Я все улажу. Договорились?
Она утвердительно кивает.
— Я из-за вас поседею, — говорит она.
— Ничего страшного, — отвечаю, — вы все равно краситесь!
Глава 9
— Вот, — говорю я боссу, — я это сделал, патрон, хотя это и некрасиво. На мой взгляд, у нас нет другого способа подтолкнуть этих мерзавцев к действиям и заставить выйти из тени. Срок, назначенный нам русскими, истекает через четыре дня. Это мало!
Он гладит свой голый, как задница, череп.
— А почему смерть этой девушки должна заставить нацистов выйти из тени? — спрашивает он тоном, в котором слышится намек на неодобрение.
— Следите за моей мыслью, шеф! Когда во Фрейденштадте взорвалась моя тачка, Бунксы сразу узнали, что я цел и невредим. Наверняка рядом с гостиницей были их люди. Может, это сам хозяин гостиницы, кто знает? | Итак, они узнали не только об этом, но и о том, что оккупационные силы предоставляют в мое распоряжение машину. Полковник так орал об этом во дворе, что не услышать мог разве что глухой.
У них появляется возможность организовать новое покушение, но, поскольку машину ведет французский солдат, нападение приобретает слишком серьезный масштаб. Оно станет международным преступлением. Они предпочли поставить на дороге девицу, работающую на них, чтобы убрать меня потихоньку. Заодно ей приказано разузнать обо мне как можно больше… Полагаю, моя личность их заинтриговала.
— Продолжайте, — говорит шеф.
Он смотрит на меня, как в цирке смотрят на воздушного гимнаста, работающего без страховки. Только моя гимнастика не воздушная, а мозговая.
— Итак, они подсунули мне ту девчонку. Совершенно очевидно, что она должна была связаться с ними как можно скорее, но не смогла этого сделать, потому что я не отходил от нее ни на шаг, а от мамаши Бордельер она не выходила и не звонила…
— И что из этого?
— А то, — говорю, — что, не получая от нее известий, они постараются выяснить, что с ней стало… Когда они — прочтут в завтрашних газетах, что из окна выпала неизвестная молодая женщина, то пошлют кого-нибудь в морг, чтобы проверить, действительно ли речь идет о Рашель. Я дал строгие указания, чтобы не было опубликовано ни одной ее фотографии.
— Я начинаю понимать, куда вы клоните, — шепчет босс. — Очень сильный ход, признаю… Мы установим постоянное дежурство в морге, и всех, кто придет посмотреть на ее труп, будем брать под наблюдение.
— Вот именно! — торжествую я.
— Сан-Антонио, скажите, эта мысль пришла вам до… до того, как вы ее выбросили?
— Да, — отвечаю я, немного побледнев. Патрон встает.
— Снимаю шляпу, — восхищенно шепчет он.
— Это очень подходит к данным обстоятельствам, босс!
* * *
Я лежу в своей постели и задаю храпака. Мне снится, что меня взяли на работу в “Фоли-Бержер” делать вместе со звездой шоу пантомиму… Мы стоим за экраном из матового стекла, прожектор светит нам прямо в морду. Я поднимаю страусиное перышко, составляющее ее одежду, и начинаю номер, как вдруг раздается звонок. Это означает: пора на сцену. Но, черт возьми, я же на сцене!
Пронзительный звонок не прекращается. Что там режиссер, чокнулся, что ли? Чтоб он сдох! В этот момент я просыпаюсь и понимаю, что настойчивые звонки издает телефон.
Я в бешенстве тянусь к аппарату, еще окончательно не проснувшись.
Голос я узнаю сразу: шеф.
— Рад, что дозвонился до вас, — говорит он.
— Который час, патрон? — перебиваю я его.
— Что-то около двух.
— Можно задать вам один вопрос?
— Только быстро!
— Вы когда-нибудь спите?
— Нет, и не понимаю, о чем вы говорите, — заявляет он совершенно серьезно. Почти тотчас он мне сообщает:
— Утром вы выезжаете восьмичасовым скорым в Страсбур…
— Что-то случилось?
— Странная вещь…
— Она связана с интересующим нас делом?
— Чтобы узнать это, я вас туда и засылаю. Внешне ничто не позволяет делать такие предположения.
— Тогда почему?
Пауза.
— Вы никогда не замечали, что у меня хороший нюх, Сан-Антонио?
— Мы теперь работаем, основываясь на одной интуиции? — спрашиваю я.
Вопрос несколько рискован. Шеф сейчас не в настроении слушать насмешки.
— Да, когда не дают результата логические рассуждения! Зайдите ко мне до отъезда, я дам вам разъяснения.
— Во сколько?
— Скажем, в шесть.
— Хорошо. А дежурство в морге?
— Положитесь на меня. Я пошлю туда серьезных парней. Спокойной ночи.
И кладет трубку.
Щелчок гулом отдается у меня в ухе. Я кладу трубку.
По-моему, в тот день, когда я поступил в Секретную службу, мне следовало отправиться ловить китов на Новую Землю!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Маленький старичок с физиономией лакея на пенсии заканчивает свой йогурт, жеманничая, как стареющая поэтесса, затем вытирает тонкие губы, приглаживает прилипшие к бледному черепу оставшиеся четырнадцать волосков и спрашивает:
— А вы знаете анекдот про человека, купившего своим детям хамелеона?
Поскольку я не знаю, то отвечаю “нет”, а поскольку хорошо воспитан, то не добавляю, что не имею ни малейшего желания его узнать…
Мне надо подумать, а он может идти со своим хамелеоном к чертовой бабушке.
Мы проехали только Бар-де-Дюк, и старикашка хочет как можно дольше посидеть в вагоне-ресторане и окончательно затрахать своего визави.
— Так вот, — начинает он, — один человек покупает своим детям хамелеона, чтобы показать, как это животное меняет свой цвет.
— Очень интересно, — говорю я, погружаясь в океан мыслей…
— Он кладет хамелеона на красную тряпку, — продолжает старикан.
— Кто? — рассеянно спрашиваю я.
Старикашка с четырнадцатью волосками ошарашенно выпучивает глаза.
— Ну… тот человек, — бормочет он.
— Какой человек? — продолжаю я, думая совсем о другом.
— Ну тот, что купил своим детям хамелеона…
Я возвращаюсь на землю, если так можно выразиться, поскольку нахожусь в скором поезде/несущемся по лотарингским равнинам со скоростью сто сорок километров в час.
— Ах да…
Старичок приглаживает свою шевелюру… Я смотрю на его чайник и спрашиваю себя, действительно ли это волосы или он каждое утро рисует себе эти линии тушью.
— Он кладет хамелеона на красную тряпку, и хамелеон становится красным, — продолжает он. — Кладет на черную — хамелеон становится черным… Кладет на кусок шотландской ткани, и… хамелеон взрывается.
При этом старичок начинает хохотать.
— А дальше? — спрашиваю я.
Он становится унылым, как фильм Бунюеля.
— Вы не поняли?.. Хамелеон взорвался… Взорвался потому, что его положили на шотландку — ткань в разноцветную клетку.
Он снова смеется, надеясь заразить меня своим весельем.
— Очень смешно, — мрачно говорю я.
Это его обескураживает. Он насупливается, а я пользуюсь этим, чтобы обдумать свои дела.
Смотрю на котлы: одиннадцать часов. В Страсбур мы приедем сразу после полудня… Только бы успеть! Обидно проделать такой путь за просто так…P Я знаю, что дорога каждая минута. Так сказал большому боссу врач. Наш клиент не доживет до конца дня. Если к моему приезду в нем останется хоть атом жизни, я должен буду во что бы то ни стало вырвать у него его секреты…
Дело началось бестолково, как и всегда…
Один тип, живший в гостинице в Страсбуре, попал в больницу с острым приступом полиомиелита. Его сразу сунули в “стальное легкое”. Случилось это вчера вечером. Спасти его уже невозможно, тип вот-вот загнется, если это уже не произошло.
Дирекция отеля собрала его багаж, чтобы отправить в больницу. Среди персонала гостиницы оказался любопытный. Он полез в чемодан больного и нашел там… Угадайте что?
Бомбу, всего-навсего… Не какую-нибудь примитивную самоделку, а клевую штуковину с часовым механизмом, отличным детонатором и прочими удобствами, разве что без центрального отопления, ванной комнаты и туалета.
Естественно, обнаружив такое, парень завопил от ужаса. Явились полицейские, просмотрели бумаги больного, но при нем оказалось только удостоверение личности на фамилию Клюни; как выяснилось, фальшивое. Поскольку в Страсбуре в самое ближайшее время должны начаться международные переговоры о подписании торгового договора с Германией, полицейские сказали себе, что у парня были недобрые намерения насчет переговоров, и известили Секретную службу.
Шеф, у которого нюх, как у охотничьей собаки, отправил на место меня, сказав, что дело настолько темное, что прояснить его может только мастер.
Я начал с телефонного разговора с главврачом больницы ранним утром.
— Этот тип обречен, — сказал он мне. — Он скоро умрет.
— С ним можно разговаривать?
— Нет, он в “стальном легком”.
— Установите в аппарате микрофон, чтобы был слышен малейший шепот.
— Он уже не способен даже шептать.
— Его можно “подстегнуть”?
— Возможно, но надо спешить…
— Приготовьте все, я выезжаю, — сказал я. И вскочил в скорый поезд.
Теперь вы понимаете, что старикашка с четырнадцатью волосенками и допотопными анекдотами действует мне на нервы.
Служащий вагона-ресторана как раз принимает оплату счетов. Я бросаю ему две “косых” и говорю, что сдачу он может оставить себе, чтобы его мамочка имела обеспеченную старость, и отваливаю в тот момент, когда отставной лакей предлагает мне рассказать анекдот о двух педиках, которые не ладили между собой, но не хотели разойтись, потому что оба были католиками!
Глава 2
Над Страсбуром, когда я туда приезжаю, светит ласковое солнце. Смотрю на крыши, но аистов там не больше, чем интеллекта в глазах постового полицейского.
Воспользуюсь случаем, чтобы сделать вам одно признание: сколько раз я ни приезжал в Страсбур, я не видел там ни одного аиста.
На площади перед вокзалом стоит черная машина с полицейским за рулем. Тип в шляпе и непромокаемом плаще стоит перед тачкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это бравый парень из Секретной службы.
Направляюсь к нему.
— Спорю, — спрашиваю, — что вы ждете меня? Он смотрит настороженно.
— Комиссар Сан-Антонио?
— Он самый.
Агент подносит два пальца с коротко остриженными ногтями к полям своей шляпы.
— Я действительно ждал вас, господин комиссар. И открывает мне дверцу.
— Как Клюни? — спрашиваю.
Он пожимает плечами.
— Когда я уезжал четверть часа назад, он еще жил, но был очень плох… Честно говоря, сомневаюсь, чтобы вам удалось вытянуть из него хоть слово.
— Посмотрим.
Он угощает меня сигаретой, но я отказываюсь: за время пути я и так выкурил две пачки.
Больница находится недалеко. Это унылое серое здание, как и все больницы Франции.
Мой спутник ведет меня по лабиринту коридоров, пропахших эфиром и агонией. Он останавливается перед дверью с надписью: “Вход строго воспрещен” и тихо дважды стучит. Никто не отвечает “войдите”, но миленькая медсестра открывает дверь. Маленькая пухленькая блондиночка из тех лакомых кусочков, что так приятно встречать в путешествии.
У нее серьезный вид, причиной которого является присутствие в палате двух мужчин в белых халатах. Если судить по их строгой манере держаться, это медицинские светила местного значения.
Один из них лысый, в очках с тонкой золотой оправой, другой — тощий, с острым носом. У обоих благородная внешность и умные глаза.
Они смотрят на меня с интересом. Им обо мне рассказали, и они знают, что в Секретной службе моя должность соответствует директору клиники, так что они идут ко мне, протягивая руку, с явным почтением…
— Мюллер, — представляется первый.
— Розенталь, — говорит второй.
— Сан-Антонио, — называюсь я и поворачиваюсь к странному аппарату, занимающему центр комнаты.
Не знаю, видели ли вы “стальное легкое”. Занятная машина.
Разглядывать пациента в этом железном ящике неудобно. Самое впечатляющее то, что он лежит горизонтально.
Наклоняюсь над стеклянным окошком. Смотрю. Моя первая мысль: никогда раньше я этого человека не видел. Вторая: это не какая-нибудь дешевка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Она утвердительно кивает.
— Я из-за вас поседею, — говорит она.
— Ничего страшного, — отвечаю, — вы все равно краситесь!
Глава 9
— Вот, — говорю я боссу, — я это сделал, патрон, хотя это и некрасиво. На мой взгляд, у нас нет другого способа подтолкнуть этих мерзавцев к действиям и заставить выйти из тени. Срок, назначенный нам русскими, истекает через четыре дня. Это мало!
Он гладит свой голый, как задница, череп.
— А почему смерть этой девушки должна заставить нацистов выйти из тени? — спрашивает он тоном, в котором слышится намек на неодобрение.
— Следите за моей мыслью, шеф! Когда во Фрейденштадте взорвалась моя тачка, Бунксы сразу узнали, что я цел и невредим. Наверняка рядом с гостиницей были их люди. Может, это сам хозяин гостиницы, кто знает? | Итак, они узнали не только об этом, но и о том, что оккупационные силы предоставляют в мое распоряжение машину. Полковник так орал об этом во дворе, что не услышать мог разве что глухой.
У них появляется возможность организовать новое покушение, но, поскольку машину ведет французский солдат, нападение приобретает слишком серьезный масштаб. Оно станет международным преступлением. Они предпочли поставить на дороге девицу, работающую на них, чтобы убрать меня потихоньку. Заодно ей приказано разузнать обо мне как можно больше… Полагаю, моя личность их заинтриговала.
— Продолжайте, — говорит шеф.
Он смотрит на меня, как в цирке смотрят на воздушного гимнаста, работающего без страховки. Только моя гимнастика не воздушная, а мозговая.
— Итак, они подсунули мне ту девчонку. Совершенно очевидно, что она должна была связаться с ними как можно скорее, но не смогла этого сделать, потому что я не отходил от нее ни на шаг, а от мамаши Бордельер она не выходила и не звонила…
— И что из этого?
— А то, — говорю, — что, не получая от нее известий, они постараются выяснить, что с ней стало… Когда они — прочтут в завтрашних газетах, что из окна выпала неизвестная молодая женщина, то пошлют кого-нибудь в морг, чтобы проверить, действительно ли речь идет о Рашель. Я дал строгие указания, чтобы не было опубликовано ни одной ее фотографии.
— Я начинаю понимать, куда вы клоните, — шепчет босс. — Очень сильный ход, признаю… Мы установим постоянное дежурство в морге, и всех, кто придет посмотреть на ее труп, будем брать под наблюдение.
— Вот именно! — торжествую я.
— Сан-Антонио, скажите, эта мысль пришла вам до… до того, как вы ее выбросили?
— Да, — отвечаю я, немного побледнев. Патрон встает.
— Снимаю шляпу, — восхищенно шепчет он.
— Это очень подходит к данным обстоятельствам, босс!
* * *
Я лежу в своей постели и задаю храпака. Мне снится, что меня взяли на работу в “Фоли-Бержер” делать вместе со звездой шоу пантомиму… Мы стоим за экраном из матового стекла, прожектор светит нам прямо в морду. Я поднимаю страусиное перышко, составляющее ее одежду, и начинаю номер, как вдруг раздается звонок. Это означает: пора на сцену. Но, черт возьми, я же на сцене!
Пронзительный звонок не прекращается. Что там режиссер, чокнулся, что ли? Чтоб он сдох! В этот момент я просыпаюсь и понимаю, что настойчивые звонки издает телефон.
Я в бешенстве тянусь к аппарату, еще окончательно не проснувшись.
Голос я узнаю сразу: шеф.
— Рад, что дозвонился до вас, — говорит он.
— Который час, патрон? — перебиваю я его.
— Что-то около двух.
— Можно задать вам один вопрос?
— Только быстро!
— Вы когда-нибудь спите?
— Нет, и не понимаю, о чем вы говорите, — заявляет он совершенно серьезно. Почти тотчас он мне сообщает:
— Утром вы выезжаете восьмичасовым скорым в Страсбур…
— Что-то случилось?
— Странная вещь…
— Она связана с интересующим нас делом?
— Чтобы узнать это, я вас туда и засылаю. Внешне ничто не позволяет делать такие предположения.
— Тогда почему?
Пауза.
— Вы никогда не замечали, что у меня хороший нюх, Сан-Антонио?
— Мы теперь работаем, основываясь на одной интуиции? — спрашиваю я.
Вопрос несколько рискован. Шеф сейчас не в настроении слушать насмешки.
— Да, когда не дают результата логические рассуждения! Зайдите ко мне до отъезда, я дам вам разъяснения.
— Во сколько?
— Скажем, в шесть.
— Хорошо. А дежурство в морге?
— Положитесь на меня. Я пошлю туда серьезных парней. Спокойной ночи.
И кладет трубку.
Щелчок гулом отдается у меня в ухе. Я кладу трубку.
По-моему, в тот день, когда я поступил в Секретную службу, мне следовало отправиться ловить китов на Новую Землю!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Маленький старичок с физиономией лакея на пенсии заканчивает свой йогурт, жеманничая, как стареющая поэтесса, затем вытирает тонкие губы, приглаживает прилипшие к бледному черепу оставшиеся четырнадцать волосков и спрашивает:
— А вы знаете анекдот про человека, купившего своим детям хамелеона?
Поскольку я не знаю, то отвечаю “нет”, а поскольку хорошо воспитан, то не добавляю, что не имею ни малейшего желания его узнать…
Мне надо подумать, а он может идти со своим хамелеоном к чертовой бабушке.
Мы проехали только Бар-де-Дюк, и старикашка хочет как можно дольше посидеть в вагоне-ресторане и окончательно затрахать своего визави.
— Так вот, — начинает он, — один человек покупает своим детям хамелеона, чтобы показать, как это животное меняет свой цвет.
— Очень интересно, — говорю я, погружаясь в океан мыслей…
— Он кладет хамелеона на красную тряпку, — продолжает старикан.
— Кто? — рассеянно спрашиваю я.
Старикашка с четырнадцатью волосками ошарашенно выпучивает глаза.
— Ну… тот человек, — бормочет он.
— Какой человек? — продолжаю я, думая совсем о другом.
— Ну тот, что купил своим детям хамелеона…
Я возвращаюсь на землю, если так можно выразиться, поскольку нахожусь в скором поезде/несущемся по лотарингским равнинам со скоростью сто сорок километров в час.
— Ах да…
Старичок приглаживает свою шевелюру… Я смотрю на его чайник и спрашиваю себя, действительно ли это волосы или он каждое утро рисует себе эти линии тушью.
— Он кладет хамелеона на красную тряпку, и хамелеон становится красным, — продолжает он. — Кладет на черную — хамелеон становится черным… Кладет на кусок шотландской ткани, и… хамелеон взрывается.
При этом старичок начинает хохотать.
— А дальше? — спрашиваю я.
Он становится унылым, как фильм Бунюеля.
— Вы не поняли?.. Хамелеон взорвался… Взорвался потому, что его положили на шотландку — ткань в разноцветную клетку.
Он снова смеется, надеясь заразить меня своим весельем.
— Очень смешно, — мрачно говорю я.
Это его обескураживает. Он насупливается, а я пользуюсь этим, чтобы обдумать свои дела.
Смотрю на котлы: одиннадцать часов. В Страсбур мы приедем сразу после полудня… Только бы успеть! Обидно проделать такой путь за просто так…P Я знаю, что дорога каждая минута. Так сказал большому боссу врач. Наш клиент не доживет до конца дня. Если к моему приезду в нем останется хоть атом жизни, я должен буду во что бы то ни стало вырвать у него его секреты…
Дело началось бестолково, как и всегда…
Один тип, живший в гостинице в Страсбуре, попал в больницу с острым приступом полиомиелита. Его сразу сунули в “стальное легкое”. Случилось это вчера вечером. Спасти его уже невозможно, тип вот-вот загнется, если это уже не произошло.
Дирекция отеля собрала его багаж, чтобы отправить в больницу. Среди персонала гостиницы оказался любопытный. Он полез в чемодан больного и нашел там… Угадайте что?
Бомбу, всего-навсего… Не какую-нибудь примитивную самоделку, а клевую штуковину с часовым механизмом, отличным детонатором и прочими удобствами, разве что без центрального отопления, ванной комнаты и туалета.
Естественно, обнаружив такое, парень завопил от ужаса. Явились полицейские, просмотрели бумаги больного, но при нем оказалось только удостоверение личности на фамилию Клюни; как выяснилось, фальшивое. Поскольку в Страсбуре в самое ближайшее время должны начаться международные переговоры о подписании торгового договора с Германией, полицейские сказали себе, что у парня были недобрые намерения насчет переговоров, и известили Секретную службу.
Шеф, у которого нюх, как у охотничьей собаки, отправил на место меня, сказав, что дело настолько темное, что прояснить его может только мастер.
Я начал с телефонного разговора с главврачом больницы ранним утром.
— Этот тип обречен, — сказал он мне. — Он скоро умрет.
— С ним можно разговаривать?
— Нет, он в “стальном легком”.
— Установите в аппарате микрофон, чтобы был слышен малейший шепот.
— Он уже не способен даже шептать.
— Его можно “подстегнуть”?
— Возможно, но надо спешить…
— Приготовьте все, я выезжаю, — сказал я. И вскочил в скорый поезд.
Теперь вы понимаете, что старикашка с четырнадцатью волосенками и допотопными анекдотами действует мне на нервы.
Служащий вагона-ресторана как раз принимает оплату счетов. Я бросаю ему две “косых” и говорю, что сдачу он может оставить себе, чтобы его мамочка имела обеспеченную старость, и отваливаю в тот момент, когда отставной лакей предлагает мне рассказать анекдот о двух педиках, которые не ладили между собой, но не хотели разойтись, потому что оба были католиками!
Глава 2
Над Страсбуром, когда я туда приезжаю, светит ласковое солнце. Смотрю на крыши, но аистов там не больше, чем интеллекта в глазах постового полицейского.
Воспользуюсь случаем, чтобы сделать вам одно признание: сколько раз я ни приезжал в Страсбур, я не видел там ни одного аиста.
На площади перед вокзалом стоит черная машина с полицейским за рулем. Тип в шляпе и непромокаемом плаще стоит перед тачкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это бравый парень из Секретной службы.
Направляюсь к нему.
— Спорю, — спрашиваю, — что вы ждете меня? Он смотрит настороженно.
— Комиссар Сан-Антонио?
— Он самый.
Агент подносит два пальца с коротко остриженными ногтями к полям своей шляпы.
— Я действительно ждал вас, господин комиссар. И открывает мне дверцу.
— Как Клюни? — спрашиваю.
Он пожимает плечами.
— Когда я уезжал четверть часа назад, он еще жил, но был очень плох… Честно говоря, сомневаюсь, чтобы вам удалось вытянуть из него хоть слово.
— Посмотрим.
Он угощает меня сигаретой, но я отказываюсь: за время пути я и так выкурил две пачки.
Больница находится недалеко. Это унылое серое здание, как и все больницы Франции.
Мой спутник ведет меня по лабиринту коридоров, пропахших эфиром и агонией. Он останавливается перед дверью с надписью: “Вход строго воспрещен” и тихо дважды стучит. Никто не отвечает “войдите”, но миленькая медсестра открывает дверь. Маленькая пухленькая блондиночка из тех лакомых кусочков, что так приятно встречать в путешествии.
У нее серьезный вид, причиной которого является присутствие в палате двух мужчин в белых халатах. Если судить по их строгой манере держаться, это медицинские светила местного значения.
Один из них лысый, в очках с тонкой золотой оправой, другой — тощий, с острым носом. У обоих благородная внешность и умные глаза.
Они смотрят на меня с интересом. Им обо мне рассказали, и они знают, что в Секретной службе моя должность соответствует директору клиники, так что они идут ко мне, протягивая руку, с явным почтением…
— Мюллер, — представляется первый.
— Розенталь, — говорит второй.
— Сан-Антонио, — называюсь я и поворачиваюсь к странному аппарату, занимающему центр комнаты.
Не знаю, видели ли вы “стальное легкое”. Занятная машина.
Разглядывать пациента в этом железном ящике неудобно. Самое впечатляющее то, что он лежит горизонтально.
Наклоняюсь над стеклянным окошком. Смотрю. Моя первая мысль: никогда раньше я этого человека не видел. Вторая: это не какая-нибудь дешевка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17