Она ли это была? Владелец гаража уверял, что в машине не было женщины.
Наконец, в пять — звонок из Монлери. Машина кружила по автодрому, словно при испытании на скорость, и вдруг остановилась из-за прокола шины. Полицейский совершенно случайно спросил у водителя права. У него их не оказалось.
Это был Джеймс, один! Ждали распоряжения Мегрэ — отпустить его или арестовать.
— Новые шины! — причитал доктор. — В первый же день! Я начинаю думать, что он сумасшедший… Или пьян, как всегда. Он попросил у Мегрэ разрешения сопровождать его.
Глава 6
Торг
Они сделали круг, чтобы зайти в кабачок за бродягой, который, оказавшись в машине, повернулся к хозяину и подмигнул, как бы говоря: «Видите, с каким почтением со мной обращаются, каково, а!».
Он сидел на откидной скамеечке, напротив Мегрэ. Окно было опущено, и он еще имел нахальство поломаться:
— Вы не возражаете, если закрыть? Из-за моего легкого, хорошо?
В этот день на автодроме не было гонок. Только на трассе, перед пустыми скамьями, тренировалось несколько спортсменов. От этого автодром казался еще громаднее.
Машина стояла в стороне, а перед ней склонились жандарм и человек в кожаном шлеме.
— Вот по этой дорожке, — сказали комиссару.
Виктор особенно заинтересовался болидом, вращавшимся со скоростью километров двести в час; на сей раз он сам опустил стекло и высунулся наружу.
— Это моя машина! — крикнул доктор. — Только бы…
Рядом с мотоциклистом, занимавшимся ремонтом, они увидели Джеймса, который совершенно невозмутимо, держась рукой за подбородок, давал советы механикам. Увидев Мегрэ в сопровождении еще двоих, он поднял голову и пробормотал:
— Как, уже?
Потом с ног до головы осмотрел Виктора, удивленно, явно недоумевая, что он тут делает.
— Кто это?
Если Мегрэ и возлагал надежды на эту встречу, то ему пришлось теперь разочароваться. Виктор, едва взглянув на англичанина, продолжал следить за машиной. Доктор уже раскрыл дверцы своего автомобиля, чтобы убедиться, что все в порядке.
— Вы давно здесь? — буркнул Мегрэ, повернувшись к Джеймсу.
— Сам не знаю… Пожалуй, довольно давно, да…
Уж слишком он был невозмутим. Несомненно, он только что увел из-под носа у полиции жену и мальчишку. Из-за него вся жандармерия Сены и Уазы на чрезвычайном положении.
— Не бойтесь, — сказал он доктору, — только шина пострадала. Остальное все цело. Хорошая машина. Разве что чуть тяжеловато трогается с места.
— Это Бассо попросил вас вчера забрать жену и сына?
— Вы прекрасно знаете, мой милый Мегрэ, что на подобные вопросы я не могу отвечать.
— И вы, конечно, не можете сказать, куда вы их отвезли.
— Согласитесь, что на моем месте…
— Во всяком случае, вы это здорово обставили, даже профессионал не додумался бы.
— О чем это вы?
— Об автодроме! Госпожа Бассо в безопасности. Но лучше, чтобы полиция не сразу обнаружила машину. Дороги охраняются. Тогда вы вспомнили об автодроме! И ездите, ездите…
— Клянусь, мне давно хотелось…
Но комиссар уже не слушал его, он бросился к доктору, собравшемуся менять колесо.
— Простите! До особого приказа машина остается в распоряжении полиции.
— Что? Моя машина? Я-то что сделал?
Протестовать было бесполезно. Машину заперли в боксе, и Мегрэ унес ключ. Полицейский ждал указаний. Джеймс курил сигарету. Бродяга, не отрываясь, следил за болидом.
— Уведите этого, — проговорил Мегрэ, показывая на него. — Посадите его в дежурку Сыскной полиции.
— А меня? — спросил Джеймс.
— Вам по-прежнему нечего мне сказать?
— Особо нечего. Поставьте себя на мое место!
Мегрэ сердито повернулся к нему спиной.

В понедельник пошел дождь, что очень обрадовало Мегрэ, потому что серые тона больше гармонировали с его настроением и предстоящей работой.
Прежде всего доклады о вчерашних событиях; доклады, которые должны охарактеризовать расстановку сил, использованных комиссаром.
В одиннадцать часов два эксперта из Сыскной полиции заехали за ним на такси, и все трое отправились на автодром, где Мегрэ оставалось только следить за работой своих компаньонов.
Известно, что доктор проехал всего шестьдесят километров на машине, только что сошедшей с конвейера. На счетчике стояло двести десять. Пробег по автодрому оценивался километров в пятьдесят.
Значит, Джеймс сделал по дорогам километров сто. От Морсанга до Монлери не больше сорока по прямой. Теперь осталось нанести на карте возможные места проезда машины.
На долю экспертов выпала кропотливая работа. Шины тщательно очистили, пыль и мелкие кусочки просмотрели через лупу, кое-что отложили для дальнейшего анализа.
— Свежий гудрон, — объявил один из них.
Другой по специальной карте министерства мостов и дорог отыскивал в очерченном районе места, где ведутся ремонтные работы.
Мест таких было несколько, в разных направлениях. Первый эксперт продолжал:
— Кусочки известняка…
Карта генерального штаба добавилась к уже имеющимся двум. Мегрэ, насупившись, ходил взад-вперед и курил. На дороге к Фонтенбло нет кальция, зато между Ла-Ферте-Але и Арпажоном…
— Хлебные зерна в углублениях шины.
Улики накапливались. Карты пестрели синими и красными пометками.
В два часа позвонили мэру Ла-Ферте-Але, чтобы спросить, есть ли в городе какое-нибудь/предприятие, использующее сейчас портландский цемент, и может ли он оказаться на дороге. Ответ получили только в три:
«Для реконструкции мельниц Эсона используется портландский цемент. Цементная пыль имеется на шоссе между Ла-Ферте-Але и Арпажоном».
Одна позиция завоевана. Известно, что машина проехала там; кроме того, несколько предметов эксперты унесли с собой — для более тщательного изучения в лаборатории.
Разложив карту, Мегрэ пометил все населенные пункты в районе, где могла проезжать машина, предупредил жандармерии и муниципалитеты.
В четыре он вышел из своего кабинета, решив допросить бродягу, которого не видел со вчерашнего дня и который находился в комнате предварительного заключения Сыскной полиции, расположенной под лестницей. Но пока он спускался, ему пришла в голову одна идея. Он вернулся к себе, чтобы позвонить в контору Бассо бухгалтеру.
— Алло! Говорят из полиции! Вы не скажете, какой банк вас обслуживает? Северный банк на бульваре Хауссман? Спасибо.
Он поехал в банк и представился директору. Пять минут спустя у Мегрэ была еще одна улика. В то самое утро, около десяти часов, Джеймс подошел к окошечку и получил триста тысяч франков по чеку, выданному Марселем Бассо. Чек был подписан четыре дня тому назад.

— Шеф! Тот тип внизу требует вас к себе. Кажется, он собирается сообщить вам нечто важное.
Мегрэ устало спустился по лестнице, вошел в камеру, где на скамейке, поставив локти на стол и зажав ладонями лицо, сидел Виктор.
— Слушаю тебя!
Заключенный быстро поднялся и, раскачиваясь с ноги на ногу, насмешливо начал:
— Ничего не нашли, ведь так?
— Что дальше?
— Сами видите, что ничего не нашли! Я не глупее других. Так вот, сегодня ночью я все обдумал…
— Решил заговорить?
— Погодите! Сначала договоримся… Не знаю, правда ли, что Ленуар раскололся, но во всех случаях, если это и так, он не все вам сказал. Без меня вы никогда ничего не найдете, факт! Вы уже запутались! Дальше хуже будет! Ну, так я вот что вам скажу: такой секрет стоит денег. Больших денег! А если я найду убийцу и пригрожу донести все полиции… Думаете, он не выложит, сколько я захочу?
У Виктора был восторженный вид забитого человека, привыкшего гнуть шею и вдруг почувствовавшего свое могущество. Всю жизнь он был не в ладах с полицией. И вот теперь вообразил, что занимает выгодную позицию! Слова его сопровождались заученными жестами, многозначительными взглядами.
— Вот так-то! Чего ради я стану говорить, зачем мне пакостить парню, который мне ничего плохого не сделал? Хотите упрятать меня в тюрьму за бродяжничество? Забываете о моем легком! Меня отправят в больницу, а потом — в санаторий!
Мегрэ молча смотрел на него в упор.
— Что скажете о тридцати тысячах франков? Не дорого! Только-только спокойно дожить до конца, а этого недолго ждать. Тридцать бумажек — что они государству?
Он решил, что они у него уже в кармане. Он ликовал. Приступ кашля заставил его замолчать, на глазах выступили слезы, которые можно было принять за слезы триумфа.
Он считал, что перехитрил всех! Он считал себя сильным!
— Последнее мое слово! Тридцать тысяч — и я расскажу все! Вы хватаете этого типа! Вас повышают по службе! Вас превозносят в газетах! Иначе — ничего! Не советую вам трогать его. Не забывайте, что было это больше шести лет тому назад и что имелось только двое свидетелей — Ленуар, который уже больше ничего не скажет, и я.
— Все? — спросил Мегрэ, продолжавший стоять.
— Считаете, дорого?
Спокойствие Мегрэ, бесстрастное выражение лица встревожили бродягу.
— А вы меня не испугаете… Он попытался засмеяться.
— Эта музыка мне давно знакома! Вы даже можете заставить меня обработать. Ну уж извините, тогда посмотрите, что я порасскажу. В газетах прочтут, что несчастный, у которого только одно легкое…
— Кончил?
— И не рассчитывайте, что справитесь в одиночку. Поэтому я говорю, что тридцать тысяч — это…
— Ну, все?
— Во всяком случае, не надейтесь, что я буду вести себя, как дурак. Даже если вы меня выпустите, я не так глуп, чтобы бежать к этому типу, писать ему или звонить.
Голос его теперь стал другим. Виктор терял почву под ногами. Он пытался сохранить самообладание.
— В первую очередь, я требую адвоката. Вы не имеете права держать меня здесь больше двадцати четырех часов и…
Мегрэ выпустил облачко дыма, сунул руки в карманы и вышел, сказав сторожу: «Заприте!».
Он был в бешенстве! Оставшись один, он мог себе позволить перестать следить за выражением лица. Он был в бешенстве, потому что кретин этот здесь, совсем рядом, в его власти, потому что он знает все и ничего из него не вытянешь! Потому и не вытянешь, что кретин! Потому что он мнит себя великим умником!
Придумал ведь чем шантажировать! Шантажировать легким!
Не раз во время разговора комиссар готов был залепить ему оплеуху — это бы его немного отрезвило. Сдержался.
Он взялся не с того конца. Ни одна статья закона не давала возможности подступиться к Виктору!
Тип, репутация которого известна, который всегда жил кражами и всяческими уловками? Но это не значит, что какое-нибудь другое преступление, раз не бродяжничество, не может позволить арестовать его.
Со своим легким он прав. Он разжалобит всех! Он выставит полицию в неприглядном свете! Колонки возмущенных статей появятся в разных газетах:
«Полиция избивает человека, находящегося при смерти!».
Вот он и требует преспокойненько тридцать тысяч франков! И он прав, заявляя, что его вынуждены будут отпустить.
— Откроете дверь сегодня ночью, около часу. Скажете бригадиру Люка, чтобы отправился за ним и не спускал с него глаз.
Мегрэ с силой сжал трубку зубами. Бродяга все знает, ему достаточно слово сказать!
А ему приходится строить гипотезы на ничем не связанных, зачастую противоречивых догадках.
— В кафе Ройяль, — бросил он шоферу такси.
Джеймса не было там. С пяти до восьми он тоже не появился. В банке, где он работает, сторож сказал, что он ушел после закрытия, как обычно.
Мегрэ съел кислую капусту на обед и около половины девятого позвонил к себе.
— Заключенный не спрашивал меня?
— Спрашивал! Он сказал, что взвесил все и что последняя цифра — двадцать пять тысяч, но больше он не сбавит ни копейки. При этом он не преминул отметить, что человеку в его состоянии дают хлеб без масла и что температура в камере не больше шестнадцати градусов.
Мегрэ повесил трубку, побродил немного по бульварам, а когда стало темнеть, поехал на улицу Шампионе, к Джеймсу домой.
Дом его был громадный, словно казарма, с недорогими квартирами, где живут служащие, коммивояжеры, мелкие рантье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15