Спасибо. Теперь, поскольку все еще ваш ход, я бы предложил вам снова обратить внимание на относительное расположение вашего слона и моей королевы.
Филипп сконцентрировался:
— Между ними ничего нет, — сказал он неопределенно.
— Совершенно верно.
— Значит… Ой! — маленькая рука быстро схватила бесправного слона и убрала его с пути ферзя. — Туда. Двигаю его туда.
Флоримон хихикнул:
— Очень мудро. Очень.
Он так склонился над доской, внимательно рассматривая доску через облака дыма, будто играл с мастером, а не с маленьким мальчиком, даже не знающим правил.
Я взглянула на часы. Шестнадцать минут седьмого. Мне казалось, что мадам де Валми должна также, как и я, нервно наблюдать за движением стрелки, но она уронила руки на колени, смотрела на огонь и пребывала где-то за сотни миль. Интересно, где. Похоже, не особо приятное место. Я сказала:
Мадам. — Она вздрогнула и схватила вышивание так быстро, что уколола палец. — Извините мадам, я вас напугала. Думаю, пора уводить Филиппа наверх, нет?
Я сидела спиной к двери, поэтому не видела и не слышала, как она открылась. Об этом сообщили мне быстрый поворот головы мальчика и его расширившиеся зрачки. Красивый голос Леона де Валми произнес:
— А, Филипп. Нет, не двигайся. Карло, как приятно! Почему мы видим тебя так редко?
Инвалидная коляска беззвучно скользила вперед. Для такого тихого появления эффект был поразителен. Мальчик вскочил и смотрел на дядю, как загипнотизированная птичка. Месье Флоримон поднял себя на ноги. Элоиза уронила вышивание и быстро повернулась к мужу, а я быстро перебралась на обычный отдаленный стул у окна. Я ускользнула незамеченной, но Филиппу это не удалось. Он тоже сделал движение, будто хотел убежать, но был, так сказать, пойман сетью слов.
— Нет, Филипп. Мне слишком редко удается увидеть тебя. Поблагодарим месье Флоримона за то, что я спустился рано. Садись.
Ребенок подчинился.
Кресло проскользнуло за диваном и остановилось. Леон де Валми прикоснулся к руке жены:
— Твоя преданность долгу попросту трогательна, Элоиза. Действительно.
Только подготовленное ухо могло заметить насмешку в спокойной фразе. Их глаза встретились, мадам улыбнулась, и второй раз за вечер меня ошпарило взрывом злости. Неужели уделить ребенку полчаса в день для них — непомерная нагрузка? И что, обязательно делать это настолько ясным? Филипп все понял, взмахнул ресницами в сторону дяди, на бледном лице появилось знакомое угрюмое выражение и мысль: «Почему бы вам не выбрать кого-нибудь в своей весовой категории, черт вас…»
В следующую секунду можно было бы подумать, что все это — выдумки. Леон де Валми явно в прекрасном настроении приветствовал гостя почти весело:
— Очень хорошо, что навестил нас, Карло. Что привело тебя в Женеву?
Модельер опять опустился на стул.
— Идеи. — Он сделал широкий жест в сторону книги сказок, валяющейся уже на полу. — Посмотри когда-нибудь на картинки в этой книге, Элоиза, и скажи, видела ли ты когда-нибудь что-то хоть слегка приближающееся к этой элегантности, учтивой серебристой грации на краю декаданса… Спасибо, топ lapin. — Это он сказал Филиппу, который тихо поднял книгу и протянул ее. — Отдай ее тете, p'tit. C'est formidable, hein?
— Что это, Карло?
— Угроза твоему спокойствию и моему карману, — сказал Леон де Валми, улыбаясь. — Новая линия, какие-нибудь мандарины с уклоном в декаданс, не сомневаюсь. Скажу сразу, что я тебя в этом не представляю, моя дорогая.
Флоримон засмеялся:
— Это только идея, уверяю, только идея! И больше ничего не скажу. Мы с Розой Готье состряпали между собой такое, что в следующем ноябре наверняка будет переполох, и я приехал следить отцовским глазом за подготовкой этого события. — Он улыбнулся хозяину. — По крайней мере это оправдание. Я всегда в это время стараюсь покинуть Париж.
— Как дела с коллекцией? — спросила мадам.
Гость уронил сгусток пепла на рубашку и безмятежно размазал его по лацкану.
— Сейчас нельзя даже сказать, что она задумана. Не проблеснула и не проклюнулась. Еще много месяцев я работать не буду, а потом нас посетит обычное озарение и расплодившихся к тому времени недоделанных уродцев придется вгонять в форму в потоках крови и слез. — Тут он взглянул на Филиппа и сказал, не меняя тона. — На дороге отсюда до Тонона лежал тяжелый туман.
Леон де Валми был занят у подноса с коктейлями, он вручил жене стакан.
— Действительно? Так плохо?
— Местами. Но это что-то местное. В Женеве было ясно, хотя он, конечно, может подняться позже вдоль озера. Спасибо.
Хозяин наполнил и свой стакан, развернулся и подъехал к столику с шахматами.
— Никогда без них не путешествуешь?
— Никогда. Поиграешь со мной вечером?
— С удовольствием. Но не с этими портновскими булавками, умоляю. Играю не лучшим образом, когда нужно использовать телескоп.
— Играть твоими шахматами — всегда чистое удовольствие. Не считая даже того, что ты — противник достойный моего клинка, таким образом я формулирую то, что ты выигрываешь четыре раза из пяти.
Леон де Валми смотрел на доску.
— Красные действовали крайне недальновидно во всех смыслах. Мне известно, что ты не знаток шахмат, Элоиза дорогая, но я не предполагал, что до такой степени.
Она улыбнулась, не пытаясь ничего отрицать. Все понимали, что он знает, кто играл.
— Да, — сказал мягко Флоримон и перемешал фигуры. — Боже мой, я поставил себя в крайне запутанную позицию. Мне, очевидно, нужны очки. Ты совершенно прав, дорогой Леон, ошибка недооценивать оппонента. Никогда этого не делай.
Большая рука двигала фигуры на доске, доброе умное лицо выражало только интерес к этим лилипутским маневрам.
Леона де Валми что-то развлекло, он ответил:
— А я никогда этого и не делаю. — Потом он улыбнулся молчаливому мальчику. — Иди, закончи игру. Уверен, что тетя пока не отправит тебя наверх.
Филипп стал еще меньше и напряженнее, чем раньше, хотя казалось что это уже невозможно.
— Я… лучше нет, спасибо.
Дядя сказал любезно:
— Нельзя позволять тому, что ты проигрываешь, давить на тебя, знаешь ли.
Ребенок стал пурпурным. Флоримон произнес без всякого выражения:
— В любом случае мы не можем продолжать. Я только что перемешал фигуры. Ситуация была не такой странной, как показалось твоему дяде, Филипп, но я ее не помню точно. Извини. Я очень надеюсь, что ты доставишь мне удовольствие и поиграешь со мной еще когда-нибудь. У тебя очень хорошо получается.
Он оттолкнул доску и улыбнулся мальчику, который ответил одним взглядом снизу вверх. Потом гость откинулся на спинку стула и, не делая паузы и дружелюбно улыбаясь хозяину, углубился в одну из своих не совсем корректных историй, отвлекая все внимание на себя.
Филипп неподвижно сидел на стуле, как символ угрюмой изоляции. Я наблюдала за ним, пребывая в том же озверелом состоянии. Ребенок почувствовал взгляд и поднял глаза, я подмигнула, но не получила ответа. Черные ресницы безмолвно опустились.
Отворилась дверь, к мадам подошел Седдон.
— Только что получено телефонное сообщение от месье Рауля.
Она бросила взгляд на мужа:
— Да, Седдон?
— Он просил передать, что едет.
Стакан Леона де Валми стукнулся об ручку кресла.
— Сюда? Когда? Откуда он говорил?
— Не могу сказать, сэр. Но не из Бельвинь. Будет вечером.
В наступившей паузе громко и неравномерно тикали маленькие часы на камине.
Заговорил гость:
— Как приятно! Не помню, когда последний раз видел Рауля. Надеюсь, он будет к обеду?
— Нет, месье. Он сказал, что, возможно, будет поздно, и его не стоит ждать, но появится он сегодня.
Леон де Валми спросил:
— Это все сообщение?
— Да, сэр.
Вмешалась мадам:
— А это не прозвучало, будто что-то не так… в Бельвинь?
— Нет, мадам.
Модельер захихикал:
— Не стоит выглядеть такой обеспокоенной, дорогая. Наверное, неделю дул мистраль, он устал и решил сбежать. Очень неприятный ветер.
— Он обычно бежит не в этом направлении, — прокомментировал сухо папаша, — Хорошо, Седдон, спасибо.
Мадам сказала:
— Будьте так добры, передайте миссис Седдон, чтобы она сразу распорядилась насчет комнаты.
— Конечно, мадам.
Седдон, как всегда не выражая ни чувств, ни мыслей, кивнул головой. Элоиза де Валми смотрела на мужа. Его лица я не видела, но ее было напряженным и бледным, к моему удивлению она даже кусала нижнюю губу. Похоже, веселенькая встреча ожидает прямого продолжателя рода. Их обоих с Филиппом… Чтобы сойти за уютный семейный дом, замок Валми явно нуждался в основательной силовой обработке. Констанс Бутлер на них не было.
Центральная люстра взорвалась красивым каскадом света. Седдон опустил шторы и возобновил запас напитков. Зазвенели стаканы, раздался смех. Филипп весело стал помогать гостю складывать крошечные шахматные фигурки… Казалось за секунду под ярким светом напряжение растворилось и исчезло. Огонь в камине, смех, запах сосновых бревен и ликера, тяжелые шторы… Абсурдно населять веселый замок призраками Торнфилд холла. Король-демон повернулся ко мне:
— Выходите, Джен Эйр.
Должно быть я подпрыгнула на фут. Он удивился, засмеялся:
— Я вас ошарашил? Извините. Вы пребывали очень далеко?
— Очень. В Йоркшире, в месте, называемом Торнфилд холл.
— Значит мы en rapport. Heудивительно, что вы подпрыгнули. Придется быть осторожным… А сейчас, может, уведете своего воспитанника, прежде чем месье Флоримон развратит его вермутом? Нет, Филипп, уверяю, тебе не понравится. Делай adieux, пожалуйста на английском, и иди.
Филипп вскочил, попрощался старательно и с видимым удовольствием. Я была почти благодарна, когда наконец его рука вцепилась в мою, пробормотала свои пожелания спокойной ночи и удалилась. Голос Леона де Валми:
— Спокойной ночи, мисс Эйр! — проводил меня до двери, наполненный очаровательными обертонами издевательства.
Остаток вечера Филипп был слегка подавлен, но в целом пережил тяжелое испытание очень хорошо. Когда он лег в кровать, я поела в одиночестве в своей комнате. Еду принесла Альбертина, горничная мадам, ясно показывая кислой физиономией, что считает себя униженной.
— Спасибо, Альбертина, — сказала я жизнерадостно, когда она поставила последнюю тарелку. — Ой, между прочим…
Она остановилась в дверях без малейшего интереса на лице.
— Ну?
— Вы не помните, я покупала таблетки миссис Седдон на прошлой неделе?
— Non.
— В смысле не покупала или не помните?
Она процедила через плечо, не поворачиваясь:
— Имею в виду, что не знаю. Почему?
— Просто миссис Седдон просила меня купить их сегодня, а месье Гаруэн сказал, что давал их мне на прошлой неделе. Наверное, я их ей дала с другими пакетами, но совершенно выпало из памяти. Не помните, вы мне вместе со списком давали рецепт?
Квадратные плечи поднялись.
— Может быть. Не знаю. — Черненькие глазки уставились на меня с неприязнью.
— Почему бы не спросить у нее самой?
— Хорошо, я так и сделаю, — ответила я холодно. — Благодарю, Альбертина.
Но дверь уже закрылась. Примерно минуту я старалась разлепить сжавшиеся губы, а потом принялась есть.
Скоро раздался стук в дверь, влетела приветливая миссис Седдон, и я выпалила безо всякой подготовки:
— Эта женщина Альбертина. Что ее гложет? Дружелюбна, как змея.
Миссис Седдон всхрапнула:
— А, она. Она всегда по воскресеньям, как мокрая курица, потому что приходится помогать. Берта с Мариеттой готовят комнату для мистера Рауля, потому что Мариетта отказывается работать с Альбертиной, а эта будто лимонов объелась, если приходится делать что-то не в комнатах мадам. Они с Бернаром парочка та еще. Уверена, она ограбит банк для хозяина, если ее попросят, а если бы у меня нос был из сыра, и его обгрызали крысы, она бы мизинчиком не пошевелила, чтобы их отогнать.
— Верю. Что не понятно, так это, как мадам с ней ладит.
— Ты же не думаешь, что она и с мадам такая кислятина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Филипп сконцентрировался:
— Между ними ничего нет, — сказал он неопределенно.
— Совершенно верно.
— Значит… Ой! — маленькая рука быстро схватила бесправного слона и убрала его с пути ферзя. — Туда. Двигаю его туда.
Флоримон хихикнул:
— Очень мудро. Очень.
Он так склонился над доской, внимательно рассматривая доску через облака дыма, будто играл с мастером, а не с маленьким мальчиком, даже не знающим правил.
Я взглянула на часы. Шестнадцать минут седьмого. Мне казалось, что мадам де Валми должна также, как и я, нервно наблюдать за движением стрелки, но она уронила руки на колени, смотрела на огонь и пребывала где-то за сотни миль. Интересно, где. Похоже, не особо приятное место. Я сказала:
Мадам. — Она вздрогнула и схватила вышивание так быстро, что уколола палец. — Извините мадам, я вас напугала. Думаю, пора уводить Филиппа наверх, нет?
Я сидела спиной к двери, поэтому не видела и не слышала, как она открылась. Об этом сообщили мне быстрый поворот головы мальчика и его расширившиеся зрачки. Красивый голос Леона де Валми произнес:
— А, Филипп. Нет, не двигайся. Карло, как приятно! Почему мы видим тебя так редко?
Инвалидная коляска беззвучно скользила вперед. Для такого тихого появления эффект был поразителен. Мальчик вскочил и смотрел на дядю, как загипнотизированная птичка. Месье Флоримон поднял себя на ноги. Элоиза уронила вышивание и быстро повернулась к мужу, а я быстро перебралась на обычный отдаленный стул у окна. Я ускользнула незамеченной, но Филиппу это не удалось. Он тоже сделал движение, будто хотел убежать, но был, так сказать, пойман сетью слов.
— Нет, Филипп. Мне слишком редко удается увидеть тебя. Поблагодарим месье Флоримона за то, что я спустился рано. Садись.
Ребенок подчинился.
Кресло проскользнуло за диваном и остановилось. Леон де Валми прикоснулся к руке жены:
— Твоя преданность долгу попросту трогательна, Элоиза. Действительно.
Только подготовленное ухо могло заметить насмешку в спокойной фразе. Их глаза встретились, мадам улыбнулась, и второй раз за вечер меня ошпарило взрывом злости. Неужели уделить ребенку полчаса в день для них — непомерная нагрузка? И что, обязательно делать это настолько ясным? Филипп все понял, взмахнул ресницами в сторону дяди, на бледном лице появилось знакомое угрюмое выражение и мысль: «Почему бы вам не выбрать кого-нибудь в своей весовой категории, черт вас…»
В следующую секунду можно было бы подумать, что все это — выдумки. Леон де Валми явно в прекрасном настроении приветствовал гостя почти весело:
— Очень хорошо, что навестил нас, Карло. Что привело тебя в Женеву?
Модельер опять опустился на стул.
— Идеи. — Он сделал широкий жест в сторону книги сказок, валяющейся уже на полу. — Посмотри когда-нибудь на картинки в этой книге, Элоиза, и скажи, видела ли ты когда-нибудь что-то хоть слегка приближающееся к этой элегантности, учтивой серебристой грации на краю декаданса… Спасибо, топ lapin. — Это он сказал Филиппу, который тихо поднял книгу и протянул ее. — Отдай ее тете, p'tit. C'est formidable, hein?
— Что это, Карло?
— Угроза твоему спокойствию и моему карману, — сказал Леон де Валми, улыбаясь. — Новая линия, какие-нибудь мандарины с уклоном в декаданс, не сомневаюсь. Скажу сразу, что я тебя в этом не представляю, моя дорогая.
Флоримон засмеялся:
— Это только идея, уверяю, только идея! И больше ничего не скажу. Мы с Розой Готье состряпали между собой такое, что в следующем ноябре наверняка будет переполох, и я приехал следить отцовским глазом за подготовкой этого события. — Он улыбнулся хозяину. — По крайней мере это оправдание. Я всегда в это время стараюсь покинуть Париж.
— Как дела с коллекцией? — спросила мадам.
Гость уронил сгусток пепла на рубашку и безмятежно размазал его по лацкану.
— Сейчас нельзя даже сказать, что она задумана. Не проблеснула и не проклюнулась. Еще много месяцев я работать не буду, а потом нас посетит обычное озарение и расплодившихся к тому времени недоделанных уродцев придется вгонять в форму в потоках крови и слез. — Тут он взглянул на Филиппа и сказал, не меняя тона. — На дороге отсюда до Тонона лежал тяжелый туман.
Леон де Валми был занят у подноса с коктейлями, он вручил жене стакан.
— Действительно? Так плохо?
— Местами. Но это что-то местное. В Женеве было ясно, хотя он, конечно, может подняться позже вдоль озера. Спасибо.
Хозяин наполнил и свой стакан, развернулся и подъехал к столику с шахматами.
— Никогда без них не путешествуешь?
— Никогда. Поиграешь со мной вечером?
— С удовольствием. Но не с этими портновскими булавками, умоляю. Играю не лучшим образом, когда нужно использовать телескоп.
— Играть твоими шахматами — всегда чистое удовольствие. Не считая даже того, что ты — противник достойный моего клинка, таким образом я формулирую то, что ты выигрываешь четыре раза из пяти.
Леон де Валми смотрел на доску.
— Красные действовали крайне недальновидно во всех смыслах. Мне известно, что ты не знаток шахмат, Элоиза дорогая, но я не предполагал, что до такой степени.
Она улыбнулась, не пытаясь ничего отрицать. Все понимали, что он знает, кто играл.
— Да, — сказал мягко Флоримон и перемешал фигуры. — Боже мой, я поставил себя в крайне запутанную позицию. Мне, очевидно, нужны очки. Ты совершенно прав, дорогой Леон, ошибка недооценивать оппонента. Никогда этого не делай.
Большая рука двигала фигуры на доске, доброе умное лицо выражало только интерес к этим лилипутским маневрам.
Леона де Валми что-то развлекло, он ответил:
— А я никогда этого и не делаю. — Потом он улыбнулся молчаливому мальчику. — Иди, закончи игру. Уверен, что тетя пока не отправит тебя наверх.
Филипп стал еще меньше и напряженнее, чем раньше, хотя казалось что это уже невозможно.
— Я… лучше нет, спасибо.
Дядя сказал любезно:
— Нельзя позволять тому, что ты проигрываешь, давить на тебя, знаешь ли.
Ребенок стал пурпурным. Флоримон произнес без всякого выражения:
— В любом случае мы не можем продолжать. Я только что перемешал фигуры. Ситуация была не такой странной, как показалось твоему дяде, Филипп, но я ее не помню точно. Извини. Я очень надеюсь, что ты доставишь мне удовольствие и поиграешь со мной еще когда-нибудь. У тебя очень хорошо получается.
Он оттолкнул доску и улыбнулся мальчику, который ответил одним взглядом снизу вверх. Потом гость откинулся на спинку стула и, не делая паузы и дружелюбно улыбаясь хозяину, углубился в одну из своих не совсем корректных историй, отвлекая все внимание на себя.
Филипп неподвижно сидел на стуле, как символ угрюмой изоляции. Я наблюдала за ним, пребывая в том же озверелом состоянии. Ребенок почувствовал взгляд и поднял глаза, я подмигнула, но не получила ответа. Черные ресницы безмолвно опустились.
Отворилась дверь, к мадам подошел Седдон.
— Только что получено телефонное сообщение от месье Рауля.
Она бросила взгляд на мужа:
— Да, Седдон?
— Он просил передать, что едет.
Стакан Леона де Валми стукнулся об ручку кресла.
— Сюда? Когда? Откуда он говорил?
— Не могу сказать, сэр. Но не из Бельвинь. Будет вечером.
В наступившей паузе громко и неравномерно тикали маленькие часы на камине.
Заговорил гость:
— Как приятно! Не помню, когда последний раз видел Рауля. Надеюсь, он будет к обеду?
— Нет, месье. Он сказал, что, возможно, будет поздно, и его не стоит ждать, но появится он сегодня.
Леон де Валми спросил:
— Это все сообщение?
— Да, сэр.
Вмешалась мадам:
— А это не прозвучало, будто что-то не так… в Бельвинь?
— Нет, мадам.
Модельер захихикал:
— Не стоит выглядеть такой обеспокоенной, дорогая. Наверное, неделю дул мистраль, он устал и решил сбежать. Очень неприятный ветер.
— Он обычно бежит не в этом направлении, — прокомментировал сухо папаша, — Хорошо, Седдон, спасибо.
Мадам сказала:
— Будьте так добры, передайте миссис Седдон, чтобы она сразу распорядилась насчет комнаты.
— Конечно, мадам.
Седдон, как всегда не выражая ни чувств, ни мыслей, кивнул головой. Элоиза де Валми смотрела на мужа. Его лица я не видела, но ее было напряженным и бледным, к моему удивлению она даже кусала нижнюю губу. Похоже, веселенькая встреча ожидает прямого продолжателя рода. Их обоих с Филиппом… Чтобы сойти за уютный семейный дом, замок Валми явно нуждался в основательной силовой обработке. Констанс Бутлер на них не было.
Центральная люстра взорвалась красивым каскадом света. Седдон опустил шторы и возобновил запас напитков. Зазвенели стаканы, раздался смех. Филипп весело стал помогать гостю складывать крошечные шахматные фигурки… Казалось за секунду под ярким светом напряжение растворилось и исчезло. Огонь в камине, смех, запах сосновых бревен и ликера, тяжелые шторы… Абсурдно населять веселый замок призраками Торнфилд холла. Король-демон повернулся ко мне:
— Выходите, Джен Эйр.
Должно быть я подпрыгнула на фут. Он удивился, засмеялся:
— Я вас ошарашил? Извините. Вы пребывали очень далеко?
— Очень. В Йоркшире, в месте, называемом Торнфилд холл.
— Значит мы en rapport. Heудивительно, что вы подпрыгнули. Придется быть осторожным… А сейчас, может, уведете своего воспитанника, прежде чем месье Флоримон развратит его вермутом? Нет, Филипп, уверяю, тебе не понравится. Делай adieux, пожалуйста на английском, и иди.
Филипп вскочил, попрощался старательно и с видимым удовольствием. Я была почти благодарна, когда наконец его рука вцепилась в мою, пробормотала свои пожелания спокойной ночи и удалилась. Голос Леона де Валми:
— Спокойной ночи, мисс Эйр! — проводил меня до двери, наполненный очаровательными обертонами издевательства.
Остаток вечера Филипп был слегка подавлен, но в целом пережил тяжелое испытание очень хорошо. Когда он лег в кровать, я поела в одиночестве в своей комнате. Еду принесла Альбертина, горничная мадам, ясно показывая кислой физиономией, что считает себя униженной.
— Спасибо, Альбертина, — сказала я жизнерадостно, когда она поставила последнюю тарелку. — Ой, между прочим…
Она остановилась в дверях без малейшего интереса на лице.
— Ну?
— Вы не помните, я покупала таблетки миссис Седдон на прошлой неделе?
— Non.
— В смысле не покупала или не помните?
Она процедила через плечо, не поворачиваясь:
— Имею в виду, что не знаю. Почему?
— Просто миссис Седдон просила меня купить их сегодня, а месье Гаруэн сказал, что давал их мне на прошлой неделе. Наверное, я их ей дала с другими пакетами, но совершенно выпало из памяти. Не помните, вы мне вместе со списком давали рецепт?
Квадратные плечи поднялись.
— Может быть. Не знаю. — Черненькие глазки уставились на меня с неприязнью.
— Почему бы не спросить у нее самой?
— Хорошо, я так и сделаю, — ответила я холодно. — Благодарю, Альбертина.
Но дверь уже закрылась. Примерно минуту я старалась разлепить сжавшиеся губы, а потом принялась есть.
Скоро раздался стук в дверь, влетела приветливая миссис Седдон, и я выпалила безо всякой подготовки:
— Эта женщина Альбертина. Что ее гложет? Дружелюбна, как змея.
Миссис Седдон всхрапнула:
— А, она. Она всегда по воскресеньям, как мокрая курица, потому что приходится помогать. Берта с Мариеттой готовят комнату для мистера Рауля, потому что Мариетта отказывается работать с Альбертиной, а эта будто лимонов объелась, если приходится делать что-то не в комнатах мадам. Они с Бернаром парочка та еще. Уверена, она ограбит банк для хозяина, если ее попросят, а если бы у меня нос был из сыра, и его обгрызали крысы, она бы мизинчиком не пошевелила, чтобы их отогнать.
— Верю. Что не понятно, так это, как мадам с ней ладит.
— Ты же не думаешь, что она и с мадам такая кислятина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32