К счастью, в дверь постучали, и появилась сестра.
— Пора отправляться на рентген.
На этот раз Лоньону пришлось лечь на носилки, и его покатили по коридору.
Люка, который ждал Мегрэ в коридоре, дружески помахал Лоньону рукой.
— Пошли, Люка!
— Что они с ним сделали?
Не отвечая прямо на вопрос, Мегрэ сказал как бы про себя:
— Поччо прав. Это железные парни! Потом, подумав, добавил:
— Меня все-таки очень удивляет, что такой человек, как Билл Ларнер, с ними работает. Мошенники его типа не любят участвовать в мокрых делах.
— Вы полагаете, что его вынудили?
— Во всяком случае, я бы охотно поговорил с Биллом.
Ларнер тоже был профессионалом, но совсем другого рода, так сказать, другой специальности, один из тех международных мошенников, которые свершают свои операции лишь время от времени, тщательно все подготовив, и действуют только наверняка, чтобы взять не меньше двадцати или тридцати тысяч долларов и получить таким образом возможность прожигать жизнь годик-другой. Во всяком случае, в Париже он уже два года живет, видимо, на свой капитал, и никто его ни разу не побеспокоил.
Мегрэ и Люка сели в такси, и комиссар велел ехать в префектуру. Но когда они пересекли улицу Руаяль, он передумал.
— Улица Капуцинов, — сказал он шоферу, — «Манхеттен-бар».
Мысль поехать туда пришла ему в связи с тем, что он вспомнил о фотографиях, развешанных по стенам у Поччо. В «Манхеттен-баре» стены тоже были украшены фотографиями боксеров и актеров. Но клиенты здесь были иные, чем на улице Акаций. Вот уже больше двадцати лет в «Манхеттен-бар» к Луиджи ходит вся американская колония в Париже и большинство туристов, приезжающих из-за океана.
Еще не было полудня, и в баре было почти пусто. За стойкой стоял сам Луиджи и возился с бутылками.
— Добрый день, комиссар! Что вам налить?
Он был родом из Италии, так же как и Поччо. Говорили, что он проигрывал на скачках почти все, что зарабатывал в своем заведении. Впрочем, играл он не только на скачках, а на всем, на чем только можно играть: на футбольных матчах, на соревнованиях по теннису и плаванию — одним словом, все для него было поводом заключить пари, даже завтрашняя погода. В скучные послеобеденные часы, между тремя и пятью, ему случалось с одним своим соотечественником, как-то связанным с посольством, играть на машинах, проезжающих по улице.
«Держу пари на пять тысяч франков, что за десять минут здесь проедет не меньше двадцати машин фирмы „Ситроен“… По рукам?» — предлагал он своему другу-итальянцу.
Чтобы соответствовать обстановке, Мегрэ заказал виски и принялся разглядывать фотографии, висящие на стенах: он почти тут же обнаружил фотографию Чарли Чинаглиа на ринге, ту же самую, что висела у Поччо, только без автографа.
Глава 4
в которой речь снова заходит о высокой квалификации и в которой у Мегрэ лопается терпение
Когда они вышли из бара «Манхеттен», оба в темных пальто и черных шляпах, — высокий плотный Мегрэ и маленький, щуплый Люка, — они больше походили на вдовцов, перехвативших рюмочку-другую по дороге с кладбища, чем на сыщиков.
Неужели Луиджи нарочно напоил их? Вполне возможно, но, уж во всяком случае, он сделал это без злого умысла. Луиджи честный человек, ничего плохого о нем сказать нельзя, даже высшие чиновники из американского посольства считают вполне приличным сидеть у его стойки.
Просто Луиджи очень щедро угостил их, вот и все. К тому же комиссар уже пропустил две рюмки кальвадоса в предместье Сент-Оноре.
Мегрэ не был пьян, да и Люка не был пьян. Но не думал ли Люка, что его шеф в подпитии? Он что-то странно глядел на него снизу вверх, пока они пробирались сквозь толпу.
Люка не был с ним утром на улице Акаций, он не слышал слов Поччо, вернее, не присутствовал на уроке, который тот преподал комиссару. Поэтому Люка не мог понять, в каком настроении сейчас находится Мегрэ.
Луиджи им тут же прочел небольшую лекцию о боксерах. Получилось все как-то само собой. Мегрэ, поглядывая на фотографию Чарли, спросил как бы невзначай:
— Вы его знаете?
— Да! Этот паренек мог бы прославиться на весь мир. В своем весе он несомненно был лучшим. Причем он много работал, чтобы этого добиться. А потом в один прекрасный день этот идиот влип в какую-то дурацкую историю, и федерация запретила ему выступать на ринге.
— Ну и что с ним сталось?
— То же, что и со всеми этими парнями. Тысячи мальчишек в Чикаго, в Детройте, в Нью-Йорке, во всех больших городах начинают заниматься боксом в надежде стать чемпионами. А сколько бывает чемпионов в каждом поколении, комиссар?
— Не знаю. Конечно, немного.
— Да и чемпионство их длится недолго. Тот, кто не растратил все деньги на крашеных блондинок и на «кадиллаки», открывает ресторанчик или магазин спортивных товаров. Ну, а остальные, которые считают, что всего уже добились и не способны работать головой из-за полученных ударов, умеют лишь одно бить, и находятся люди, которые нуждаются в их услугах. Так эти парни становятся телохранителями или сообщниками. Вот что случилось с Чарли.
— Мне говорили, что он стал убийцей.
— Вполне возможно, — сказал Луиджи, нисколько не удивившись.
— Вы давно его видели?
Мегрэ задал этот вопрос с самым невинным видом, потягивая рюмку виски и не глядя на Луиджи. Он знал Луиджи, а Луиджи знал комиссара. Они ценили друг друга. Однако в ту же секунду атмосфера в баре изменилась.
— Он в Париже?
— Как будто.
— Почему вы им интересуетесь?
— Да так… ничего особенного…
— Я никогда не видел Чарли Чинаглиа, потому что уехал из Соединенных Штатов задолго до того, как он приобрел известность, и что-то не слыхал, что он приехал в Европу.
— Я думал, что кто-нибудь мог вам это сказать. Он несколько раз был у Поччо. А ведь вы оба родом из Италии.
— Я из Неаполя, — уточнил Луиджи.
— А Поччо?
— Он сицилиец. Это примерно то же, что спутать марсельца с корсиканцем.
— Я все думаю, к кому, кроме Поччо, Чарли мог обратиться, приехав в Париж? Он приехал не один, а вместе с Тони Чичеро.
Вот тогда-то Луиджи и налил ему еще рюмку виски. Вид у Мегрэ был рассеянный, говорил он вяло, невнятно. Люка, который хорошо знал повадки своего шефа, говорил в таких случаях, что комиссар «удит рыбку в мутной воде». На этот прием иногда попадались даже сотрудники Мегрэ.
— Это чертовски запутанная история, — процедил Мегрэ сквозь зубы и вздохнул. — Не говоря уже о том, что здесь замешан и другой американец, по имени Билл Ларнер.
— Билл не имеет с ними ничего общего, — торопливо заявил Луиджи. — Билл настоящий джентльмен.
— Он бывает у вас?
— Заглядывает изредка.
— А предположим, что Биллу Ларнеру нужно скрыться. Как вы думаете, куда бы он пошел?
— Что ж, предположим, как вы говорите, потому что я не допускаю и мысли, что с Биллом может случиться подобное. Но в таком случае он, уверяю вас, так скроется, что его никто не найдет. Однако, повторяю, Билл не имеет ничего общего с теми двумя типами.
— А Чичеро вы знаете?
— Встречал его имя в американских газетах.
— Гангстер?
— Вы что, комиссар, в самом деле занялись этим!! гангстерами?
Луиджи был уже не так дружественно настроен, как вначале. И хотя он подчеркнул разницу между собой — неаполитанцем — и сицилийцем Поччо, он стал вдруг говорить с комиссаром тем же тоном, что и Поччо.
— Вы ведь побывали в Штатах, верно? Тогда вы сами должны понять, что такие дела не по плечу французской полиции. Сами американцы не в силах справиться со всеми этими бандами. Я не знаю, зачем приехали в Париж те, о ком вы говорите, если они действительно приехали. Раз вы это утверждаете, я не могу вам не верить, хоть меня это и удивляет. Но так или иначе, дела этих людей нас не касаются.
— Даже если они убили человека?
— Француза?
— Не знаю.
— Если они кого-то убили, значит, им поручили это сделать и вы никогда не соберете против них улик. Заметьте, я не знаю ни того, ни другого — оба они сицилийцы. Что же касается Билла Ларнера, я продолжаю утверждать, что он не имеет с ними ничего общего.
— А вы не помните, в связи с чем американские газеты писали о Чичеро?
— Скорее всего, в связи с шантажом. Вам этого не понять. Во Франции не существует настоящих организаций преступников, как там. У вас здесь нет профессиональных убийц. Представьте себе, что в Париже какой-нибудь парень обойдет торговцев своего квартала и заявит, что им необходима охрана от бандитов и что отныне охранять их будет он за вознаграждение в столько-то тысяч франков в неделю. Что сделает торговец? Обратится в полицию?
Расхохочется в лицо этому типу? Так вот, а в Америке никто не рассмеется, и только идиоты обратятся в полицию. Потому что, если они сообщат что-либо полиции или откажутся платить, в их лавке вскоре взорвется бомба, либо их расстреляют из пулемета, когда они будут возвращаться домой.
Луиджи все больше воодушевлялся. Можно было подумать, что он, как и Поччо, гордится своими соотечественниками.
— Но это еще не все. Предположим, полиции удастся схватить одного из этих парней. Почти всегда найдется судья или какой-нибудь политический деляга, который поможет ему выкрутиться, даже если шериф заупрямится и не захочет его выпустить на свободу: с десяток свидетелей будут клятвенно утверждать, что в момент свершения преступления этот бедняга находился на другом конце города. А если какой-нибудь честный свидетель решит утверждать обратное, да еще окажется настолько безумным, что вовремя не возьмет назад свои показания, с ним наверняка в день процесса произойдет на улице несчастный случай. Теперь вам понятно?
В бар вошел высокий белокурый парень и встал у стойки в двух метрах от Мегрэ и Люка. Луиджи ему подмигнул.
— Мартини?
— Мартини, — кивнул пришедший и с любопытством принялся разглядывать французов, Мегрэ уже дважды высморкался. В носу свербило, глаза слезились. Неужели он заразился гриппом от Лоньона!
Люка все ждал момента, когда шеф что-то ответит. Но комиссар не возражал Луиджи, словно ему нечего было сказать.
Дело в том, что он начинал терять терпение. Вот Поччо посоветовал ему все это бросить — ну ладно, это еще куда ни шло: хозяин ресторана на улице Акаций имел, видимо, веские причины давать такой совет. Это ясно… Но когда здесь, в элегантном баре, такой человек, как Луиджи, говорит ему примерно то же самое, — нет, это уже слишком!
— Представьте себе, комиссар, что американский детектив приезжает в Марсель и пытается покончить там с блатным миром. Как вы думаете, что из этого получится? А марсельские бандиты — дети по сравнению с…
Понятно, понятно! Как знать, быть может, если бы Мегрэ отправился к американскому консулу или даже к самому послу, то услышал бы примерно то же:
«Не занимайтесь этим, Мегрэ, этот орешек вам не по зубам». Одним словом, ему объясняли, что у него не та квалификация, чтобы заниматься подобными делами.
Он залпом допил виски и продолжал мрачно молчать, чувствуя, что Люка сильно разочарован и не может понять, почему комиссар не поставит Луиджи на место.
Даже когда они вышли на улицу. Люка все еще не решался спросить об этом Мегрэ, который не остановил такси и не направился к автобусной остановке, а, засунув руки в карманы, молча шагал по тротуару. Они уже прошли довольно большое расстояние, когда, обернувшись к Люка, комиссар сказал зло, словно споря с кем-то:
— Ты готов держать пари, что я их поймаю?
— Я в этом убежден, — поспешно заверил его Люка.
— И я! Слышишь? Я тоже! Я их…
Мегрэ редко позволял себе ругаться, но на этот раз у него вырвалось бранное слово, и он испытал облегчение.
Возможно, это было и лишнее, но все же Мегрэ послал Люка на улицу Акаций побродить у дверей ресторана.
— Прятаться не стоит, Поччо достаточно хитер, чтобы тебя все равно обнаружить. Он, наверное, никому не звонил, потому что знает, что мы подслушиваем все его телефонные разговоры, но он наверняка постарался предупредить тех двух типов, которые вчера играли с ним в кости, и, скорее всего, они-то и передали его записку Чарли и Чичеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Пора отправляться на рентген.
На этот раз Лоньону пришлось лечь на носилки, и его покатили по коридору.
Люка, который ждал Мегрэ в коридоре, дружески помахал Лоньону рукой.
— Пошли, Люка!
— Что они с ним сделали?
Не отвечая прямо на вопрос, Мегрэ сказал как бы про себя:
— Поччо прав. Это железные парни! Потом, подумав, добавил:
— Меня все-таки очень удивляет, что такой человек, как Билл Ларнер, с ними работает. Мошенники его типа не любят участвовать в мокрых делах.
— Вы полагаете, что его вынудили?
— Во всяком случае, я бы охотно поговорил с Биллом.
Ларнер тоже был профессионалом, но совсем другого рода, так сказать, другой специальности, один из тех международных мошенников, которые свершают свои операции лишь время от времени, тщательно все подготовив, и действуют только наверняка, чтобы взять не меньше двадцати или тридцати тысяч долларов и получить таким образом возможность прожигать жизнь годик-другой. Во всяком случае, в Париже он уже два года живет, видимо, на свой капитал, и никто его ни разу не побеспокоил.
Мегрэ и Люка сели в такси, и комиссар велел ехать в префектуру. Но когда они пересекли улицу Руаяль, он передумал.
— Улица Капуцинов, — сказал он шоферу, — «Манхеттен-бар».
Мысль поехать туда пришла ему в связи с тем, что он вспомнил о фотографиях, развешанных по стенам у Поччо. В «Манхеттен-баре» стены тоже были украшены фотографиями боксеров и актеров. Но клиенты здесь были иные, чем на улице Акаций. Вот уже больше двадцати лет в «Манхеттен-бар» к Луиджи ходит вся американская колония в Париже и большинство туристов, приезжающих из-за океана.
Еще не было полудня, и в баре было почти пусто. За стойкой стоял сам Луиджи и возился с бутылками.
— Добрый день, комиссар! Что вам налить?
Он был родом из Италии, так же как и Поччо. Говорили, что он проигрывал на скачках почти все, что зарабатывал в своем заведении. Впрочем, играл он не только на скачках, а на всем, на чем только можно играть: на футбольных матчах, на соревнованиях по теннису и плаванию — одним словом, все для него было поводом заключить пари, даже завтрашняя погода. В скучные послеобеденные часы, между тремя и пятью, ему случалось с одним своим соотечественником, как-то связанным с посольством, играть на машинах, проезжающих по улице.
«Держу пари на пять тысяч франков, что за десять минут здесь проедет не меньше двадцати машин фирмы „Ситроен“… По рукам?» — предлагал он своему другу-итальянцу.
Чтобы соответствовать обстановке, Мегрэ заказал виски и принялся разглядывать фотографии, висящие на стенах: он почти тут же обнаружил фотографию Чарли Чинаглиа на ринге, ту же самую, что висела у Поччо, только без автографа.
Глава 4
в которой речь снова заходит о высокой квалификации и в которой у Мегрэ лопается терпение
Когда они вышли из бара «Манхеттен», оба в темных пальто и черных шляпах, — высокий плотный Мегрэ и маленький, щуплый Люка, — они больше походили на вдовцов, перехвативших рюмочку-другую по дороге с кладбища, чем на сыщиков.
Неужели Луиджи нарочно напоил их? Вполне возможно, но, уж во всяком случае, он сделал это без злого умысла. Луиджи честный человек, ничего плохого о нем сказать нельзя, даже высшие чиновники из американского посольства считают вполне приличным сидеть у его стойки.
Просто Луиджи очень щедро угостил их, вот и все. К тому же комиссар уже пропустил две рюмки кальвадоса в предместье Сент-Оноре.
Мегрэ не был пьян, да и Люка не был пьян. Но не думал ли Люка, что его шеф в подпитии? Он что-то странно глядел на него снизу вверх, пока они пробирались сквозь толпу.
Люка не был с ним утром на улице Акаций, он не слышал слов Поччо, вернее, не присутствовал на уроке, который тот преподал комиссару. Поэтому Люка не мог понять, в каком настроении сейчас находится Мегрэ.
Луиджи им тут же прочел небольшую лекцию о боксерах. Получилось все как-то само собой. Мегрэ, поглядывая на фотографию Чарли, спросил как бы невзначай:
— Вы его знаете?
— Да! Этот паренек мог бы прославиться на весь мир. В своем весе он несомненно был лучшим. Причем он много работал, чтобы этого добиться. А потом в один прекрасный день этот идиот влип в какую-то дурацкую историю, и федерация запретила ему выступать на ринге.
— Ну и что с ним сталось?
— То же, что и со всеми этими парнями. Тысячи мальчишек в Чикаго, в Детройте, в Нью-Йорке, во всех больших городах начинают заниматься боксом в надежде стать чемпионами. А сколько бывает чемпионов в каждом поколении, комиссар?
— Не знаю. Конечно, немного.
— Да и чемпионство их длится недолго. Тот, кто не растратил все деньги на крашеных блондинок и на «кадиллаки», открывает ресторанчик или магазин спортивных товаров. Ну, а остальные, которые считают, что всего уже добились и не способны работать головой из-за полученных ударов, умеют лишь одно бить, и находятся люди, которые нуждаются в их услугах. Так эти парни становятся телохранителями или сообщниками. Вот что случилось с Чарли.
— Мне говорили, что он стал убийцей.
— Вполне возможно, — сказал Луиджи, нисколько не удивившись.
— Вы давно его видели?
Мегрэ задал этот вопрос с самым невинным видом, потягивая рюмку виски и не глядя на Луиджи. Он знал Луиджи, а Луиджи знал комиссара. Они ценили друг друга. Однако в ту же секунду атмосфера в баре изменилась.
— Он в Париже?
— Как будто.
— Почему вы им интересуетесь?
— Да так… ничего особенного…
— Я никогда не видел Чарли Чинаглиа, потому что уехал из Соединенных Штатов задолго до того, как он приобрел известность, и что-то не слыхал, что он приехал в Европу.
— Я думал, что кто-нибудь мог вам это сказать. Он несколько раз был у Поччо. А ведь вы оба родом из Италии.
— Я из Неаполя, — уточнил Луиджи.
— А Поччо?
— Он сицилиец. Это примерно то же, что спутать марсельца с корсиканцем.
— Я все думаю, к кому, кроме Поччо, Чарли мог обратиться, приехав в Париж? Он приехал не один, а вместе с Тони Чичеро.
Вот тогда-то Луиджи и налил ему еще рюмку виски. Вид у Мегрэ был рассеянный, говорил он вяло, невнятно. Люка, который хорошо знал повадки своего шефа, говорил в таких случаях, что комиссар «удит рыбку в мутной воде». На этот прием иногда попадались даже сотрудники Мегрэ.
— Это чертовски запутанная история, — процедил Мегрэ сквозь зубы и вздохнул. — Не говоря уже о том, что здесь замешан и другой американец, по имени Билл Ларнер.
— Билл не имеет с ними ничего общего, — торопливо заявил Луиджи. — Билл настоящий джентльмен.
— Он бывает у вас?
— Заглядывает изредка.
— А предположим, что Биллу Ларнеру нужно скрыться. Как вы думаете, куда бы он пошел?
— Что ж, предположим, как вы говорите, потому что я не допускаю и мысли, что с Биллом может случиться подобное. Но в таком случае он, уверяю вас, так скроется, что его никто не найдет. Однако, повторяю, Билл не имеет ничего общего с теми двумя типами.
— А Чичеро вы знаете?
— Встречал его имя в американских газетах.
— Гангстер?
— Вы что, комиссар, в самом деле занялись этим!! гангстерами?
Луиджи был уже не так дружественно настроен, как вначале. И хотя он подчеркнул разницу между собой — неаполитанцем — и сицилийцем Поччо, он стал вдруг говорить с комиссаром тем же тоном, что и Поччо.
— Вы ведь побывали в Штатах, верно? Тогда вы сами должны понять, что такие дела не по плечу французской полиции. Сами американцы не в силах справиться со всеми этими бандами. Я не знаю, зачем приехали в Париж те, о ком вы говорите, если они действительно приехали. Раз вы это утверждаете, я не могу вам не верить, хоть меня это и удивляет. Но так или иначе, дела этих людей нас не касаются.
— Даже если они убили человека?
— Француза?
— Не знаю.
— Если они кого-то убили, значит, им поручили это сделать и вы никогда не соберете против них улик. Заметьте, я не знаю ни того, ни другого — оба они сицилийцы. Что же касается Билла Ларнера, я продолжаю утверждать, что он не имеет с ними ничего общего.
— А вы не помните, в связи с чем американские газеты писали о Чичеро?
— Скорее всего, в связи с шантажом. Вам этого не понять. Во Франции не существует настоящих организаций преступников, как там. У вас здесь нет профессиональных убийц. Представьте себе, что в Париже какой-нибудь парень обойдет торговцев своего квартала и заявит, что им необходима охрана от бандитов и что отныне охранять их будет он за вознаграждение в столько-то тысяч франков в неделю. Что сделает торговец? Обратится в полицию?
Расхохочется в лицо этому типу? Так вот, а в Америке никто не рассмеется, и только идиоты обратятся в полицию. Потому что, если они сообщат что-либо полиции или откажутся платить, в их лавке вскоре взорвется бомба, либо их расстреляют из пулемета, когда они будут возвращаться домой.
Луиджи все больше воодушевлялся. Можно было подумать, что он, как и Поччо, гордится своими соотечественниками.
— Но это еще не все. Предположим, полиции удастся схватить одного из этих парней. Почти всегда найдется судья или какой-нибудь политический деляга, который поможет ему выкрутиться, даже если шериф заупрямится и не захочет его выпустить на свободу: с десяток свидетелей будут клятвенно утверждать, что в момент свершения преступления этот бедняга находился на другом конце города. А если какой-нибудь честный свидетель решит утверждать обратное, да еще окажется настолько безумным, что вовремя не возьмет назад свои показания, с ним наверняка в день процесса произойдет на улице несчастный случай. Теперь вам понятно?
В бар вошел высокий белокурый парень и встал у стойки в двух метрах от Мегрэ и Люка. Луиджи ему подмигнул.
— Мартини?
— Мартини, — кивнул пришедший и с любопытством принялся разглядывать французов, Мегрэ уже дважды высморкался. В носу свербило, глаза слезились. Неужели он заразился гриппом от Лоньона!
Люка все ждал момента, когда шеф что-то ответит. Но комиссар не возражал Луиджи, словно ему нечего было сказать.
Дело в том, что он начинал терять терпение. Вот Поччо посоветовал ему все это бросить — ну ладно, это еще куда ни шло: хозяин ресторана на улице Акаций имел, видимо, веские причины давать такой совет. Это ясно… Но когда здесь, в элегантном баре, такой человек, как Луиджи, говорит ему примерно то же самое, — нет, это уже слишком!
— Представьте себе, комиссар, что американский детектив приезжает в Марсель и пытается покончить там с блатным миром. Как вы думаете, что из этого получится? А марсельские бандиты — дети по сравнению с…
Понятно, понятно! Как знать, быть может, если бы Мегрэ отправился к американскому консулу или даже к самому послу, то услышал бы примерно то же:
«Не занимайтесь этим, Мегрэ, этот орешек вам не по зубам». Одним словом, ему объясняли, что у него не та квалификация, чтобы заниматься подобными делами.
Он залпом допил виски и продолжал мрачно молчать, чувствуя, что Люка сильно разочарован и не может понять, почему комиссар не поставит Луиджи на место.
Даже когда они вышли на улицу. Люка все еще не решался спросить об этом Мегрэ, который не остановил такси и не направился к автобусной остановке, а, засунув руки в карманы, молча шагал по тротуару. Они уже прошли довольно большое расстояние, когда, обернувшись к Люка, комиссар сказал зло, словно споря с кем-то:
— Ты готов держать пари, что я их поймаю?
— Я в этом убежден, — поспешно заверил его Люка.
— И я! Слышишь? Я тоже! Я их…
Мегрэ редко позволял себе ругаться, но на этот раз у него вырвалось бранное слово, и он испытал облегчение.
Возможно, это было и лишнее, но все же Мегрэ послал Люка на улицу Акаций побродить у дверей ресторана.
— Прятаться не стоит, Поччо достаточно хитер, чтобы тебя все равно обнаружить. Он, наверное, никому не звонил, потому что знает, что мы подслушиваем все его телефонные разговоры, но он наверняка постарался предупредить тех двух типов, которые вчера играли с ним в кости, и, скорее всего, они-то и передали его записку Чарли и Чичеро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20