Возможно, это реакция после вчерашнего возбуждения, когда он два часа катался по кровати в приступе ярости.
Дело в том, что около четырех часов дня Элен нерешительно вошла в комнату и принялась вынимать из гардероба материнские вещи. Она перенесла платья и юбки к себе, затем освободила ящики комода.
— Что ты делаешь?
— То, что велела мама.
— Где она?
— Внизу.
— Скажи, что мне надо с ней поговорить.
Г-жа Гийом вошла так же, как утром. Как утром, она остановилась на пороге и отчеканила:
— Прошу не беспокоить меня без надобности. С сегодняшнего дня я буду спать в комнате Элен.
Потом закрыла дверь и ушла. Вечером Ж. П. Г., словно заключенному, принесли тарелку супа и овощи. Он швырнул все на пол, и Элен, присев на корточки, собрала осколки фаянса.
Теперь это прошло. Довольно портить себе кровь.
Он больше не хочет волноваться. Ж. П. Г, спокойно, по-мужски размышляет, глядя на задние стены домов и сады. В соседнем дворике женщина чистит обувь. Перед ней не менее дюжины пар всех фасонов.
Ж. П. Г, мысленно следует за дочерью по лестнице.
Она входит напуганная — откуда ей знать, что отец успокоился? — и ставит на ночной столик поднос с завтраком.
Ж. П. Г, не говорит ей ни слова. Он лишь отмечает про себя, что под передником на Элен выходное платье, дочь собирается к мессе.
— Тебе больше ничего не нужно? — робко осведомляется она.
— Нет.
Сидя на краю кровати напротив открытого окна, Ж. П. Г, один за другим макает оба рогалика в кофе.
Ночь он провел совершенно нелепую. Несколько часов ворочался в постели с такой сильной головной болью, что даже испугался — уж не заболел ли. Потом, когда рассвело, увидел сладостный сон — слишком насыщенный, чтобы полностью запомнить.
Пересказать этот сон Ж. П. Г, тоже не мог бы, но все образы, проходившие перед его глазами, были солнечными и радостным, все относились к одному и тому же периоду его жизни. Иллюзия была настолько правдоподобной, что Ж П. Г, ощущал даже запахи тех времен, опять, с фотографической четкостью, видел лица, которые считал навсегда забытыми. Перед ним, например, возник Итальянский бульвар около десяти утра в июне, когда в Париже разгар сезона, хотя все наводит уже на мысль об отпуске…
На нем канотье по последней моде, в руках трость с золотым набалдашником. Он идет медленно, останавливается у витрин с мужскими рубашками. Иногда оборачивается, заглядевшись на проходящую женщину, или следует за иностранцем, вышедшим из «Гранд-отеля», и несколько минут прикидывает, не клиент ли это для Польти. Снились ему также дни скачек и дамы в шляпах с широченными полями, но в узких — по контрасту — у щиколоток платьях.
«Человек, приходивший вчера, — из полиции», — пишет Антуан.
Теперь Ж. П. Г, находится в Ла-Рошели. Сегодня воскресенье. Жена выходит из ванной, спускается в столовую завтракать, зовет:
— Антуан! Пора!
— Иду.
Ж. П. Г, усмехается — с этим покончено. Он воображает, какое потрясение испытает вскоре его семья. Чтобы выиграть время, начинает умываться и бриться.
Он бесспорно изменился с тех времен, когда разгуливал по Большим бульварам, но у него все те же глаза и яркие сочные губы. Недаром в молодости тетка говаривала ему, что в его жилах, должно быть, течет кровь метисов.
После бритья Ж. П. Г, тщательно припудривает лицо, смачивает волосы одеколоном и тратит несколько минут на то, чтобы натянуть правый ботинок, не снимая с ноги повязку.
Внизу кончают завтракать. Выдвигается ящик, где лежат молитвенники и выходные перчатки.
— Поживее, Элен!
Ж. П. Г, притаился. Каждый звук доносится до него с исключительной отчетливостью, и Ж. П. Г, сразу угадывает происхождение этого звука. Каждое воскресенье все повторяется. Г-жа Гийом стоит на пороге, натягивая перчатки; Антуан ждет на тротуаре. А вот Элен постоянно задерживается — она ведь обязана обо всем позаботиться: поставить на огонь завтрак, прикрыть масло от мух.
— Идите, я сейчас, — кричит она.
Ж. П. Г, входит в комнату дочери, смотрит в окно и на середине безлюдного тротуара видит жену в черном шелковом платье Она идет размеренным шагом, оборачивается, машинально поглядывает на дом. Наконец выходит Элен, запирает дверь, догоняет мать и брата.
На улице распахиваются другие двери, из них выходят люди и тоже направляются к воскресной службе.
Голуби что-то выклевывают из щелей между плитами мостовой.
Ж. П. Г, облегченно вздыхает. Теперь можно двигаться, шуметь. Он раскрывает все двери, достает из-под шкафа свой лучший чемодан, запихивает в него белье, костюм, пару обуви.
Вопрос с ногой по-прежнему не решен. Ж. П. Г, пробует снять повязку, не разбередив рану, но сразу же брызжет кровь.
— Тем хуже! — бурчит он.
Ж. П. Г, натягивает на повязку носок, потом надевает ботинок, слегка морщится от боли, но уже через несколько минут перестает ощущать ее.
Женщины проспали ночь вдвоем в постели Элен.
Ж. П. Г, с усмешкой смотрит на ночную рубашку жены, висящую на медном шаре кровати.
Он редко чувствовал в себе такую легкость, как сегодня. Он действует, словно подстраиваясь к ритму колоколов, вновь звонящих к воскресной службе. Может быть, сегодня какой-нибудь праздник? Недаром небо такое чистое, воздух искрится.
В мозгу Ж. П. Г., во всем его существе сливаются воедино два периода: годы жизни с Мадо и время выставки в Льеже, водяного каскада, нового автомобиля Польти.
После стольких лет он опять окунется в ту же самую атмосферу.
«Нужно купить себе другие костюмы», — решает Ж. П. Г., завязывая перед зеркалом галстук.
Гардероб у него совершенно немыслимый: пиджаки слишком длинные, прямые, тяжелые. Он купит также мягкую шляпу серебристо-голубого цвета, какие носят теперь молодые люди.
Неясно лишь одно — где раздобыть денег. Позавчера он свалял дурака, отдав жене две тысячи франков. Ж. П. Г, спускается в столовую и выдвигает ящик, где лежит коробка из-под галет — в ней обычно хранят наличные.
Коробка пуста! Ж. П. Г, нервничает, нетерпеливо заглядывает в другие ящики, безуспешно ищет в гостиной. Потом возвращается в спальню, обшаривает комод, платяной шкаф. У жены мания прятать ценные вещи в самых неожиданных местах — под рубашки, на шкаф.
Куда она могла деть две тысячи франков? Из дома она не выходила, следовательно, в банк не отнесла.
Ж. П. Г, в панике. Он не может бежать без денег, а в бумажнике у него и двухсот франков не наберется.
«Я забыл о сбережениях детей», — говорит он себе.
У каждого из них свои сбережения, распорядиться которыми он имеет полное право. Элен складывает свои в коробку из папье-маше и держит ее, должно быть, в платяном шкафу. Ж. П. Г, находит коробку, которая запирается на ключ. Она черного цвета, на крышке большие золотые птицы.
Ж. П. Г, хватает с туалета щипцы для завивки и взламывает замок. Первое, что попадается ему на глаза, — портрет молодого человека. Ж. П. Г, не знает его, но не сомневается, что это именно тот, кто бросает письма в подвальное окошко.
Он довольно красив и тоже очень смугл. Лет ему не больше девятнадцати. Под портретом лежат разные бумаги, преимущественно письма от подруг. Наконец Ж. П. Г, обнаруживает деньги — франков шестьсот. Он засовывает их в карман, даже не потрудившись положить коробку на место.
Теперь к Антуану!
Комната сына более темная: в ней почти не бывает солнца. Черная эмалированная кровать. На дубовом столе раскрытые тетради, а в ящике Ж. П. Г. находит свой старый бумажник, где у Антуана хранится триста франков.
Время идет. Месса давно началась. Ж. П. Г, спрашивает себя, ничего ли он не забыл, нет ли в доме вещи, которую легко унести, а главное, легко продать. Нет!
Жена носит все свои драгоценности на себе.
Ж. П. Г, поднимает свой нетяжелый чемодан. Внизу неизвестно отчего — ему хочется заглянуть в кухню. Он вдыхает знакомый запах варящейся в кастрюле курицы; приподнимает даже крышку, потом проходит через столовую и гостиную…
Если он ни с кем не хочет встретиться, времени у него в обрез. План намечен. Ж. П. Г, предусмотрел все малейшие детали, даже возможность слежки или ареста.
Эта уверенность приводит его в прекрасное настроение: теперь он ничего не боится.
План подсказан ему поведением доктора Дигуэна, который последние дни считает его душевнобольным.
А душевнобольных в тюрьму не сажают! В худшем случае, помещают в специальную лечебницу.
К счастью, в Гвиане Ж. П. Г, однажды ударили железной палкой по голове, и он три месяца пробыл в лазарете.
Запись о пребывании там еще можно отыскать, к тому же под волосами доныне сохранился широкий рубец.
Ж. П. Г, открывает последнюю дверь и на мгновение цепенеет у нагретого солнцем порога. По тротуару проходят двое мужчин с удочками.
Ж. П. Г, закрывает привычно скрипнувшую дверь. С чемоданом в руке идет в сторону, противоположную церкви и плацу.
Он чуточку недоволен этим. Хорошо бы, словно совершая паломничество, завернуть в кафе «Мир» и выпить в прокладном зале рюмку, нет, лучше две, перно.
Но он не имеет права подвергать себя риску быть замеченным. Он в отпуске, и все тут. Ж. П. Г, скорее бежит, чем идет. Ему хочется пить, но он обязан думать о своей безопасности.
В церкви, должно быть, уже возносят святые дары.
Теперь только от проповеди зависит, скоро ли кончится служба.
Ж. П. Г, минует квартал Жерико-ла-Тромпет и ждет автобус недалеко от железнодорожного полотна. Сесть в поезд в самой Ла-Рошели он не хочет — на вокзале его обязательно заметят.
Он доедет сначала до Марана — это в 20 километрах отсюда. Автобус набит крестьянками в черном, в нем едет также очень шумная футбольная команда. Машина катит по равнине, останавливается перед церквями, откуда выходят верующие, и перед кабачками, где играют в русский бильярд.
Все говорят одновременно, гудит мотор, скрипят тормоза, и в окна врывается сельский шум, шум природы, каждая частица которой живет своей напряженной жизнью.
Ж. П. Г, не поинтересовался расписанием поездов. В Маране он узнает, что до Люсона выгоднее ехать автобусом; так он и поступает, предварительно выпив в бистро полбутылки белого вина.
Ему жарко. Это уже не весна, а лето. Солнечные лучи бьют сквозь стекло прямо в затылок, и Ж. П. Г, прикрывается платком, веером засунув его под шляпу.
Большинство магазинов в Люсоне закрыто. У бензоколонок вереницы машин. На вокзале Ж. П. Г, покупает билет до Ниора: там он сможет наконец сесть на скорый «Бордо — Париже.
Такого дня еще не было в его жизни. Например, он проводит неповторимый час в вагоне-ресторане, сидя напротив хорошо одетой девушки, которой дважды передает горчицу и соль. Он не ухаживает за нею, но соседство с ней все равно приводит его в восхищение.
Что скажет жена, обнаружив, что спальня пуста?
Неужели она настолько подлая, что предупредит полицию?
«Держу пари, она бросится туда, где прячет две тысячи франков», — думает Ж. П. Г.
И бросится, не успев даже сунуть молитвенник в ящик стола и снять перчатки!
За едой он выпивает еще полбутылки бордо, затем, когда официант проносит мимо золоченые графинчики, позволяет себе рюмку шартреза. В поезде нет вагонов третьего класса, и Ж. П. Г, едет во втором. Находит на скамейке юмористические журналы и просматривает их от корки до корки.
Поезд идет очень быстро. Ж. П. Г, никогда не ощущал так быстроту движения. Она вызывает в нем восторг, опьянение. По вагонным стеклам, словно струи дождя, скатываются потоки солнечного света.
Поезд минует усеянную лодками Луару. На мачтах развеваются флажки — очевидно, сегодня состязания рыболовов. В какой-то деревне, мимо которой проносятся вагоны, по улице шествует грохочущий духовой оркестр.
Ж. П. Г, никогда не бывал в лечебницах, но представляет себе, как там все выглядит. В палатах, выкрашенных белой эмалью, образцовая чистота. Сестры, ухаживающие за больными, тоже в белом. За окнами обязательный парк, на худой конец, большой сад;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17