Смотрел на тонкое лицо матери Маню, которая считала своим долгом время от времени всхлипывать.
- Если это ему поможет, не стесняйтесь с расходами. Мы люди небогатые. У меня на руках свекровь. Но ради него я соглашусь до конца моих дней сидеть на черством хлебе.
Молодой стажер изредка слал корреспонденции в одну парижскую газету. Не снимая мантии, он сбегал за фотографом, который жил напротив здания суда. И оба внезапно возникли перед Лурса, причем фотограф был вооружен огромным аппаратом, каким снимают новобрачных или банкеты.
- Разрешите?
Г-жа Маню приняла достойный вид. Лурса даже бровью не повел. Когда съемка окончилась, он сказал Николь:
- Проводите госпожу Маню до дома. Дождь, по-моему, стал еще сильнее. Возьмите такси.
Он был уже почти с ними, но они еще не приняли его в свой круг. Особенно чувствовалось это за завтраком, который подавала Карла, поднявшаяся для такого случая из кухни. Новая горничная, которая явилась нынче утром, не подошла, по крайней мере по словам Фины.
Фине так не терпелось узнать все подробности, что она, подавая на стол, не переставала расспрашивать Николь. Не то чтобы она не доверяла Лурса. Тут, возможно, крылось нечто более серьезное, чем недоверие. Она просто не знала его и боялась, как бы он не навредил.
- А что он сказал?
- Да ничего не сказал, Фина. Я его видела только мельком. Он выбрал отца своим адвокатом.
А отец ел, пил, и рядом с ним, по обыкновению, стояла бутылка бургундского. Он охотно вмешался бы в беседу, да застеснялся. Однако заметил:
- Я увижусь с ним сегодня в тюрьме. Если вы, Николь, хотите ему что-нибудь передать...
- Нет. Или, вернее, скажите ему, что полицейские сделали у них обыск, но ничего не обнаружили.
Самое удивительное было то, что Карла теперь вертелась возле Лурса, как пес возле нового хозяина.
- А в котором часу вы с ним увидитесь?-спросила Николь.
- В три.
- А мне нельзя его повидать?
- Сегодня нет. Завтра я направлю просьбу судье.
Все получалось пока что неловко, как-то неуверенно.
Но, пожалуй, еще показательнее, чем все эти разговоры, был один факт, до того мелкий, что даже Фина ничего не заметила, хотя именно он свидетельствовал о том, что в доме повеяло чем-то новым.
Лурса выпил примерно полбутылки. А обычно к этому времени он уже успевал выпить целую и доканчивал ту, что ему ставили на стол. Когда Лурса потянулся за бутылкой, Николь взглянула на отца. Он почувствовал ее взгляд, понял, что он означает. На миг его рука застыла над столом. Но все же он налил себе вина, налил меньше четверти стакана, будто устыдясь чего-то.
А через несколько минут он прошел к себе в кабинет, где сегодня утром даже не успел поставить греться бургундское.
Все тот же промозглый холод, тюремный двор, коридоры, надзиратель, куривший длинную вонючую трубку.
- Добрый день, Тома.
- Добрый день, господин Лурса. Давненько я не имел удовольствия вас видеть. Вы к тому молодому человеку пришли, если не ошибаюсь? Где вам угодно его видеть-в приемной или у него в камере? Он рта не раскрыл с тех пор, как его сюда доставили, даже от еды отказался.
В городе по случаю хмурой погоды уже зажгли фонаря, в витринах вспыхнул электрический свет. Лурса с кожаным портфелем в руках последовал за Тома, который отпер дверь под номером 17 со словами:
- Подождите-ка здесь. Я сейчас уведу другого.
Эмиля поместили в камере для двоих. И, увидев его соседа, адвокат недовольно нахмурился. Судя по всему, в напарники Эмилю попался завсегдатай мест заключения, типичная шпана, растленный субъект, которому, вероятно, поручили прощупать новичка.
Маню сидел в своем уголке. Оставшись наедине с Лурса, он только чуть-чуть поднял голову и взглянул на адвоката. Стояла тишина, особенно гнетущая, потому что тюрьма находилась в центре города, а его дыхание сюда не долетало; тишину прервало лишь чирканье спички по коробку, так как Лурса собирался закурить.
- Не хотите сигарету?
Отрицательное покачивание головы. Но уже через секунду Эмиль протянул за сигаретой руку и неуверенно произнес:
- Спасибо.
Обоих смущало это свидание с глазу на глаз, особенно остро ощущал неловкость Лурса; желая сбросить оцепенение тишины, он спросил:
- Почему вы пытались покончить с собой?
- Потому что не хотел идти в тюрьму.
- Однако сейчас вы в тюрьме и сами могли убедиться, что не так страшен черт, как его малюют. Впрочем, долго вы здесь не останетесь. Кто убил Большого Луи?
Он явно поспешил. Маню откинул голову таким резким движением, что адвокату почудилось, будто он готовится к прыжку.
- Почему вы меня спрашиваете об этом? Вы, должно быть, думаете, что я знаю? Может, вы тоже считаете, что убил я?
- Я убежден, что не вы. И надеюсь это доказать. Но если вы мне не поможете, боюсь, мне это, к несчастью, не удастся.
Смущало Лурса не то обстоятельство, что они сидят вдвоем в этой плохо освещенной камере, а отчетливое сознание, что ставит он вопросы не потому, что так велит профессиональный долг, а скорее из любопытства.
Если бы еще речь шла об обыкновенном, так сказать, безличном любопытстве. Но ему хотелось знать все, чтобы приблизиться к их компании, войти в нее самому.
Впрочем, слово "компания" ничего не объясняло; просто свой порядок вещей, своя жизнь в ходе общей жизни, чуть ли не особый город в городе, своя особая манера мыслить и чувствовать, крохотная щепотка человеческих существ, которые, подобно некоторым планетам в небесах, следуют по своей собственной таинственной орбите, нисколько не заботясь о великом мировом порядке.
Именно потому, что некий Эмиль, потому, что некая Николь очутились вне установленных людьми правил, их так трудно было приручить. Лурса мог сколько угодно вращать своими большими водянистыми глазами, крутить головой, как медведь, или, вернее, как бородатый морж.
- Можете ли вы сказать, через кого вы свели знакомство с шайкой?
- Я уже вам говорил - через Люска.
Итак, Маню, несмотря на свой растерянный вид, все-таки сохранил здравый смысл, так как помнил все, что наговорил в запале адвокату, хотя, казалось, тогда совсем потерял хладнокровие.
- Вам сообщили правила, принятые шайкой, и всякие там пароли?
Лурса пытался припомнить собственное детство, но ему пришлось заглянуть в свое прошлое много дальше, за пределы возраста Эмиля: в восемнадцать лет он был уже одинок.
- Существовал устав.
- Писаный?
- Да. Его хранил в бумажнике Эдмон Доссен... Он, должно быть, его сжег.
- Зачем?
Очевидно, юноша счел этот вопрос нелепым, так как вместо ответа молча пожал плечами. Но Лурса не пал духом, наоборот, он решил, что все же добился успеха, и снова протянул Эмилю портсигар.
- Полагаю, что этот устав составил Доссен?
- Мне об этом не сообщили, но это вполне в его характере.
- Что в его характере? Организовывать общества?
- Усложнять жизнь. Разводить писанину. Он заставил меня подписать один документ насчет Николь.
Тут требовался бесконечно деликатный подход. Одно неловкое слово - и Маню опять уйдет в свою раковину. Лурса не решился приставать к нему с расспросами. И попытался обратить все в шутку:
- Контракт?
И мальчуган, не поднимая глаз от бетонного пола, ответил:
- Он мне ее продал. Вам этого не понять. Это входило в правила. По уставу ни один член группы не имел права отнять у другого женщину без его согласия и без особого возмещения.
Он покраснел, только сейчас догадавшись, что для чужого уха все это звучит чудовищно и ужасно. И, однако, это была чистая правда.
- И за сколько же вы ее купили?
- Я обязался уплачивать пятьдесят франков в месяц в течение года.
- А Эдмон? Значит, он был предыдущим владельцем?
- Так по крайней мере он пытался представить дело, но я отлично видел, что между ними никогда ничего не было.
- Полагаю также, что мой племянник Доссен сжег и эту бумажку. С ваших слов получается, вроде он был у вас главарем.
- Он и был!
- Итак, речь шла не о простых встречах друзей, но о настоящей организации. Как же она называлась?
- Банда "Боксинг".
- Джо Боксер входил в нее?
- Нет. Устав он знал, но не хотел мешаться в такие дела, потому что у него патент.
- Не понимаю.
- Ну, если бы его взяли, у него отобрали бы патент, так как он рецидивист.
Лурса не улыбнулся, услышав это столь неожиданное в устах Эмиля слово. За стенами тюрьмы на город уже, должно быть, спустилась ночь. Порой из коридора доносились размеренные шаги надзирателя.
- У вас были определенные дни для сборищ?
- Мы встречались каждый день в "Боксинг-баре", но эта явка была необязательной. Только по субботам все обязаны были собираться в баре и приносить...
Он замолчал.
- Что приносить?
- Если я скажу вам все без утайки, вы сохраните профессиональную тайну?
- Я не имею права говорить что-либо без вашего разрешения.
- Тогда дайте мне еще сигарету. У меня их отобрали. Не только сигареты, но и все, что было в карманах. И шнурки от ботинок тоже.
Он готов был разреветься. Еще секунду назад он говорил вполне здраво, а сейчас, увидев свои ботинки без шнурков, проведя рукой по распахнутому вороту сорочки, он судорожно дернул шеей, еле сдерживая рыдания.
- Будьте мужчиной, Маню! - произнес Лурса почти без иронии в голосе. - Вы говорили, что каждую неделю члены группы должны были приносить...
- Какой-нибудь украденный предмет, вот что! Я не желаю лгать. Я знал, когда Люска обещал свести меня с ними, что у них это принято.
- Откуда вы это знали?
- Мне говорили.
- Кто?
- Почти все молодые люди в городе были в курсе дела. Подробностей они, конечно, не знали, но говорили, что существует шайка.
- Вы давали клятву?
- Письменно.
- Полагаю, вам надо было пройти через какое-то испытание?
- Как раз та машина... Если бы оказалось, что я не умею водить, я должен был бы пробраться в пустой дом, просидеть там час и вернуться с какой-нибудь вещью.
- С любой?
- Предпочтительно с какой-нибудь громоздкой, чтобы трудно было ее вынести. Это как бы состязание... Самым простым считалось стащить что-нибудь с прилавка. Люска однажды принес тыкву весом в десять кило.
- А что вы делали с добычей? Эмиль насупился и молчал.
- Полагаю, что все это сносилось ко мне в дом?
- Да, на чердак.
- До того, как вы вступили в шайку, сколько времени продолжались такие налеты?
- Должно быть, месяца два, не знаю точно. По-моему, этой игре Эдмон научился на каникулах в Экс-ле-Бене, там несколько человек развлекались такими делами ..
Лурса не раз спрашивал себя, как могла установиться такая близость между Николь и ее кузеном Эдмоном. А все оказалось так просто! Правда, удивляться начал он еще в отдаленную эпоху - кажется, дня три тому назад, - когда безвылазно сидел в своей берлоге.
Его сестра Марта как-то сообщила письмом, что сняла в Экс-ле-Бене виллу, и спрашивала, не отпустит ли он погостить к ним Николь.
Николь провела там месяц, и Лурса не беспокоился о ней, вообще не беспокоился, жила ли она дома или уезжала.
Значит, вот какими играми в Экс-ле-Бене развлекались юноши и девушки из хороших семейств, пока их родители посещали водолечебницы и казино!
- Эдмон приносил много вещей?
- Однажды он принес серебряное ситечко для кофе из пивной на улице Гамбетты. Другой раз начался спор, так как Детриво заявил, что будет брать потихоньку вещи только у себя дома, а по-настоящему не желает воровать, боится. Тем не менее, когда Большой Луи заговорил о полиции, даже признался, что находится не в ладах с правосудием и не желает, чтобы его снова забрали, именно Эдмон хвастался тем, что мы делали.
- Все это происходило в маленькой комнатке на третьем этаже?
- Да. Эдмон слишком уж умничал, все раздувал. Это в его стиле. Уверен, что Большой Луи стал требовать денег только из-за него. Он утверждал, что из-за несчастного случая, то есть из-за нас, он не может работать, а жена ждет почтовых переводов. Сначала он потребовал тысячу франков и велел принести их на следующий день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26