– Кофе варить умеешь? – спросил он.
– Растворимый?
– У меня есть и тот и другой, – торопливо отозвался репортер.
– Ну, я умею делать только растворимый…
Спартак вздохнул, достал банку растворимого, чашку и, заварив кофе, мгновенно выхлебал раскаленный напиток.
Девушка проводила его до дверей.
– Сунешь потом ключ под коврик…
Он вскинул сумку на плечо. В светлых волосах девушки играли солнечные блики. Спартаку помнилось, что ее вроде бы зовут Фабиен, но руку на отсечение он бы за это не дал…
– Научись варить кофе, – почти с нежностью посоветовал он, нагнулся, поцеловал ее в щеку, и девушка прижалась головой к его плечу.
– Если увидишь, что «Кровь-на-Первой» непреклонен, свали все на меня и не мечи икру, – шепнул Габриэль.
– Спасибо…
Журналист ушел, и девушка медленно закрыла за ним дверь. Однако, пробежав несколько ступенек, он одним прыжком вернулся обратно и постучал. Дверь мгновенно распахнулась.
– Главное – не отвечай на звонки, – предупредил Спартак с самым серьезным видом.
Девушка кивнула, и он снова исчез. Габриэль Бриан всегда опасался женских разборок, и ему стоило огромных трудов поддерживать в своем гареме порядок.
* * *
Полицейские, локоть к локтю, оцепили банк, отгородив его от всего остального мира. Отогнать вкладчиков было делом нелегким, и многих все еще приходилось урезонивать.
По приказу шефа Криминальной бригады комиссара Бло Финберг время от времени появлялся на пороге руководимого им заведения и произносил умиротворяющие речи. Головное отделение фирмы, объяснял он, скоро пришлет деньги.
– Только бы и их не посеяли по дороге, – заметил какой-то бойкий язычок.
Спартак очутился в толпе, в которой многим уже мерещилось банкротство, и потому готовой идти на штурм. Каждый хотел урвать свой кусок, и «хвост» все удлинялся.
Репортер осторожно показал полицейскому удостоверение, но тот и глазом не моргнул.
Спартак отошел в сторону и несколько раз щелкнул толпу, пытаясь в то же время среди множества инспекторов в штатском отыскать Поля. Люди болтали, и каждый полагал, будто знает больше других: бандитов было двадцать пять; бандит был один; пять трупов, восемь, один; в мешке лежало сто миллионов, четыреста, миллиард; директор – сообщник (достаточно только взглянуть на его физиономию!), да и вообще вся полиция заодно с гангстерами! Нет, раз участок так близко, ни о каком пособничестве и толковать не стоит! В деле замешана женщина… Нет, две! Вовсе нет – ни одной! Бандиты приехали на «мерседесе», на грузовике, на велосипедах, на метро… Это сделали негры, алжирцы, оасовцы… Налет продолжался пять минут, тридцать секунд, час…
Совсем как в бистро, во время войны… Спартак знал, что, стоит тебе принять на веру хотя бы одно из этих блестящих предположений, – и ты мигом вылетишь из газеты… если это уже не произошло.
Расспросив о «почерке» налетчиков, комиссар Бло отправил инспектора за фотографиями, которые любовно хранил в правом ящике стола. Потом, разложив их на столе, приказал свидетелям подходить по одному. Темноволосого опознали сразу и единогласно.
– Это Франсуа Кантэ, известный также как Франсуа Чокнутый, а один особенно остроумный журналист дал ему прозвище Франциск Первый, – объявил Бло.
«И все же означенному журналисту это не принесло особой известности», – подумал про себя Поль. Он уже почти перестал надеяться, что Спартак добьется толку в какой бы то ни было области. Бло отделил две фотографии Кантэ, и опознание пошло по второму кругу. Поль стоял рядом с шефом. Свидетели пребывали в некоторой растерянности, не решаясь сказать что-либо определенное. Даже крошка Люсьен, готовая на что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание, не рискнула открыть рот.
Поль уже заметил волнующий изгиб ее спины и подумал, что неплохо было бы занять ею свободный вечерок, если, конечно, такой свободный вечерок случайно выпадет. Его собачья работа не позволяла мечтать о выходных или, во всяком случае, планировать что-либо на несколько дней вперед.
Девушка склонилась над столом, внимательно изучая изображения двух мужчин с густыми черными шевелюрами.
Бло вытащил из большого пакета два клише, вырезанные в форме подковы. Они изображали волосы. Вместо лиц на них были дыры, которые следовало накладывать на предъявляемые для опознания фотографии. Цвет волос на клише был светлым – этакая парочка белокурых скальпов.
Комиссар прикрыл черные шевелюры на обеих полицейских фотографиях светловолосыми клише, и Люсьен тотчас узнала карауливших по обе стороны двери блондинов.
– Вот этот захохотал, когда я попробовала нажать кнопку сигнализации, – проговорила она, указывая на фотографию справа и пытаясь встретиться глазами с Полем.
Другие свидетели высказались столь же категорично, и Бло собрал фотографии.
– Это братья Шварц, – ни на кого не глядя, сухо подвел он итог.
Бло выглядел скромно, но элегантно. Лицо его могло бы показаться обыкновенным, не будь у комиссара таких острых, сверкающих глаз. Большая часть седины на висках появилась у Бло как раз благодаря этому самому Франсуа Кантэ и братьям Шварц. Полиция уже выяснила, что они приехали брать банк на торговом фургончике-404, поскольку к аптекарю в тот день ничего не привозили. Однако этим все полученные сведения и ограничивались.
– Ну, раз вы их всех знаете, то скоро посадите под замок, – сказал Финберг, очень нуждавшийся в оптимистических прогнозах.
Бло вздохнул. Неужели этот Финберг не читает газет, не слушает радио и даже не включает телевизор? Он направился к двери служебного входа, директор банка пошел следом.
– А этот Франсуа Чокнутый действительно не в своем уме? – спросил он.
Бло, казалось бы, уже полностью утративший способность удивляться, пристально посмотрел Финбергу в глаза.
– А что? – поинтересовался он.
– Я хочу знать, насколько стоит придавать значение тому, что он мне наговорил…
– Вы имеете в виду угрозы?
– Нет, не совсем…
– То есть вас интересует, в какой мере можно доверять его словам? Я вас правильно понял?
– Да.
– А не могли бы вы повторить мне, что именно вам сказал Кантэ?
– Один вопрос… мне было бы… чрезвычайно трудно… обсуждать… Но только один! – запинаясь, пробормотал он.
– Тогда лучше всего исходить из того, что этот тип не только псих, и, причем, опасный, но и из того, что он способен наболтать чего угодно, мешая правду и ложь, лишь бы это ему приносило выгоду. А в своем ремесле он отлично соображает, и очень хорошо знает с какой стороны хлеб намазан маслом.
– «Чего угодно»… – медленно повторил Финберг, стараясь покрепче запомнить эти слова.
Поль, воспользовавшись тем, что его шеф занят, выскользнул на порог вместе с крошкой Люсьен. Он показал девушке Спартака, уже в полном отчаянии фотографировавшего то банк, то толпу страждущих. При виде Поля и его спутницы репортер замахал рукой.
– Идите и не забывайте, что это величайший журналист нашего столетия, – предупредил Поль, пожав локоток Люсьен.
Девушка направилась навстречу Спартаку, и тот с пулеметной скоростью защелкал фотоаппаратом. Это всегда производило на людей благоприятное впечатление. Вскоре Люсьен остановилась рядом с репортером. Спартак утащил ее от толпы, поближе к церкви. На площади из черных автомобилей выходили мужчины в черном с лицемерно скорбными лицами. Родные и близкие суетились вокруг лакированного гроба с ручками из старого серебра. В мир иной с приличествующими его положению церемониями уходил буржуа.
– Я прославлю ваше имя на первой странице, аж в восьми колонках! Быстро, крошка, сколько у вас там покойников? – спросил Спартак.
– Ни одного, – с искренним огорчением отозвалась Люсьен. – Но, знаете, если бы кто-то из нас шевельнулся, они бы всех перебили, я уверена, – поспешила добавить она.
Разговаривая со Спартаком, ей приходилось задирать голову.
– Да, но только никто не шевельнулся…
Он поглядел на гроб, который как раз понесли в церковь, хотел было щелкнуть фотоаппаратом, но вовремя опомнился и опустил руку. «Кровь-на-Первой» вечно жаждал трупов, но перебарщивать с ними все же не стоило. Делать нечего, Спартак снова повернулся к девушке.
– Они ничего не пытались с вами сделать?
– Это вы о чем?
– Ну, утащить в уголок и тому подобное, – нетерпеливо пояснил журналист.
– О, нет! – воскликнула Люсьен.
Спартаку показалось, что она об этом жалеет. К банку подъехал фургон серо-стального цвета в сопровождении двух мотоциклистов. Толпа заволновалась. Полицейские образовали двойной кордон, и мешок с деньгами поплыл по импровизированному коридору. Бло равнодушно наблюдал за операцией.
Спартак приподнял девушку за плечи и усадил на каменное основание церковной решетки.
– Не двигайтесь с места, я сейчас вернусь! – крикнул он.
Люди жаждали следовать за мешком, и в любую секунду это грозило превратиться в характерную для футбольного матча сцену, когда болельщики толпой вываливают на поле, мечтая угостить судью хорошим пинком под зад.
Спартак несколько раз сфотографировал это многообещающее начало, но, как только первой группе людей позволили войти в банк, все затихло само собой. Репортер машинально запечатлел Люсьен, прислонившуюся спиной к решетке.
– Что еще вы знаете? – спросил он, ставя ногу на тот же каменный бордюр.
Она повторила то немногое, что комиссар Бло говорил о Франсуа Кантэ и братьях Шварц. Спартак сделал несколько пометок в блокноте и посмотрел на часы. Он опередил собратьев по перу на добрых два часа с хвостиком.
– Мне пора на работу, – заметила Люсьен.
– Покупайте вечерние выпуски начиная с пяти часов. Возможно, найдете там свою фотографию.
– Так вы не уверены, что она там будет?
– Хороший журналист никогда и ни в чем не бывает уверен, – наставительно проговорил он.
Ладонь девушки вместе с запястьем исчезла в огромной лапище репортера.
– Вам можно позвонить?
– В рабочее время – нет. Но я всегда обедаю вот здесь, – девушка показала на кафе метрах в пятидесяти от банка.
– Отлично.
– Творческих успехов, – пожелала Люсьен, просто чтобы что-нибудь сказать.
– Ara, – промычал Спартак.
Он проводил девушку взглядом. Из здания банка, вместе с еще несколькими полицейскими в штатском, вышел Поль. Быстро взглянув на друга, он следом за шефом уселся в автомобиль. За рулем сидел шофер в форме.
Спартак заперся в телефонной будке ближайшего бистро. Теребя в пальцах жетон, он прижался лбом к стеклянной стенке. В темноте не было видно, грязная она или нет. Репортер подыскивал слова повесомее, на случай если ему вообще дадут открыть рот. В конце концов он бросил жетон в щель и, не включая света, набрал номер. Спартак мог бы это сделать, даже повернувшись спиной к телефону. Секретарша сразу соединила его с главным редактором.
– Хотите, я расскажу вам, что напечатано в вечерних и во всех утренних газетах?
– Конечно, – с изысканной вежливостью отозвался Спартак.
– Фотографии Ингрид! В очках и без, стоя, сидя, лежа, с бокалом, за едой, спящей, с детьми… да, с детьми на коленях! – голос захлебнулся. – Слышите? – заорал он вдруг. – А мы, самая крупная газета, вынуждены были напечатать ее прошлогодние фото! – Голос шефа внезапно зазвучал почти ласково. – Но у вас, несомненно, не было времени читать утренние выпуски?
– Нет… ни минуты, – согласился Спартак.
– Зато теперь у вас его навалом! Вы уволены! Ясно? Уволены.
– Ладно.
– Отправляйтесь в кассу за расчетом. На сей раз никакие фокусы вам не помогут.
– Ладно.
– А если вас возьмут на работу хоть в одну газету, узнайте для начала, чем они там занимаются! Это может быть что угодно, вплоть до фабрики йогурта, но никак не печатное издание!
– Отлично… И я спрошу директора фабрики, не интересует ли его ограбление банка, расположенного в десяти метрах от полицейского участка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25