– Возможно, ты прав, – сказал Ла Скумун. – Если таков закон, не стоит нарываться на неприятности с легавыми из-за такой мелочи.
– В любом случае, дело приносит бабки, – заметил Шарло. – Зачем что-то менять?
– Будете показывать мне счета, – бросил Ла Скумун, – Пора мне получать свою долю.
– Все, что пожелаешь, – отозвался Шнурок, дружески хлопая его по плечу.
Одни игроки входили, другие выходили. Никто не обратил внимания, как исчез Чиприано.
– Что-то вчерашний тип не появлялся, – сказал Шарло.
– Явится, – ответил Шнурок.
– Не волнуйтесь, – заявил Ла Скумун. – Это я беру на себя. Если он попытается устроить бузу, а меня тут не окажется, скажете мне, где его можно найти, и я им займусь.
Шарло подумал, что у Ла Скумуна есть и достоинства. Он не увиливал от работы и, казалось, был готов обеспечить мир и порядок. В подобных делах порядок – штука ценная.
А Шнурок подумал, что чем больше Ла Скумун будет рисковать, чтобы обеспечить покой, тем дороже придется оплачивать его услуги.
Появился Фанфан. Он подошел, потирая руки.
– Клевый прикид! – воскликнул он, оглядывая Шарло.
– Если только попытаешься к нему притронуться, я рассержусь, – заявил Щеголь.
– Как думаете, рассердится? – спросил Фанфан двух остальных.
– Ты не осмелишься тронуть, – сказал Ла Скумун.
– Что это за ткань? – поинтересовался Фанфан, вытягивая шею.
– Та, из которой шьют больничные пижамы.
Все рассмеялись. Подошел гарсон. Шнурка звали к телефону.
Когда Шнурок вернулся, у него был недовольный вид.
– Легавые устроили облаву. Замели двух парней с запретом на проживание в Марселе. Надо съездить посмотреть.
– Где это? – спросил Ла Скумун.
– В верхнем квартале. У меня там ресторанчик.
– Там, как правило, ничего подобного не бывает, – заметил Фанфан.
– У них нет правил, – сухо отрезал Шнурок. – Ладно, я поехал. Ты останешься здесь? – обратился он к Ла Скумуну.
– Трудно сказать.
– Я ненадолго. Потом сходим в бордельерчик. Будет лучше, если я тебя представлю.
Ла Скумун молча посмотрел на него, и Шнурок ушел.
По знаку дежурного администратора он поднялся прямиком в номер Чиприано и тихо постучал в дверь. Она приоткрылась.
Войдя в комнату, Шнурок сразу увидел пистолет в руке Чиприано. Решительно, сицилиец любил играть огнестрельдым оружием. Но больше всего Шнурка поразили чемоданы: они лежали открытыми на ковре и на кровати, уже наполовину заполненные бельем и одеждой.
– Собираешь вещички? – изумился Шнурок. – Хочешь сделать ноги после того… И то правда, через час дело можно считать закрытым…
Чиприано задумчиво посмотрел на него.
– Никакого «после того» не будет, – ответил он. – Ты точно ничего больше не знал о том типе, когда выводил меня на него?
– Что? Я? Да он только приехал!
– Так вот, на Сицилии его прозвали Отлученным. Если однажды приедешь туда, люди тебе о нем порасскажут.
– Выходит, ты с ним знаком? – прошептал Шнурок.
– Видел однажды, как он стреляет. Мне этого хватило. Если не прикончишь его первым выстрелом, считай себя мертвецом. Он самый быстрый стрелок из всех, кого я знаю. И еще: в нем есть что-то нечеловеческое. Волк, вот он кто… Не повезло вам, что он объявился здесь.
– Значит, наложил в штаны? – усмехнулся Шнурок.
Чиприано схватил его за лацкан пиджака и притянул к себе.
– Выбирай слова, – сказал он и швырнул его на кровать.
Шнурок встал и улыбнулся. Можно было подумать, ничего не произошло.
– Ты нервничаешь, а это неразумно, – заметил он. – В конце концов, вместе с Виллановой приказали долго жить твои денежки, а не мои.
– Деньги у меня есть еще, бизнес в Аргентине идет хорошо. Вот и буду этим пользоваться, а не рисковать, имея один шанс против ста.
– О, ты плохо подсчитал шансы. Во-первых, охотник ты, а он один. Удивлюсь, если он выкрутится…
– Один! Вы совсем чокнулись! – воскликнул Чиприано, укладывая галстуки поверх стопки рубашек. – А Ксавье Аде не в счет?
– Аде?
– Да, этот ковбой. Шанс выжить в этом деле тонок, как ресница.
– Слушай, твой ковбой чалится на нарах!
– Да? И долго?
– Несколько месяцев, а выйдет нескоро…
Похоже, аргумент подействовал.
– Видишь, он один, – настаивал Шнурок.
Сицилиец механически поднимал и опускал крышку чемодана, словно освежал себя огромным веером, но в конце концов закрыл ее и щелкнул замком.
– Смотри сам, – ответил он. – А я сваливаю. У этих людей мозги работают не так, как твои. Можешь быть начеку день и ночь, все равно не убережешься.
Для Шнурка померк свет. В глазах у него потемнело. Чиприано расхаживал перед ним, но казалось, был уже далеко.
– Жаль, – еле слышно произнес Шнурок.
Он вспоминал рекомендации Фернана Итальянца, которые тот давал, когда еще был жив Вилланова.
Ему оставалось только уйти.
– Что собираетесь делать? – поинтересовался Чиприано.
Теперь, когда Шнурок узнал, что Ла Скумун друг Аде, у него возникла мысль позвонить в одну дверь.
– Ждать, – ответил он. – Там будет видно.
Тем не менее они пожали друг другу руку, и Шнурок вернулся в клуб, погруженный в свои мысли. Шарло ему сообщил, что Ла Скумун ушел вскоре после него в компании Фанфана.
– О чем они говорили? – спросил Шнурок, чьи ладони были потными от тревоги.
– Ла Скумун отвел его в сторону, а потом я увидел, что они уходят. О чем говорили, не слышал.
Шарло точным движением сбросил с рукава пылинку. Шнурок его презирал. Ему казалось, что он работает на пару с картинкой из модного журнала.
Шнурок быстро направился к двери, спрашивая себя, не лучше ли воспользоваться черным ходом, как вдруг перед ним возник Ла Скумун, который обратился к Фанфану:
– Можешь нас оставить.
Тот поднялся по лестнице, а Ла Скумун, взяв Шнурка под руку, увлек его на улицу.
– Я съездил в твой ресторанчик. Не волнуйся, ничего не произошло.
Шнурок облизал губы.
– Знаю. Встретил одного друга, который мне сказал, что ехать никуда не надо.
– У тебя хорошие друзья. Но слишком много работы. Ты устал, правда?
Шнурок не сводил глаз со свободной руки Ла Скумуна, и его желудок сжимался от страха.
– Поедем в твой бордельчик, как двое друзей, и ты объяснишь жене, что вам обоим будет полезно пожить за городом. Это разумно, а?
– Уверяю тебя… – начал Шнурок.
– Ну, ну! – перебил Ла Скумун. – Сегодня вечером ты уедешь со своей милашкой, а Шарло даст тебе знать, когда можно будет вернуться. Пока что я буду управлять твоим заведением.
Тиски, сжимавшие желудок Шнурка, ослабли. Все не так уж плохо. Его мозги уже заработали снова.
– Если хочешь, могу тебе помочь с делом Ксавье Аде, – внезапно предложил он.
Ла Скумун бросил на него быстрый взгляд.
– Кто это?
– Твой компаньон, судя по тому, что мне сказали, – ответил Шнурок.
– Никогда не слыхал об этом типе, – спокойно заявил Ла Скумун. – К тому же, для тебя теперь имеет значение только одно: ты уезжаешь в путешествие.
Шнурок чувствовал, что этот человек не идет на компромиссы, но также был уверен, что легко отделался. Поэтому, закрывшись в кабинете вместе с женой и Ла Скумуном, он говорил искренне.
Ла Скумун слушал, прислонившись к стене возле двери.
Время от времени женщина посматривала на него. Шнурок говорил все убедительнее.
– Мы немножко оторвемся, – объяснил он, обращаясь к Ла Скумуну. – Мы столько работали, что заслужили отдых. Даже хорошо, что ты приехал и сможешь меня заменить. Понимаешь, бизнес нельзя доверить кому попало…
Он расхаживал по комнате, обращаясь то к жене, то к Ла Скумуну.
– Не беспокойся, я послежу за твоим бизнесом как за своим собственным, – пообещал тот.
– Что это на тебя нашло, так сразу?… – удивилась женщина.
Ла Скумун понимал, что, оставшись наедине с мужем, она скажет больше.
– Надо ловить момент, мой друг не всегда будет в нашем распоряжении.
– В наше время не знаешь, где будешь завтра, – наставительно заметил Ла Скумун.
В тот же миг женщина посмотрела на него, и Ла Скумун понял: она догадалась, что происходит на самом деле.
Глава 5
У Симона Сабиани было лицо, как у Наполеона. Он управлял городом и следил за всем единственным глазом. Второй он потерял на Первой мировой. Иногда он ради развлечения ронял стеклянный глаз на руку, чем повергал собеседника в шок.
Его кабинет украшали эстампы, бюсты и оружие – старинное и военные сувениры.
Ла Скумун спокойно сидел перед ним в кресле.
– Не собираются же они его осудить! – сказал он.
Спокойствия в его голосе уже не было. История затягивалась, истощая его терпение.
– Он предстанет перед судом, который и решит его судьбу, – заявил Сабиани. – Невиновного можно узнать по искренности его тона.
– Значит, и вы тоже ничего не можете сделать! – подвел итог Ла Скумун.
За несколько прошедших дней ему пришлось говорить больше, чем за всю его жизнь, и он начал думать, что слова не стоят его обычных методов ведения дел.
– Послушайте, месье Ла Рока, – произнес Сабиани, – я знаю людей и этот город. Ваш друг жил за рамками закона, что только усложняет дело. Попробуй узнай, кто имел на него зуб! Мы, как и вы, в течение нескольких недель барахтаемся в пустоте. Поставьте себя на место полиции и следователей. Все указывает на вашего друга, а у погибшего было много друзей…
Мэр слегка наклонился вперед и добавил:
– …Он был моим политическим противником, но мы питали друг к другу уважение. Постарайтесь понять, что я хотел этим сказать.
На войне Сабиани занимался штыковой зачисткой вражеских траншей. После, если он слышал от неосторожных политических противников угрозы, он разбирался с ними один на один, голыми руками.
Ла Скумун с первых минут понял, что этот человек никому не позволит себя запугать.
– Странный город, – заметил он мэру. – Банды ведут войну, каждую ночь слышна пальба. Это немного напоминает конфликт между двумя влиятельными семьями в некой стране, вы не находите?
– Я знаю, почему вы пришли. Вы утверждаете, что Бле-вена убили люди из моей партии и что я обязан об этом знать или хотя бы догадываться, так?
– Примерно, – сознался Ла Скумун, обрадовавшись, что разговор принял более конкретный оборот.
– Я не собираюсь выяснять, кто вы и чем вы занимаетесь, – вновь заговорил Сабиани, – но полагаю, вы работаете в одиночку и вас трудно удивить. Ваш друг – корсиканец, я корсиканец, в городе много моих земляков. А когда корсиканцы следуют за человеком, в котором видят своего вождя, они умеют доказать свою верность и дать ему понять, что он может на них положиться.
– Это так… – согласился Ла Скумун.
– Вот и ответ на ваш вопрос. Вы считаете, что ваш друг невиновен, следовательно, Блевена убил кто-то другой. Кто-то, кто был заинтересован в его смерти. С того момента, как я начал заниматься политикой, это для меня самый страшный удар. Если хотите знать, я первым делом подумал о моих врагах, нежели о каком-то ненормальном из моей партии. Я провел тщательное расследование прошлого Ксавье Аде и не обнаружил у него никаких связей с политическими кругами. Только сутенерские истории. Аде мне не друг и не враг. Никто.
– Насколько мне известно, он никогда не связывался с этими людьми.
– В этом деле я занял определенную позицию. Не против вашего друга, а против убийцы Блевена. Так получилось, что обвинение предъявлено вашему другу, но я тут ни при чем. Я верю в нашу судебную систему и возмущен этим убийством. Хочу, чтобы убийца понес как можно более суровое наказание. Это все.
– А если это сделал какой-то псих из ваших, решивший, что оказывает вам услугу, почему должен расплачиваться мой друг?
– Это не мой человек, клянусь вам честью. У меня есть своя полиция внутри партии. Люди, умеющие видеть и знающие все. Поищите в другом месте, среди тех, с кем у него были конфликты.
– Это исключено. Они ползали перед ним на брюхе.
– Вы не думаете, что для них было проще убить Блевена, чем Аде?
– Почему именно Блевена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22