— Его обаяние на меня не действует, и мы никогда с ним не ладили. А теперь я должен предупредить тебя. Каждый человек совершает в своей жизни множество ошибок и это неотъемлемое свойство человеческой натуры. Фокус в том, чтобы не совершать таких ошибок, которые погубят тебя. Остерегайся своего распрекрасного друга Кеннеди и не забывай, что зло зачастую произрастает из желания делать добро. Следующие несколько недель будут таить много опасностей, так что будь осторожен.
— Характер человека не меняется, — уверенно произнес Кристиан.
Старик взмахнул руками, как птица крыльями.
— Меняется, — сказал он. — Да, да, меняется. Боль и горе, любовь и деньги изменяют характер. Время тоже меняет. Я расскажу тебе одну маленькую историю. Когда мне было пятьдесят лет, у меня была любовница на тридцать лет моложе, и у нее был брат лет тридцати. Я опекал ее, как и всех моих подружек, и всегда принимал ее интересы близко к сердцу. Ее брат шустрил на Уолл-стрите и не отличался осторожностью, что позднее привело его к большим неприятностям. Должен сказать, что я никогда не был ревнив, и она общалась с молодыми мужчинами, но на ее день рождения, когда ей исполнился двадцать один год, ее брат устроил вечеринку и шутки ради пригласил мужика, показывающего стриптиз, чтобы он выступил перед ней и ее друзьями. Все было честно, они не делали из этого секрета. Но, всегда болезненно относившись к своей скромной внешности, к тому, что физически я непривлекателен для женщин, я почувствовал себя оскорбленным, а это было недостойно меня. Мы остались друзьями, она вышла замуж, сделала карьеру, и я завел более молодую любовницу. Спустя десять лет ее брат оказался впутанным в финансовые трудности, как это часто случается со многими молодчиками на Уолл-стрит. Он манипулировал доверенными ему деньгами, а это серьезное дело, в результате которого он приземлился на пару лет в тюрьму, и карьера его кончилась.
К тому времени мне исполнилось шестьдесят, и я оставался с ними в дружеских отношениях. Они никогда не просили меня о помощи, просто не представляли себе масштабы моих возможностей. Я мог спасти его, но не пошевелил и пальцем, предоставив ему испить чашу до дна. И спустя десять лет мне вдруг пришло в голову, что я не помог ему только из-за той глупой шутки, когда он дал своей сестре возможность разглядывать тело мужчины, намного моложе меня. Там не было ревности на почве секса, просто была унижено мое достоинство, которым, как мне казалось, я обладал. Я часто думал об этом случае, одном из немногих в моей жизни, которых я стыжусь. Я никогда не позволил бы себе такого в тридцать лет или в семьдесят, так почему же я позволил себе это в шестьдесят? Характер меняется. Это триумф человека и его трагедия.
Кристиан пригубил предложенный Оракулом коньяк, изысканный и очень дорогой. Оракул всегда угощал всем самым лучшим, и Кристиан пил с удовольствием, хотя сам никогда не стал бы покупать такой дорогой напиток. Родившись в богатой семье, он всегда ощущал, что не заслуживает роскоши.
— Я знаю вас, — произнес он, — всю жизнь, более сорока пяти лет, и вы никогда не менялись. На следующей неделе вам исполнится сто лет, а вы все такой же великий человек, как и раньше.
Оракул покачал головой.
— Ты узнал меня в мои поздние годы, от шестидесяти и до ста, когда ушла злость и силы, питавшие ее. Эка невидаль — быть добродетельным стариком, это хорошо знал хитрец Толстой, — он замолк и вздохнул. — Как будет с празднованием моего дня рождения? Твой друг Кеннеди на самом деле никогда не любил меня, и я знаю, что это ты протолкнул идею с Розовым садом в Белом доме и с тем, чтобы прием широко освещали средства массовой информации. Он воспользуется нынешней критической ситуацией, чтобы похоронить идею?
— Нет, нет, — возразил Кристиан, — он ценит дело вашей жизни, он хочет устроить празднество. Оливер, вы были и останетесь великим человеком. Потерпите, черт побери, ну что значат несколько месяцев после ста лет? — он сделал паузу. — Но раз уж вы так не любите Фрэнсиса, мы можем забыть о наших грандиозных планах насчет торжественного приема, с освещением во всех газетах и по телевидению. Я всегда могу устроить небольшую вечеринку и покончить с этим делом.
Он улыбнулся Оракулу, чтобы показать, что шутит. Иногда старик понимал его слишком буквально.
— Спасибо, нет, — отрезал Оракул. — Я хочу иметь что-то, ради чего стоило жить, а именно, прием по случаю дня рождения, который устроит президент Соединенных Штатов. Но позволь сказать тебе, что твой Кеннеди — человек расчетливый, он знает, что мое имя кое-что значит, а реклама улучшит его имидж. Твой Фрэнсис Ксавье Кеннеди такой же хитрец, каким был его дядя Джек.
— Никого из ваших современников, — сказал Кристиан, — уже нет на свете. Но среди тех, кому вы оказывали протекцию, есть известные в нашей стране люди, и они, включая президента, хотят воздать вам подобающие почести. Кеннеди не забыл, что вы помогли ему в жизни, и даже пригласил ваших приятелей из Сократова клуба, которых ненавидит. Так что будет ваш лучший день рождения.
— И мой последний, — добавил старец. — Я цепляюсь всеми своими е…ми ногтями.
Кристиан рассмеялся. Оракул никогда не употреблял грязных слов до девяноста лет, а теперь он произнес их, как невинный ребенок.
— Решено, — подытожил Оракул. — А теперь позволь мне сказать тебе кое-что о великих людях, включая Кеннеди, которые уничтожают себя и всех окружающих. Это не значит, что я соглашаюсь считать твоего Кеннеди великим человеком. Что он совершил примечательного, кроме того, что стал президентом Соединенных Штатов? А это просто трюк иллюзиониста. Между прочим, ты знаешь, что на эстраде фокусников считают людьми бесталанными? — Оракул вздернул голову, удивительно напоминая при этом сову. — Я готов допустить, что Кеннеди не типичный политик. Он идеалист, он гораздо интеллигентнее их всех, он придерживается норм морали, хотя я не уверен, что сексуальное воздержание полезно для здоровья. Но все эти достоинства мешают политическому величию. Человек без пороков — это все равно, что корабль без парусов.
— Вы не одобряете его действия, — заметил Кристиан. — А какой курс избрали бы вы?
— Это несущественно, — ответил Оракул. — Все три года своего президентства он то высовывался, то прятался, а это всегда опасно, — глаза Оракула затуманились. — Я надеюсь, вся эта кутерьма не слишком долго будет мешать отметить мой день рождения. Какую жизнь я прожил! У кого она была лучше, чем у меня? Родился я бедняком, так что мог оценить заработанное позднее богатство. Скромный парень, научившийся завоевывать прекрасных женщин и наслаждаться ими; с хорошими мозгами, а приобретенные знания во много раз ценнее унаследованных; с необыкновенной энергией, помогающей и в старости, и отменным здоровьем. Я за всю свою долгую жизнь никогда по-настоящему не болел, может, поэтому жизнь моя несколько затянулась, — он помолчал, потом резко сказал, глядя в глаза Кристиану: — Оставь государственную службу, отстранись от всего, что сейчас происходит.
— Я не могу этого сделать, — возразил Кристиан. — Слишком поздно.
Он смотрел на голову старика, отмеченную печатью смерти, и поражался живости его ума. Кристиан всматривался в эти затуманенные старческие глаза. Неужели он когда-нибудь окажется таким же стариком с высохшим, как у насекомого, телом?
А Оракул, глядя на него, думал о том, какие они все понятные, бесхитростные, как маленькие дети рядом с родителями. Оракулу было ясно, что его совет опоздал, что Кристиан предает сам себя.
Кристиан допил свой коньяк и поднялся, чтобы уходить. Подоткнув под старика одеяло и вызвав сиделку, он шепнул Оракулу на ухо:
— Скажите мне правду про Элен Дю Пре, она ведь была одной из ваших протеже до того, как вышла замуж. Я знаю, это вы помогли ей сделать первые шаги в политике. Вы когда-нибудь спали с ней, или вы уже были слишком стары?
Оракул покачал головой.
— Я никогда не чувствовал себя для этого слишком старым, пока мне не стукнуло девяносто. И должен сказать, что когда твой член изменяет тебе, вот тогда приходит подлинное одиночество. А что касается твоего вопроса… Я ей не нравился и признаться это меня огорчило: она была очень красива и умна — любимая мною комбинация. Я никогда не любил умных и невзрачных женщин, они слишком были похожи на меня. Я мог любить красивых пустышек, но когда они к тому же оказывались умны, я бывал на верху блаженства. Я знал, что Элен Дю Пре далеко пойдет, она очень сильная женщина, с железной волей. Да, это была одна из моих редких неудач, но мы навсегда остались добрыми друзьями. У нее есть такой талант — отказать мужчине в сексуальном наслаждении и при этом остаться ему близким другом, что очень редко случается. Вот тогда я понял, что она по-настоящему честолюбивая женщина.
Кристиан дотронулся до его руки, кожа которой была словно в шрамах.
— Я буду звонить или заезжать каждый день, — сказал он. — И держать вас в курсе событий.
После ухода Кристиана у Оракула оказалось много дел. Во-первых, ему нужно передать информацию, полученную от Кли, Сократову клубу, в который входили весьма важные люди Америки. Он не считал это предательством по отношению к Кристиану, которого искренне любил, но любовь у него всегда оставалась на втором месте.
Во— вторых, он должен действовать -его страна вплывала в опасные воды, и его долг помочь ей благополучно выплыть. А что еще может делать человек его возраста, чтобы ощущать, что ему еще стоит жить. Сказать по правде, он всегда презирал легенду Кеннеди, и теперь появился шанс разрушить эту легенду навсегда.
Под конец вечера Оракул разрешил сиделке похлопотать вокруг него и приготовить ему постель. Он вспоминал Элен Дю Пре с нежностью и без чувства разочарования. Тогда она была очень молода, немногим старше двадцати, и ее красоту усиливала необыкновенная энергия. Он часто объяснял ей, как приобрести власть и как ею пользоваться, и, что еще важнее, как воздерживаться от ее применения. А она слушала его с терпением, которое как раз и необходимо для овладения властью.
Он говорил ей, что одна из величайших тайн человечества то, как люди действуют вопреки собственным интересам. Гордость разрушает их жизнь, зависть и самообман толкают их на путь, ведущий в никуда. Почему людям так важно стремиться к самоутверждению? Среди них есть такие, которые никогда не раболепствуют, не льстят, не лгут, не капитулируют, никогда не предают, не обманывают. А сколько тех, кто завидует и ревнует к более счастливой судьбе других.
Это был особый способ ухаживания и Элен видела его насквозь. Отвергнув его, она пошла к своей мечте о власти уже без его помощи.
Когда ты дожил уже до ста лет и голова у тебя совершенно ясная, то в состоянии разглядеть в своей прошлой жизни неумышленные жестокости, которые ты совершал. Он был оскорблен, когда Элен Дю Пре отказалась спать с ним, хотя имела других любовников и отнюдь не была недотрогой. Однако он, в свои семьдесят лет, удивлялся, что был отвергнут.
Оракул отправился в Швейцарию в центр омоложения, подвергся хирургической операции по устранению морщин, чистке кожи, в его вены вводили гормоны животных. Но ничего нельзя было сделать с его согбенным позвоночником, с окостеневающими суставами, с тем, что его кровь начинала походить на воду.
Хотя теперь ему это ничего не давало, Оракул полагал, что знает, как любят мужчины и женщины. Даже после того, как ему минуло шестьдесят, молодые любовницы обожали его, а весь секрет заключался в том, чтобы никак не регламентировать их поведение, никогда не ревновать, никогда не оскорблять их чувств. Не имело значения то, что они имели молодых мужчин в качестве настоящих любовников и обращались с Оракулом с небрежной жестокостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Характер человека не меняется, — уверенно произнес Кристиан.
Старик взмахнул руками, как птица крыльями.
— Меняется, — сказал он. — Да, да, меняется. Боль и горе, любовь и деньги изменяют характер. Время тоже меняет. Я расскажу тебе одну маленькую историю. Когда мне было пятьдесят лет, у меня была любовница на тридцать лет моложе, и у нее был брат лет тридцати. Я опекал ее, как и всех моих подружек, и всегда принимал ее интересы близко к сердцу. Ее брат шустрил на Уолл-стрите и не отличался осторожностью, что позднее привело его к большим неприятностям. Должен сказать, что я никогда не был ревнив, и она общалась с молодыми мужчинами, но на ее день рождения, когда ей исполнился двадцать один год, ее брат устроил вечеринку и шутки ради пригласил мужика, показывающего стриптиз, чтобы он выступил перед ней и ее друзьями. Все было честно, они не делали из этого секрета. Но, всегда болезненно относившись к своей скромной внешности, к тому, что физически я непривлекателен для женщин, я почувствовал себя оскорбленным, а это было недостойно меня. Мы остались друзьями, она вышла замуж, сделала карьеру, и я завел более молодую любовницу. Спустя десять лет ее брат оказался впутанным в финансовые трудности, как это часто случается со многими молодчиками на Уолл-стрит. Он манипулировал доверенными ему деньгами, а это серьезное дело, в результате которого он приземлился на пару лет в тюрьму, и карьера его кончилась.
К тому времени мне исполнилось шестьдесят, и я оставался с ними в дружеских отношениях. Они никогда не просили меня о помощи, просто не представляли себе масштабы моих возможностей. Я мог спасти его, но не пошевелил и пальцем, предоставив ему испить чашу до дна. И спустя десять лет мне вдруг пришло в голову, что я не помог ему только из-за той глупой шутки, когда он дал своей сестре возможность разглядывать тело мужчины, намного моложе меня. Там не было ревности на почве секса, просто была унижено мое достоинство, которым, как мне казалось, я обладал. Я часто думал об этом случае, одном из немногих в моей жизни, которых я стыжусь. Я никогда не позволил бы себе такого в тридцать лет или в семьдесят, так почему же я позволил себе это в шестьдесят? Характер меняется. Это триумф человека и его трагедия.
Кристиан пригубил предложенный Оракулом коньяк, изысканный и очень дорогой. Оракул всегда угощал всем самым лучшим, и Кристиан пил с удовольствием, хотя сам никогда не стал бы покупать такой дорогой напиток. Родившись в богатой семье, он всегда ощущал, что не заслуживает роскоши.
— Я знаю вас, — произнес он, — всю жизнь, более сорока пяти лет, и вы никогда не менялись. На следующей неделе вам исполнится сто лет, а вы все такой же великий человек, как и раньше.
Оракул покачал головой.
— Ты узнал меня в мои поздние годы, от шестидесяти и до ста, когда ушла злость и силы, питавшие ее. Эка невидаль — быть добродетельным стариком, это хорошо знал хитрец Толстой, — он замолк и вздохнул. — Как будет с празднованием моего дня рождения? Твой друг Кеннеди на самом деле никогда не любил меня, и я знаю, что это ты протолкнул идею с Розовым садом в Белом доме и с тем, чтобы прием широко освещали средства массовой информации. Он воспользуется нынешней критической ситуацией, чтобы похоронить идею?
— Нет, нет, — возразил Кристиан, — он ценит дело вашей жизни, он хочет устроить празднество. Оливер, вы были и останетесь великим человеком. Потерпите, черт побери, ну что значат несколько месяцев после ста лет? — он сделал паузу. — Но раз уж вы так не любите Фрэнсиса, мы можем забыть о наших грандиозных планах насчет торжественного приема, с освещением во всех газетах и по телевидению. Я всегда могу устроить небольшую вечеринку и покончить с этим делом.
Он улыбнулся Оракулу, чтобы показать, что шутит. Иногда старик понимал его слишком буквально.
— Спасибо, нет, — отрезал Оракул. — Я хочу иметь что-то, ради чего стоило жить, а именно, прием по случаю дня рождения, который устроит президент Соединенных Штатов. Но позволь сказать тебе, что твой Кеннеди — человек расчетливый, он знает, что мое имя кое-что значит, а реклама улучшит его имидж. Твой Фрэнсис Ксавье Кеннеди такой же хитрец, каким был его дядя Джек.
— Никого из ваших современников, — сказал Кристиан, — уже нет на свете. Но среди тех, кому вы оказывали протекцию, есть известные в нашей стране люди, и они, включая президента, хотят воздать вам подобающие почести. Кеннеди не забыл, что вы помогли ему в жизни, и даже пригласил ваших приятелей из Сократова клуба, которых ненавидит. Так что будет ваш лучший день рождения.
— И мой последний, — добавил старец. — Я цепляюсь всеми своими е…ми ногтями.
Кристиан рассмеялся. Оракул никогда не употреблял грязных слов до девяноста лет, а теперь он произнес их, как невинный ребенок.
— Решено, — подытожил Оракул. — А теперь позволь мне сказать тебе кое-что о великих людях, включая Кеннеди, которые уничтожают себя и всех окружающих. Это не значит, что я соглашаюсь считать твоего Кеннеди великим человеком. Что он совершил примечательного, кроме того, что стал президентом Соединенных Штатов? А это просто трюк иллюзиониста. Между прочим, ты знаешь, что на эстраде фокусников считают людьми бесталанными? — Оракул вздернул голову, удивительно напоминая при этом сову. — Я готов допустить, что Кеннеди не типичный политик. Он идеалист, он гораздо интеллигентнее их всех, он придерживается норм морали, хотя я не уверен, что сексуальное воздержание полезно для здоровья. Но все эти достоинства мешают политическому величию. Человек без пороков — это все равно, что корабль без парусов.
— Вы не одобряете его действия, — заметил Кристиан. — А какой курс избрали бы вы?
— Это несущественно, — ответил Оракул. — Все три года своего президентства он то высовывался, то прятался, а это всегда опасно, — глаза Оракула затуманились. — Я надеюсь, вся эта кутерьма не слишком долго будет мешать отметить мой день рождения. Какую жизнь я прожил! У кого она была лучше, чем у меня? Родился я бедняком, так что мог оценить заработанное позднее богатство. Скромный парень, научившийся завоевывать прекрасных женщин и наслаждаться ими; с хорошими мозгами, а приобретенные знания во много раз ценнее унаследованных; с необыкновенной энергией, помогающей и в старости, и отменным здоровьем. Я за всю свою долгую жизнь никогда по-настоящему не болел, может, поэтому жизнь моя несколько затянулась, — он помолчал, потом резко сказал, глядя в глаза Кристиану: — Оставь государственную службу, отстранись от всего, что сейчас происходит.
— Я не могу этого сделать, — возразил Кристиан. — Слишком поздно.
Он смотрел на голову старика, отмеченную печатью смерти, и поражался живости его ума. Кристиан всматривался в эти затуманенные старческие глаза. Неужели он когда-нибудь окажется таким же стариком с высохшим, как у насекомого, телом?
А Оракул, глядя на него, думал о том, какие они все понятные, бесхитростные, как маленькие дети рядом с родителями. Оракулу было ясно, что его совет опоздал, что Кристиан предает сам себя.
Кристиан допил свой коньяк и поднялся, чтобы уходить. Подоткнув под старика одеяло и вызвав сиделку, он шепнул Оракулу на ухо:
— Скажите мне правду про Элен Дю Пре, она ведь была одной из ваших протеже до того, как вышла замуж. Я знаю, это вы помогли ей сделать первые шаги в политике. Вы когда-нибудь спали с ней, или вы уже были слишком стары?
Оракул покачал головой.
— Я никогда не чувствовал себя для этого слишком старым, пока мне не стукнуло девяносто. И должен сказать, что когда твой член изменяет тебе, вот тогда приходит подлинное одиночество. А что касается твоего вопроса… Я ей не нравился и признаться это меня огорчило: она была очень красива и умна — любимая мною комбинация. Я никогда не любил умных и невзрачных женщин, они слишком были похожи на меня. Я мог любить красивых пустышек, но когда они к тому же оказывались умны, я бывал на верху блаженства. Я знал, что Элен Дю Пре далеко пойдет, она очень сильная женщина, с железной волей. Да, это была одна из моих редких неудач, но мы навсегда остались добрыми друзьями. У нее есть такой талант — отказать мужчине в сексуальном наслаждении и при этом остаться ему близким другом, что очень редко случается. Вот тогда я понял, что она по-настоящему честолюбивая женщина.
Кристиан дотронулся до его руки, кожа которой была словно в шрамах.
— Я буду звонить или заезжать каждый день, — сказал он. — И держать вас в курсе событий.
После ухода Кристиана у Оракула оказалось много дел. Во-первых, ему нужно передать информацию, полученную от Кли, Сократову клубу, в который входили весьма важные люди Америки. Он не считал это предательством по отношению к Кристиану, которого искренне любил, но любовь у него всегда оставалась на втором месте.
Во— вторых, он должен действовать -его страна вплывала в опасные воды, и его долг помочь ей благополучно выплыть. А что еще может делать человек его возраста, чтобы ощущать, что ему еще стоит жить. Сказать по правде, он всегда презирал легенду Кеннеди, и теперь появился шанс разрушить эту легенду навсегда.
Под конец вечера Оракул разрешил сиделке похлопотать вокруг него и приготовить ему постель. Он вспоминал Элен Дю Пре с нежностью и без чувства разочарования. Тогда она была очень молода, немногим старше двадцати, и ее красоту усиливала необыкновенная энергия. Он часто объяснял ей, как приобрести власть и как ею пользоваться, и, что еще важнее, как воздерживаться от ее применения. А она слушала его с терпением, которое как раз и необходимо для овладения властью.
Он говорил ей, что одна из величайших тайн человечества то, как люди действуют вопреки собственным интересам. Гордость разрушает их жизнь, зависть и самообман толкают их на путь, ведущий в никуда. Почему людям так важно стремиться к самоутверждению? Среди них есть такие, которые никогда не раболепствуют, не льстят, не лгут, не капитулируют, никогда не предают, не обманывают. А сколько тех, кто завидует и ревнует к более счастливой судьбе других.
Это был особый способ ухаживания и Элен видела его насквозь. Отвергнув его, она пошла к своей мечте о власти уже без его помощи.
Когда ты дожил уже до ста лет и голова у тебя совершенно ясная, то в состоянии разглядеть в своей прошлой жизни неумышленные жестокости, которые ты совершал. Он был оскорблен, когда Элен Дю Пре отказалась спать с ним, хотя имела других любовников и отнюдь не была недотрогой. Однако он, в свои семьдесят лет, удивлялся, что был отвергнут.
Оракул отправился в Швейцарию в центр омоложения, подвергся хирургической операции по устранению морщин, чистке кожи, в его вены вводили гормоны животных. Но ничего нельзя было сделать с его согбенным позвоночником, с окостеневающими суставами, с тем, что его кровь начинала походить на воду.
Хотя теперь ему это ничего не давало, Оракул полагал, что знает, как любят мужчины и женщины. Даже после того, как ему минуло шестьдесят, молодые любовницы обожали его, а весь секрет заключался в том, чтобы никак не регламентировать их поведение, никогда не ревновать, никогда не оскорблять их чувств. Не имело значения то, что они имели молодых мужчин в качестве настоящих любовников и обращались с Оракулом с небрежной жестокостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79