В трубе, метрах в полутора от торца, чем-то похожая на чугунную крышку дорожного люка, выднелась круглая, наглухо закрывающая отверствие площадка. Внутренний диаметр трубы был около метра. Ворон ещё раз дернулся. Я был едва жив, болела нога, по шее медленно засыхая стекала струйка крови. Я посмотрел - клюв у птицы был сухим и черным.
В этот момент, глядя на своего мучителя, я вдруг с непонятной силой осознал, что я сумею победить. Я помню, раз или два подобные ощущения настигали меня, уже давно, мне тогда казалось, я гибну, но вот ещё жив, до сих пор жив. И с жестокой радостью оторвав твари голову, я вдруг безоговорочно поверил, я сумею выжить.
Однако, хватит оттягивать неизбежное. Я перекинул ноги внутрь трубы и осторожно опустился на люк. Люк надежно выдержал мой мос. Напротив груди целился в небо маленький рычаг рубильника. Надпись "пуск" все объясняла. И я нажал на рычаг, желая скорее опуститься.
Опуститься - мягко сказано; люк просто исчез из под ног и падая вниз, я успел горько подумать: все напрасно, меня перехитрили, - злобная шутка извращенного безумца удалась. Я ещё пытался зацепиться - скорость и стеклянистая облицовка отполировали стены, я ожидал удара, который превратит меня в ничто, но финал затягивался. В какой-то момент, - все происходило так быстро, я не успевал осознать! - меня прижало к стене, скорость возросла, трением нагрело спину, ещё сильней и мелькнувшая мысль подсказала мне: изогнувшись, вертикальный желоб вынес меня в другие измерения, - от вертикального - ближе к горизонтальному, от смертельного к жизни.
Растягиваясь, секунды дарили мне время; я думал, меня вытряхивают, словно камешек из водосточной трубы, - обретя надежду, я вновь хотел жить.
Движение не прекращалось; ощущая разными боками жар и трение, я предположил, что, сужаясь, спираль моего пути сама гасила скорость.
Резкий свет ослепил; труба выходила в огромный овальный зал и неожиданно заканчивалась широким раструбом. Все это запечатлелось в мозгу ещё в полете; вылетев по дуге, я был буквально оглушен мертвой вонью, а внизу, куда я готовился приземлиться, холмом копошилось нечто грязно-серое, неразличимое даже в ярком, режущем свете.
Приземлившись довольно мягко, в ту же секунду с отвращением попытался вскочить - все скользило. пищало, царапалось; врассыпную метнувшиеся крысы уже возвращались, решительно попискивая и воняя. На самом деле вонь не от них, - холмом переплелись трупы людей, животных, - под рукой липко, мерзко поползла полуразложившаяся кожа, отрываясь с куском лица - что за отстойник! Трупов людей было немного: пять, шесть. Тот, который пополз под рукой принадлежал женщине - я видел изъеденную крысами грудь. Меня вывернуло - слишком неожиданный был переход к смерти. Пол был весь усеян крысами.
Занявшись своими ощущениями, я едва не попался; раструб трубы загудел, зашипел, что позволяло сил, я отпрыгнул в сторону, поскользнулся, но и в падении попытался откатиться в безопасную зону. Дохнуло едко, ещё - вдруг из трубы густо, пенно хлынул поток извести. Воистину ад! Погибая, визжали крысы, многие пытались взобраться по моим ногам. Под ботинками стало хлюпать. Стены кругом гладкие, высокие, нержавеющие. Только в одном месте словно широкое двухметровое окно из мутного стекла. Я с разбегу ударил ногой - ничего. Еще раз огляделся: с потолка свисали ржавые цепи, не дотягивались до пола метров пять - бесполезно, не допрыгнуть. Еще раз ударил по окну - только ногу отшиб. Слой пены утолщался, я не успевал сшибать спасавшихся на мне крыс. Что за грязный кошмар!
В отчаянии я обвел взглядом стены: гладкие, скользкие... Нет, - если бы было время - возликовал, - метров в пяти от меня, ближе к этой чудовищной куче, по стене пунктиром моего спасения прилепились скобы примитивной лестницы. В два прыжка я достиг скоб, зачерпнул ботинком немного извести, - благодаря брюкам попало немного, но от испарений сильно заныла расклеванная вороной голень. Я быстро полез наверх. Внизу весь пол уже пушисто пенился, скрывая остаточное шевеленье; поток извести из трубы не иссякал, я начинал задыхаться. Вверху, - теперь я уже различал, прорисовывался тонкий контур притертой крышки люка. Я поравнялся с ближайшей - метрах в двух, - цепью, спозающей из середины широкого круглого отверствия.
Скобы кончились. Если считать, что цепи и этот люк, к которому я лезу, принадлежат одному помещению, то сюрприза, вроде той же извести, можно не опасаться. Я попробовал отжать люк, но скобы, державшие меня, опасно затрещали. Пришлось внимательно осмотреть окружность стыка. В одном месте, достаточно удобном, чтобы дотянуться стоящему здесь человеку, в данном случае - мне, приходилось какое-то вздутие. Что же, я нажал.
Послышался щелчок, непонятный звук, который я разгадал мгновение спустя, крышка стала явственно подниматься, и в ту же секунду мне пришлось, изо всех сил оттолкнувшись от стены, прыгнуть в сторону.
Из открытого люка хлынула волна чего-то жгучего, бесцветного, не кислоты, я подумал - кипятка. Я уже висел на ближайшей цепи, ладони саднило от ржавых царапин, но капли ещё горевшие на руках, ничем не пахли. Вода.
Я чувствовал - иду в разнос. Все так быстро менялось, что времени на то, чтобы понять и прочувствовать ситуацию не было. Мои друзья соглашались: больше всего чувств, опасений, страха испытываешь до и после боя - внутри события на это нет времени.
Я пополз по цепи вверх. Это было легко, - звенья, толщиной в мою руку, облегчали подъем. По краю быстро приближавшегося метрового отверствия застыли в обрамлении стальные лепестки. Похоже на широко раскрытую диафрагму. Но центр, где проходила цепь, был достаточно просторен для меня...
Я сглазил; сначала медленно, потом стремительно сливаясь в нерезкий контур, начали вращаться лепестки. Я приостановился на секунду, - внизу ревела вода, шипела известь, сквозь меня, мимо меня проходили тугие клубы едкого пара, - назад дороги не было. Когда же пролезал опасный участок, почувствовал теплое прикосновение к левому пречу...
Рукав моей кожаной куртки изрезан в лапшу. Это в том месте, где слегка качнулся, подтягиваясь выше. Я находился в узком коридоре, расположенном перпендикулярно нижнему залу. С двух сторон - прикрытые двери. Отверствие в полу занимало всю ширину прохода. Едва я вылез, лепестки - просто острые диски, расположенные по периметру, - сразу остановились, тесно окружив звенья цепи.
Снимая куртку, я думал, что скорее всего Кулагин и вся его банда наблюдают за мной. Еще и пивко сосут. Мне ужасно захотелось пить, - даром что вспомнил. Рукав рубашки пропитался кровью; один рукав - красный, выбросил сразу, а другим немедленно перевязал руку. Кровь медленно пропитывала ткань.
Присев, я начал подводить итоги. И так, я жив. Это главное. Сейчас, не знаю как долго, - мне ничего не угрожает. Если то, что уже было, только начало, цветочки, так сказать, то придется мне выложиться. Хотелось есть. Хотелось пить. Во рту пересохло совершенно. Если я здесь задержусь, они найдут способ ускорить события и вытурят меня отсюда. Внезапно дрогнули лепестки люка. Сразу остановились. Свет померк, но вновь остро слепит. Мне, видимо, дают знать, сообщают нехитрым кодом, что пора, мол, отрабатывать условия. Впрочем, засиживаться резона нет.
Подумав, я шагнул к ближней двери. Что-то лязгнуло - я потерял под ногами опору. Падая, инстиктивно сжался. Шумный всплеск.
Вынырнув, я перевел дыхание и бешенно взглянул вверх. Метрах в трех светился большой круг. Я разозлился. Идиот! Растяпа! Люк проспал. Впрочем, это была все такая же многолепестковая диафрагма. Когда она закрыта, то прочно сливается с полом. Но каковы мерзавцы!
Последнее относилось к устроителям и шефу. Я пощупал шершавую стену ржавый, некогда гладкий металл. Ни скоб, ни чего-либо иного, что могло помочь выбраться не было. Вокруг звенела, журчала вода, эхом скрывая источник.
Привыкнув к полумраку, глаза различили заметно суживающиеся к верху стены. Выбраться было нельзя. В таких, только сухих колодцах, гноили заживо преступников китайцы. Примерно на высоте метра темнело отверствие, из которого бежала вода. Натуральная мышеловка.
Вода была холодная, я продрог. Чтобы согреться, несколько раз проплыл по кругу. Надо двигаться. Жаль, что это не молоко, как в сказке про мыку. Тогда можно было сбить кусок масла и отдыхать. В голову лезет чушь. Наверное от безисходности. Меня вдруг пронзило невыносимое чувство одиночества. Хорошо, хоть Марине удалось ускользнуть. Мне же стало ещё хуже. Хватит.
Держась на плаву, я угрюмо разглядывал удручающе голые стены. Люк метрах в трех. Если можно было бы оттолкнуться от поверхности воды... Внезапно в глаза бросилось то, на что следовало бы обратить внимание с самого начала: стены были влажными до половины ствола. Несколько выше журчащего отверствия пролегала хорошо заметная граница, дальше которой ствол был сухим. Вода стояла высоко, а потом куда-то ушла. Или слили в ожидании моего появления. Чтобы я не выбрался легким путем. Сделав кувырок, я ушел в глубину вниз головой.
В воде ничего не видно. Здесь было неглубоко - метра три. Я держался стены, но вдруг, как и ожидал, рука провалилась - туннель. Я всплыл глотнуть воздуха. Сразу лезть в трубу не решился, боялся не хватит воздуха. Часто такие мелочи и спасают; я дышал глубоко и мерно, пока не закружилась голова. Ничего, здесь не глубоко и кислородное опьянение мне не грозит.
Туннель не кончался. Какие-то неровности, шороховатости позволяли цепляться руками, отталкиваться, но гребка не получалось - узко. По тому, как судорожно заходила грудь, я понял, что пошла вторая минута. Туннель не кончался. Вряд ли они заинтересованы в такой глупой моей смерти. Пожалуй, вернуться не успею.
Возвращаться не понадобилось.
Я почувствовал, что выплыл из трубы. Вода ли изменилась?.. Сразу стало светлее. Я ещё не выныривал, значит свет усиливался сам по себе, словно наверху - в бассейне? - включали в ожидании меня свет. Поверхность надо мной зеркально колыхалась. Что же меня ждало?..
Я быстро всплыл. Я успел все мгновенно охватить взглядом: бассейн метров 15 длины и 5 ширины, узкие бортики, с одно стороны небольшая трибуна на 10-20 человек, толстая фигура Кулагина, зверские его мальчики, какие-то женщины. Кто-то зааплодировал. Я со злобой уставился на них. Мерзавцы! Еще взрыв аплодисментов. Кто-то тонко и восторженно закричал:
- Вот, вот она! Анаконда!
Я почувствовал... я оглянулся - поздно. Словно тисками сдавило плечо; руки, ноги, все тело заплело, закрутило, мерзко-холодное, я не выношу прикосновения рыб в глубине! огромная, с два моих кулака змеиная морда вонзила зубы в плечо. Мне не было больно, но неожиданность, страх, нутряной холодный страх, ярость!.. Я сам взорвался, уже осознав, что в неподвижности моя погибель, если не давать опоры хвосту... холодное гибкое тело пыталось оплести мне ноги, тело... Все бурлило, жадно подались зрители на трибуне, от страшной ярости я взбесился; не переставая барахтаться, оторвал голову твари от себя и не разбирая, сам вцепился зубами, под пальцами что-то поддалось, - я проткнул глаз и изо всех сил ввинчивал палец, хруст, нет, не сустав, еще, лоботомия проклятой...
Дергаясь, змея опускалась на дно. Мне ещё хватило сил доплыть до бортика перед трибуной. Перегнувшись, Сашок протягивал мне избитую тренировками клешню каратиста. Я принял, чтобы тут же рвануться вверх...
Я не думал, что так измотан, - кулак верного телохранителя Кулагина настиг меня, - все потемнело, я отключился.
* * *
Сквозь проблески сознания, я слышал негромкий шелест голосов, что-то позвякивало, словно посуда по стеклянному или твердо-пластиковому покрытию. Я ещё сопротивлялся, желая продлить сон, но резкий аммиачный запах вздернул мне нос, голову; я открыл и сразу прикрыл ослепленные глаза, успев заметить странное шевеленье полуголых людей, кажущееся продолжением расплывающегося бреда.
1 2 3 4 5 6 7 8
В этот момент, глядя на своего мучителя, я вдруг с непонятной силой осознал, что я сумею победить. Я помню, раз или два подобные ощущения настигали меня, уже давно, мне тогда казалось, я гибну, но вот ещё жив, до сих пор жив. И с жестокой радостью оторвав твари голову, я вдруг безоговорочно поверил, я сумею выжить.
Однако, хватит оттягивать неизбежное. Я перекинул ноги внутрь трубы и осторожно опустился на люк. Люк надежно выдержал мой мос. Напротив груди целился в небо маленький рычаг рубильника. Надпись "пуск" все объясняла. И я нажал на рычаг, желая скорее опуститься.
Опуститься - мягко сказано; люк просто исчез из под ног и падая вниз, я успел горько подумать: все напрасно, меня перехитрили, - злобная шутка извращенного безумца удалась. Я ещё пытался зацепиться - скорость и стеклянистая облицовка отполировали стены, я ожидал удара, который превратит меня в ничто, но финал затягивался. В какой-то момент, - все происходило так быстро, я не успевал осознать! - меня прижало к стене, скорость возросла, трением нагрело спину, ещё сильней и мелькнувшая мысль подсказала мне: изогнувшись, вертикальный желоб вынес меня в другие измерения, - от вертикального - ближе к горизонтальному, от смертельного к жизни.
Растягиваясь, секунды дарили мне время; я думал, меня вытряхивают, словно камешек из водосточной трубы, - обретя надежду, я вновь хотел жить.
Движение не прекращалось; ощущая разными боками жар и трение, я предположил, что, сужаясь, спираль моего пути сама гасила скорость.
Резкий свет ослепил; труба выходила в огромный овальный зал и неожиданно заканчивалась широким раструбом. Все это запечатлелось в мозгу ещё в полете; вылетев по дуге, я был буквально оглушен мертвой вонью, а внизу, куда я готовился приземлиться, холмом копошилось нечто грязно-серое, неразличимое даже в ярком, режущем свете.
Приземлившись довольно мягко, в ту же секунду с отвращением попытался вскочить - все скользило. пищало, царапалось; врассыпную метнувшиеся крысы уже возвращались, решительно попискивая и воняя. На самом деле вонь не от них, - холмом переплелись трупы людей, животных, - под рукой липко, мерзко поползла полуразложившаяся кожа, отрываясь с куском лица - что за отстойник! Трупов людей было немного: пять, шесть. Тот, который пополз под рукой принадлежал женщине - я видел изъеденную крысами грудь. Меня вывернуло - слишком неожиданный был переход к смерти. Пол был весь усеян крысами.
Занявшись своими ощущениями, я едва не попался; раструб трубы загудел, зашипел, что позволяло сил, я отпрыгнул в сторону, поскользнулся, но и в падении попытался откатиться в безопасную зону. Дохнуло едко, ещё - вдруг из трубы густо, пенно хлынул поток извести. Воистину ад! Погибая, визжали крысы, многие пытались взобраться по моим ногам. Под ботинками стало хлюпать. Стены кругом гладкие, высокие, нержавеющие. Только в одном месте словно широкое двухметровое окно из мутного стекла. Я с разбегу ударил ногой - ничего. Еще раз огляделся: с потолка свисали ржавые цепи, не дотягивались до пола метров пять - бесполезно, не допрыгнуть. Еще раз ударил по окну - только ногу отшиб. Слой пены утолщался, я не успевал сшибать спасавшихся на мне крыс. Что за грязный кошмар!
В отчаянии я обвел взглядом стены: гладкие, скользкие... Нет, - если бы было время - возликовал, - метров в пяти от меня, ближе к этой чудовищной куче, по стене пунктиром моего спасения прилепились скобы примитивной лестницы. В два прыжка я достиг скоб, зачерпнул ботинком немного извести, - благодаря брюкам попало немного, но от испарений сильно заныла расклеванная вороной голень. Я быстро полез наверх. Внизу весь пол уже пушисто пенился, скрывая остаточное шевеленье; поток извести из трубы не иссякал, я начинал задыхаться. Вверху, - теперь я уже различал, прорисовывался тонкий контур притертой крышки люка. Я поравнялся с ближайшей - метрах в двух, - цепью, спозающей из середины широкого круглого отверствия.
Скобы кончились. Если считать, что цепи и этот люк, к которому я лезу, принадлежат одному помещению, то сюрприза, вроде той же извести, можно не опасаться. Я попробовал отжать люк, но скобы, державшие меня, опасно затрещали. Пришлось внимательно осмотреть окружность стыка. В одном месте, достаточно удобном, чтобы дотянуться стоящему здесь человеку, в данном случае - мне, приходилось какое-то вздутие. Что же, я нажал.
Послышался щелчок, непонятный звук, который я разгадал мгновение спустя, крышка стала явственно подниматься, и в ту же секунду мне пришлось, изо всех сил оттолкнувшись от стены, прыгнуть в сторону.
Из открытого люка хлынула волна чего-то жгучего, бесцветного, не кислоты, я подумал - кипятка. Я уже висел на ближайшей цепи, ладони саднило от ржавых царапин, но капли ещё горевшие на руках, ничем не пахли. Вода.
Я чувствовал - иду в разнос. Все так быстро менялось, что времени на то, чтобы понять и прочувствовать ситуацию не было. Мои друзья соглашались: больше всего чувств, опасений, страха испытываешь до и после боя - внутри события на это нет времени.
Я пополз по цепи вверх. Это было легко, - звенья, толщиной в мою руку, облегчали подъем. По краю быстро приближавшегося метрового отверствия застыли в обрамлении стальные лепестки. Похоже на широко раскрытую диафрагму. Но центр, где проходила цепь, был достаточно просторен для меня...
Я сглазил; сначала медленно, потом стремительно сливаясь в нерезкий контур, начали вращаться лепестки. Я приостановился на секунду, - внизу ревела вода, шипела известь, сквозь меня, мимо меня проходили тугие клубы едкого пара, - назад дороги не было. Когда же пролезал опасный участок, почувствовал теплое прикосновение к левому пречу...
Рукав моей кожаной куртки изрезан в лапшу. Это в том месте, где слегка качнулся, подтягиваясь выше. Я находился в узком коридоре, расположенном перпендикулярно нижнему залу. С двух сторон - прикрытые двери. Отверствие в полу занимало всю ширину прохода. Едва я вылез, лепестки - просто острые диски, расположенные по периметру, - сразу остановились, тесно окружив звенья цепи.
Снимая куртку, я думал, что скорее всего Кулагин и вся его банда наблюдают за мной. Еще и пивко сосут. Мне ужасно захотелось пить, - даром что вспомнил. Рукав рубашки пропитался кровью; один рукав - красный, выбросил сразу, а другим немедленно перевязал руку. Кровь медленно пропитывала ткань.
Присев, я начал подводить итоги. И так, я жив. Это главное. Сейчас, не знаю как долго, - мне ничего не угрожает. Если то, что уже было, только начало, цветочки, так сказать, то придется мне выложиться. Хотелось есть. Хотелось пить. Во рту пересохло совершенно. Если я здесь задержусь, они найдут способ ускорить события и вытурят меня отсюда. Внезапно дрогнули лепестки люка. Сразу остановились. Свет померк, но вновь остро слепит. Мне, видимо, дают знать, сообщают нехитрым кодом, что пора, мол, отрабатывать условия. Впрочем, засиживаться резона нет.
Подумав, я шагнул к ближней двери. Что-то лязгнуло - я потерял под ногами опору. Падая, инстиктивно сжался. Шумный всплеск.
Вынырнув, я перевел дыхание и бешенно взглянул вверх. Метрах в трех светился большой круг. Я разозлился. Идиот! Растяпа! Люк проспал. Впрочем, это была все такая же многолепестковая диафрагма. Когда она закрыта, то прочно сливается с полом. Но каковы мерзавцы!
Последнее относилось к устроителям и шефу. Я пощупал шершавую стену ржавый, некогда гладкий металл. Ни скоб, ни чего-либо иного, что могло помочь выбраться не было. Вокруг звенела, журчала вода, эхом скрывая источник.
Привыкнув к полумраку, глаза различили заметно суживающиеся к верху стены. Выбраться было нельзя. В таких, только сухих колодцах, гноили заживо преступников китайцы. Примерно на высоте метра темнело отверствие, из которого бежала вода. Натуральная мышеловка.
Вода была холодная, я продрог. Чтобы согреться, несколько раз проплыл по кругу. Надо двигаться. Жаль, что это не молоко, как в сказке про мыку. Тогда можно было сбить кусок масла и отдыхать. В голову лезет чушь. Наверное от безисходности. Меня вдруг пронзило невыносимое чувство одиночества. Хорошо, хоть Марине удалось ускользнуть. Мне же стало ещё хуже. Хватит.
Держась на плаву, я угрюмо разглядывал удручающе голые стены. Люк метрах в трех. Если можно было бы оттолкнуться от поверхности воды... Внезапно в глаза бросилось то, на что следовало бы обратить внимание с самого начала: стены были влажными до половины ствола. Несколько выше журчащего отверствия пролегала хорошо заметная граница, дальше которой ствол был сухим. Вода стояла высоко, а потом куда-то ушла. Или слили в ожидании моего появления. Чтобы я не выбрался легким путем. Сделав кувырок, я ушел в глубину вниз головой.
В воде ничего не видно. Здесь было неглубоко - метра три. Я держался стены, но вдруг, как и ожидал, рука провалилась - туннель. Я всплыл глотнуть воздуха. Сразу лезть в трубу не решился, боялся не хватит воздуха. Часто такие мелочи и спасают; я дышал глубоко и мерно, пока не закружилась голова. Ничего, здесь не глубоко и кислородное опьянение мне не грозит.
Туннель не кончался. Какие-то неровности, шороховатости позволяли цепляться руками, отталкиваться, но гребка не получалось - узко. По тому, как судорожно заходила грудь, я понял, что пошла вторая минута. Туннель не кончался. Вряд ли они заинтересованы в такой глупой моей смерти. Пожалуй, вернуться не успею.
Возвращаться не понадобилось.
Я почувствовал, что выплыл из трубы. Вода ли изменилась?.. Сразу стало светлее. Я ещё не выныривал, значит свет усиливался сам по себе, словно наверху - в бассейне? - включали в ожидании меня свет. Поверхность надо мной зеркально колыхалась. Что же меня ждало?..
Я быстро всплыл. Я успел все мгновенно охватить взглядом: бассейн метров 15 длины и 5 ширины, узкие бортики, с одно стороны небольшая трибуна на 10-20 человек, толстая фигура Кулагина, зверские его мальчики, какие-то женщины. Кто-то зааплодировал. Я со злобой уставился на них. Мерзавцы! Еще взрыв аплодисментов. Кто-то тонко и восторженно закричал:
- Вот, вот она! Анаконда!
Я почувствовал... я оглянулся - поздно. Словно тисками сдавило плечо; руки, ноги, все тело заплело, закрутило, мерзко-холодное, я не выношу прикосновения рыб в глубине! огромная, с два моих кулака змеиная морда вонзила зубы в плечо. Мне не было больно, но неожиданность, страх, нутряной холодный страх, ярость!.. Я сам взорвался, уже осознав, что в неподвижности моя погибель, если не давать опоры хвосту... холодное гибкое тело пыталось оплести мне ноги, тело... Все бурлило, жадно подались зрители на трибуне, от страшной ярости я взбесился; не переставая барахтаться, оторвал голову твари от себя и не разбирая, сам вцепился зубами, под пальцами что-то поддалось, - я проткнул глаз и изо всех сил ввинчивал палец, хруст, нет, не сустав, еще, лоботомия проклятой...
Дергаясь, змея опускалась на дно. Мне ещё хватило сил доплыть до бортика перед трибуной. Перегнувшись, Сашок протягивал мне избитую тренировками клешню каратиста. Я принял, чтобы тут же рвануться вверх...
Я не думал, что так измотан, - кулак верного телохранителя Кулагина настиг меня, - все потемнело, я отключился.
* * *
Сквозь проблески сознания, я слышал негромкий шелест голосов, что-то позвякивало, словно посуда по стеклянному или твердо-пластиковому покрытию. Я ещё сопротивлялся, желая продлить сон, но резкий аммиачный запах вздернул мне нос, голову; я открыл и сразу прикрыл ослепленные глаза, успев заметить странное шевеленье полуголых людей, кажущееся продолжением расплывающегося бреда.
1 2 3 4 5 6 7 8