- Где мне найти Марата?
- Где? - она удивленно взглянула на настенные часы. Четырнадцать сорок пять. Довольно много, мне казалось, должно было быть меньше.
- В это время он всегда в спортзале. Форму поддерживает.
- Как мне туда добраться?
- Как? Очень просто. Вы на машине? Я так и думала почему-то. Езжайте по набережной, найдете ресторан "Чайка" и сворачивайте на улицу Жукова. Сразу слева увидите кинотеатр "Слава". Там Марата и найдете.
Я поблагодарил и ушел, игнорируя её приглашение задержаться насмешливое, сексуальное и безнадежное.
Кинотеатр пустовал. В гулком звонком вестибюле попадались, правда, какие-то целеустремленные личности обоего пола, но тут же исчезали бесследно. Наконец я поймал длинного прыщавого юнца, который с готовностью, - то краснея, то бледнея от желания выглядеть не тем, что он есть, - провел меня сначала вниз по лестнице, а затем по множеству почему-то кафельных коридоров, к неприметной двери.
Здесь.
Я вошел в полутемное помещение с пунктиром слабых ламп в круглых плафонах на потолке. Зал, метров тридцать в длину, был ярко освещен только с одной стороны, где располагались большие цветные мишени, как для стрельбы из лука. Чингиз стоял ко мне спиной в середине зала возле столика, на котором лежали ножи. Несколько ножей уже торчало в мишенях.
Чингиз повернулся на звук открываемой двери и, взвешивая в руке нож, всматривался в мой силуэт, возникший на фоне освещенного дверного проема. Чингиз был одет в широкие темные штаны из мягкой ткани и светлую плотную рубашку. Я подошел ближе.
- Здравствуй, Чингиз!
Он узнал меня, недоверчиво ухмыльнулся и в первое мгновение даже как будто сробел. Во всяком случае, я именно так определил тень, мелькнувшую на его лице. Но это было лишь мгновение, тут же сменившееся маской обычного для него спокойствия.
- Здравствуй! - спокойно поздоровался он.
Чингиз не был взволнован, но татарские узкие глаза его, казалось, на что-то намекали. Не дождавшись от меня вопросов, он повернулся и, прицелившись, метнул нож.
Нож воткнулся сантиметров в пятнадцати выше от центра мишени.
- Хочу с тобой поговорить, - сказал я и, подойдя к столу, стал перебирать ножи. Они были одинаково тяжелыми и отлично отбалансированными. Я бросил нож. Он воткнулся в центральный круг сантиметров в пяти-семи от центра.
- Почему бы и не поговорить, - равнодушно сказал Чингиз - Тебя, я слышал, в ментовке обработали, - прибавил он снисходительно, как бы поощряя на разговор сконфуженного приятеля.
- Да, брат Ленчика постарался... Это так... Хочу до конца разобраться во всем бардаке.
Чингиз метнул ещё один нож, воткнувшийся почти рядом с моим.
- Еще бы... - усмехнулся он.
- Ты чего ухмыляешься? Больше всех понимаешь, что тут творится? буркнул я в каком-то озарении.
Чингиз передвинул пальцем оставшийся на столе нож.
- Разве трудно? Еще когда ясно было. Только откуда же сообразить... если чужая душа потемки?
- Чья душа? - быстро спросил я.
- Убийцы, - спокойно ответил он.
Я вдруг рассердился.
- Ты со мной тут шутки не шути. Если что знаешь, должен немедленно мне все рассказать, я с собой шутить не позволю!
Я взял оставшийся нож и изо всех сил метнул его прямо в центр мишени.
- Хороший бросок, - похвалил он.
- Зачем мне с тобой шутить, если на тебя только и осталось надеяться, как на Бога или дьявола, - проговорил Чингиз, все так же спокойно. И добавил: - Пойдем ножи возьмем.
Мы пересекли зал и повытаскивали ножи из мишеней. Потом вернулись к рубежу, то есть к столу.
- Во-первых, - нарушил я молчание, - если кто и может знать в городе об убийствах, так это ты, Чингиз.
- Ты мне льстишь. Это профессионал знает все, что имеет отношение к его профессиональной деятельности. Откуда мне знать об убийствах? - с ухмылкой спросил он.
- Хватит кривляться! - вспылил я. - Нам с тобой нечего друг другу мозги пудрить. Кое-что друг о друге знаем.
- Да что мы можем такое знать? - не спеша протянул Чингиз, примериваясь к броску. Бросил. Нож с мягким стуком вонзился почти рядом с центром мишени. - Можешь ли ты вспомнить хоть один случай, когда я принимал участие в убийстве? - он, задавая вопрос, повернулся и смотрел на меня с каким-то пристальным вниманием.
- Да ты что?! - вскричал я. - А как же!.. - я замолчал, осознавая, что ни один эпизод, где бы учавствовал Чингиз, да и я, нельзя было отнести к убийству. Как же так, если я всю жизнь был убежден в обратном! Мне казалось, что ни один, ни два... Мне никогда не хотелось считать... Но сейчас ничего не приходило на память.
Чингиз продолжал с каким-то пристальным насмешливым вниманием вглядываться в меня.
- То-то, - отвернулся наконец он. - Откуда же мне знать? Если бы я что узнал о том, кто убивает наших, думаешь, не отомстил бы? Мы же работали в одной связке, и теперь, потеряв друзей, мне будет трудно жить. Надо вновь думать о заработке. Если только ты не поможешь, - вновь ухмыльнулся он. - А от гибели наших я сам пострадал больше всех, - добавил он.
- Неужели ты думаешь, что я могу тебя подозревать? - как-то слишком явно возмутился я. - Ни за тем же я пришел!
- Конечно, не за тем. Только я думал, что ты обо всем уже догадался.
- Да о чем же!
- Ну, кто убил всех.
- Ты же только что говорил, что не знаешь... Как же я могу? волновался я. - При чем тут догадки - тут знать надо. А откуда, если никто даже не предполагает. Я вот сейчас ездил знакомиться с семьей отца, хотел повидать Лютого...
- Лютого! - быстро повернулся Чингиз и твердыми черными глазами уперся в меня.
- Ну да, - растерянно проговорил я. - Вы же сами мне всегда твердили, а я не верил. Если бы не эти убийства, я бы все равно не поверил, а тут приходится, сам понимаешь...
Чингиз отвернулся и бросил нож, вонзившийся ещё ближе к центру, но с другой стороны окружности.
- Познакомился? - спросил он.
- Нет. Он давно в зоне. Хотя, кажется, сбежал недавно. Так что скорее всего он в городе, и это его рук дело.
- Лютый на тебя похож? Ты хотя бы фото смотрел?
- Нет ни одной фотографии. Но вы же сами всегда говорили, что Лютый и я - одно лицо...
Чингиз бросил на меня взгляд. Он вообще старался на меня не смотреть, лишь по необходимости, изредка.
- Кажется, все сходится: твой брат Лютый бежит из тюряги, чтобы повидать родные края. По приезде возобновляет связи и убивает своих старых корефанов. Может, за деньги, может, из-за детских обид. Мало ли что в детстве накопить можно? Ему же приходилось делить с тобой власть над нашей бандой. Может, он тебя боялся? - Чингиз даже воодушевился. - Может, так и есть: это мы думали, что он сильный, а самым сильным был у нас ты. Не Лютый, а ты, Оборотень, изгнал само упоминание о нем. Знаешь, как в детстве это может быть больно. А тут побег, все кончено с этой цивильной жизнью, остается только оборвать последние нити, свести, так сказать, счеты, наказать... Мы ведь тебя, как-никак, предпочитали. Он был редкий гость... Но меткий, - добавил он и кинул последний свой нож, вонзившийся снизу, сантиметрах в десяти от центра.
Я был, признаюсь, поражен последним доводом Чингиза. Мне не приходило в голову... Наконец, все улеглось по местам.
Я думал об этом, машинально прицеливаясь ножом в мишень. Метнул.
- Всегда ты был самым лучшим, - безнадежно закивал головой Чингиз.
И то, все три ножа торчали в самом центре, вплотную друг к другу... Чушь какая!.. А если Лютый захочет убить меня, или Таню?!.
- А ты не боишься? - спросил я.
- Может быть. Но может, он оставит мне жизнь? - ухмыльнулся он и взглянул мне прямо в лицо. - Как ты думаешь? Я единственный, кто был ближе всех к нему.
Он ещё больше сощурил узкие татарские глаза и мечтательно произнес:
- Помнишь Крокодила? Детдомовца? Он нам ещё здорово досаждал. Мы его как-то с Лютым подстерегли... Поединок был честный: Лютый и он. Бились железными арматуринами. Крокодил тоже был не трус, но куда ему!.. Он Лютому руку отключил, не перебил, просто по нерву попал и уже завопил от радости. Рано праздновать вздумал, сам тут же по черепу получил. Это уже потом мы добивали его вдвоем, когда уже все было ясно, кто сильнее. Потрудились на славу. Как его потом узнали, неизвестно - мы его в месиво превратили.
- Слушай, - сказал я, неприятно пораженный его воспоминанием и прерывая разговор, - мне надо идти. А что зашел к тебе - это хорошо. Ты мне подсказал, кто убийца. Надо теперь Таню охранять.
- Даже так? Хотя я слышал, что вы сошлись. Это, впрочем, ожидалось.
- Пойду я. Тебе я тоже советую Лютого поберечься. Нельзя ему доверять, он уже из другого мира, - вдруг проговорил я почему-то.
- Конечно. Только теперь, после твоего посещения, мне не о чем беспокоиться...
Тут я вышел и, только пройдя уже шагов десять по коридору, вдруг почувствовал, что в последней фразе Чингиза заключен какой-то обидный смысл. Я хотел было вернуться, но это только мелькнуло, и проговорив: "Чепуха!" - я поскорее вышел из кинотеатра. Главное, я чувствовал, что действительно был успокоен, и именно тем обстоятельством, что мифический Лютый обрел, наконец, плоть, и из области ночных сновидений впервые вышел на дневной свет. А обитателей дня мне бояться не пристало. Пускай меня боятся, успокоенно думал я, садясь в машину и заводя мотор. Я знал, куда мне ехать. Надо было утвердиться в подозрениях, надо было окончательно в деталях восстановить уже восстановленный из кошмаров облик Лютого. В общем, надо было вновь ехать к Ловкачу.
ГЛАВА 28
ЕЩЕ ОСТАЛИСЬ ТРОЕ
До Ловкача я добрался мигом. Когда ехал, меня охватили сомнения: а ну если все ложь, и попытка воскресить Лютого лишь уловка моих друзей-приятелей. Я даже хотел остановиться, но тут новая догадка заставила продолжить путь: что это за сумасшествие - видеть во всем столь сложную интригу, когда дело не стоит выеденного яйца; мне надо хорошенько допросить Ловкача, может быть, Лещиху, Таню, наконец, и все станет ясно. Нельзя отвергать гипотезу только потому, что это противоречит твоему естеству. Ведь правда чаще всего там, куда твой здравый смысл и заглядывать не хотел. То есть, никому не верь, все проверяй. Лично к тебе это тоже относится.
Так я думал, подходя к маскировочно-бедненькой двери Ловкача и уже был готов звонить... как вдруг застыл на пороге.
Что-то было не то... И этим "что-то" оказалась едва заметно приоткрытая дверь. Прошлый раз, ожидая, когда ещё неизвестный мне "Буратино" откроет дверь, я зацепился взглядом за старый отлуп краски на притолоке рядом с гранью закрытой двери; сейчас эта выщерблина была больше, значит, дверь была приоткрыта.
Я медленно вытащил пистолет, встал сбоку к стене и очень мягко стволом подтолкнул дверь.
Она поддалась.
Я прислушался: тихо. Я не улавливал ни движения, ни чужого дыхания. Я ещё раз толкнул дверь, и она открылась.
В коридоре горела люстра и светилась подстветка фонтана. Я быстро переводил ствол пистолета: бурые пятна на светлом ворсе ковровой дорожки, грязно-бурые следы пальцев на обоях... Мне было все ясно, собственно... А впрочем, я не думал ни о чем; мягко ступая, дошел до конца коридора, быстро выглянул, спрятался, успев мгновенно осматреть помещение. Кажется, никого нет. Разумеется, кроме Ловкача.
Я вошел в комнату все ещё настороже, хотя уже понимая, что пистолет не понадобится. Уже просто для очистки совести осмотрел квартиру: спальню (сюда "гости" не заглядывали), ванную, туалет, балкон - все спокойно.
Да, спокойно, можно сказать, - мертвое спокойстие, ибо Ловкачу, наконец-то, изменила ловкость, а то, что развалилось в кресле, которое уже ему никогда не понадобится, на общепринятом языке называлось просто трупом.
Увы, наступила очередь Кости Кашеварова, и уже одно это подкрепляло слова Чингиза, потому что, судя по ужасу, который здесь царил, сделать такое мог лишь один человек - Лютый.
Я едва не наступил на скальп, нагнулся, поднял клочок кожи со стриженными милицейскими волосами и как мог тщательнее приладил на голую тонзуру головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35