводу того, как бездарно и скучно приходится ему проводить время на работе. Взять его сторону? Но это означает, что тренер лишится одного из лучших борцов. Да что я говорю! Даже если бы я хотел доверить Пырвану какое-нибудь дело, все равно не смог бы. Их просто нет. Кроме случая с СЭВ, но ей-богу, я ведь даже майора еще не посвятил в подробности, только намекнул… Я промолчал, притворившись, будто не понял, куда гнет тренер. Терпеть не могу, когда посторонние вмешиваются в мои служебные дела.
А теперь хочу представить вам Пырвана в непривычном для вас обличье. Вот он выходит в черном шерстяном трико и легких кожаных борцовках. Он торопится. Он действительно очень опоздал и пробегает мимо нас с опущенной головой, хотя видно, что его так и подмывает узнать, о чем мы толковали. Вы удивлены? Но не забывайте, как я сам удивился, когда он впервые переступил порог моего кабинета. Тогда ничего в его внешности не говорило о том, что передо мной борец, да еще чемпион Европы. "По Дьяволенку и в шинели сразу было видно, что он спортсмен, гимнаст, а этот… да перед университетским подъездом толпятся десятки таких, как он". Но, как вам известно, я почти два месяца хожу с ним на тренировки и уже перестал удивляться его прекрасно сложенному телу. На груди и спине бугрятся великолепные мускулы, ноги сильные, но стройные. В одежде он выглядит юношей, почти мальчиком, а разденется – и перед вами античный бог, Геракл. Он спокойно мог бы участвовать в соревновании культуристов и победить, если в жюри будут люди, испытывающие отвращение при виде гипертрофированных мускулов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34