Она тоже не захотела есть, поэтому комиссар стал в одиночестве и без аппетита откусывать кусочки от еще теплого круассана.
Рассвело, но было еще недостаточно светло, чтобы можно было выключить свет. Дженни дважды открывала рот, чтобы задать вопрос, и дважды взгляд комиссара отбивал у нее желание говорить.
Мегрэ, налив себе вторую чашку кофе, медленно набивал одну из многочисленных трубок, разбросанных на столе.
Поднявшись, он поочередно оглядел своих собеседниц.
— Думаю, я начну с вас, — вполголоса сказал он, встав перед мадам Мартон.
Дженни вздрогнула и в очередной раз хотела что-то сказать.
— А вас я попрошу подождать в соседнем кабинете в обществе одного из моих инспекторов. — Он вызвал Жанена. — Отведите мадам в зеленый кабинет и оставайтесь с ней, пока я вас не вызову.
Такое происходило не в первый раз. Инспектора к этому уже привыкли.
— Хорошо, патрон.
— Жанвье еще не пришел?
— Кажется, я слышал его голос в коридоре.
— Скажи, чтобы немедленно шел ко мне.
Жанен удалился вместе с Дженни, а через секунду вошел Жанвье, замерший в недоумении, увидев сидящую на стуле мадам Мартон, с чашкой кофе в руке.
— Мартон мертв, — объявил Мегрэ. — Лапуэнт на месте. Он продежурил всю ночь, хорошо бы тебе его сменить.
— Инструкции будут, патрон?
— Лапуэнт все объяснит. Если возьмешь машину, успеешь раньше прокурорских.
— Вы не поедете?
— Не думаю.
Наконец обе двери закрылись, и в кабинете остались только Мегрэ и мадам Мартон. Можно быть подумать, что она тоже ждала этого момента и, пока он молча сидел, посасывая трубку, потихоньку оживала, мало-помалу выходила из оцепенения, точнее — из неподвижности.
Было любопытно наблюдать, как розовели ее щеки, как во взгляде появилось другое выражение, помимо удивления.
— Вы считаете, что это я его отравила, так?
Мегрэ выдержал паузу. Он не впервые поступал так, избегая задавать вопросы в момент обнаружения преступления. Зачастую предпочтительнее не требовать от подозреваемых или свидетелей немедленного рассказа о случившемся, поскольку, зачастую сказав нечто в первый момент, они потом держатся за свои слова из страха быть обвиненными во лжи.
Комиссар намеренно давал и тем и другим время обдумать, решить, как себя вести и что говорить.
— Ничего я не считаю, — прошептал он наконец. — Обратите внимание: я не вызвал стенографиста. Я не стану фиксировать ваши слова. Просто расскажите мне, что случилось. — Мегрэ знал, что его спокойствие, простота, с которой он говорил, сбивают ее с толку. — Начните, например, со вчерашнего вечера.
— Что вы хотите знать?
— Все.
Это было затруднительно. Она мысленно спрашивала себя, с чего же начать, и он ей немного помог:
— Вы вернулись домой…
— Конечно, как и каждый вечер.
— В котором часу?
— В восемь. После закрытия магазина я выпила стаканчик аперитива в одном баре на улице Кастильон.
— С месье Харрисом?
— Да.
— Дальше?
— Мой муж вернулся раньше меня. Сестра тоже была дома. Мы сели за стол.
— Ужин готовила ваша сестра?
— Как всегда.
— Вы едите внизу, в гостиной, которая одновременно служит вашему мужу мастерской и спальней?
— Несколько месяцев назад он решил спать там.
— Сколько месяцев?
Жизель мысленно считала, шевеля губами.
— Восемь месяцев, — сказала она наконец.
— Что вы ели?
— Сначала суп. Тот же, что позавчера. Дженни всегда варит суп на два дня. Затем ветчину и салат, сыр и груши…
— Кофе?
— Мы никогда не пьем кофе по вечерам.
— Вы не заметили ничего необычного?
Она заколебалась и посмотрела комиссару прямо в глаза.
— Смотря что вы называете «необычным». Подозреваю, что некоторые вещи вам известны лучше, чем мне.
Доказательство то, что у дверей дежурил инспектор.
Прежде чем сесть за стол, я поднялась снять пальто и переобуться в тапочки. Так я узнала, что моя сестра выходила из дому и вернулась совсем недавно.
— Как вы это узнали?
— Я открыла дверь в ее комнату и увидела, что туфли еще мокрые и пальто влажное.
— Что вам понадобилось в ее комнате?
— Просто удостовериться, что она выходила.
— Зачем?
Не отводя глаз, Жизель ответила:
— Чтобы знать.
— Дженни убрала со стола?
— Да.
— Со стола всегда убирает она?
— Ей хочется вносить свою долю в семейный бюджет, поэтому она ведет хозяйство.
— Посуду моет тоже она?
— Иногда ей помогал мой муж.
— А вы нет?
— Нет.
— Продолжайте.
— Она приготовила отвар, как и каждый вечер. Это она приучила нас пить по вечерам отвар.
— Отвар? Ромашки?
— Нет. Звездчатого аниса. У моей сестры больная печень. Еще со времени жизни в Штатах она каждый вечер выпивает чашку анисового отвара, и мой муж тоже захотел попробовать, а потом и я. Знаете, как это бывает…
— Она принесла чашки на подносе?
— Да.
— И чайник?
— Нет. Она наполнила чашки на кухне и там же поставила их на поднос.
— Чем в этот момент занимался ваш муж?
— Пытался настроить радио на какую-то станцию.
— То есть, если я правильно помню вашу комнату, он сидел к вам спиной?
— Да.
— А вы что делали?
— Просматривала иллюстрированный журнал.
— Возле стола?
— Да.
— А ваша сестра?
— Она вернулась на кухню мыть посуду. Понимаю, к чему вы клоните, но я все же скажу вам правду. Я ничего не подливала в чашки, ни в чашку моего мужа, ни в остальные. Я ограничилась одной предосторожностью, к которой с некоторых пор прибегаю всегда, когда это возможно.
— Это к какой же?
— Незаметно повернула поднос так, чтобы предназначенная мне чашка досталась моему мужу или моей сестре.
— И вчера вечером ваша чашка стала?..
— Чашкой моего мужа.
— Он из нее выпил?
— Да. Вынул и поставил чашку на радиоприемник…
— Вы не покидали комнату? Других подмен быть не могло?
— Я думаю об этом в течение почти двух часов.
— К какому же выводу вы пришли?
— Перед тем как сестра принесла поднос, муж отправился на кухню. Дженни, возможно, станет это отрицать, но это правда.
— Зачем он туда ходил?
— Якобы посмотреть, не там ли оставил очки. Он их надевает для чтения и для того, чтобы настраивать приемник. Из комнаты слышно все, что говорится на кухне. Он не разговаривал с сестрой, вернулся почти сразу и нашел очки возле игрушечного поезда.
— Из-за этого его захода на кухню вы и переставили чашки?
— Возможно, но не обязательно. Я же вам сказала: я часто это делаю.
— Из боязни, что он вас отравит?
Она посмотрела на комиссара и не ответила.
— Что было потом?
— Ничего отличающего вчерашний вечер от прочих.
Сестра выпила свой отвар и вернулась на кухню. Ксавье послушал передачу по радио, ремонтируя мотор поезда, который предназначается уж не знаю кому.
— А вы читали?
— Час или два. Около десяти часов я поднялась в спальню.
— Первой?
ИЗ
— Да.
— Что в этот момент делала ваша сестра?
— Расстилала постель моему мужу.
— Вы часто оставляли их наедине?
— А почему нет? Что бы это изменило?
— Вы думаете, они пользовались этим, чтобы целоваться?
— Мне безразлично.
— У вас были основания полагать, что ваш муж был любовником вашей сестры?
— Не знаю, были ли они любовниками. Сомневаюсь.
Он вел себя с ней как влюбленный семнадцатилетний мальчишка.
— Почему вы только что сказали «сомневаюсь»? — спросил Мегрэ. Она ответила на его вопрос своим:
— Как, по-вашему, почему у нас нет детей?
— Потому что вы их не хотели.
— Это он вам сказал, не так ли? Возможно, коллегам он рассказывал то же самое. Мужчина не любит признаваться в том, что он практически импотент.
— Это случай вашего мужа?
Жизель устало кивнула в знак согласия.
— Видите ли, господин комиссар, существует множество вещей, о которых вы не знаете. Ксавье изложил вам свою версию нашей с ним жизни. Придя к вам, я не стала вдаваться в подробности. Этой ночью произошли события, которых я не понимаю, и знаю, что, когда расскажу о них вам, вы мне не поверите.
Мегрэ не подталкивал ее к признаниям. Напротив, предоставлял время сказать и тщательно взвесить свои слова.
— Я слышала слова врача. Он сказал, что Ксавье отравили. Возможно, это правда. Меня тоже отравили.
Комиссар невольно вздрогнул и испытующе посмотрел на нее:
— Вас отравили?
В памяти всплыла одна деталь, побуждавшая поверить ей: засохшие пятнышки на унитазе и кафеле.
— Я проснулась в середине ночи от жуткой боли в животе. Когда встала, то с удивлением почувствовала, что ноги стали ватными, сознание мутилось. Я бросилась в ванную и засунула два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. Простите за столь неприятные детали.
У меня внутри все горело, а во рту возник привкус, который я узнаю из тысячи.
— Вы разбудили сестру или мужа?
— Нет. Возможно, они меня слышали, потому что я несколько раз спускала воду. Я дважды промыла себе желудок, каждый раз выблевывая жидкость, сохранявшую тот же привкус.
— Вы не подумали вызвать врача?
— Чего ради? Раз я вовремя успела…
— Вы снова легли?
— Да.
— У вас не возникло желания спуститься на первый этаж?
— Только прислушалась. Ксавье ворочался в постели, как будто его беспокоили ночные кошмары.
— Вы считаете, что ваше недомогание вызвано той чашкой отвара?
— Полагаю, да.
— Вы продолжаете утверждать, что поменяли чашки местами на подносе?
— Да.
— А после этого не спускали глаз с подноса? Ваш муж или сестра не могли произвести новую подмену?
— Моя сестра находилась на кухне.
— То есть ваш муж взял чашку, предназначавшуюся вам?
— Надо полагать.
— Что означает, что ваша сестра пыталась отравить вашего мужа?
— Не знаю.
— Или же, поскольку ваш муж тоже был отравлен, она пыталась отравить вас обоих?
— Не знаю, — повторила Жизель.
Они долго молча смотрели друг на друга. В конце концов молчание нарушил Мегрэ. Он встал перед окном и, глядя на рябую от дождя Сену, набил новую трубку.
Глава 8
Пятно на подносе
Прижавшись лбом к холодному стеклу — так он делал в детстве и не изменил привычке теперь, — Мегрэ, не замечая того, что в голове начали колоть иголки, наблюдал за действиями двух рабочих, чинивших отопление на противоположном берегу Сены.
Когда Мегрэ обернулся, лицо его было усталым, и, направляясь к своему столу, чтобы сесть, он, стараясь не глядеть на Жизель Мартон, произнес:
— Вы ничего больше не хотите мне сказать?
Она колебалась недолго, а когда заговорила, комиссар непроизвольно поднял голову, потому что она спокойным, размеренным голосом, в котором не было ни вызова, ни подавленности, заявила:
— Я видела, как умирал Ксавье.
Знала ли она, какой эффект произведет на комиссара? Отдавала ли себе отчет, что внушила ему невольное восхищение? Он не помнил, чтобы в этом кабинете, через который прошли столько людей, хоть раз побывал человек, наделенный такой проницательностью и таким хладнокровием. И еще — он не помнил никакого столь же непринужденного.
В этой женщине не ощущалось никакого человеческого чувства. Ни единой слабины.
Поставив локти на бювар, он вздохнул:
— Рассказывайте.
— Я снова легла, но никак не могла заснуть. Пыталась понять, что со мной случилось, и не понимала. У меня уже не было четкого представления о времени. Вы знаете, как это бывает. Кажется, что следуешь за мыслью, но в действительности в ее ходе появляются как будто провалы. Должно быть, я несколько раз забывалась сном. Один или два раза мне почудился шум, доносящийся снизу, шум, который производил мой муж, ворочаясь на кровати. По крайней мере, я так думала.
Один раз — уверена в этом — я уловила стон и решила, что ему снится кошмар. Это был не первый раз, когда он стонал и дрался во сне. Он мне рассказывал, что в детстве страдал лунатизмом, и приступы неоднократно повторялись, уже когда мы были женаты.
Жизель продолжала тщательно подбирать слова, говоря без эмоций, словно рассказывая где-то услышанную или вычитанную историю:
— В какой-то момент я услышала более громкий звук, как будто на пол упало нечто тяжелое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Рассвело, но было еще недостаточно светло, чтобы можно было выключить свет. Дженни дважды открывала рот, чтобы задать вопрос, и дважды взгляд комиссара отбивал у нее желание говорить.
Мегрэ, налив себе вторую чашку кофе, медленно набивал одну из многочисленных трубок, разбросанных на столе.
Поднявшись, он поочередно оглядел своих собеседниц.
— Думаю, я начну с вас, — вполголоса сказал он, встав перед мадам Мартон.
Дженни вздрогнула и в очередной раз хотела что-то сказать.
— А вас я попрошу подождать в соседнем кабинете в обществе одного из моих инспекторов. — Он вызвал Жанена. — Отведите мадам в зеленый кабинет и оставайтесь с ней, пока я вас не вызову.
Такое происходило не в первый раз. Инспектора к этому уже привыкли.
— Хорошо, патрон.
— Жанвье еще не пришел?
— Кажется, я слышал его голос в коридоре.
— Скажи, чтобы немедленно шел ко мне.
Жанен удалился вместе с Дженни, а через секунду вошел Жанвье, замерший в недоумении, увидев сидящую на стуле мадам Мартон, с чашкой кофе в руке.
— Мартон мертв, — объявил Мегрэ. — Лапуэнт на месте. Он продежурил всю ночь, хорошо бы тебе его сменить.
— Инструкции будут, патрон?
— Лапуэнт все объяснит. Если возьмешь машину, успеешь раньше прокурорских.
— Вы не поедете?
— Не думаю.
Наконец обе двери закрылись, и в кабинете остались только Мегрэ и мадам Мартон. Можно быть подумать, что она тоже ждала этого момента и, пока он молча сидел, посасывая трубку, потихоньку оживала, мало-помалу выходила из оцепенения, точнее — из неподвижности.
Было любопытно наблюдать, как розовели ее щеки, как во взгляде появилось другое выражение, помимо удивления.
— Вы считаете, что это я его отравила, так?
Мегрэ выдержал паузу. Он не впервые поступал так, избегая задавать вопросы в момент обнаружения преступления. Зачастую предпочтительнее не требовать от подозреваемых или свидетелей немедленного рассказа о случившемся, поскольку, зачастую сказав нечто в первый момент, они потом держатся за свои слова из страха быть обвиненными во лжи.
Комиссар намеренно давал и тем и другим время обдумать, решить, как себя вести и что говорить.
— Ничего я не считаю, — прошептал он наконец. — Обратите внимание: я не вызвал стенографиста. Я не стану фиксировать ваши слова. Просто расскажите мне, что случилось. — Мегрэ знал, что его спокойствие, простота, с которой он говорил, сбивают ее с толку. — Начните, например, со вчерашнего вечера.
— Что вы хотите знать?
— Все.
Это было затруднительно. Она мысленно спрашивала себя, с чего же начать, и он ей немного помог:
— Вы вернулись домой…
— Конечно, как и каждый вечер.
— В котором часу?
— В восемь. После закрытия магазина я выпила стаканчик аперитива в одном баре на улице Кастильон.
— С месье Харрисом?
— Да.
— Дальше?
— Мой муж вернулся раньше меня. Сестра тоже была дома. Мы сели за стол.
— Ужин готовила ваша сестра?
— Как всегда.
— Вы едите внизу, в гостиной, которая одновременно служит вашему мужу мастерской и спальней?
— Несколько месяцев назад он решил спать там.
— Сколько месяцев?
Жизель мысленно считала, шевеля губами.
— Восемь месяцев, — сказала она наконец.
— Что вы ели?
— Сначала суп. Тот же, что позавчера. Дженни всегда варит суп на два дня. Затем ветчину и салат, сыр и груши…
— Кофе?
— Мы никогда не пьем кофе по вечерам.
— Вы не заметили ничего необычного?
Она заколебалась и посмотрела комиссару прямо в глаза.
— Смотря что вы называете «необычным». Подозреваю, что некоторые вещи вам известны лучше, чем мне.
Доказательство то, что у дверей дежурил инспектор.
Прежде чем сесть за стол, я поднялась снять пальто и переобуться в тапочки. Так я узнала, что моя сестра выходила из дому и вернулась совсем недавно.
— Как вы это узнали?
— Я открыла дверь в ее комнату и увидела, что туфли еще мокрые и пальто влажное.
— Что вам понадобилось в ее комнате?
— Просто удостовериться, что она выходила.
— Зачем?
Не отводя глаз, Жизель ответила:
— Чтобы знать.
— Дженни убрала со стола?
— Да.
— Со стола всегда убирает она?
— Ей хочется вносить свою долю в семейный бюджет, поэтому она ведет хозяйство.
— Посуду моет тоже она?
— Иногда ей помогал мой муж.
— А вы нет?
— Нет.
— Продолжайте.
— Она приготовила отвар, как и каждый вечер. Это она приучила нас пить по вечерам отвар.
— Отвар? Ромашки?
— Нет. Звездчатого аниса. У моей сестры больная печень. Еще со времени жизни в Штатах она каждый вечер выпивает чашку анисового отвара, и мой муж тоже захотел попробовать, а потом и я. Знаете, как это бывает…
— Она принесла чашки на подносе?
— Да.
— И чайник?
— Нет. Она наполнила чашки на кухне и там же поставила их на поднос.
— Чем в этот момент занимался ваш муж?
— Пытался настроить радио на какую-то станцию.
— То есть, если я правильно помню вашу комнату, он сидел к вам спиной?
— Да.
— А вы что делали?
— Просматривала иллюстрированный журнал.
— Возле стола?
— Да.
— А ваша сестра?
— Она вернулась на кухню мыть посуду. Понимаю, к чему вы клоните, но я все же скажу вам правду. Я ничего не подливала в чашки, ни в чашку моего мужа, ни в остальные. Я ограничилась одной предосторожностью, к которой с некоторых пор прибегаю всегда, когда это возможно.
— Это к какой же?
— Незаметно повернула поднос так, чтобы предназначенная мне чашка досталась моему мужу или моей сестре.
— И вчера вечером ваша чашка стала?..
— Чашкой моего мужа.
— Он из нее выпил?
— Да. Вынул и поставил чашку на радиоприемник…
— Вы не покидали комнату? Других подмен быть не могло?
— Я думаю об этом в течение почти двух часов.
— К какому же выводу вы пришли?
— Перед тем как сестра принесла поднос, муж отправился на кухню. Дженни, возможно, станет это отрицать, но это правда.
— Зачем он туда ходил?
— Якобы посмотреть, не там ли оставил очки. Он их надевает для чтения и для того, чтобы настраивать приемник. Из комнаты слышно все, что говорится на кухне. Он не разговаривал с сестрой, вернулся почти сразу и нашел очки возле игрушечного поезда.
— Из-за этого его захода на кухню вы и переставили чашки?
— Возможно, но не обязательно. Я же вам сказала: я часто это делаю.
— Из боязни, что он вас отравит?
Она посмотрела на комиссара и не ответила.
— Что было потом?
— Ничего отличающего вчерашний вечер от прочих.
Сестра выпила свой отвар и вернулась на кухню. Ксавье послушал передачу по радио, ремонтируя мотор поезда, который предназначается уж не знаю кому.
— А вы читали?
— Час или два. Около десяти часов я поднялась в спальню.
— Первой?
ИЗ
— Да.
— Что в этот момент делала ваша сестра?
— Расстилала постель моему мужу.
— Вы часто оставляли их наедине?
— А почему нет? Что бы это изменило?
— Вы думаете, они пользовались этим, чтобы целоваться?
— Мне безразлично.
— У вас были основания полагать, что ваш муж был любовником вашей сестры?
— Не знаю, были ли они любовниками. Сомневаюсь.
Он вел себя с ней как влюбленный семнадцатилетний мальчишка.
— Почему вы только что сказали «сомневаюсь»? — спросил Мегрэ. Она ответила на его вопрос своим:
— Как, по-вашему, почему у нас нет детей?
— Потому что вы их не хотели.
— Это он вам сказал, не так ли? Возможно, коллегам он рассказывал то же самое. Мужчина не любит признаваться в том, что он практически импотент.
— Это случай вашего мужа?
Жизель устало кивнула в знак согласия.
— Видите ли, господин комиссар, существует множество вещей, о которых вы не знаете. Ксавье изложил вам свою версию нашей с ним жизни. Придя к вам, я не стала вдаваться в подробности. Этой ночью произошли события, которых я не понимаю, и знаю, что, когда расскажу о них вам, вы мне не поверите.
Мегрэ не подталкивал ее к признаниям. Напротив, предоставлял время сказать и тщательно взвесить свои слова.
— Я слышала слова врача. Он сказал, что Ксавье отравили. Возможно, это правда. Меня тоже отравили.
Комиссар невольно вздрогнул и испытующе посмотрел на нее:
— Вас отравили?
В памяти всплыла одна деталь, побуждавшая поверить ей: засохшие пятнышки на унитазе и кафеле.
— Я проснулась в середине ночи от жуткой боли в животе. Когда встала, то с удивлением почувствовала, что ноги стали ватными, сознание мутилось. Я бросилась в ванную и засунула два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. Простите за столь неприятные детали.
У меня внутри все горело, а во рту возник привкус, который я узнаю из тысячи.
— Вы разбудили сестру или мужа?
— Нет. Возможно, они меня слышали, потому что я несколько раз спускала воду. Я дважды промыла себе желудок, каждый раз выблевывая жидкость, сохранявшую тот же привкус.
— Вы не подумали вызвать врача?
— Чего ради? Раз я вовремя успела…
— Вы снова легли?
— Да.
— У вас не возникло желания спуститься на первый этаж?
— Только прислушалась. Ксавье ворочался в постели, как будто его беспокоили ночные кошмары.
— Вы считаете, что ваше недомогание вызвано той чашкой отвара?
— Полагаю, да.
— Вы продолжаете утверждать, что поменяли чашки местами на подносе?
— Да.
— А после этого не спускали глаз с подноса? Ваш муж или сестра не могли произвести новую подмену?
— Моя сестра находилась на кухне.
— То есть ваш муж взял чашку, предназначавшуюся вам?
— Надо полагать.
— Что означает, что ваша сестра пыталась отравить вашего мужа?
— Не знаю.
— Или же, поскольку ваш муж тоже был отравлен, она пыталась отравить вас обоих?
— Не знаю, — повторила Жизель.
Они долго молча смотрели друг на друга. В конце концов молчание нарушил Мегрэ. Он встал перед окном и, глядя на рябую от дождя Сену, набил новую трубку.
Глава 8
Пятно на подносе
Прижавшись лбом к холодному стеклу — так он делал в детстве и не изменил привычке теперь, — Мегрэ, не замечая того, что в голове начали колоть иголки, наблюдал за действиями двух рабочих, чинивших отопление на противоположном берегу Сены.
Когда Мегрэ обернулся, лицо его было усталым, и, направляясь к своему столу, чтобы сесть, он, стараясь не глядеть на Жизель Мартон, произнес:
— Вы ничего больше не хотите мне сказать?
Она колебалась недолго, а когда заговорила, комиссар непроизвольно поднял голову, потому что она спокойным, размеренным голосом, в котором не было ни вызова, ни подавленности, заявила:
— Я видела, как умирал Ксавье.
Знала ли она, какой эффект произведет на комиссара? Отдавала ли себе отчет, что внушила ему невольное восхищение? Он не помнил, чтобы в этом кабинете, через который прошли столько людей, хоть раз побывал человек, наделенный такой проницательностью и таким хладнокровием. И еще — он не помнил никакого столь же непринужденного.
В этой женщине не ощущалось никакого человеческого чувства. Ни единой слабины.
Поставив локти на бювар, он вздохнул:
— Рассказывайте.
— Я снова легла, но никак не могла заснуть. Пыталась понять, что со мной случилось, и не понимала. У меня уже не было четкого представления о времени. Вы знаете, как это бывает. Кажется, что следуешь за мыслью, но в действительности в ее ходе появляются как будто провалы. Должно быть, я несколько раз забывалась сном. Один или два раза мне почудился шум, доносящийся снизу, шум, который производил мой муж, ворочаясь на кровати. По крайней мере, я так думала.
Один раз — уверена в этом — я уловила стон и решила, что ему снится кошмар. Это был не первый раз, когда он стонал и дрался во сне. Он мне рассказывал, что в детстве страдал лунатизмом, и приступы неоднократно повторялись, уже когда мы были женаты.
Жизель продолжала тщательно подбирать слова, говоря без эмоций, словно рассказывая где-то услышанную или вычитанную историю:
— В какой-то момент я услышала более громкий звук, как будто на пол упало нечто тяжелое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18