Я пожимаю плечами:
— Со мной этот номер не пройдет, детка. Если хотите меня взять потопом, сразу предупреждаю: ничего не выйдет.
Нет, потопом меня мадам Болуа не взяла. Выбрала иной путь. Она вдруг страшно побледнела, ноздри у нее сжались, глаза закатились, руки скрючились на груди. Затем она испустила вздох и откинулась на спину.
Я кидаюсь к ней, но поезд уже ушел. Красотка так мертва, что мертвее не бывает. Тут я замечаю, что синий камень на пресловутом кольце сдвинут, как крышка на коробочке. Увы, похоже, моя Джоконда слишком любила криминальные романы. Она кончила с собой по-спартански.
Я чувствую себя последним идиотом.
Глава 16
Не самое веселое занятие — торчать с глазу на глаз с трупом женщины, которую вы считали уже в своих руках. Он будет иметь умный вид, этот Сан-Антонио, когда сюда заявятся его коллеги. Они наверняка не в восторге от того, что парижский сыщик раскрутил крупное дело на их территории. И тут — такой пассаж!
Положим, благодаря моим стараниям банде фальшивомонетчиков изрядно подрезали крылышки. Однако как минимум один персонаж еще разгуливает на свободе — тот, на машине, который пытался так невежливо обойтись с бедняжкой Розой. К тому же он в панике и может наделать немало гадостей. Эти банды вообще как гидры — пока остается хоть одна голова, ее следует опасаться (не правда ли, эта новая метафора говорит о том, что моя эрудиция поистине безгранична?).
Я разглядываю труп очаровательной женщины в синем. Не знаю, какую гадость она приняла, но лицо ее все явственней обретает все тот же, столь любимый покойницей, цвет — точь-в-точь, как пачка сигарет «Голуаз». Теперь, когда она умерла, моя враждебность к ней потихоньку улетучивается — надо быть полным дерьмом, чтобы злиться на мертвеца, даже если он задел вашу профессиональную гордость. И все же я запомню этот отпуск. Клянусь, весь следующий просижу в Бретани, и если увижу на своем пути подыхающую собаку, то перепрыгну через нее, чтобы, не дай бог, не наступить.
Снимаю телефонную трубку, представляюсь, потом задаю телефонистке вопрос:
— Недавно кто-то сюда звонил. Можете сказать, откуда был звонок?
Она просит немного подождать. Жду.
— Звонили не вам, а от вас, — говорит телефонистка. Что и требовалось доказать. Не сомневаюсь, что, когда я вошел, дама в синем звонила своему соучастнику, чтобы узнать результат покушения на Розу.
Это, в свою очередь, доказывает, что последний (будем надеяться) мой клиент живет где-то совсем неподалеку.
— Какой номер заказывали? — спрашиваю я у телефонистки.
— Гренобль, двести пятьдесят шесть.
— Кому он принадлежит?
— Минуточку.
Снова жду, барабаня пальцами по аппарату. В окно вижу, как у калитки останавливается машина. Из нее выходят двое. Встреть вы их на маскараде в костюмах Пьеро и Арлекина, вы бы тоже с первого взгляда сказали, что они из полиции.
— Алло, — говорит телефонистка.
— Слушаю.
— Это телефон типографии Штейна, улица Гюстава Лива.
— Спасибо.
Типография! Кажется, я вышел на финишную прямую. В дверь стучат, и прежде, чем я успеваю сказать «войдите», коллеги уже поворачивают ручку.
— Поздновато приехали, — говорю я им вместо приветствия.
…Улица Гюстава Лива оказывается узеньким проулком на самой окраине Гренобля. Типография Штейна расположена в самом ее конце, посреди здоровенного пустыря. Преодолеваю две провалившиеся ступеньки и оказываюсь перед железной дверью. Сбоку — покрытая пылью кнопка звонка. Над ней надпись: “Ночной звонок”. Совсем как у врача или аптекаря. Пробую повернуть ручку, она сопротивляется, поскольку дверь заперта. Давлю на кнопку и слышу, как где-то вдалеке, в глубине помещения, начинается вялый трезвон. Проходит время. Я совсем уже решаю прибегнуть к помощи своего “сезама”, когда в двух шагах от меня открывается крошечное окошечко, которое я поначалу даже не заметил.
Высовывается мужская голова и интересуется, что мне нужно.
— Открывайте быстрее, — доверительным тоном шепчу я, — меня прислала мадам Болуа.
Имя покойницы действует как пароль. Голова просит меня секунду подождать. И действительно, буквально через секунду дверь открывается.
Передо мной оказывается тип средних лет, невысокий, но коренастый, с недоверчивым взглядом и противной мордой.
— Кто вы? — внезапно спрашивает он.
— Мне надо сказать вам пару слов, — говорю я, проталкивая его внутрь.
— Что вы делаете? — протестует он. Даю ему по морде.
— Это тебе нравится больше?
— Кто вы? — растерянно повторяет он.
— Полиция.
Морда у него принимает выражение скорее недовольное, чем испуганное, но мне не до психологических тонкостей.
— Итак, приятель, ты последний представитель почтенной компании, решившей конкурировать с Французским банком, — говорю я. — Последний, ибо прелестная мадам Болуа уже переселилась в мир иной. Она сама вынесла себе приговор, как пишут в газетах.
Он пристально смотрит на меня, как бы пытаясь определить, вру я или нет, но моя внешность достаточно убедительна. Тогда он склоняет голову и испускает странный вздох.
Оглядываюсь. Все вокруг покрыто пылью. Жалкие предметы мебели буквально рушатся под грудами ненужной бумаги. По всей видимости, эта заброшенная типография была куплена по одной-единственной причине, мне уже достаточно известной.
— Так, значит, это здесь печатают те красивые радужные бумажки? осведомляюсь я. — А где же бумага из Лиона?
— Вам надо, вы и ищите, — бурчит человек.
— Незачем, — отрезаю я. До меня кое-что начинает доходить. Главой банды, конечно, была моя синяя Джоконда, считавшая себя Жанной д'Арк и Аль Капоне в одном лице. Однако мой приятель Компер и метис, похоже, решили, что могут справиться и без нее, и часть бумаги, полученной в результате первой катастрофы с грузовиком, попросту прикарманили.
Видно, решили, что на двоих им хватит, а потом можно и завязать.
Поэтому операцию в Ла-Гриве метис попросту провалил. Собственно, впервые эта мысль пришла мне в голову, еще когда я разглядывал его труп. Он выключил детонатор — поэтому грузовик остался цел, да и ваш покорный слуга Сан-Антонио не вознесся к праотцам. Бедная моя мышка, видно, она что-то в нем перекрутила, что и вызвало взрыв.
— Вчера вы все были в Лионе, — медленно говорю я. — Три Гроша доложил, что кто-то побывал в вашем тайнике, вы запаниковали и пошли проверить. Обычно вы складывали там деньги перед тем, как переправить их за границу. Однако на сей раз там оказался рулон бумаги — тот самый, который заначили от вас Компер и метис. В тот же день вы получили еще одно доказательство измены Компера — узнали, что он заявил о краже своей “ДС”. Он был не прочь заниматься сбытом продукции, но ему вовсе не понравилось, что крошка Болуа втягивает его в чисто гангстерские операции. Вот он и решил, что, заявив об угоне машины, прикроет себе тыл. Однако вышло наоборот. Вы его вызвали в подвал и предъявили счет. А теперь его предъявляю я. Последний акт, мой храбрый убийца. Осталось подвести итоги.
Я двигаюсь к нему, чтобы надеть наручники, и.., испытываю одно из сильнейших потрясений в моей богатой событиями жизни. Этот сморчок делает кульбит. Стадо быков мне было бы не так трудно принять на себя, как этот удар в грудь. У меня перехватывает дыхание, я перелетаю через типографский станок, врезаюсь спиной в стену и сползаю на пол.
Ощущение такое, будто по мне прошелся полк польской кавалерии. Земной шар подо мной качается, как на приливной волне; красное облако заполняет мой мозг.
Не давая мне опомниться, он вновь взвивается в воздух, и оба каблука снова с силой опускаются мне на грудь. Я изнемогаю, внутри все горит, в голове вспыхивают и гаснут бенгальские огни.
Черт, недооценил я парня! Надо же — позволить взять себя на такой дешевый прием. А теперь конец — мускулы словно ватные, мозг в штопоре.
Как сквозь туман вижу, что эта падаль лезет в карман. Что-то вытаскивает. У меня еще хватает сил сообразить, что это не что иное, как пистолет. Он спускает предохранитель и передергивает затвор. Потом направляет пушку на меня. Я успеваю заметить, что его палец шевелится на курке, и мысленно говорю вам, друзья мои: до свидания всем. До встречи там, наверху!
Сухой треск. Я закрываю глаза, моля бога, чтобы этот подонок прицелился поточнее.
Потом я их открываю. Парень лежит у моих ног с проломленным черепом. Над ним, совершенно одуревший, стоит Дюбон.
Сначала я решаю, что у меня бред. Но это действительно Дюбон, лоб у него в поту, глаза вылезли из орбит, а в руках здоровенная железная плита. Надо быть настоящим быком, чтобы поднять эту штуку. Но Дюбон крепче быка.
— Эх, ты! — вздыхает он. — Железный человек, парень-кипяток Потом наклоняется и принимается делать мне искусственное дыхание.
Черт, как приятно снова дышать!
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я, когда ко мне возвращается способность говорить.
— Спасаю дураков-сыщиков, попавших впросак, — серьезно объясняет он. — Я-то думал, ты уже трясешься в парижском поезде.
— Который час?
— Девять.
— Тогда я там скоро буду. Но, надеюсь, сначала ты объяснишь…
— Как я сюда попал? От злости Когда ты сказал, что возвращаешься в Париж, на меня, понимаешь, тоска навалилась.
— Знаю.
— Я сказал себе, что надо быть последним слабаком, чтобы бросить дело в двух шагах от цели.
— Не себе, а мне.
— Неважно. Короче, я решил сам довести его до конца.
— Надо же…
— Перестань издеваться, подонок! — внезапно рычит Дюбон. — А то я доделаю то, что не успел этот сопляк! Короче, для начала я позвонил той малютке из почтового отделения Сент-Альбан, чтобы узнать, нет ли новостей. Сослался на тебя Не знаю уж, что ты там с ней делал, но твое имя действует на нее магически.
— Пропусти и вали дальше — Девчонка увидела в газете фото твоего метиса, изображавшего чучело, и узнала спутника дамы в синем. Потом вспомнила, что он однажды звонил в Гренобль. Посмотрела по своим карточкам и нашла номер. Дала его мне. И вот я здесь!
— Надо сказать, вовремя. Я оказался здесь таким же образом.
— Она сказала, что ты ее никогда не забудешь, — говорит Дюбон.
— Кто?
— Да эта, малютка с почты. Думаю, она права. В конце концов, именно благодаря ей ты остался жив.
…Когда я вхожу к боссу, он делает каменное лицо.
— Ну как, приступ аппендицита прошел? — бесцветным голосом бормочет он.
— Ложная тревога, шеф. Всему виной томатный соус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Со мной этот номер не пройдет, детка. Если хотите меня взять потопом, сразу предупреждаю: ничего не выйдет.
Нет, потопом меня мадам Болуа не взяла. Выбрала иной путь. Она вдруг страшно побледнела, ноздри у нее сжались, глаза закатились, руки скрючились на груди. Затем она испустила вздох и откинулась на спину.
Я кидаюсь к ней, но поезд уже ушел. Красотка так мертва, что мертвее не бывает. Тут я замечаю, что синий камень на пресловутом кольце сдвинут, как крышка на коробочке. Увы, похоже, моя Джоконда слишком любила криминальные романы. Она кончила с собой по-спартански.
Я чувствую себя последним идиотом.
Глава 16
Не самое веселое занятие — торчать с глазу на глаз с трупом женщины, которую вы считали уже в своих руках. Он будет иметь умный вид, этот Сан-Антонио, когда сюда заявятся его коллеги. Они наверняка не в восторге от того, что парижский сыщик раскрутил крупное дело на их территории. И тут — такой пассаж!
Положим, благодаря моим стараниям банде фальшивомонетчиков изрядно подрезали крылышки. Однако как минимум один персонаж еще разгуливает на свободе — тот, на машине, который пытался так невежливо обойтись с бедняжкой Розой. К тому же он в панике и может наделать немало гадостей. Эти банды вообще как гидры — пока остается хоть одна голова, ее следует опасаться (не правда ли, эта новая метафора говорит о том, что моя эрудиция поистине безгранична?).
Я разглядываю труп очаровательной женщины в синем. Не знаю, какую гадость она приняла, но лицо ее все явственней обретает все тот же, столь любимый покойницей, цвет — точь-в-точь, как пачка сигарет «Голуаз». Теперь, когда она умерла, моя враждебность к ней потихоньку улетучивается — надо быть полным дерьмом, чтобы злиться на мертвеца, даже если он задел вашу профессиональную гордость. И все же я запомню этот отпуск. Клянусь, весь следующий просижу в Бретани, и если увижу на своем пути подыхающую собаку, то перепрыгну через нее, чтобы, не дай бог, не наступить.
Снимаю телефонную трубку, представляюсь, потом задаю телефонистке вопрос:
— Недавно кто-то сюда звонил. Можете сказать, откуда был звонок?
Она просит немного подождать. Жду.
— Звонили не вам, а от вас, — говорит телефонистка. Что и требовалось доказать. Не сомневаюсь, что, когда я вошел, дама в синем звонила своему соучастнику, чтобы узнать результат покушения на Розу.
Это, в свою очередь, доказывает, что последний (будем надеяться) мой клиент живет где-то совсем неподалеку.
— Какой номер заказывали? — спрашиваю я у телефонистки.
— Гренобль, двести пятьдесят шесть.
— Кому он принадлежит?
— Минуточку.
Снова жду, барабаня пальцами по аппарату. В окно вижу, как у калитки останавливается машина. Из нее выходят двое. Встреть вы их на маскараде в костюмах Пьеро и Арлекина, вы бы тоже с первого взгляда сказали, что они из полиции.
— Алло, — говорит телефонистка.
— Слушаю.
— Это телефон типографии Штейна, улица Гюстава Лива.
— Спасибо.
Типография! Кажется, я вышел на финишную прямую. В дверь стучат, и прежде, чем я успеваю сказать «войдите», коллеги уже поворачивают ручку.
— Поздновато приехали, — говорю я им вместо приветствия.
…Улица Гюстава Лива оказывается узеньким проулком на самой окраине Гренобля. Типография Штейна расположена в самом ее конце, посреди здоровенного пустыря. Преодолеваю две провалившиеся ступеньки и оказываюсь перед железной дверью. Сбоку — покрытая пылью кнопка звонка. Над ней надпись: “Ночной звонок”. Совсем как у врача или аптекаря. Пробую повернуть ручку, она сопротивляется, поскольку дверь заперта. Давлю на кнопку и слышу, как где-то вдалеке, в глубине помещения, начинается вялый трезвон. Проходит время. Я совсем уже решаю прибегнуть к помощи своего “сезама”, когда в двух шагах от меня открывается крошечное окошечко, которое я поначалу даже не заметил.
Высовывается мужская голова и интересуется, что мне нужно.
— Открывайте быстрее, — доверительным тоном шепчу я, — меня прислала мадам Болуа.
Имя покойницы действует как пароль. Голова просит меня секунду подождать. И действительно, буквально через секунду дверь открывается.
Передо мной оказывается тип средних лет, невысокий, но коренастый, с недоверчивым взглядом и противной мордой.
— Кто вы? — внезапно спрашивает он.
— Мне надо сказать вам пару слов, — говорю я, проталкивая его внутрь.
— Что вы делаете? — протестует он. Даю ему по морде.
— Это тебе нравится больше?
— Кто вы? — растерянно повторяет он.
— Полиция.
Морда у него принимает выражение скорее недовольное, чем испуганное, но мне не до психологических тонкостей.
— Итак, приятель, ты последний представитель почтенной компании, решившей конкурировать с Французским банком, — говорю я. — Последний, ибо прелестная мадам Болуа уже переселилась в мир иной. Она сама вынесла себе приговор, как пишут в газетах.
Он пристально смотрит на меня, как бы пытаясь определить, вру я или нет, но моя внешность достаточно убедительна. Тогда он склоняет голову и испускает странный вздох.
Оглядываюсь. Все вокруг покрыто пылью. Жалкие предметы мебели буквально рушатся под грудами ненужной бумаги. По всей видимости, эта заброшенная типография была куплена по одной-единственной причине, мне уже достаточно известной.
— Так, значит, это здесь печатают те красивые радужные бумажки? осведомляюсь я. — А где же бумага из Лиона?
— Вам надо, вы и ищите, — бурчит человек.
— Незачем, — отрезаю я. До меня кое-что начинает доходить. Главой банды, конечно, была моя синяя Джоконда, считавшая себя Жанной д'Арк и Аль Капоне в одном лице. Однако мой приятель Компер и метис, похоже, решили, что могут справиться и без нее, и часть бумаги, полученной в результате первой катастрофы с грузовиком, попросту прикарманили.
Видно, решили, что на двоих им хватит, а потом можно и завязать.
Поэтому операцию в Ла-Гриве метис попросту провалил. Собственно, впервые эта мысль пришла мне в голову, еще когда я разглядывал его труп. Он выключил детонатор — поэтому грузовик остался цел, да и ваш покорный слуга Сан-Антонио не вознесся к праотцам. Бедная моя мышка, видно, она что-то в нем перекрутила, что и вызвало взрыв.
— Вчера вы все были в Лионе, — медленно говорю я. — Три Гроша доложил, что кто-то побывал в вашем тайнике, вы запаниковали и пошли проверить. Обычно вы складывали там деньги перед тем, как переправить их за границу. Однако на сей раз там оказался рулон бумаги — тот самый, который заначили от вас Компер и метис. В тот же день вы получили еще одно доказательство измены Компера — узнали, что он заявил о краже своей “ДС”. Он был не прочь заниматься сбытом продукции, но ему вовсе не понравилось, что крошка Болуа втягивает его в чисто гангстерские операции. Вот он и решил, что, заявив об угоне машины, прикроет себе тыл. Однако вышло наоборот. Вы его вызвали в подвал и предъявили счет. А теперь его предъявляю я. Последний акт, мой храбрый убийца. Осталось подвести итоги.
Я двигаюсь к нему, чтобы надеть наручники, и.., испытываю одно из сильнейших потрясений в моей богатой событиями жизни. Этот сморчок делает кульбит. Стадо быков мне было бы не так трудно принять на себя, как этот удар в грудь. У меня перехватывает дыхание, я перелетаю через типографский станок, врезаюсь спиной в стену и сползаю на пол.
Ощущение такое, будто по мне прошелся полк польской кавалерии. Земной шар подо мной качается, как на приливной волне; красное облако заполняет мой мозг.
Не давая мне опомниться, он вновь взвивается в воздух, и оба каблука снова с силой опускаются мне на грудь. Я изнемогаю, внутри все горит, в голове вспыхивают и гаснут бенгальские огни.
Черт, недооценил я парня! Надо же — позволить взять себя на такой дешевый прием. А теперь конец — мускулы словно ватные, мозг в штопоре.
Как сквозь туман вижу, что эта падаль лезет в карман. Что-то вытаскивает. У меня еще хватает сил сообразить, что это не что иное, как пистолет. Он спускает предохранитель и передергивает затвор. Потом направляет пушку на меня. Я успеваю заметить, что его палец шевелится на курке, и мысленно говорю вам, друзья мои: до свидания всем. До встречи там, наверху!
Сухой треск. Я закрываю глаза, моля бога, чтобы этот подонок прицелился поточнее.
Потом я их открываю. Парень лежит у моих ног с проломленным черепом. Над ним, совершенно одуревший, стоит Дюбон.
Сначала я решаю, что у меня бред. Но это действительно Дюбон, лоб у него в поту, глаза вылезли из орбит, а в руках здоровенная железная плита. Надо быть настоящим быком, чтобы поднять эту штуку. Но Дюбон крепче быка.
— Эх, ты! — вздыхает он. — Железный человек, парень-кипяток Потом наклоняется и принимается делать мне искусственное дыхание.
Черт, как приятно снова дышать!
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я, когда ко мне возвращается способность говорить.
— Спасаю дураков-сыщиков, попавших впросак, — серьезно объясняет он. — Я-то думал, ты уже трясешься в парижском поезде.
— Который час?
— Девять.
— Тогда я там скоро буду. Но, надеюсь, сначала ты объяснишь…
— Как я сюда попал? От злости Когда ты сказал, что возвращаешься в Париж, на меня, понимаешь, тоска навалилась.
— Знаю.
— Я сказал себе, что надо быть последним слабаком, чтобы бросить дело в двух шагах от цели.
— Не себе, а мне.
— Неважно. Короче, я решил сам довести его до конца.
— Надо же…
— Перестань издеваться, подонок! — внезапно рычит Дюбон. — А то я доделаю то, что не успел этот сопляк! Короче, для начала я позвонил той малютке из почтового отделения Сент-Альбан, чтобы узнать, нет ли новостей. Сослался на тебя Не знаю уж, что ты там с ней делал, но твое имя действует на нее магически.
— Пропусти и вали дальше — Девчонка увидела в газете фото твоего метиса, изображавшего чучело, и узнала спутника дамы в синем. Потом вспомнила, что он однажды звонил в Гренобль. Посмотрела по своим карточкам и нашла номер. Дала его мне. И вот я здесь!
— Надо сказать, вовремя. Я оказался здесь таким же образом.
— Она сказала, что ты ее никогда не забудешь, — говорит Дюбон.
— Кто?
— Да эта, малютка с почты. Думаю, она права. В конце концов, именно благодаря ей ты остался жив.
…Когда я вхожу к боссу, он делает каменное лицо.
— Ну как, приступ аппендицита прошел? — бесцветным голосом бормочет он.
— Ложная тревога, шеф. Всему виной томатный соус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17