Мы говорили здесь о
подонках общества - сутенерах, жирующих на героине финансистах,
вербовщиках проституток, коррумпированных судьях, о состоящих ни службе у
мафии убийцах. Какое это имеет к тебе отношение? При чем здесь ты?
Господи, что с тобой, Френки? - Голос Макгарка стал гневно-взволнованным,
в нем зазвучали нотки отвращения - Ну, подумай сам, черт бы тебя побрал!
Ты же не кричишь об этом на всю страну, как какой-нибудь громкоголосый
петух на конференции по повышению уровня самосознания, где эти бездельники
и собираются-то лишь для того, чтобы заговорить самих себя до
умопомрачения! Да, ты либерал, но ты думающий либерал. Ты имеешь дело с
фактами. Но на этот раз у тебя нет фактов. Никаких. Это все равно как если
бы ты выбежал на улицу и начал скандировать: "Прекратите убийства!
Прекратите убийства! Прекратите убийства!" - Макгарк искусно имитировал
бездумное скандирование толпы демонстрантов. Однако, вопреки его
ожиданиям, на лице Даффи не появилась улыбка. К его пущему удивлению на
нем были слезы. Насколько помнил Макгарк, Даффи никогда прежде не плакал.
- O, Боже! - прошептал Френк Даффи и, опустив голову, зажал ее в
ладонях.
- Эй, Френк, в чем дело? Ну же, прекрати! Прекрати, слышишь! Ну,
хватит тебе! - старался утешить его Макгарк, обнимая за плечи.
- O, Господи, Билл!
- Проклятие, в чем дело, Френки? В чем дело?
- Речь идет об убийце, выполняющем заказы мафии.
- Что?
- Я не упоминал пока об этом убийце. Вообще никогда не говорил ничего
подобного. Значит, его прикончили тоже вы. То есть ваши люди по вашему
приказу.
Макгарк со злости изо всех сил швырнул свою кружку; пролетев через
всю комнату, она с треском врезалась в стену из соснового дерева,
забрызгав ее виски. Он вскочил, гневно ударил кулаком в ладонь.
- Послушай, зачем ты стараешься быть умнее всех? Ну что вам,
фордхемовцам, неймется? Френки, зачем тебе все это надо?
Рассыпавшиеся по полу кубики льда постепенно таяли, и на их месте
появлялись темные пятна. Даффи подошел к Макгарку и похлопал его по спине.
Макгарк испуганно отскочил в сторону, но тут же, облегченно вздохнул,
увидев протянутую ему Даффи кружку.
- Что будем делать? - спросил Даффи.
- Сейчас, фордхемовский умник, я скажу тебе, что мы будем делать. Ты
прекращаешь свои расследования, а если кто-нибудь из этих парней
приблизится к тебе хоть на шаг, я сотру его в порошок. Вот что мы будем с
тобой делать.
- Ты знал, что я занимаюсь этим расследованием?
- Знал, и не только это. Мы хорошо работаем, и наши силы крепнут. Мы
задались целью вернуть эту страну в руки порядочных людей, тех, которые
добросовестно и усердно трудятся. В руки честных людей. Эту страну слишком
долго превращали в сточную яму. Мы хотим очистить ее от дерьма.
- Это невозможно, Билл, вы не сможете это сделать. Хотя бы потому,
что вы начинаете с дерьма, но затем разделаетесь с любым, кто встает вам
поперек дороги. Что сможет вас сдержать? Что будет, если ваши люди начнут
брать деньги за то, чтобы промахнуться или действовать по своему
усмотрению? Если они начнут самочинствовать?
- Тогда мы позаботимся и о них.
- Именно "мы" и будут все это творить, а кто их остановит?
- Если такое случится, я сам возьмусь за них.
- Нет, не возьмешься. Ты будешь счастлив заниматься своим любимым
делом.
- А ты к тому времени мог бы стать и президентом. Думал об этом
когда-нибудь?
Даффи взял у него свою кружку:
- У нас еще остался лед?
- Да, и много. Много.
- О'кей. Добавлю себе чуток. Слушай, я хочу позвонить Мэри Пэт,
попрощаться с ней... гм... и с сыном тоже. Не думаю, что ты позволишь мне
также встретиться со священником.
- Что ты мелешь? - возмутился Макгарк.
- Ясно уж там! Тебе, конечно же будет приказано убить меня сегодня
ночью. Ты ведь предупредил, где тебя можно найти?
- В департаменте - нет, не предупреждал.
- Да не в департаменте, я имею в виду твоего настоящего хозяина -
того, на которого ты теперь работаешь. Вряд ли он позволит своей карающей
руке оказаться вне пределов досягаемости хоть ненадолго. А ты ведь
карающая рука, не так ли?
- Так. Ну и что? Тебе-то чего беспокоиться? Тебе же известно, что ты
- единственный человек, котором я не могу убить. Ты - мой золотой, мой
дорогой.
- Я не из золота, Билл. Я из мяса. Мертвого мяса.
- Ладно, из мертвого. Кстати, у меня гамбургеры в морозильнике. Не
желаешь?
- Нет.
Они молча пили под шипение гамбургеров на сковородке. Макгарк
несколько раз принимался шутить: "Ну и как оно, чувствовать себя
мертвецом?" Или: "А ты счастливчик - прошло уже целых пять минут, а я все
еще тебя не убил."
Раздался телефонный звонок - тихий мелодичный звонок, непривычный для
уха ньюйоркца.
- Это тебя, Билл. Твой босс, - сказал, не поднимаясь, Даффи.
Телефон продолжал звенеть.
- Ну, а если эта не мой босс, ты успокоишься, наконец?
Даффи улыбнулся:
- Только они знают, что ты сейчас находишься здесь, и никто не знает
- где я. Так что это они. И звонят они тебе с одной целью - сказать, что
меня надо убить. И скорее всего, посоветуют инсценировать с самоубийство,
чтобы дискредитировать мое расследование.
Макгарк рассмеялся:
- Поскольку ты все подобно объяснил, видимо, мне нет надобности
подходить к телефону?
Все еще продолжая улыбаться, Макгарк снял трубку.
- Да, да, да. - Потом пауза и снова: - Ты уверен?
На этом разговор окончился. Теперь улыбающееся лицо Макгарка являло
собой маску.
- Еще налить? - спросил Макгарк.
- Я сам. Ты все время забываешь про лед, - ответил Даффи.
Пройдя в кухню, он распахнул дверцу холодильника и под ее прикрытием
тихо выскользнул из дома. Он побежал к машине, но не добежал. Его ударили
сзади по голове. Он поднял, защищаясь, руку и тут же провалился в
кромешную тьму, понимая, что это - расплата за терпимость, которую он на
протяжении стольких лет проявлял к жестокости Макгарка.
Перед тем как Даффи погрузился в вечный сон, в его сознании возникло
странное видение: послышался внятный голос, возвестивший, что ему
прощаются все прегрешения и даруется счастливая жизнь. А когда он уже
ступил на порог вечности, тот же голос добавил, что где-то в глубинах
человеческих возможностей высвободится огромная всесокрушающая мощь,
которая обрушится на его убийц.
И видение исчезло.

2
Его звали Римо. Он стоял под темным куполом цирка, наслаждаясь
ощущением силы и безграничной власти над собственным телом.
Даже на высоте восмидесяти футов над покрытой опилками ареной
чувствовался исходивший от нее специфический терпкий запах. Слабо
натянутая парусина тента хлопала под порывами ветра. В нише, где стоял
Римо было холодно, и, как смерть, холодна была металлическая перекладина
трапеции, которую он только что держал в руках, прежде чем, легонько
толкнув, отправил в обратный путь.
Римо прислушался к разговору, происходившему внизу.
- Ну, как у него? Получилось? - полюбопытствовал кто-то.
- Вам уплатили за аренду площадки, которая временно пустовала, а не
за то, чтобы вы торчали здесь и во все совали свой нос. Убирайтесь!
Скрипучий голос и восточный акцент были хорошо знакомы Римо.
- Но я вижу, что не натянуты страховочные сетки.
- А вас никто и не просил заботиться о нашей безопасности, - ответил
скрипучий голос.
- Я обязательно должен это увидеть, но наверху не включен свет. Он
там, на самом верху трапеции, без какого-либо освещения.
- Еще труднее что-либо видеть с зарытым в землю лицом...
- Папаша, ты что, пытаешься угрожать мне? Да ну тебя, дед!
- Чиун! - крикнул, поймав перекладину, Римо. Оставь его в покое! А
ты, приятель, не получишь ни пенса, если не уберешься отсюда!
- Только-то и всего? Ты все равно разобьешься. И кроме том, все свои
денежки я уже получил.
- Послушайте, - взмолился Римо, - прошу вас, отойдите от того
старичка! Пожалуйста!
- От благородного пожилого джентльмена с умными глазами, - уточнил
Чиун, чтобы владелец цирка знал наверняка, о ком идет речь.
- Я никому не мешаю.
- Нет, мешаете. Мне, - сказал Чиун.
- Ну так вот, папаша. Как хотите, а я сажусь и буду смотреть.
Внизу вдруг раздался истошный вопль, и Римо увидел, как тело
здоровенного мужчины взлетело вверх и шмякнулось ничком на землю.
- Чиун, этот парень просто хотел здесь посидеть. Зачем ты с ним так
жестоко?
- В уборке мусора я не вижу никакой жестокости.
- Было бы лучше видеть его живым.
- Он никогда не был живым. У него изо рта воняло гамбургерами, и этот
гнусный запах можно было почувствовать за сотню миль отсюда. Да, он не был
живым.
- Ну хорошо, скажем так - было бы лучше, если бы у него не заглохло
сердце.
- А оно и не заглохло, - проворчал Чиун, - а вот я, наверное, так и
не сподоблюсь дождаться хотя бы самых скромных результатов своего
многолетнего упорного труда, способных убедить меня в том, что лучшие годы
жизни я не потратил на бездарного олуха.
- В общем, я хотел сказать, что достаточно было бы ударить его так,
чтобы потом он постепенно пришел в себя, а то он дергается сейчас в
конвульсиях, того и гляди, умрет.
- Может быть, ты хочешь спуститься и попрощаться с ним?
- Ну хорошо, хорошо!
- И на этот раз постарайся, пожалуйста, выполнить упражнение
прилично!
Римо толкнул перекладину. Он знал, что Чиун видел его так же хорошо,
как если бы купол цирка был освещен прожекторами. Глаз представляет собой
мускул, и чтобы видеть в темноте, достаточно всего лишь его поднастроить,
что достигается путем соответствующей тренировки, как это делается со
всеми другими мускулами. Впервые он услышал это от Чиуна почти десять лет
назад. Тогда Чиун заметил, что большинство людей сходят в могилу, не
реализовав за всю прожитую жизнь и десятой доли своих духовных и
физических возможностей. "Достаточно взглянуть на кузнечика или муравья, -
сказал тогда Чиун, - чтобы понять, чего можно достигнуть при правильном
использовании своих энергетических ресурсов. Люди забыли об этих
возможностях. Я напомню тебе о них".
И это его "напоминание" порой приводило Римо в отчаяние: во время
тренировок он испытывал такую невыносимую боль во всем теле, что казалось,
вот еще совсем немного и он сойдет с ума. Каждый раз ему казалось, что
напряжение достигло предела человеческих возможностей. Но потом убеждался,
что это не так, и брал новые рубежи.
- Ну, давай! - услышал он голос Чиуна снизу. Римо поймал перекладину
и, толкнув ее от себя, снова отправил в плавный полет над бездной. Он не
только видел, но и чувствовал, как перекладина движется, возвращаясь к
нему, в подкупольном пространстве. Дальше все происходило уже
автоматически - его тело само знало, что от него требуется, и действовало
безошибочно. Напружинил пальцы ног, вскинул руки - и он уже в открытом
пространстве над ареной. Вот он достиг верхней точки свободного полета, и
в это самое мгновение его руки ловят перекладину, движение которой,
невзирая на темноту, он все это время отчетливо ощущал своим телом. Взлет
над перекладиной и несколько кувырков между двумя идущими от ее концов
вверх тросами. Один. Два. Три. Четыре. А теперь перекладина зажата пол
коленями и снова взлетает вверх-вниз, вверх-вниз, затем балансировка,
соскок с перекладины, кувырок в воздухе - и свободное без всякой
страховки, падение вниз головой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24