Каждое слово Бланвена заставляло бывшую массажистку хихикать от удовольствия – даже если она ничего и не понимала, Хейди все равно любовалась князем, будто сошедшим с небес. Ее почти неприкрытое волнение раздражало княгиню Гертруду, и старуха следила за герцогиней с враждебным видом.
Единственным молодым существом в замке была мисс Маргарет. Из-за своей сдержанности она оставалась практически незаметной. Маргарет открывала рот только для того, чтобы ответить на заданный ей вопрос; впрочем, суровый вид дамы-компаньонки, ее замкнутое лицо, опущенные глаза ничуть не располагали к беседе. Маргарет выглядела хрупкой, но, стоило всмотреться в нее, чувствовалось, что у этой молодой женщины стальная воля, служащая ей защитой. На первый взгляд у Маргарет была совершенно незапоминающаяся внешность, но если глаз задерживался подольше на ее лице, то оно уже казалось красивым.
Появление Эдуара нисколько не изменило поведения молодой женщины. Она не обращала на него абсолютно никакого внимания – так велика была ее преданность княгине Гертруде. Бланвен существовал для Маргарет только как объект внимания ее хозяйки.
К герцогу Гролоффу уже подступили зыбучие пески старческого маразма. Его ущербность усугублялась тщательно скрываемой им глухотой. Случалось, что он не отвечая на вопросы своих собеседников, продолжал ковыряться в своей тарелке, даже не вставал из-за стола, несмотря на знак, поданный княгиней Гертрудой. Впрочем, ему приходилось переживать и прекрасные моменты просветления. Именно герцог управлял всеми делами Скобосов; борясь с дремотой, он считал и пересчитывал целые колонки цифр, затем проверял результат на счетной машинке, но и этот результат он перепроверял, считая в столбик.
Гролофф был близким другом, поверенным в делах и советником Оттона Третьего. Во время захвата дворца герцог получил пулю в грудь, и его сочли убитым. Тела герцога, князя и нескольких его преданных сторонников, погибших за своего суверена, сволокли во двор, и облили бензином, чтобы сжечь. Но пользуясь дымовой завесой, Гролофф чудом проскользнул к пруду, где он и провел несколько часов, прячась за кувшинками.
Затем ему посчастливилось попасть к своим друзьям, тс выходили раненого, а уж потом Гролофф смог переправиться в Швейцарию, где укрылись княгиня Гертруда с сыном. С тех пор герцог никогда не разлучался с княжеской семьей.
В начале вечера Эдуара предупредили, что княгиня собирается отправиться на кладбище. Он уже успел переодеться в темный костюм и был готов последовать за бабкой. На полностью выкошенной поляне восхитительно пахло свежим сеном. Благодаря этому и озеро лучше виднелось: белые лебеди, казалось, занимались фигурным катанием вдоль каменной пристани. Это зрелище взволновало Эдуара. Величественное умиротворение, дурманящая тишина не могли не возвышать душу. Он подумал о Розине, представил себе мать в убогом вагончике, на краю зияющей ямы, и его сердце сжалось.
У Бланвена были двойные корни: из княжества Черногория и уродливого парижского предместья в стиле Вламинка, где небо сходится с землей. Раньше Эдуару приходилось соприкасаться только со вторым миром, а теперь он начал понимать, что ему чего-то смутно не хватало в прежней жизни. Было ли подобное возможно или он сам придумывал эти истории? В северозападном предместье Парижа он вечно мучился от тоски, его терзали неясные ощущения – он чувствовал, что внутри него бьется что-то «нездешнее».
Княгиня дала внуку книги о Черногории. Это маленькое, почти опереточных размеров государство, столько раз захваченное врагами, столько раз «освобожденное», немного напоминало княжество Монако. Песчинки-территории обязаны были своим рождением географическим или историческим причудам – они вызывали смех. Эти государства не могли соперничать с нормальными нациями и постоянно находились под бдительным оком своего мощного сюзерена. Европа терпела их как фольклорную редкость или ради каких-то банковских выгод.
Гертруда показала Эдуару фотографии, бережно хранившиеся в большом альбоме из бархата гранатового цвета: дворец Токор с его висячими садами; великие события из жизни князя Отгона – коронование, свадьба, прием иностранных суверенов. На многих снимках фигурировал герцог Гролофф в придворном мундире, он всегда держался рядом с князем, но, несмотря на многочисленные награды и придворное шитье, он неизменно выглядел как бдительный слуга.
Гертруда была прекрасна, просто восхитительна в своих воздушных платьях, она буквально светилась от переполнявшего ее счастья! Незаметен был даже ее маленький рост, настолько величественно она держалась. Княгиня, казалось, была повсюду, мягкая и властная, ненавязчиво следившая за всем, что творится вокруг. Эта женщина была воплощением гармонии, и для того, кто умел читать по фотографиям, становилось ясно: любовь к мужу составляла стержень ее жизни. Судьба Гертруды была романтической, как и у многих ее знаменитых предшественниц. Очарование и счастье окружали Гертруду в таких количествах, что становилось понятно: долго так не протянется.
Мидинеткам с чувствительным сердцем хорошо известно: участь принцесс незавидна, их счастье длится недолго. Судьба представляет им счет за все те милости, которыми она же и осыпала их.
* * *
Старый Вальтер вел «роллс-ройс» мягко и медленно, как шофер Елизаветы Второй, что раздражало Эдуара. Он охотно сел бы сам за руль, но в присутствии бабушки это было невозможно.
На сей раз Гролоффа не пригласили последовать за княгиней, и тот огорчился. Гертруда и Эдуар сидели на широком кожаном сиденье. Старуха продела свое узкое запястье в бархатную петлю подлокотника, а другой рукой гладила трещины и шрамы, украсившие ладонь ее внука в результате тяжелой работы.
– Забавно, как всех Скобосов влечет к технике, – сказала Гертруда. – У них были редчайшие драгоценности, но они обменяли бы их на какой-нибудь мотор.
– Техника волнует не только князей, – отозвался Эдуар. – Представьте себе, что мотор похож на жизнь, от этой жизни можно добиться максимальной отдачи, но ни один врач не в состоянии проделать ничего подобного с человеческим телом!
– Твой дед говорил мне почти те же слова, – сказала княгиня.
Эдуар рискнул задать вопрос, мучивший его с самого приезда в замок.
– Мой отец был влюблен в мотоциклы?
– Увы! – вздохнула Гертруда.
– Кажется, у него были мотоциклы фирмы «харлей-дэвидсон». Но я не видел их в пристройках замка.
– Потому что я приказала похоронить их, – спокойно ответила бабка. – Они убили его, и я не хотела, чтобы они стали причиной смерти других людей.
– Какая жалость!
– Еще жальче было, когда погиб Сигизмонд, мальчик мой.
Эдуар подумал, что, видимо, Гертруда должна ненавидеть эти железные чудовища, отнявшие у нее сына.
– Мне говорили, у него было четыре мотоцикла?
– Минус тот, который умер вместе с ним.
– Три «харлей-дэвидсона» зарыты в землю! – произнес вслух Эдуар, будто хотел яснее представить себе размер ущерба. – Их похоронил Вальтер?
– Нет, я хотела, чтобы их закопали поглубже, и вызвала экскаватор.
Бланвен не решился даже подумать, во что превратилось это чудо техники после двадцати лет пребывания под землей. При слове «экскаватор» он вспомнил о стройке. Там Мари-Шарлотт похоронила не мотоциклы, а человека! Что будет с Розиной, если труп таксиста обнаружат? А его обязательно найдут, потому что юная негодяйка не удержится, чтобы не похвастаться своим подвигом перед дружками.
Девчонка внушала Эдуару ужас, но он не сердился на нее. Ее преступления перешли любую меру, любую логику. Бланвен представил себе маленькую фурию, до смерти забившую ба ее же собственной собачонкой: в тот момент ее захлестнула жажда убийства. Эдуар думал, что человека в подобном состоянии нужно навечно изолировать от общества, – а может быть, усыпить?
Разрешается ли это в таких случаях? Мари-Шарлотт, подталкиваемая черными силами зла, и дальше будет пытаться утолить свой инстинкт убийства, тем более сейчас, когда она уже переступила черту. И то, как она спихнула с моста Банана, доказывало это.
– О чем ты думаешь, дитя мое? – в тревоге спросила Гертруда.
– Наши мысли слишком быстро несутся – слова не успевают за ними, – заявил Эдуар.
И он поднес руку княгини к своим губам. Эдуар обожал целовать кончики ее холодных пальцев: неосознанный порыв заставлял его согревать старую женщину. Бланвен понимал, чем стал для Гертруды – оправданием ее старости.
На кладбище чирикали птицы. Над неподвижным озером плавало солнце, берег растворялся в легкой дымке.
Крохотная и отважная, неукротимая княгиня в черных одеждах решительным шагом шла к «своей» могиле. Седые волосы выбивались из-под вуали, покрывавшей голову. Туфли без каблуков стучали по земле. Запах увядших цветов и меда смешивался с духами Гертруды. Разочарование – вот как можно было назвать этот запах.
Она остановилась перед могилой из черного мрамора, без украшений и скульптур, на которой большими позолоченными буквами было выведено:
СИГИЗМОНД II
Князь Черногории
1937–1972
Под надписью в мрамор была вделана фотография князя в светлой форме с эполетами. Эдуар был поражен своим сходством с князем, особенно заметным на этом портрете.
У прямо смотревшего в объектив Сигизмонда был недоверчивый вид и, в то же время он будто бросал вызов. В его глазах читались скука и поддразнивание, и, может быть, – но для этого надо было тщательнее всмотреться в его взгляд – неосознанный, непреодолимый страх.
– Он был красив, не правда ли? – спросила Гертруда.
– Очень красив.
– Немного похож на Вертера, немного на Орленка, – добавила Гертруда.
Внезапно она повернулась спиной к могиле, закрыв ее от Эдуара.
– Я привела тебя сюда, чтобы задать один вопрос, мой мальчик. Будет ли тот, чьи останки покоятся в этой могиле, последним из рода Скобосов?
От этого неожиданного вопроса Эдуар инстинктивно согнулся. Закрыв глаза, он увидел в темноте картину: раздвинув ноги на неудобной кровати, Розина принимает в свое лоно молодого мужчину, на чьем лице еще чувствуется ледяное – от скорости – дыхание ветра.
– Нет, – решительно ответил Эдуар.
– Спасибо! – сказала Гертруда. – Сегодня третий по значимости день в моей жизни. Помолимся же, Эдуар, помолимся и попросим Господа Бога, чтобы Он уготовил тебе достойную участь.
И она принялась читать «Патер Ностер». Поскольку Эдуар хранил молчание, княгиня прервала молитву.
– Ты отказываешься молиться, мой мальчик?
– Я никогда не учил молитв, – ответил Бланвен.
– Тебя не крестили?
– Нет.
– Боже мой! Скобос, не принадлежащий к Святой Католической Церкви! Нужно исправить это!
Гертруда разволновалась от одной мысли, что ей надо будет учить внука катехизису.
– Когда ты закончишь свое религиозное обучение, мы окрестим тебя, Эдуар. У тебя уже было ощущение, что тебе не хватает религии?
– Не думаю.
– Ты никогда не чувствовал в себе пустоты, которую хотел бы заполнить?
– Конечно, чувствовал.
– Ты никогда не спрашивал себя, существует ли Бог?
– Никогда.
– И тем не менее, ты встречал Бога в книгах, в разговорах, в повседневной жизни!
– Я думал, что речь идет о каком-то недоразумении, – признался Эдуар.
22
Вернувшись в замок, Гертруда попросила внука примерить военную форму, принадлежавшую Сигизмонду. Эта просьба, вместо того чтобы развлечь Эдуара, напротив, привела его в самое глубокое замешательство. Но так как бабушка стояла на своем, он согласился. С покойным князем он был приблизительно одного роста, зато более упитанным, чем отец, поэтому с трудом застегнул брюки и китель. Тут же была призвана Лола, в чьи обязанности входило и шитье. Она уверила, что если переставить пуговицы и слегка распустить одежду сзади, на монсеньоре Эдуаре все будет сидеть как влитое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56