Он знал здешние обычаи — первым всегда уходит мужчина, давая женщине время привести себя в порядок.
— Проводите меня в комнату, которую они занимали. Лапуэнт, присмотри, чтобы никто не удрал. Так где эта комната?
— На втором этаже, розовая.
Стены на лестнице были обшиты деревянными панелями, перила украшены резьбой, пушистый бледно-голубой ковер перетянут медными прутьями на каждой степеньке.
— Когда я увидела, что вы приехали…
— Понятно, вы же стояли у глазка…
— Конечно, стояла. А что тут такого? Разве я не должна знать, что там происходит? Так вот, как только я вас узнала, сразу смекнула: без неприятностей не обойдусь.
— Значит, его фамилия вам известна?
— Известна.
— И фамилия его спутницы?
— Нет, только имя — Анна-Мари. Но я звала ее Кузнечиком.
— Почему?
— Она какая-то нескладная, долговязая.
— Где же она?
— Я вам сказала — ушла.
— А я вам говорю — лжете.
Госпожа Бланш открыла дверь, и Мегрэ увидел комнату, под обоями которой наверняка была звуконепроницаемая прокладка. Горничная меняла белье на кровати под балдахином. На столике — наполовину опорожненная бутылка шампанского и два бокала. На одном из них алел след губной помады.
— Ну вот, теперь вы сами видите, что…
— …что ее нет ни здесь, ни в ванной. Сколько еще комнат в доме?
— Восемь.
— Есть занятые?
— Нет. Обычно клиенты приезжают в конце дня, а то и поздно вечером. Я как раз поджидала одного к девяти часам. Вероятно, он издали заметил толпу возле парадного и…
— Показывайте другие комнаты.
На втором этаже их было четыре. Все они были обставлены в стиле Второй империи: громоздкая мебель и уже успевшие полинять портьеры.
— Убедились, что никого нет?
— Пойдем дальше.
— Ну что ей делать на третьем этаже?
— А все-таки посмотрим.
Две первые комнаты верхнего этажа также были пусты, но в следующей на пуфе, обитом бархатом гранатового цвета, сидела девушка. Чувствовалось, что все в ней напряжено: она мгновенно вскочила, высокая, худая, с едва заметной грудью и узкобедрая.
— Кто это? — спросил Мегрэ.
— Мадемуазель ждет клиента, о котором я говорила.
— Вы ее знаете?
— Нет.
Девушка недоуменно пожала плечами. Ей было не больше двадцати, и она старательно делала вид, будто ей на все плевать.
— Он так или иначе узнает, кто я. Ведь вы из полиции?
— Я комиссар Мегрэ.
— Шутите? — Девушка посмотрела на него с любопытством. — Вы сами расследуете это дело?
— Как видите.
— Он умер?
— Да.
— Зачем же вы солгали, что он только ранен? — с упреком обратилась она к госпоже Бланш.
— Откуда мне было знать? Я к нему не подходила.
— Ваше имя, мадемуазель?
— Анна-Мари Бутен, личный секретарь Шабю.
— Вы часто бывали здесь?
— Почти каждую неделю, и всегда по средам. В этот день меня пораньше отпускали со службы. Считалось, что я хожу на курсы английского языка.
— Спуститесь вниз, — буркнул Мегрэ.
Ему было не по себе от этих пастельных тонов и затененных ламп, делавших лица какими-то расплывчатыми.
Они спустились в гостиную. С улицы доносились голоса и звуки то приближавшихся, то удаляющихся шагов. По Парижу гулял резкий холодный ветер, а в доме стояла тяжелая духота, как в оранжерее, там и тут из китайских ваз торчали стебли огромных зеленых растений.
— Что вам известно об убийстве?
— Только то, что рассказала мадам. — Анна-Мари повернулась в сторону Бланш. — Кто-то внизу стрелял в Шабю и ранил его. Из дома напротив выбежала привратница и сразу вызвала полицию, которая явилась через несколько минут. — (Полицейский участок находился неподалеку, на авеню Вилье.) — Он умер сразу?
— Да.
Мегрэ заметил, что девушка немного побледнела. Но не заплакала. Ее состояние походило на шок. Голосом, лишенным всякого выражения, она добавила:
— Я хотела сразу же уехать, но мадам не позволила.
— Почему, Бланш?
— Она могла нарваться на комиссара, приехавшего до вас. Я предпочла задержать ее и оградить свой дом от скандала. Если об этой истории заговорят газеты, мне наверняка придется прикрыть дело.
— Расскажите подробнее, Бланш, что именно вы видели. Где стоял стрелявший?
— Между машинами, как раз напротив двери.
— Вы хорошо его разглядели?
— Нет, уличный фонарь далеко. Я различила только фигуру.
— Это был человек высокого роста?
— Нет, скорее среднего. Широкоплечий, в темном. Он выстрелил три или четыре раза, я не считала. Господин Шабю поднес руку к животу, покачнулся и упал ничком.
Мегрэ наблюдал за девушкой. Признаков горя она не проявляла, хотя и казалась несколько подавленной.
— Вы его любили?
— Что вы имеете в виду?
— Давно вы его любовница? Ее как будто удивили эти слова.
— Все было не совсем так, как вы себе представляете. Если я была нужна, он давал понять. Но никогда не говорил о любви… И я тоже не думала о нем, как думают о любимом.
— В котором часу вас ждут дома?
— Между половиной десятого и десятью.
— Где вы живете?
— На улице Коленкур, у площади Константэн-Пекер.
— А где находится контора Шабю?
— На набережной Шарантон, за складами Берси.
— Вы будете там завтра утром?
— Да.
— Вы мне понадобитесь. Лапуэнт, проводи мадемуазель до метро, чтобы к ней не приставали репортеры — возможно, они успели уже что-нибудь пронюхать.
Мегрэ перекатывал на ладони трубку, словно не решаясь набить ее и раскурить в этой обстановке. Но кончил тем, что все же закурил.
Госпожа Бланш, скрестив руки на круглом животе, спокойно поглядывала на комиссара, как человек, которому решительно не в чем себя упрекнуть.
— Вы уверены, что не узнали стрелявшего?
— Готова поклясться.
— Случалось вашему клиенту приезжать сюда с замужними женщинами?
— Полагаю, что да.
— Часто?
— То чуть ли не ежедневно, то дней через десять — пятнадцать.
— Спрашивал его сегодня кто-нибудь по телефону?
— Нет.
Мегрэ вышел на улицу. Комиссар округа и врач уже уехали. Мороз все крепчал. Санитары из института судебной медицины, уложив труп на носилки, втаскивали их в крытую машину. Эксперты уголовного розыска тоже усаживались в свой грузовичок.
— Что-нибудь нашли?
— Четыре пустые гильзы. Калибр шесть тридцать пять.
Мелкий калибр. Дамский или любителький пистолет, из которого надо стрелять чуть ли не в упор…
— Газетчики уже были?
— Двое, но быстро смотались. Торопились дать материал для провинциальных выпусков.
Инспектор Фурке терпеливо ждал. Он приплясывал от холода.
— Шабю вышел из этого дома?
— Да, — проворчал Мегрэ.
— Сообщите что-нибудь для печати?
— Постараюсь по возможности избежать этого. Его личные документы и бумажник у вас?
Фурке вынул из кармана и передал Мегрэ бумаги убитого.
— Тут есть его адрес?
— Площадь Вогезов. Вы намерены предупредить жену?
— Конечно. Нехорошо, если она узнает обо всем из утренних газет.
На углу авеню Вилье виднелся вход в метро «Мальзерб», со стороны которого к ним торопливо подходил Лапуэнт.
— Благодарю за звонок, Фурке. Простите, что так долго держал вас на морозе. Ну и холодище сегодня.
Мегрэ втиснулся в маленькую, но теплую машину. Вернувшийся Лапуэнт сел за руль и вопросительно посмотрел на шефа.
— Площадь Вогезов.
Дорогой молчали. Снежная пыль запорошила решетку парка Монсо с ее позолоченными остриями. Проехав Елисейские поля, свернули на набережную и вскоре достигли дома Шабю.
Проходя мимо привратницкой, Мегрэ бросил:
— К госпоже Шабю.
Их ни о чем не спросили. Мегрэ с инспектором остановились на втором этаже у массивной дубовой двери, где красовалась медная дощечка с выгравированной надписью: «Оскар Шабю». Было еще только половина одиннадцатого. Комиссар позвонил. Немного погодя дверь отворилась, и молодая горничная в фартуке и батистовом чепчике вопросительно посмотрела на пришельцев. Это была хорошенькая брюнетка, черное шелковое платье выгодно подчеркивало ее формы.
— Госпожа Шабю дома?
— Как прикажете доложить?
— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.
— Минутку.
Из комнат доносились не то звуки радио, не то телевизора. Какие-то голоса переговаривались между собой. Возможно, показывали спектакль. Вдруг все смолкло, и мгновение спустя появилась женщина лет под сорок в пеньюаре изумрудного цвета. Лицо ее выражало удивление и беспокойство. Красивая, грациозная, она приятно поражала изяществом движений.
— Прошу, господа.
Хозяйка провела их в просторную гостиную. У телевизора, который, видимо, только что выключили, стояло кресло.
— Садитесь, пожалуйста. Уж не случилось ли что-нибудь с мужем?
— К сожалению, сударыня.
— Он ранен?
— Увы, наша весть еще прискорбнее.
— Вы хотите сказать…
Мегрэ утвердительно кивнул головой.
— Бедный Оскар. — Она не заплакала, только понурила голову. — Он был один в машине?
— Речь идет не о дорожной катастрофе. В него кто-то стрелял.
— Женщина?
— Нет, мужчина.
— Бедный Оскар! — повторила госпожа Шабю. — Где это произошло? — И видя, что Мегрэ заколебался, сочла нужным добавить: — Не бойтесь, говорите прямо: я ведь знала все. Мы давно разлюбили друг друга. Не сохранилась даже супружеская близость. Для меня он оставался лишь добродушным малым. Я видела в Оскаре то, что он тщательно скрывал от других, — неуверенность в себе. А на людях он был заносчив, орал на них и с удовольствием грохал кулаком по столу.
— Вам известен дом на улице Фортюни?
— Да. Он возил туда всех своих любовниц. Я даже знакома с этой симпатичной госпожой Бланш: однажды мужу вздумалось показать мне это местечко. Я же говорю, мы оставались добрыми друзьями. С кем был он на этот раз?
— Со своей личной секретаршей.
— С Кузнечиком? Это он прозвал ее так. Так ее все и звали.
Лапуэнт во все глаза смотрел на госпожу Шабю, совершенно ошеломленный ее невозмутимостью.
— В него стреляли в самом доме?
— Нет, на тротуаре, в тот момент, когда он садился в машину.
— Преступник задержан?
— Успел убежать и скрыться в метро. Простите, сударыня, но раз уж вы в курсе любовных увлечений вашего мужа, не приходит ли. вам на память, кто мог особенно желать ему смерти?
— Да кто угодно, — обезоруживающе улыбнулась госпожа Шабю. — Любой из обманутых мужей, любая брошенная любовница. На свете есть еще ревнивцы.
— Он не получал угрожающих писем?
— Не думаю. Он был в интимных отношениях с женами некоторых наших приятелей, но я не вижу среди них ни одной, чей муж способен из ревности убить любовника. Не заблуждайтесь насчет Оскара. Он не был из породы пожирателей сердец. Скотом, несмотря на свою внешность, — тоже. Я, вероятно, удивлю вас, если скажу, что он был человек робкий и поэтому испытывал постоянную потребность в самоутверждении. И ничто его так не убеждало в своей полноценности, как сознание, что он может овладеть любой женщиной.
— И вы всегда были к нему так снисходительны?
— Первое время он все от меня скрывал. Потом я стала узнавать, что он спит то с одной, то с другой из моих подруг. Однажды я застала его врасплох с любовницей. Произошел долгий откровенный разговор, но мы остались друзьями. Теперь понимаете? Тем не менее смерть его большая потеря для меня. Мы так привыкли друг к другу. И мы любили друг друга.
— Он тоже не ревновал вас?
— Оскар предоставил мне полную свободу действий, но из мужского самолюбия старался не вникать в подробности моей личной жизни. Где находится тело?
— В институте судебной медицины. Я вынужден просить вас заехать туда утром, чтобы официально опознать убитого.
— Куда его ранило?
— В грудь и живот.
— Долго мучился?
— Смерть наступила почти мгновенно.
— Кузнечик была при этом?
— Нет. Господин Шабю вышел из дому первым.
— Значит, в ту минуту он был один?
— Да. У меня к вам еще просьба. Не составите ли вы к завтрашнему дню список своих приятельниц, которые могли состоять в интимной связи с вашим мужем?
— Вы убеждены, что стрелял мужчина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18