Но в кабинет ворвались лишь
слитный шум машин и запах бензинового выхлопа. Поморщившись, Строкач
захлопнул окно, уселся за стол и занялся бумагами.
Минут пять висело молчание. Наконец, Мерецков не выдержал:
- Долго вы меня мариновать будете? В камеру - так в камеру! И сразу
же прокурора! - голос его сорвался.
- Бог с вами, Константин Петрович! Вы же законопослушный гражданин,
какая камера? Сию минуту заканчиваем. - Строкач убрал в сейф бумаги и
снова встал. - Но нам необходимо провести маленький следственный
эксперимент. Дело в том, что одна пожилая особа опознала в вас грабителя.
- Что? - возмутившись, Мерецков вскочил.
- Как раз для того, чтобы разрешить это досадное недоразумение, нам и
придется поехать в больницу к этой даме. Не горячитесь. Если на очной
ставке она вас не опознает, а я лично в этом почти уверен, вас отвезут,
куда скажете...
- Спасибо, сам доберусь. - Мерецков неожиданно широко улыбнулся.

Живя в центре города и людям-то повернуться толком негде, хозяин
золотистого спаниэля время от времени вывозил его на природу. В конечном
счете, за это он был благодарен псу: в кои веки выпадает оказия проветрить
легкие и душу.
Пес восторженно носился вдоль речушки, шастал в подлеске и
сосредоточенно рыл ямы под кустами и на берегу - чуял подземные ходы
мелких грызунов. Именно чувствительный нос и привел рыжего горожанина к
такой находке, которая привела в ужас его хозяина, человека многоопытного
и повидавшего на своем веку разное. Увидев то, что показалось в рытвине,
сделанной спаниэлем, он тут же оттащил пса за ошейник, едва сдерживая
тошноту, и почти бегом, волоча за собой упирающегося приятеля, удалился.
Закопанный по шею в землю обезглавленный труп мужчины средних лет
одет был в турецкие трикотажные трусики, которыми завалены все рынки.
Правая рука по локоть отсечена ножом - скорее, тупым. На коже левой -
кольцевая вмятина от браслета часов. По характерному рисунку можно было
предположить, что браслет - золотой, плетеный, тесноватый для погибшего.
Тело было усеяно многочисленными следами порезов.
Вскрытие показало, что погибший принял большую дозу алкоголя, а
именно водки, не забывая, однако, закусывать икрой и балыком, что
указывало, по крайней мере, на то, что искать его следовало в весьма
определенном слое населения. Голова была отделена острым орудием с длинным
лезвием - одним сильнейшим ударом.
В двух метрах от трупа земля была перекопана, по-видимому, поиски
вели не только представители власти.

Жена Склярова казалась еще более неприметной, чем ее покойный супруг.
Во всем ее облике преобладала какая-то смесь вялости и непроходящего
испуга, изредка сменявшаяся беспорядочными суетливыми движениями. Говорила
она почти беззвучно, словно силы покидали ее, и звук голоса напоминал
шелест пересохшей архивной бумаги.
- Он был таким мягким человеком, мухи никогда не обидел. Рылся в
старых изданиях, экспериментировал на кухне - все эти забытые рецепты,
пытался создать что-то новое... Много публиковался в печати, с книгой дело
двигалось мало-помалу. Алексей, если брался за что-либо, отдавался делу
целиком, вот как с этими катакомбами. И совершенно был чужд всякой
корысти. Как могла так поступить эта Вострикова!.. Она же его оскорбила.
Ведь у него рак был, он страдал... Какие гонорары?.. Он остатки сил
тратил. У него даже башмаков приличных не было, стыдно сказать. За день до
гибели купили... а то бы и похоронить не в чем. Разве это жизнь? Все на
нервах...

В мрачных и сырых, причудливо переплетающихся ходах и коридорах, где
мерцал сероватый, безжизненный свет, Мерецков почти сразу потерял
ориентировку. Все казалось одинаковым - от осклизлых стен до нависающих
потолков, покрытых крупными каплями влаги и известковыми натеками. Туннель
сузился настолько, что, казалось, со встречным не разминуться. Перед
Мерецковым и позади него шагали два конвоира - смахивающий на шкаф верзила
со стертым, как бы расплющенным лицом, и вертлявый коротышка, походивший
на игрушечный скелетик из тех, какие некогда было модно вешать на лобовом
стекле машины. Скелетик поигрывал здоровенным револьвером.
Шли уже долго, и Мерецков потерял счет поворотам, спускам и подъемам.
Наконец воздух потеплел, в боковых проходах ползали отблески света, стали
показываться какие-то смутные фигуры, казавшиеся Мерецкову безусловно
зловещими.
Конвоиры обменивались с этими полулюдьми-полутенями отрывистыми
звуками, напоминающими кабанье похрюкивание, и тем не менее это были
слова, относившиеся к пленнику. В них явно слышалось удовлетворение.
Мерецков в роли жертвы оказался едва ли не впервые. Ему случалось
хаживать под конвоем, но там конвой был связан требованиями законов и
устава. Здесь же и думать не приходилось ни о каких гарантиях, кроме одной
- при малейшем подозрительном движении гарантирована пуля в затылок.
Грубый тычок в спину заставил его вздрогнуть. К такому обращению
невозможно было привыкнуть, ведь уголовный мир дневной поверхности давно и
безоговорочно был в подчинении у Мерецкова, и иного он не допускал. Если
он выберется - война, война этому отребью, устроившему ловушку, война до
тех пор, пока в подземных норах не останется ни одной крысы.
- Заходи, Костя, чего топчешься? - в глубине помещения, освещаемый
пламенем камина, восседал носатый брюнет в потертой одежде. Волосы его
слиплись сосульками, лицо было совсем молодое, но кожу покрывали морщины,
забитые белесой пылью. Взгляд был издевательский и насмешливый.
Так на Мерецкова уже давно никто не смотрел. Этот определенно
чувствовал себя подземным царьком... да и конвоиры ловили каждое его
движение.
Брюнет поднялся и заходил по довольно просторной пещере, едва не
задевая головою свод. В глазах его светилась какая-то одержимость, это
были глаза человека больного и крайне опасного, а главное - Мерецков
где-то уже видел их раньше, но где - не мог вспомнить. Эта скользящая
улыбка, маленький, не мужской рот... Что-то очень знакомое.
- Ты, никак, Костя, не рад? В чем дело? Ты же весельчак большой.
Только что-то невесело нынче от твоих шуток.
- Я, наверно, чего-то не понял. Кому не весело, что за шутки? Что
вам, парни, от меня нужно? Вы, часом, не ошиблись?
Конвоиры заржали. Брюнет неопределенно хмыкнул.
- Ты все-таки шутник, Костя. Ну с кем тебя живого спутаешь? Ты же как
клещ в город вцепился и тянешь, тянешь..
- Что? - Мерецков сделал недоумевающее лицо.
- Ты, я вижу, прикидываешь, кто из твоих клиентов тебя сдал? Не суши
мозги, не твое это теперь дело. Теперь твои дела - наши.
- Да какие дела? Вы что, парни?..
Брюнет дернул углом губ. Кулак конвоира дважды врезался в спину
Мерецкова в области почек. Колени подломились от нестерпимой боли. Сильным
рывком за волосы его поставили на ноги. Мерецков обмяк, делая вид что -
все, сломался.
- Ты это не темни. Тут власти, кроме нас, нету. Здесь и самый крутой
ОМОН не достанет, так что придется тебе жизнь заслужить. В случае чего -
никто тебя здесь не найдет, да и искать не станет, не обольщайся.
Мерецков кивнул, но длинноносому этого было мало.
- Главное, не раздражай меня, а то сдохнешь раньше того срока, что
тебе Господь отмерил. А как по твоим злодействам - то давно пора. Кто-кто,
а мы-то знаем, сколько ты крови попил!
И снова удар по почкам. Еще один - в печень.
- И помни - на земле нет места лжи, всякое тайное станет явным рано
или поздно. Ради этого и мы живем, так что зря ты нас "крысами подземными"
величаешь. Мы ведь и загрызть можем, а нужно - и наверху достанем.
- Знаю. - Мерецков лихорадочно соображал, с кем из "верных"
приходилось толковать об обитателях катакомб, кто подставил его под удар
и, в конечном счете, - чего от него хотят.
По лицу брюнета, освещенному тусклым светом, нельзя было ничего
прочитать. Слова он цедил монотонно, без всякого чувства.
- Избаловались вы там наверху со своими... белыми. С дерьмом этим. А
мы в темноте живем, в черноте. Знаешь, как в Америке, в гетто. Ты-то
помнишь, как к власти пришел? Вот и мы будем резать, духу хватит. А вот
информации кое-какой нам недостает. Но это не беда, ты нам поможешь. И не
брыкайся, не в прокуратуре.
Так вот откуда ниточка потянулась! Неужели уже и эти, законники
хреновы, подземную сволоту оседлали? Надо держаться до последнего,
цепляться за малейший шанс. Информация! Ясно-понятно, чужими руками
прокуратура подгребает или кто там за ними стоит.
- Трудно думаешь, Костя. Так, помолчав, и помереть недолго. Иди-ка
сюда.
В дальнем углу, рядом с камином, в глаза бросились темные пятна на
полу, какие-то потеки и отвратительные сгустки. На стене висели неясного
назначения инструменты, камин чадил, время от времени выбрасывая длинный
багровый язык пламени, и тогда тьма отступала. Так вот оно что! - осенило
Мерецкова, и сейчас же стало понятно, откуда ползет этот сладковатый
смрад, из-за которого ему все время приходилось бороться с подкатывающей
тошнотой.
Брюнет пошевелил угли кузнечными щипцами, да так и оставил их
калиться в самом жару.
Корчить из себя героя Мерецков не собирался. Но и нельзя было
"потерять лицо", выказать смертельный ужас, затопивший сознание. В конце
концов, своим положением он обязан тому, что от природы был неплохим
психологом.
Помедлив, потоптавшись у огня, он, наконец, выдавил из себя, как бы
смирившись с неизбежностью:
- Вы бы хоть сказали, что вам нужно. Может, не стоило и огород
городить, сам бы пришел? Поговорить-то есть о чем, давно друг о друге
слышим. Не знаю, кто там что наплел, но я к вам всегда относился с
уважением, восхищался и дисциплиной, и тем, что живы у вас еще идеалы.
Большая редкость по нынешним временам. Полагаю, нам следовало бы подумать
о сотрудничестве, а поначалу хотя бы познакомиться.
Волосатый перестарок осклабился и отрекомендовался:
- Вот и ладно, Костя. Зови меня просто: Второй. А у парней номера
слишком длинные, чтобы ты их запомнил. Да и ни к чему. Какая тебе разница,
ведь не за этим пришли. Расскажи-ка нам, Костя, все подчистую о своей
системе налогов. Чего ты корчишься? Может, до щипцов дело и не дойдет.
- Нет проблем. Вас интересуют, как я понял, суммы, которые
выплачивают... собственно, даже и не мне... но... я ничего не собираюсь
скрывать.
- Ей-богу, сынок, и не стоит. Я ведь люблю по словечку вытягивать,
постепенно, мало-помалу. Начнем с ноготков... потом коленочки... - мягким
тенорком заговорил, казалось, сгусток мрака слева у стены. На свет из-за
спины охранника выступила фигура, которая могла бы показаться комической,
если бы не скальпель, зажатый в худой, перевитой узлами вен руке старика,
да длинная сверкающая игла - в другой. Легкий венчик пушистых седых волос
обрамлял плешь, казавшуюся в полумраке присыпанной древесной трухой.
Согбенный и хилый, словно нищий со старинной гравюры, старик вместе с тем
буквально изучал опасность.
- Мальчик не хочет говорить? Ох, грехи наши тяжкие... А косточки
хороши у него, нежные косточки... В самый раз...
Приплясывая и паясничая, старик понемногу приближался. Игла в его
руке выписывала немыслимые кривые, тянулась к Мерецкову, которого внезапно
зажали между собой конвоиры и рывком швырнули в кресло. Еще миг - и его
руки намертво прикручены тонкими цепями к подлокотникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20