За такие бабки
следовало наслаждаться драгоценной едой. Да и других занятий не было:
алкоголь, как таковой, отсутствовал в их меню. В половине одиннадцатого
собрались домой.
В том же порядке три автомобиля по Садовому добрались до Зубовской и
развернулись на Кропоткинскую, а с Кропоткинской въехали в переулок,
который через Остоженку переходил в их родной. "Ниссан" скромно следовал
за ними.
"Семерка" первой неспешно вкатила в пустынный переулок и вдруг на
бешеной скорости рванула вниз, а "восьмерка" и "Нива", идя на параллельных
курсах, неожиданно тормознули и, съехавшись нос к носу, образовали
баррикаду, наглухо перекрывавшую движение. Правда, и движения-то не было,
лишь растерявшийся "Ниссан" остановился на мгновение, подергался туда-сюда
и стал от безысходности задом выбираться на Остоженку.
"Восьмерка" и "Нива", тотчас разрушив баррикаду, подъехали к своему
дому.
Втроем без особых разговоров всласть попили крепчайшего чаю и вновь
объявились в переулке. "Ниссан" обреченно караулил их.
Устроились в "восьмерке" Казаряна - на переднем сидении Казарян и
Смирнов, а на заднем, в закупорке - Алик, и поехали в известном им
направлении. Блуждали по центру довольно долго (рано выехали, убивали
время), и в конце концов доползли до Вшивой горки, ныне улицы
Интернациональной. Остановились у ворот со львами. Казарян и Смирнов вышли
из машины и спокойно направились через калитку (ворота были закрыты) к
больнице. Выбравшийся следом с заднего сидения Алик занял пост у калитки.
В "Ниссане" пассажиры, подождав недолго, сильно забеспокоились. Двое
выскочили на тротуар и направились к калитке. Алик вежливо пропустил их и
пожелал:
- Всего хорошего.
Побыстрее устроился в казаряновской "восьмерке" и поехал домой.
А Смирнов с Казаряном через приемный покой вышли на задний двор и по
пологому склону спустились к ведомой только полковнику милиции в отставке
дыре в заборе, через которую они проникли в кривой и горбатый переулок. А
потом черные лестницы, проходные подъезды и темные колодцы дворов. Нет, не
отыскать, не поймать, не догнать Смирнова в его Москве!
На Берниковской набережной их ждал "олдсмобиль". Смирнов открыл левую
переднюю дверцу, сев за руль на место отодвинувшегося Виктора, проследил
за тем, как устроился на заднем сидении Казарян, и решил:
- Вперед без страха и сомненья!
Повертевшись, Смирнов выбрался на Садовое кольцо и дал на
малонаселенной уже дороге приличную скорость. На Тверской и Ленинградском
слегка поумерил пыл до Сокола, но после развилки прибавлял постоянно.
Миновав пограничные посты ГАИ, после Химок уверенно вышел на скорость за
сто.
- Ночь же, - мрачно напомнил сзади Казарян. - Гробанемся, Саня.
Вместо ответа Смирнов, думая, что поет, заныл свою любимую:
- Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Но постепенно вздернутость чувств от мастерского выигрыша прошла,
Смирнов вспомнил, что он старик, и установил для себя предельную
крейсерскую скорость - восемьдесят километров, которая не утомляла.
Отпустил мышцы, спиной и задом нашел оптимальную позу, оценил приборную
доску, и, поняв, что теперь можно и не уставать, решил поговорить. Глянул
через внутреннее зеркало заднего обзора на еле видимого в густой полутьме
салона Казаряна, подмигнул ему и сказал:
- Нам бы его там вместе со всеми застукать, Рома.
- А ты уверен, что он с ними? - спросил Казарян.
- Почти.
- Вот именно - почти, - ворчливо прокомментировал Казарян.
- Почти - это оттого, что душа не принимает такой мерзости, - пояснил
Смирнов. - А если по делу, просчитав всерьез и прикинув варианты, -
стопроцентно.
- О ком это вы? - робко поинтересовался Виктор.
- Об одном нашем бывшем знакомце, - расплывчато ответил Смирнов и
добавил озабоченно: - Проверьтесь, ребята, ничего не забыли? Ребята
проверились, и оказалось, что ничего не забыли.
- Нам долго еще? - спросил Виктор.
- Долго. Очень долго. Можешь поспать, - откликнулся добрым советом
Смирнов.
- Не хочется.
- Тревожно? - догадался о Викторовом состоянии Казарян.
- Я просто в автомобиле спать не умею, - соврал Виктор.
- А я умею, - сказал Казарян и, предупредительно зевнув, разлегся на
заднем сидении.
...Проснулся он потому, что "олдсмобиль" остановился. Не было уже
ночи, в окнах машины серела предрассветная сумеречность.
- Где мы? - спросил Казарян.
- В тридцати верстах от Твери, - ответил Смирнов.
- А-а-а, - удовлетворенно промычал Казарян и опять закрыл глаза.
- На Волгу посмотри, балда! - посоветовал Смирнов и, открыв дверцу, с
трудом выбрался из-за руля. Утренний холодок через открытую дверцу
забрался в салон и ликвидировал сонный казаряновский уют. Казарян не то
ахнул, не то опять зевнул, сел и тоже открыл свою дверцу.
Чуть внизу, сразу же за жидкими кустами мощно катила к Каспийскому
морю еще охватываемая взглядом верхняя Волга. В предрассветном безветрии
на ее поверхности не было ничего, что обозначало бы движение, но она
неотвратимо катила и катила.
- В первый раз я ее такую узкую вижу, - признался Виктор.
- Господи, красота-то какая! - вдруг ощутил все Казарян.
- Волга, - подвел итог Смирнов, вздохнул и предложил: - А не
перекусить ли нам?
Взявший на себя хозяйственное обеспечение операции Александр Петрович
был щедр и предусмотрителен: в багажном отделении "олдсмобиля" находилась
битком набитая продуктами объемистая сумка. Раскрыв ее, приятно удивились.
И аккуратные бутерброды с чем хочешь, и овощи с рынка, и фрукты с юга, и
водочка, и коньячок, и два громадных китайских термоса.
- Согреться бы не мешало, - вожделенно посматривая на бутылки,
индифферентно поразмышлял вслух Виктор. Смирнов глянул на него и, снимая с
термоса сверкающую крышку-стакан, охотно согласился:
- Сейчас согреемся.
И разлил по кружкам крепчайший, но уже пахнущий веником от долгой
закупорки чай. Пожевав бутерброды и попив чайку, и вправду согрелись.
Освободились от ночного оцепенения, захотели действовать, двигаться.
Двинулись. За Тверью по мосту переправились на левый берег Волги и
въехали в нескончаемые сырые леса. Рассвело окончательно, но свет низкого
солнца был только в вершинах леса, а внизу, в ущелье меж хвои, на дне
которого тянулся неширокий асфальт, была глухая серость. И ни души кругом,
ни жилья, ни звука человеческого. Дорога, деревья, узкое небо наверху.
Лишь изредка по-хозяйски каркали недовольно пролетавшие крупные вороны.
- А мы туда едем? - обеспокоенно спросил Виктор.
- Куда туда? - захотел уточнений Смирнов.
- Куда нам надо.
- А надо ли нам туда? - философски заметил с заднего сиденья Казарян.
В общем, хорошо поговорили, скрывая друг от друга ощущение
приближающейся с каждым километром их движения опасности.
- Господи, наконец-то, деревня! - обрадовался Виктор, увидев впереди
разрыв в стене леса, в котором помещались темно-серые избенки.
Деревня эта была мертва. Она стояла в километре от шоссе, и они,
проезжая мимо, увидели издалека, что окна всех домов наглухо заколочены
такого же, как срубы, темно-серого цвета досками. Деревня эта умерла
давно.
Дорога чуть поднималась к водоразделу. "Олдсмобиль" добрался до
вершины, и они увидели солнце сегодня в первый раз. Оно слепило и
радовало. Смирнов опустил светозащитный щиток и сбавил скорость.
Спускались к болоту, через которое дорога шла по высокой насыпи. Даже не
болото то было, так, вековые, уходящие за горизонт, заросшие древней
нетронутой ряской черные лужи.
Бесконечная тоска и неподвижная безнадежность. И поэтому вновь
возникший мрачный хвойный лес казался симпатичным и живым.
Руля левой, Смирнов правой подобрал с пола карту охотника и рыболова,
офицерским глазом оценил нужный квадрат и оповестил томившихся спутников:
- Верст через десять-пятнадцать Сычевка.
- А на кой ляд мы в ней оказались? - выдал предполагаемый вопрос
аборигенов Казарян.
- Дом покупаем. Теперь все дома норовят купить в сельской местности,
- ответил Смирнов. - Ты покупаешь, Ромка.
- Покупать так покупать, - согласился Роман, а Виктор усомнился:
- Кто же в такой глуши дом покупает?
- Глушь, Витя, это когда бездорожье. А здесь цивилизация. Увидишь
еще, сколько здесь ушлых москвичей поселилось, - наставительно развеял
Викторовы сомнения Смирнов.
И, действительно, цивилизация. Село-поселок-городок Сычевка ловко
расположился на высоком берегу неширокой, но глубокой и чистой реки. Часть
домов - в большинстве с кирпичными первыми этажами - стояли, как положено
стоять им в русском городе: фасадами к реке и к улице, ведущей вдоль реки.
Одноэтажные избы же были обращены к реке задними дворами и огородами, как
в деревне. А за главным порядком на второй улице, как прыщи, выскочили
дурацкие советские пятиэтажки, соцпоселок, значит.
Миновав мост, "олдсмобиль" проехал по набережной и выбрался к центру,
к пятиэтажкам. Но и там не стал задерживаться: скрылся в узком и кривом
сельском переулке, идущем от центра и остановился. Смирнов глянул на часы.
По городскому была несусветная рань: шесть часов утра, но бабы, в четыре
выгнавшие коров пастуху, уже склонялись в огородах.
Вышли, размяли сильно затекшие от долгого сидения руки-ноги.
- Вы походите здесь, порасспрашивайте насчет где, как и что можно
купить в предместьи или близких деревнях, - распорядился Смирнов.
- А ты? - поинтересовался Казарян.
- А я на травке полежу у ихнего почтамта. Интересно, когда почту
привезут, а еще интереснее, кто за корреспонденцией наведываться будет.
Почтамт находился не в официальном загоне из трех домов - райкома,
гостиницы и жилого дома для начальства, а на набережной, в дореволюционном
еще домике почтмейстера. Смирнов, действительно, лег на травку, благо,
чего-чего, а травки в Сычевке было предостаточно, и, дырявя от нечего
делать искусственными зубами лист подорожника, принялся бездумно
оглядывать окрестности.
В шесть сорок прибыл голубой фургончик с областным номером. Водитель,
он же грузчик, он же экспедитор совместно с веселой толстой хозяйкой почты
выгрузили пачки газет, ящики посылок, мешки с письмами. Хозяйка
расписалась в бумажке, и фургончик уехал.
Ровно в семь у почты остановился камуфлированный газик, и из него
выпрыгнули двое камуфлированных молодцев в черных беретах. Постояли
недолго, посмеялись слегка (Смирнов успел щелкнуть японской
малюткой-фотоаппаратом), вошли в дом и вскорости вышли оттуда с небольшим
мешком. Быстро уселись в газик и отправились восвояси. Смирнов на всякий
случай сфотографировал их задок с двухбуквенным номером и поднялся с
травы.
У "олдсмобиля" оживленно колбасились местные мальчишки, пока еще
только визуально изучая иномарку. На них-то Смирнов и рассчитывал:
- Привет, орлы! - приветствовал он младое племя.
- Здравствуйте, дядя, - робко откликнулся ближний, а дальний,
нахальный, потому что дальний, требовательно и сурово поинтересовался:
- Машина-то ваша японская или какая?
- Американская, - уточнил Смирнов.
- А я что говорил?!! - завопил третий.
- У нее и передние, и задние ведущие? - робкий ближний был технически
подкован.
- Ага. Как у газика, - подтвердил Смирнов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
следовало наслаждаться драгоценной едой. Да и других занятий не было:
алкоголь, как таковой, отсутствовал в их меню. В половине одиннадцатого
собрались домой.
В том же порядке три автомобиля по Садовому добрались до Зубовской и
развернулись на Кропоткинскую, а с Кропоткинской въехали в переулок,
который через Остоженку переходил в их родной. "Ниссан" скромно следовал
за ними.
"Семерка" первой неспешно вкатила в пустынный переулок и вдруг на
бешеной скорости рванула вниз, а "восьмерка" и "Нива", идя на параллельных
курсах, неожиданно тормознули и, съехавшись нос к носу, образовали
баррикаду, наглухо перекрывавшую движение. Правда, и движения-то не было,
лишь растерявшийся "Ниссан" остановился на мгновение, подергался туда-сюда
и стал от безысходности задом выбираться на Остоженку.
"Восьмерка" и "Нива", тотчас разрушив баррикаду, подъехали к своему
дому.
Втроем без особых разговоров всласть попили крепчайшего чаю и вновь
объявились в переулке. "Ниссан" обреченно караулил их.
Устроились в "восьмерке" Казаряна - на переднем сидении Казарян и
Смирнов, а на заднем, в закупорке - Алик, и поехали в известном им
направлении. Блуждали по центру довольно долго (рано выехали, убивали
время), и в конце концов доползли до Вшивой горки, ныне улицы
Интернациональной. Остановились у ворот со львами. Казарян и Смирнов вышли
из машины и спокойно направились через калитку (ворота были закрыты) к
больнице. Выбравшийся следом с заднего сидения Алик занял пост у калитки.
В "Ниссане" пассажиры, подождав недолго, сильно забеспокоились. Двое
выскочили на тротуар и направились к калитке. Алик вежливо пропустил их и
пожелал:
- Всего хорошего.
Побыстрее устроился в казаряновской "восьмерке" и поехал домой.
А Смирнов с Казаряном через приемный покой вышли на задний двор и по
пологому склону спустились к ведомой только полковнику милиции в отставке
дыре в заборе, через которую они проникли в кривой и горбатый переулок. А
потом черные лестницы, проходные подъезды и темные колодцы дворов. Нет, не
отыскать, не поймать, не догнать Смирнова в его Москве!
На Берниковской набережной их ждал "олдсмобиль". Смирнов открыл левую
переднюю дверцу, сев за руль на место отодвинувшегося Виктора, проследил
за тем, как устроился на заднем сидении Казарян, и решил:
- Вперед без страха и сомненья!
Повертевшись, Смирнов выбрался на Садовое кольцо и дал на
малонаселенной уже дороге приличную скорость. На Тверской и Ленинградском
слегка поумерил пыл до Сокола, но после развилки прибавлял постоянно.
Миновав пограничные посты ГАИ, после Химок уверенно вышел на скорость за
сто.
- Ночь же, - мрачно напомнил сзади Казарян. - Гробанемся, Саня.
Вместо ответа Смирнов, думая, что поет, заныл свою любимую:
- Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Но постепенно вздернутость чувств от мастерского выигрыша прошла,
Смирнов вспомнил, что он старик, и установил для себя предельную
крейсерскую скорость - восемьдесят километров, которая не утомляла.
Отпустил мышцы, спиной и задом нашел оптимальную позу, оценил приборную
доску, и, поняв, что теперь можно и не уставать, решил поговорить. Глянул
через внутреннее зеркало заднего обзора на еле видимого в густой полутьме
салона Казаряна, подмигнул ему и сказал:
- Нам бы его там вместе со всеми застукать, Рома.
- А ты уверен, что он с ними? - спросил Казарян.
- Почти.
- Вот именно - почти, - ворчливо прокомментировал Казарян.
- Почти - это оттого, что душа не принимает такой мерзости, - пояснил
Смирнов. - А если по делу, просчитав всерьез и прикинув варианты, -
стопроцентно.
- О ком это вы? - робко поинтересовался Виктор.
- Об одном нашем бывшем знакомце, - расплывчато ответил Смирнов и
добавил озабоченно: - Проверьтесь, ребята, ничего не забыли? Ребята
проверились, и оказалось, что ничего не забыли.
- Нам долго еще? - спросил Виктор.
- Долго. Очень долго. Можешь поспать, - откликнулся добрым советом
Смирнов.
- Не хочется.
- Тревожно? - догадался о Викторовом состоянии Казарян.
- Я просто в автомобиле спать не умею, - соврал Виктор.
- А я умею, - сказал Казарян и, предупредительно зевнув, разлегся на
заднем сидении.
...Проснулся он потому, что "олдсмобиль" остановился. Не было уже
ночи, в окнах машины серела предрассветная сумеречность.
- Где мы? - спросил Казарян.
- В тридцати верстах от Твери, - ответил Смирнов.
- А-а-а, - удовлетворенно промычал Казарян и опять закрыл глаза.
- На Волгу посмотри, балда! - посоветовал Смирнов и, открыв дверцу, с
трудом выбрался из-за руля. Утренний холодок через открытую дверцу
забрался в салон и ликвидировал сонный казаряновский уют. Казарян не то
ахнул, не то опять зевнул, сел и тоже открыл свою дверцу.
Чуть внизу, сразу же за жидкими кустами мощно катила к Каспийскому
морю еще охватываемая взглядом верхняя Волга. В предрассветном безветрии
на ее поверхности не было ничего, что обозначало бы движение, но она
неотвратимо катила и катила.
- В первый раз я ее такую узкую вижу, - признался Виктор.
- Господи, красота-то какая! - вдруг ощутил все Казарян.
- Волга, - подвел итог Смирнов, вздохнул и предложил: - А не
перекусить ли нам?
Взявший на себя хозяйственное обеспечение операции Александр Петрович
был щедр и предусмотрителен: в багажном отделении "олдсмобиля" находилась
битком набитая продуктами объемистая сумка. Раскрыв ее, приятно удивились.
И аккуратные бутерброды с чем хочешь, и овощи с рынка, и фрукты с юга, и
водочка, и коньячок, и два громадных китайских термоса.
- Согреться бы не мешало, - вожделенно посматривая на бутылки,
индифферентно поразмышлял вслух Виктор. Смирнов глянул на него и, снимая с
термоса сверкающую крышку-стакан, охотно согласился:
- Сейчас согреемся.
И разлил по кружкам крепчайший, но уже пахнущий веником от долгой
закупорки чай. Пожевав бутерброды и попив чайку, и вправду согрелись.
Освободились от ночного оцепенения, захотели действовать, двигаться.
Двинулись. За Тверью по мосту переправились на левый берег Волги и
въехали в нескончаемые сырые леса. Рассвело окончательно, но свет низкого
солнца был только в вершинах леса, а внизу, в ущелье меж хвои, на дне
которого тянулся неширокий асфальт, была глухая серость. И ни души кругом,
ни жилья, ни звука человеческого. Дорога, деревья, узкое небо наверху.
Лишь изредка по-хозяйски каркали недовольно пролетавшие крупные вороны.
- А мы туда едем? - обеспокоенно спросил Виктор.
- Куда туда? - захотел уточнений Смирнов.
- Куда нам надо.
- А надо ли нам туда? - философски заметил с заднего сиденья Казарян.
В общем, хорошо поговорили, скрывая друг от друга ощущение
приближающейся с каждым километром их движения опасности.
- Господи, наконец-то, деревня! - обрадовался Виктор, увидев впереди
разрыв в стене леса, в котором помещались темно-серые избенки.
Деревня эта была мертва. Она стояла в километре от шоссе, и они,
проезжая мимо, увидели издалека, что окна всех домов наглухо заколочены
такого же, как срубы, темно-серого цвета досками. Деревня эта умерла
давно.
Дорога чуть поднималась к водоразделу. "Олдсмобиль" добрался до
вершины, и они увидели солнце сегодня в первый раз. Оно слепило и
радовало. Смирнов опустил светозащитный щиток и сбавил скорость.
Спускались к болоту, через которое дорога шла по высокой насыпи. Даже не
болото то было, так, вековые, уходящие за горизонт, заросшие древней
нетронутой ряской черные лужи.
Бесконечная тоска и неподвижная безнадежность. И поэтому вновь
возникший мрачный хвойный лес казался симпатичным и живым.
Руля левой, Смирнов правой подобрал с пола карту охотника и рыболова,
офицерским глазом оценил нужный квадрат и оповестил томившихся спутников:
- Верст через десять-пятнадцать Сычевка.
- А на кой ляд мы в ней оказались? - выдал предполагаемый вопрос
аборигенов Казарян.
- Дом покупаем. Теперь все дома норовят купить в сельской местности,
- ответил Смирнов. - Ты покупаешь, Ромка.
- Покупать так покупать, - согласился Роман, а Виктор усомнился:
- Кто же в такой глуши дом покупает?
- Глушь, Витя, это когда бездорожье. А здесь цивилизация. Увидишь
еще, сколько здесь ушлых москвичей поселилось, - наставительно развеял
Викторовы сомнения Смирнов.
И, действительно, цивилизация. Село-поселок-городок Сычевка ловко
расположился на высоком берегу неширокой, но глубокой и чистой реки. Часть
домов - в большинстве с кирпичными первыми этажами - стояли, как положено
стоять им в русском городе: фасадами к реке и к улице, ведущей вдоль реки.
Одноэтажные избы же были обращены к реке задними дворами и огородами, как
в деревне. А за главным порядком на второй улице, как прыщи, выскочили
дурацкие советские пятиэтажки, соцпоселок, значит.
Миновав мост, "олдсмобиль" проехал по набережной и выбрался к центру,
к пятиэтажкам. Но и там не стал задерживаться: скрылся в узком и кривом
сельском переулке, идущем от центра и остановился. Смирнов глянул на часы.
По городскому была несусветная рань: шесть часов утра, но бабы, в четыре
выгнавшие коров пастуху, уже склонялись в огородах.
Вышли, размяли сильно затекшие от долгого сидения руки-ноги.
- Вы походите здесь, порасспрашивайте насчет где, как и что можно
купить в предместьи или близких деревнях, - распорядился Смирнов.
- А ты? - поинтересовался Казарян.
- А я на травке полежу у ихнего почтамта. Интересно, когда почту
привезут, а еще интереснее, кто за корреспонденцией наведываться будет.
Почтамт находился не в официальном загоне из трех домов - райкома,
гостиницы и жилого дома для начальства, а на набережной, в дореволюционном
еще домике почтмейстера. Смирнов, действительно, лег на травку, благо,
чего-чего, а травки в Сычевке было предостаточно, и, дырявя от нечего
делать искусственными зубами лист подорожника, принялся бездумно
оглядывать окрестности.
В шесть сорок прибыл голубой фургончик с областным номером. Водитель,
он же грузчик, он же экспедитор совместно с веселой толстой хозяйкой почты
выгрузили пачки газет, ящики посылок, мешки с письмами. Хозяйка
расписалась в бумажке, и фургончик уехал.
Ровно в семь у почты остановился камуфлированный газик, и из него
выпрыгнули двое камуфлированных молодцев в черных беретах. Постояли
недолго, посмеялись слегка (Смирнов успел щелкнуть японской
малюткой-фотоаппаратом), вошли в дом и вскорости вышли оттуда с небольшим
мешком. Быстро уселись в газик и отправились восвояси. Смирнов на всякий
случай сфотографировал их задок с двухбуквенным номером и поднялся с
травы.
У "олдсмобиля" оживленно колбасились местные мальчишки, пока еще
только визуально изучая иномарку. На них-то Смирнов и рассчитывал:
- Привет, орлы! - приветствовал он младое племя.
- Здравствуйте, дядя, - робко откликнулся ближний, а дальний,
нахальный, потому что дальний, требовательно и сурово поинтересовался:
- Машина-то ваша японская или какая?
- Американская, - уточнил Смирнов.
- А я что говорил?!! - завопил третий.
- У нее и передние, и задние ведущие? - робкий ближний был технически
подкован.
- Ага. Как у газика, - подтвердил Смирнов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32