Смятые лепестки цветка выпали из руки Пегги.
– Пегги, благодарю тебя, – произнесла Барбара Литтлджон, пытаясь взять ведение собрания в свои руки. – Ты прекрасно знаешь, что все мы разделяем твои взгляды и твое отношение к движению. Мы определенно окажем Кристине Билл посильную поддержку, – уверенно произнесла она, особо не надеясь, однако, что Пегги, откажется от задуманного. Отсутствующий взгляд Пегги подтверждал ее опасения.
– Я хочу, чтобы этого человека признали виновным, – сквозь стиснутые зубы едва слышно произнесла Пегги.
Женщины изумленно уставились на нее. Дотти Дельримпл закрыла лицо руками.
– О чем ты говоришь? – первой опомнилась Сюзан Бергер. В ее голосе слышались недоверие и гнев одновременно.
Пегги уставилась на нее, но Сюзан стойко выдержала этот взгляд.
– Сюзан, я хочу снять подозрения с Кристины Билл. Нет необходимости объяснять тебе, что может случиться с ней или с нашим Союзом, если полиция расколет ее. Наша работа слишком важна. Я хочу, чтобы совет принял любые меры предосторожности, которые необходимы для защиты Кристины и наших интересов. При небольшой ловкости, я уверена, мы убедим полицию в виновности доктора Шелтона. Учитывая его прошлое, самое большее, что может грозить ему – несколько месяцев во второразрядной больнице да отлучение на пару лет от ящика с лекарствами. По-моему, это невысокая цена за...
– Пегги, я с этим не согласна, – возразила. Руфь Серафини. – Мне наплевать на то, что натворил этот Шелтон. То, что мы собираемся сделать, противоречит достойной жизни человека... совершенно противоречит тому, за что мы боремся. – Ее возвышенные слова вызвали гул одобрения и поддержки некоторых членов! Серафини обвела взглядом сидевших за столом. Из пятнадцати женщин семь поддержат Пегги, о чем бы та не просила. А остальные? Голосование будет почти равным. Руфь решила идти напролом. – Что если мы оставим все, как есть, и посмотрим, как станут развиваться события? Если надо, мы можем снабдить Кристину Билл деньгами, адвокатами... всем необходимым. Но в данный момент нет даже уверенности, что...
– Нет! – Слово прозвучало как удар хлыста, и Руфь Серафини попятилась от глаз Пегги, словно это были копья, направленные в ее грудь. – Разве ты не понимаешь? – продолжала наседать Пегги. – Пройдет совсем немного времени, и Кристина расскажет им о нас, как бы она ни сопротивлялась. Разве вы не представляете, как пресса все исказит? Для нас это конец. Я никогда не допущу этого! – Она швырнула измятый цветок на стол и отвернулась к окну, тяжело дыша. Какое-то время слышалось ее затрудненное дыхание да причудливая музыка осеннего урагана. Но когда Пегги обернулась, на ее лице была улыбка.
– Сестры, – мягко произнесла она, – год назад я представила план, в соответствии с которым решила, что мы должны наконец объявить общественности о нашем существовании и священной задаче, стоящей перед нами. Располагая многими тысячами катушек с магнитофонными записями, на которых записаны слова самых уважаемых в мире медицинских сестер, я считаю, что мы можем развернуть такую широкую кампанию, что тем, кто противится нашей идее, ничего другого не останется, как согласиться. Это явится достойным завершением дела всей нашей жизни, вашей и моей.
– Согласно нашей процедуре, я представила свое предложение на голосование и потерпела поражение. Следовательно, я была вынуждена подчиниться требованиям нашего "Союза". Однако, обещаю вам, что если сегодня мы не защитим эту женщину от угроз, я обнародую свой план. Пусть будет лучше так, чем полиция и пресса представят "Союз" в сенсационном, вульгарном и искаженном виде. Я предам гласности магнитофонные записи. Они у меня есть, все. И я сделаюэто!
Женщины за столом стали обмениваться многозначительными взглядами. Эти отчеты служили кровавой клятвой, которая связала их вместе. Если хотя бы раз сестра представляла такой отчет – пути назад уже не было. Так повелось с самого начала. Сперва отчет в письменном виде, потом – в записи на пленке. Все присутствующие представляли такие отчеты, а многие и по нескольку раз – и теперь Пегги собиралась предать их огласке. Остатки демонстративного неповиновения среди директоров растаяли.
– Барбара, – Пегги повернулась к Барбаре Литтлджон. – Я хочу, чтобы собрание предоставило мне право делать все необходимое для признания виновным доктора Дэвида Шелтона и защитить интересы Кристины Билл и Союза ради жизни.
Барбара знала, что дальнейшее препирательство бесполезно. Выражения лиц сидящих за столом служили тому наглядным подтверждением. Пожав плечами, она поставила вопрос на голосование. Слева от нее Сара Дьюи медленно подняла руку. Барбара по очереди смотрела на каждую женщину, и как по команде их руки поднимались. Все проголосовали единогласно "за".
Прерывая наступившее молчание, Дотти Дельримпл откашлялась и впервые проговорила. – Пегги, как ты знаешь, Кристина Билл работает у меня. Я знаю ее достаточно хорошо, хотя еще не решилась сказать ей о моей причастности к "Союзу". Она, как ты заметила, замечательная сестра, преданная идеалам, которые мы все разделяем. Можем ли мы быть уверены, что она позволит этому человеку ответить за то, что сделала сама, независимо от нашего решения, принятого сегодня?
Этот вопрос не выходил из головы каждой женщины.
– Это, Дороти, наша с тобой ответственность... твоя и моя. В свое время ты должна будешь открыться ей. Объяснить ситуацию, а ты прекрасно это умеешь делать. Я уверена, она тебя поймет. Ты можешь поделиться с ней своим секретом, так как я думаю, что она заслужила такое доверие. Если необходимо, я и все присутствующие здесь поделятся с ней своими секретами. Тебя это устраивает?
Дельримпл улыбнулась.
– Я знаю тебя слишком долго и слишком хорошо, чтобы спрашивать, есть ли у меня выбор. Я поговорю с ней.
Пегги кивнула и улыбнулась в ответ.
Дороти Дельримпл действительно знала Пегги хорошо. С самого начала Дотти следила за ее стремительной карьерой... даже уговорила поступить в высшее медицинское училище в то время, когда туда трудно было поступить женщине, а тем более медсестре. Она следила за удивительными успехами Пегги в области кардиологии и ее браком с одним из самых известных ученых и сторонником прав человека в мире. Она следила за тем, как эта женщина стала играть первую скрипку при подборе медицинских кадров для одной из крупнейших в стране больниц.
Она знала так же твердо, как то, что завтра взойдет солнце, что Маргарет Доннер Армстронг достигнет всего, чего захочет. Приговор Дэвиду Шелтону вынесен и его судьба фактически предрешена.
Произнеся еще несколько слов, Барбара Литтлджон распустила собрание. Попрощавшись, Дотти остановилась у роскошного букета, наклонилась, чтобы вдохнуть его сильный аромат, и слегка коснулась воздушного лепестка. Затем, бросив прощальный взгляд на Пегги, вышла.
Комната быстро опустела. Вскоре в ней остались только двое – Пегги Доннер, невозмутимо уставившаяся в окно, и Сара Дьюи, которая остановилась в дверях, а затем вернулась. Она была в десяти футах от Пегги, когда та, не оборачиваясь сказала. – Сара, как мило с твоей стороны, что ты осталась. Нам так редко выпадает возможность поговорить по душам.
Стройная негритянка замерла на месте, затем заметила свое отражение в стекле.
– Так вот каким образом Пегги Доннер прославилась тем, что видит затылком?
– Одна из моих уловок. – Маргарет Армстронг обернулась, тепло улыбаясь. Сару она сама вовлекла в движение. – Я вижу беспокойство в твоих прекрасных глазах, Сара. Тебя тревожит то, что произошло сегодня?
– Немного. Но не из-за этого я осталась, чтобы поговорить с тобой.
– О?
– Пегги, совсем недавно Джонни Чепмен умер в твоей больнице от обширной аллергической реакции. Вероятно, это связано с каким-то лекарством. По крайней мере, так поговаривают. Ты слышала о нем и работе, которую он делал? – Армстронг кивнула. – Хорошо, я знала Джонни много лет. Заседала во многих комитетах... всех и не сосчитать.
– И?
– Я говорила кое с кем о причинах его смерти. С людьми из моего окружения. Один заявил, что в этой смерти не было ничего случайного. Ты, вероятно, догадываешься, что он мозолил глаза многим важным людям много лет.
– Моя дорогая, всякий раз, когда умирает важный или влиятельный человек, появляются теории, отвергающее естественную или случайную смерть. Конечно, все эти теории – сплошная чушь.
– Я понимаю, – сказала Сара, – и хочу надеяться, что в данном случае ты права. Наверняка мы никогда не узнаем, потому что церковь Джонни запрещает вскрытие трупа. Это мне сказала его жена. Она написала это большими красными буквами на его карте возле списка тех лекарств, к которым он испытывал аллергию.
– На что это ты намекаешь? – беспокойно спросила Армстронг.
– Пегги, этот человек сказал мне, что ему доводилось слышать, что Джонни Чемпен не покинет Бостонскую больницу живым. Так и вышло. Через два дня у Джонни внезапно развивается анафилаксия и он умирает. Сенатор Кормиер скончался на операционном столе от сердечного приступа. Газеты писали, что отказало сердце, но они так же заметили, что, поскольку, приступ оказался внезапным и смертельным, то почему-то при вскрытии не были выявлены причины сердечной недостаточности.
– Сара, я все же не вижу, какое...
– Пегги, два задания, которые я выполнила по решению "Союза", были связаны с использованием внутривенного уабайна. Оба случая имитируют сильные приступы сердца. Это вещество невозможно обнаружить. Разве не мог кто-нибудь...
– Молодая леди, мне кажется, я дала вам высказаться. Ваши инсинуации отличаются плохим вкусом и неуместностью. Хуже того. Они произносятся в то время, когда нашему движению так необходимо полное единство.
– Пегги, пожалуйста, – холодно заметила Сара Дьюи. – Не отчитывай меня. Я не хочу ворошить ничье осиное гнездо. Все, что мне хочется выяснить: не использует ли кто-то в вашей больнице наши методы. Членов "Союза" в штате Бостонской больницы больше, чем в любой другой.
– И я лично знаю каждую из них, – сказала Армстронг. – Все они прекрасные сестры и достойны большого уважения. А теперь, если у тебя нет ничего более конкретного, чем то, что ты здесь мне изложила, я прошу... нет, настаиваю на том, чтобы свои притянутые за уши предположения ты держала при себе. У нас с тобой куча неотложных дел, и в первую очередь надо разобраться с этим человеком, который представляет угрозу всему нашему движению. – Армстронг почувствовала, что наговорила слишком много в порыве чувств и мягко добавила: – Сара, после того, как вопрос с этим Шелтоном будет снят, мы подробно поговорим о том, что беспокоит тебя. Договорились?
Сара Дьюи внимательно посмотрела на женщину и кивнула.
– Договорились.
– Вот и хорошо, – прошептала Армстронг.
Номер 133 обе женщины покинули вместе. На улице разыгралась непогода, и ветер обрушивался на здания с такой яростью, что под его напором, казалось, качались дома.
Глава XIV
"Трещина, которая обычно походит на кролика..." – снова и снова повторял Дэвид эти слова, рассматривая ряд мелких линий, разукрасивших потолок его комнаты.
"...которая, на удивление, обычно походит на кролика". Где он читал это? Неважно, решил он. Ни одна из трещин не напоминала ему кролика. Кроме того, управляющий домом обещал их заштукатурить, так что все равно это бесполезное занятие для ума.
Он повернулся набок, подпер голову рукой и уставился в окно. Контуры домов, стоящих через улицу, в холодном сплошном ливне казались размытыми и неясными.
Прошло почти два дня после того вечернего кошмара с Докерти. На следующее утро после допроса Дэвид старался вести дела в больнице как обычно. Но это было похоже на работу в холодильной камере. Ни один вирус не мог бы распространиться по палатам быстрее, чем молчаливое обвинение, брошенное ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Пегги, благодарю тебя, – произнесла Барбара Литтлджон, пытаясь взять ведение собрания в свои руки. – Ты прекрасно знаешь, что все мы разделяем твои взгляды и твое отношение к движению. Мы определенно окажем Кристине Билл посильную поддержку, – уверенно произнесла она, особо не надеясь, однако, что Пегги, откажется от задуманного. Отсутствующий взгляд Пегги подтверждал ее опасения.
– Я хочу, чтобы этого человека признали виновным, – сквозь стиснутые зубы едва слышно произнесла Пегги.
Женщины изумленно уставились на нее. Дотти Дельримпл закрыла лицо руками.
– О чем ты говоришь? – первой опомнилась Сюзан Бергер. В ее голосе слышались недоверие и гнев одновременно.
Пегги уставилась на нее, но Сюзан стойко выдержала этот взгляд.
– Сюзан, я хочу снять подозрения с Кристины Билл. Нет необходимости объяснять тебе, что может случиться с ней или с нашим Союзом, если полиция расколет ее. Наша работа слишком важна. Я хочу, чтобы совет принял любые меры предосторожности, которые необходимы для защиты Кристины и наших интересов. При небольшой ловкости, я уверена, мы убедим полицию в виновности доктора Шелтона. Учитывая его прошлое, самое большее, что может грозить ему – несколько месяцев во второразрядной больнице да отлучение на пару лет от ящика с лекарствами. По-моему, это невысокая цена за...
– Пегги, я с этим не согласна, – возразила. Руфь Серафини. – Мне наплевать на то, что натворил этот Шелтон. То, что мы собираемся сделать, противоречит достойной жизни человека... совершенно противоречит тому, за что мы боремся. – Ее возвышенные слова вызвали гул одобрения и поддержки некоторых членов! Серафини обвела взглядом сидевших за столом. Из пятнадцати женщин семь поддержат Пегги, о чем бы та не просила. А остальные? Голосование будет почти равным. Руфь решила идти напролом. – Что если мы оставим все, как есть, и посмотрим, как станут развиваться события? Если надо, мы можем снабдить Кристину Билл деньгами, адвокатами... всем необходимым. Но в данный момент нет даже уверенности, что...
– Нет! – Слово прозвучало как удар хлыста, и Руфь Серафини попятилась от глаз Пегги, словно это были копья, направленные в ее грудь. – Разве ты не понимаешь? – продолжала наседать Пегги. – Пройдет совсем немного времени, и Кристина расскажет им о нас, как бы она ни сопротивлялась. Разве вы не представляете, как пресса все исказит? Для нас это конец. Я никогда не допущу этого! – Она швырнула измятый цветок на стол и отвернулась к окну, тяжело дыша. Какое-то время слышалось ее затрудненное дыхание да причудливая музыка осеннего урагана. Но когда Пегги обернулась, на ее лице была улыбка.
– Сестры, – мягко произнесла она, – год назад я представила план, в соответствии с которым решила, что мы должны наконец объявить общественности о нашем существовании и священной задаче, стоящей перед нами. Располагая многими тысячами катушек с магнитофонными записями, на которых записаны слова самых уважаемых в мире медицинских сестер, я считаю, что мы можем развернуть такую широкую кампанию, что тем, кто противится нашей идее, ничего другого не останется, как согласиться. Это явится достойным завершением дела всей нашей жизни, вашей и моей.
– Согласно нашей процедуре, я представила свое предложение на голосование и потерпела поражение. Следовательно, я была вынуждена подчиниться требованиям нашего "Союза". Однако, обещаю вам, что если сегодня мы не защитим эту женщину от угроз, я обнародую свой план. Пусть будет лучше так, чем полиция и пресса представят "Союз" в сенсационном, вульгарном и искаженном виде. Я предам гласности магнитофонные записи. Они у меня есть, все. И я сделаюэто!
Женщины за столом стали обмениваться многозначительными взглядами. Эти отчеты служили кровавой клятвой, которая связала их вместе. Если хотя бы раз сестра представляла такой отчет – пути назад уже не было. Так повелось с самого начала. Сперва отчет в письменном виде, потом – в записи на пленке. Все присутствующие представляли такие отчеты, а многие и по нескольку раз – и теперь Пегги собиралась предать их огласке. Остатки демонстративного неповиновения среди директоров растаяли.
– Барбара, – Пегги повернулась к Барбаре Литтлджон. – Я хочу, чтобы собрание предоставило мне право делать все необходимое для признания виновным доктора Дэвида Шелтона и защитить интересы Кристины Билл и Союза ради жизни.
Барбара знала, что дальнейшее препирательство бесполезно. Выражения лиц сидящих за столом служили тому наглядным подтверждением. Пожав плечами, она поставила вопрос на голосование. Слева от нее Сара Дьюи медленно подняла руку. Барбара по очереди смотрела на каждую женщину, и как по команде их руки поднимались. Все проголосовали единогласно "за".
Прерывая наступившее молчание, Дотти Дельримпл откашлялась и впервые проговорила. – Пегги, как ты знаешь, Кристина Билл работает у меня. Я знаю ее достаточно хорошо, хотя еще не решилась сказать ей о моей причастности к "Союзу". Она, как ты заметила, замечательная сестра, преданная идеалам, которые мы все разделяем. Можем ли мы быть уверены, что она позволит этому человеку ответить за то, что сделала сама, независимо от нашего решения, принятого сегодня?
Этот вопрос не выходил из головы каждой женщины.
– Это, Дороти, наша с тобой ответственность... твоя и моя. В свое время ты должна будешь открыться ей. Объяснить ситуацию, а ты прекрасно это умеешь делать. Я уверена, она тебя поймет. Ты можешь поделиться с ней своим секретом, так как я думаю, что она заслужила такое доверие. Если необходимо, я и все присутствующие здесь поделятся с ней своими секретами. Тебя это устраивает?
Дельримпл улыбнулась.
– Я знаю тебя слишком долго и слишком хорошо, чтобы спрашивать, есть ли у меня выбор. Я поговорю с ней.
Пегги кивнула и улыбнулась в ответ.
Дороти Дельримпл действительно знала Пегги хорошо. С самого начала Дотти следила за ее стремительной карьерой... даже уговорила поступить в высшее медицинское училище в то время, когда туда трудно было поступить женщине, а тем более медсестре. Она следила за удивительными успехами Пегги в области кардиологии и ее браком с одним из самых известных ученых и сторонником прав человека в мире. Она следила за тем, как эта женщина стала играть первую скрипку при подборе медицинских кадров для одной из крупнейших в стране больниц.
Она знала так же твердо, как то, что завтра взойдет солнце, что Маргарет Доннер Армстронг достигнет всего, чего захочет. Приговор Дэвиду Шелтону вынесен и его судьба фактически предрешена.
Произнеся еще несколько слов, Барбара Литтлджон распустила собрание. Попрощавшись, Дотти остановилась у роскошного букета, наклонилась, чтобы вдохнуть его сильный аромат, и слегка коснулась воздушного лепестка. Затем, бросив прощальный взгляд на Пегги, вышла.
Комната быстро опустела. Вскоре в ней остались только двое – Пегги Доннер, невозмутимо уставившаяся в окно, и Сара Дьюи, которая остановилась в дверях, а затем вернулась. Она была в десяти футах от Пегги, когда та, не оборачиваясь сказала. – Сара, как мило с твоей стороны, что ты осталась. Нам так редко выпадает возможность поговорить по душам.
Стройная негритянка замерла на месте, затем заметила свое отражение в стекле.
– Так вот каким образом Пегги Доннер прославилась тем, что видит затылком?
– Одна из моих уловок. – Маргарет Армстронг обернулась, тепло улыбаясь. Сару она сама вовлекла в движение. – Я вижу беспокойство в твоих прекрасных глазах, Сара. Тебя тревожит то, что произошло сегодня?
– Немного. Но не из-за этого я осталась, чтобы поговорить с тобой.
– О?
– Пегги, совсем недавно Джонни Чепмен умер в твоей больнице от обширной аллергической реакции. Вероятно, это связано с каким-то лекарством. По крайней мере, так поговаривают. Ты слышала о нем и работе, которую он делал? – Армстронг кивнула. – Хорошо, я знала Джонни много лет. Заседала во многих комитетах... всех и не сосчитать.
– И?
– Я говорила кое с кем о причинах его смерти. С людьми из моего окружения. Один заявил, что в этой смерти не было ничего случайного. Ты, вероятно, догадываешься, что он мозолил глаза многим важным людям много лет.
– Моя дорогая, всякий раз, когда умирает важный или влиятельный человек, появляются теории, отвергающее естественную или случайную смерть. Конечно, все эти теории – сплошная чушь.
– Я понимаю, – сказала Сара, – и хочу надеяться, что в данном случае ты права. Наверняка мы никогда не узнаем, потому что церковь Джонни запрещает вскрытие трупа. Это мне сказала его жена. Она написала это большими красными буквами на его карте возле списка тех лекарств, к которым он испытывал аллергию.
– На что это ты намекаешь? – беспокойно спросила Армстронг.
– Пегги, этот человек сказал мне, что ему доводилось слышать, что Джонни Чемпен не покинет Бостонскую больницу живым. Так и вышло. Через два дня у Джонни внезапно развивается анафилаксия и он умирает. Сенатор Кормиер скончался на операционном столе от сердечного приступа. Газеты писали, что отказало сердце, но они так же заметили, что, поскольку, приступ оказался внезапным и смертельным, то почему-то при вскрытии не были выявлены причины сердечной недостаточности.
– Сара, я все же не вижу, какое...
– Пегги, два задания, которые я выполнила по решению "Союза", были связаны с использованием внутривенного уабайна. Оба случая имитируют сильные приступы сердца. Это вещество невозможно обнаружить. Разве не мог кто-нибудь...
– Молодая леди, мне кажется, я дала вам высказаться. Ваши инсинуации отличаются плохим вкусом и неуместностью. Хуже того. Они произносятся в то время, когда нашему движению так необходимо полное единство.
– Пегги, пожалуйста, – холодно заметила Сара Дьюи. – Не отчитывай меня. Я не хочу ворошить ничье осиное гнездо. Все, что мне хочется выяснить: не использует ли кто-то в вашей больнице наши методы. Членов "Союза" в штате Бостонской больницы больше, чем в любой другой.
– И я лично знаю каждую из них, – сказала Армстронг. – Все они прекрасные сестры и достойны большого уважения. А теперь, если у тебя нет ничего более конкретного, чем то, что ты здесь мне изложила, я прошу... нет, настаиваю на том, чтобы свои притянутые за уши предположения ты держала при себе. У нас с тобой куча неотложных дел, и в первую очередь надо разобраться с этим человеком, который представляет угрозу всему нашему движению. – Армстронг почувствовала, что наговорила слишком много в порыве чувств и мягко добавила: – Сара, после того, как вопрос с этим Шелтоном будет снят, мы подробно поговорим о том, что беспокоит тебя. Договорились?
Сара Дьюи внимательно посмотрела на женщину и кивнула.
– Договорились.
– Вот и хорошо, – прошептала Армстронг.
Номер 133 обе женщины покинули вместе. На улице разыгралась непогода, и ветер обрушивался на здания с такой яростью, что под его напором, казалось, качались дома.
Глава XIV
"Трещина, которая обычно походит на кролика..." – снова и снова повторял Дэвид эти слова, рассматривая ряд мелких линий, разукрасивших потолок его комнаты.
"...которая, на удивление, обычно походит на кролика". Где он читал это? Неважно, решил он. Ни одна из трещин не напоминала ему кролика. Кроме того, управляющий домом обещал их заштукатурить, так что все равно это бесполезное занятие для ума.
Он повернулся набок, подпер голову рукой и уставился в окно. Контуры домов, стоящих через улицу, в холодном сплошном ливне казались размытыми и неясными.
Прошло почти два дня после того вечернего кошмара с Докерти. На следующее утро после допроса Дэвид старался вести дела в больнице как обычно. Но это было похоже на работу в холодильной камере. Ни один вирус не мог бы распространиться по палатам быстрее, чем молчаливое обвинение, брошенное ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49