Он подошел к столу, протянув руку:
— Имею честь видеть комиссара Мегрэ? Мегрэ ограничился тем, что проворчал:
— Прошу садиться! — И, обогнув свой письменный стол, тоже опустился в кресло. — Если не ошибаюсь, вы занимаетесь изданием книг по искусству?
— Совершенно верно. Вам известна моя книжная лавка на улице Сент-Андре де Ар?
Мегрэ уклонился от ответа и задумчиво оглядел собеседника. Это был красивый мужчина, высокий, стройный, с густыми, гладко причесанными волосами. Серые костюм и пальто гармонировали с сединой, а на губах играла самодовольная улыбка, по-видимому, привычная.
В нем было какое-то сходство с породистым псом, например, со среднеазиатской овчаркой.
— Прошу простить, что беспокою, тем более, что мое сообщение не покажется вам особенно интересным. Я был другом Оскара Шабю…
— Знаю. Мне также известно, что в среду вы присутствовали на премьере фильма о Сопротивлении. Однако сеанс начался только в половине десятого, и у вас было достаточно времени, чтобы проделать путь от улицы Фортюни до Елисейских полей.
— Вы меня подозреваете?
— До выяснения дела все лица, имевшие отношение к Оскару Шабю, для нас более или менее подозрительны. Госпожу Бланш знаете?
Кокассон на мгновение задумался, но тут же решился:
— Да. Мне приходилось у нее бывать.
— С кем?
— С Жанной Шабю. Она знала, что ее муж завсегдатай этого дома свиданий, и ей самой хотелось посмотреть заведение.
— Значит, вы любовник госпожи Шабю?
— Да, был, и, надо полагать, не единственный.
— Когда прекратилась ваша связь?
— Вот уже примерно полгода, как мы не встречаемся.
— Вы бывали у нее на площади Вогезов?
— Да, когда муж уезжал по делам, а это случалось почти каждую неделю.
— Из-за этого вы решили со мной повидаться?
— Нет. Я только ответил на ваш вопрос. Я пришел затем, чтобы узнать, нашли ли вы письма.
Мегрэ, нахмурившись, взглянул на посетителя.
— Какие письма?
— Письма, адресованные лично Оскару Шабю. Не его деловую корреспонденцию. Полагаю, что он хранил их в надежном месте на площади Вогезов, может быть, на набережной Шарантон.
— Вам хотелось бы их заполучить?
— Видите ли, Мег… Это моя жена… Так вот, у нее мания писать длинные письма, где она выкладывает все, что взбредет в голову…
— Итак, вы хотите получить ее письма?
— У жены была довольно долгая связь с Оскаром. Я застал их, и, кажется, он был этим раздосадован.
— Он был в нее влюблен?
— Помилуй бог! Оскар никогда и ни в кого не был влюблен! Просто очередной номер в его донжуанском списке.
— Вы ревнивы?
— В конце концов я смирился со саоей участью.
— У вашей жены были и другие похождения?
— Не смею отрицать.
— Если я правильно понял, ваша жена была любовницей Шабю, а вы — любовником госпожи Шабю. Так, что ли? — В голосе Мегрэ звучала ирония, которой издатель, однако, не замечал. — И вы тоже писали на площадь Вогезов?
— Несколько раз.
— Госпоже Шабю?
— Нет, Оскару.
— Чтобы выразить неудовольствие по поводу его отношений с Мег?
— Нет. — Кокассон подошел к самому щекотливому вопросу и постарался принять развязный вид. — Вы, должно быть, не представляете, каково положение издателя книг по искусству. Клиентура очень ограничена, себестоимость невероятно высока. Каждое издание отнимает несколько лет и требует солидных капиталовложений. Вы понимаете, что без меценатов не обойтись!
— А Шабю был меценатом? — невинным голосом осведомился Мегрэ.
— Оскар был очень богат. Он прямо-таки греб деньги лопатой. Я и подумал, что он мог бы мне помочь…
— И написали об этом?
— Да.
— В то время, когда он был любовником вашей жены?
— Одно другого не касается.
— Это произошло после того, как вы их застали?
— Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.
— А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?
— Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.
— Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?
— Совершенно верно.
— С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?
— Да, если бы оказался в безвыходном положении.
— А разве ваше положение было безвыходное?
— Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.
— В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?
Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.
— Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.
— Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?
— Более или менее.
— Вы были очень настойчивы?
— Написал три-четыре письма.
— Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?
— Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.
— И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:
— Нет.
— Вы были разочарованы?
— Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.
— Он был черствый человек, не так ли?
— Черствый и высокомерный.
— Он ответил вам письмом?
— Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.
— И он вам ответил?
— По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: «Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!»
Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.
— Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.
— Иначе говоря, пока не найдутся письма?
— Неизвестно, в чьи руки они попадут.
— Вы встречались с Шабю после того вечера?
— Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.
— И вы ходили? — пробормотал Мегрэ с притворным восхищением. — Вы не очень-то злопамятны.
— А что оставалось делать? Шабю был скотиной, но в то же время был сильной личностью. В нашем кругу он унижал не только меня. У него была потребность чувствовать свое превосходство, к тому же он добивался, чтобы его любили.
— Значит, вы надеетесь, что я верну вам эти письма?
— Я предпочел бы, чтобы они были уничтожены.
— И ваши письма и письма вашей жены?
— Письма Мег могут показаться, я полагаю, слишком страстными, даже откровенно эротическими. Что до моих, то, как я уже говорил, их могут неверно истолковать.
— Я посмотрю, чем смогу вам помочь.
— Вы их уже нашли?
Мегрэ не ответил, встал и, давая понять, что разговор окончен, подошел к двери.
— Кстати, — спросил он, — у вас есть пистолет калибра шесть тридцать пять?
— У себя в магазине я держу пистолет. Он уже много лет лежит в одном и том же ящике, и я даже не знаю его калибра. Не люблю оружие.
— Благодарю вас. И еще один вопрос. Знали ли вы, что ваш друг Шабю бывал каждую среду на улице Фортюни?
— Знал. Нам с Жанной случалось этим пользоваться.
— Все. На сегодня хватит. Если понадобитесь, я вас вызову.
Кокассон удалился, гордо вскинув голову. Вернувшись к столу, комиссар снял трубку и попросил телефонистку соединить его с домом на площади Вогезов.
— Госпожа Шабю? Говорит комиссар Мегрэ. Простите, что беспокою, но в связи с разговором, который только что происходил у меня в кабинете, я должен задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста, но только покороче: я очень занята. Решено, что похороны будут завтра, в самом узком кругу.
— А церковный обряд состоится?
— Только краткая панихида и отпущение грехов… Я известила об этом лишь самых близких друзей и нескольких сотрудников мужа.
— В том числе Лусека?
— Я не могла поступить иначе.
— И Лепетра?
— Конечно. И личную секретаршу мужа, эту худенькую девушку, которую он называл Кузнечиком. На кладбище Иври мы поедем в трех машинах.
— Известно ли вам, где у вашего мужа хранилась личная переписка?
Последовала довольно долгая пауза.
— Представьте, я никогда об этом не думала и теперь пытаюсь сообразить. Оскар получал очень мало писем на домашний адрес. Ему чаще писали на набережную Шарантон. Вы имеете в виду какие-нибудь определенные письма?
— Ну, например, письма от друзей, от женщин.
— Если он их сохранял, они должны лежать в его личном сейфе.
— А где он находится?
— В гостиной, в стене за его портретом.
— У вас есть ключ?
— Вчера ваши люди доставили мне одежду, которая была на муже в среду. В одном из карманов оказалась связка ключей. Я заметила среди них ключ от сейфа, но потом об этом не думала.
— Не стану больше отнимать у вас время сегодня, но после похорон…
— Можете позвонить мне завтра, во второй половине дня.
— Настоятельно прошу вас ничего не уничтожать, ни малейшего клочка бумаги.
А вдруг ее охватит любопытство и ей уже сегодня захочется открыть сейф, чтобы взглянуть на эти пресловутые письма?..
Затем Мегрэ позвонил Кузнечику:
— Ну, как дела? В порядке?
— А почему бы им быть не в порядке?
— Я только что узнал, что вас пригласили на похороны.
— Действительно, пригласили, хоть и по телефону. Признаться, я этого не ожидала. Мне казалось, я ей неприятна.
— Скажите, есть у вас на набережной Шарантон сейф?
— Есть. На первом этаже. В комнате бухгалтерии.
— А у кого ключ?
— Ясно, у бухгалтера. Наверняка был и у патрона.
— Вы не знаете, хранил Шабю в этом сейфе свои личные бумаги, ну, скажем, письма?
— Не думаю. Получая частные письма, он тут же рвал их на клочки, либо совал в карман.
— Вам нетрудно на всякий случай справиться об этом у бухгалтера и сообщить мне? Я подожду у телефона.
Мегрэ воспользовался паузой, чтобы разжечь потухшую трубку. В конторе на набережной Шарантон послышались шаги, открылась и закрылась дверь, потом через несколько минут опять стук двери и шаги.
— Вы у телефона?
— Да.
— Я была права. В сейфе лежат только деловые бумаги и некоторая сумма наличных денег. Бухгалтер даже не знает, был ли у патрона ключ. Похоже, второй ключ находится у господина Лепетра.
— Благодарю вас.
— Вы тоже будете на похоронах?
— Вряд ли. Впрочем, меня никто не приглашал.
— Войти в церковь имеет право каждый.
Мегрэ повесил трубку. Голову по-прежнему ломило, но настроение было не таким мрачным, как утром. Поднявшись, комиссар пошел в комнату инспекторов, где Лапуэнт выстукивал на машинке свой рапорт. Печатал он двумя пальцами, но дело у него шло едва ли медленнее, чем у многих машинисток.
— У меня только чго был посетитель, — пробурчал Мегрэ. — Издатель книг по искусству.
— Чего ему надо?
— Хочет получить назад свои письма. С моей стороны непростительно было не подумать о личной корреспонденции Оскара Шабю. Среди них есть, конечно, весьма изобличительные. Например, от этого Кокассона, который требовал у него денег.
— За то, что виноторговец спал с его женой?
— Кокассон застал их на месте преступления. Правда, он со своей стороны тоже был связан с Жанной Шабю. Это только один случай. Думаю, что когда мы заполучим корреспонденцию, всплывут и другие.
— А где эти письма?
— Скорее всего в сейфе, который находится в гостиной у Шабю.
— Жена их не читала?
— Говорит, что и не думала об этом сейфе. Ключ попал к ней случайно: она нашла его в одежде, которая была на Оскаре Шабю в среду.
— Вы ей о них сказали?
— Да. И я уверен, что сегодня же вечером она их прочтет. Похороны назначены на завтра. Сначала в церкви Сен-Поль состоится панихида, затем три машины с самыми близкими поедут на кладбище Иври.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Имею честь видеть комиссара Мегрэ? Мегрэ ограничился тем, что проворчал:
— Прошу садиться! — И, обогнув свой письменный стол, тоже опустился в кресло. — Если не ошибаюсь, вы занимаетесь изданием книг по искусству?
— Совершенно верно. Вам известна моя книжная лавка на улице Сент-Андре де Ар?
Мегрэ уклонился от ответа и задумчиво оглядел собеседника. Это был красивый мужчина, высокий, стройный, с густыми, гладко причесанными волосами. Серые костюм и пальто гармонировали с сединой, а на губах играла самодовольная улыбка, по-видимому, привычная.
В нем было какое-то сходство с породистым псом, например, со среднеазиатской овчаркой.
— Прошу простить, что беспокою, тем более, что мое сообщение не покажется вам особенно интересным. Я был другом Оскара Шабю…
— Знаю. Мне также известно, что в среду вы присутствовали на премьере фильма о Сопротивлении. Однако сеанс начался только в половине десятого, и у вас было достаточно времени, чтобы проделать путь от улицы Фортюни до Елисейских полей.
— Вы меня подозреваете?
— До выяснения дела все лица, имевшие отношение к Оскару Шабю, для нас более или менее подозрительны. Госпожу Бланш знаете?
Кокассон на мгновение задумался, но тут же решился:
— Да. Мне приходилось у нее бывать.
— С кем?
— С Жанной Шабю. Она знала, что ее муж завсегдатай этого дома свиданий, и ей самой хотелось посмотреть заведение.
— Значит, вы любовник госпожи Шабю?
— Да, был, и, надо полагать, не единственный.
— Когда прекратилась ваша связь?
— Вот уже примерно полгода, как мы не встречаемся.
— Вы бывали у нее на площади Вогезов?
— Да, когда муж уезжал по делам, а это случалось почти каждую неделю.
— Из-за этого вы решили со мной повидаться?
— Нет. Я только ответил на ваш вопрос. Я пришел затем, чтобы узнать, нашли ли вы письма.
Мегрэ, нахмурившись, взглянул на посетителя.
— Какие письма?
— Письма, адресованные лично Оскару Шабю. Не его деловую корреспонденцию. Полагаю, что он хранил их в надежном месте на площади Вогезов, может быть, на набережной Шарантон.
— Вам хотелось бы их заполучить?
— Видите ли, Мег… Это моя жена… Так вот, у нее мания писать длинные письма, где она выкладывает все, что взбредет в голову…
— Итак, вы хотите получить ее письма?
— У жены была довольно долгая связь с Оскаром. Я застал их, и, кажется, он был этим раздосадован.
— Он был в нее влюблен?
— Помилуй бог! Оскар никогда и ни в кого не был влюблен! Просто очередной номер в его донжуанском списке.
— Вы ревнивы?
— В конце концов я смирился со саоей участью.
— У вашей жены были и другие похождения?
— Не смею отрицать.
— Если я правильно понял, ваша жена была любовницей Шабю, а вы — любовником госпожи Шабю. Так, что ли? — В голосе Мегрэ звучала ирония, которой издатель, однако, не замечал. — И вы тоже писали на площадь Вогезов?
— Несколько раз.
— Госпоже Шабю?
— Нет, Оскару.
— Чтобы выразить неудовольствие по поводу его отношений с Мег?
— Нет. — Кокассон подошел к самому щекотливому вопросу и постарался принять развязный вид. — Вы, должно быть, не представляете, каково положение издателя книг по искусству. Клиентура очень ограничена, себестоимость невероятно высока. Каждое издание отнимает несколько лет и требует солидных капиталовложений. Вы понимаете, что без меценатов не обойтись!
— А Шабю был меценатом? — невинным голосом осведомился Мегрэ.
— Оскар был очень богат. Он прямо-таки греб деньги лопатой. Я и подумал, что он мог бы мне помочь…
— И написали об этом?
— Да.
— В то время, когда он был любовником вашей жены?
— Одно другого не касается.
— Это произошло после того, как вы их застали?
— Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.
— А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?
— Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.
— Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?
— Совершенно верно.
— С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?
— Да, если бы оказался в безвыходном положении.
— А разве ваше положение было безвыходное?
— Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.
— В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?
Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.
— Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.
— Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?
— Более или менее.
— Вы были очень настойчивы?
— Написал три-четыре письма.
— Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?
— Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.
— И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:
— Нет.
— Вы были разочарованы?
— Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.
— Он был черствый человек, не так ли?
— Черствый и высокомерный.
— Он ответил вам письмом?
— Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.
— И он вам ответил?
— По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: «Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!»
Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.
— Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.
— Иначе говоря, пока не найдутся письма?
— Неизвестно, в чьи руки они попадут.
— Вы встречались с Шабю после того вечера?
— Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.
— И вы ходили? — пробормотал Мегрэ с притворным восхищением. — Вы не очень-то злопамятны.
— А что оставалось делать? Шабю был скотиной, но в то же время был сильной личностью. В нашем кругу он унижал не только меня. У него была потребность чувствовать свое превосходство, к тому же он добивался, чтобы его любили.
— Значит, вы надеетесь, что я верну вам эти письма?
— Я предпочел бы, чтобы они были уничтожены.
— И ваши письма и письма вашей жены?
— Письма Мег могут показаться, я полагаю, слишком страстными, даже откровенно эротическими. Что до моих, то, как я уже говорил, их могут неверно истолковать.
— Я посмотрю, чем смогу вам помочь.
— Вы их уже нашли?
Мегрэ не ответил, встал и, давая понять, что разговор окончен, подошел к двери.
— Кстати, — спросил он, — у вас есть пистолет калибра шесть тридцать пять?
— У себя в магазине я держу пистолет. Он уже много лет лежит в одном и том же ящике, и я даже не знаю его калибра. Не люблю оружие.
— Благодарю вас. И еще один вопрос. Знали ли вы, что ваш друг Шабю бывал каждую среду на улице Фортюни?
— Знал. Нам с Жанной случалось этим пользоваться.
— Все. На сегодня хватит. Если понадобитесь, я вас вызову.
Кокассон удалился, гордо вскинув голову. Вернувшись к столу, комиссар снял трубку и попросил телефонистку соединить его с домом на площади Вогезов.
— Госпожа Шабю? Говорит комиссар Мегрэ. Простите, что беспокою, но в связи с разговором, который только что происходил у меня в кабинете, я должен задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста, но только покороче: я очень занята. Решено, что похороны будут завтра, в самом узком кругу.
— А церковный обряд состоится?
— Только краткая панихида и отпущение грехов… Я известила об этом лишь самых близких друзей и нескольких сотрудников мужа.
— В том числе Лусека?
— Я не могла поступить иначе.
— И Лепетра?
— Конечно. И личную секретаршу мужа, эту худенькую девушку, которую он называл Кузнечиком. На кладбище Иври мы поедем в трех машинах.
— Известно ли вам, где у вашего мужа хранилась личная переписка?
Последовала довольно долгая пауза.
— Представьте, я никогда об этом не думала и теперь пытаюсь сообразить. Оскар получал очень мало писем на домашний адрес. Ему чаще писали на набережную Шарантон. Вы имеете в виду какие-нибудь определенные письма?
— Ну, например, письма от друзей, от женщин.
— Если он их сохранял, они должны лежать в его личном сейфе.
— А где он находится?
— В гостиной, в стене за его портретом.
— У вас есть ключ?
— Вчера ваши люди доставили мне одежду, которая была на муже в среду. В одном из карманов оказалась связка ключей. Я заметила среди них ключ от сейфа, но потом об этом не думала.
— Не стану больше отнимать у вас время сегодня, но после похорон…
— Можете позвонить мне завтра, во второй половине дня.
— Настоятельно прошу вас ничего не уничтожать, ни малейшего клочка бумаги.
А вдруг ее охватит любопытство и ей уже сегодня захочется открыть сейф, чтобы взглянуть на эти пресловутые письма?..
Затем Мегрэ позвонил Кузнечику:
— Ну, как дела? В порядке?
— А почему бы им быть не в порядке?
— Я только что узнал, что вас пригласили на похороны.
— Действительно, пригласили, хоть и по телефону. Признаться, я этого не ожидала. Мне казалось, я ей неприятна.
— Скажите, есть у вас на набережной Шарантон сейф?
— Есть. На первом этаже. В комнате бухгалтерии.
— А у кого ключ?
— Ясно, у бухгалтера. Наверняка был и у патрона.
— Вы не знаете, хранил Шабю в этом сейфе свои личные бумаги, ну, скажем, письма?
— Не думаю. Получая частные письма, он тут же рвал их на клочки, либо совал в карман.
— Вам нетрудно на всякий случай справиться об этом у бухгалтера и сообщить мне? Я подожду у телефона.
Мегрэ воспользовался паузой, чтобы разжечь потухшую трубку. В конторе на набережной Шарантон послышались шаги, открылась и закрылась дверь, потом через несколько минут опять стук двери и шаги.
— Вы у телефона?
— Да.
— Я была права. В сейфе лежат только деловые бумаги и некоторая сумма наличных денег. Бухгалтер даже не знает, был ли у патрона ключ. Похоже, второй ключ находится у господина Лепетра.
— Благодарю вас.
— Вы тоже будете на похоронах?
— Вряд ли. Впрочем, меня никто не приглашал.
— Войти в церковь имеет право каждый.
Мегрэ повесил трубку. Голову по-прежнему ломило, но настроение было не таким мрачным, как утром. Поднявшись, комиссар пошел в комнату инспекторов, где Лапуэнт выстукивал на машинке свой рапорт. Печатал он двумя пальцами, но дело у него шло едва ли медленнее, чем у многих машинисток.
— У меня только чго был посетитель, — пробурчал Мегрэ. — Издатель книг по искусству.
— Чего ему надо?
— Хочет получить назад свои письма. С моей стороны непростительно было не подумать о личной корреспонденции Оскара Шабю. Среди них есть, конечно, весьма изобличительные. Например, от этого Кокассона, который требовал у него денег.
— За то, что виноторговец спал с его женой?
— Кокассон застал их на месте преступления. Правда, он со своей стороны тоже был связан с Жанной Шабю. Это только один случай. Думаю, что когда мы заполучим корреспонденцию, всплывут и другие.
— А где эти письма?
— Скорее всего в сейфе, который находится в гостиной у Шабю.
— Жена их не читала?
— Говорит, что и не думала об этом сейфе. Ключ попал к ней случайно: она нашла его в одежде, которая была на Оскаре Шабю в среду.
— Вы ей о них сказали?
— Да. И я уверен, что сегодня же вечером она их прочтет. Похороны назначены на завтра. Сначала в церкви Сен-Поль состоится панихида, затем три машины с самыми близкими поедут на кладбище Иври.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18