Услышал, что поменялась гувернантка, и хотел на нее посмотреть. Валми никогда не подходил для детей, но на этот раз все выглядело хорошо. На следующий день произошло событие, которое могло оказаться фатальным.
Он продолжал рассказывать про выстрел в лесу, Элоиза молчала, Рауль следил за ней.
— Даже тогда я ничего не подозревал, нельзя так подумать без особых причин. То есть я начинал подозревать, но боролся с этим. Понимаешь?
— Да.
— Я и думал, что поймешь.
— Но ты достаточно подозревал, чтобы быстро вернуться? На пасху.
— Меня привело туда не только и не столька подозрение. В действительности до этого бала я не так уж и подозревал, а потом тебе позвонил. Но тогда произошли два события. Мисс Мартин рассказала мне еще об одном происшествии, мальчик чуть не упал с балкона, его спасло только то, что она раньше заметила слабый камень и положила там что-то поперек.
Ипполит посмотрел на меня со странным выражением, я поняла, что ничего хорошего Элоиза про меня не рассказывала. Рауль продолжал, лице Ипполита менялось, будто он получал совсем новое представление о событиях.
— Элоиза ночью была очень странной. Она казалась испуганной, а мисс Мартин говорила о кошмарах… Не поразили меня, конечно факты, и я тебе позвонил, решил пока не искать официальной помощи. В любом случае, в разговоре с полицией отец имел бы на руках козырь — ничего не случилось. Преступление, которое можно было бы доказать, не произошло. Но я подумал, что ты дашь телеграмму, что возвращаешься, и они успокоятся, если действительно что-нибудь задумывали.
Опять тишина. Ипполит смотрел на Элоизу, Рауль продолжал.
— Кажется странным, что я никак не верил в его способность к убийству. Должен был понять… Но даже пока не поговорил с ним утром… В общем позвал тебя, успокоил совесть. Знал, что на мисс Мартин можно рассчитывать, говорил себе, что я дурак. Я не хотел уезжать, но с утра позвонили из Парижа и пришлось уехать. Это по поводу денег для Бельвинь, я должен был встретиться с парнем, который проезжал через Париж. Я собирался там пробыть до среды и вернуться вместе с тобой, но как только уехал, стал все больше беспокоиться. Будто на расстоянии все видно яснее. Только тогда я на самом деле поверил, что есть опасность. Позвонил в Валми по какому-то фальшивому поводу, он сказал, что получил твою телеграмму, казался довольным, я повесил трубку в полной уверенности, что это — бред. Но… К вечеру я не мог этого вынести. Позвонил в аэропорт, был один билет на ночной полет, я оставлял машину в Женеве и поехал прямо в Валми. Приехал рано утром, оказалось, что Филипп и мисс Мартин исчезли. Ну и интересно, как Элоиза тебе все это объяснила?
Она продолжала молчать. Отвернулась. Только пальцы шевелились. Ипполит заговорил, но я его перебила.
— Это не важно. Я расскажу, что случилось. Ночью во вторник я узнали о планах месье Валми. Бернар был пьян и рассказал о них Берте, служанке. Она пересказала мне. Я должна была утащить Филиппа, не знала куда идти. Мы прятались, а потом стали ждать вас тут. Это все.
Я замолчала. Между мной и Раулем распростерлась многомильная пустыня. Если я когда-нибудь расскажу ему остальное, то не здесь и не сейчас.
Ипполит повернулся к Раулю:
— Продолжай. Ты вернулся и обнаружил, что их нет. Ты пошел к Леону?
— Да. Существовала масса теорий, почему они убежали, но я был уверен. Мисс Мартин получила какое-то доказательство, что мальчик в опасности и убрала его от нее. Я ругал себя, что не дал развиться собственным подозрениям, и пошел к отцу. Неприятный разговор. Скажу коротко. Он сначала так хорошо все отрицал, что я почувствовал себя идиотом. Но факт что Лин… Что мисс Мартин убежала, существовал, и он постепенно заговорил по-другому. Сказал, что мисс Мартин нельзя считать незаинтересованной в судьбе Филиппа.
— Что ты имеешь в виду?
Он не ответил, пришлось заговорить мне.
— Месье де Валми имел основания верить, что я люблю месье Рауля.
— То есть вы могли хотеть избавиться от мальчика? Очень расчетливая молодая леди. И как ты среагировал на это предположение, Рауль?
— Это такая чушь, что я даже не рассердился. Засмеялся и сказал, что я тоже заинтересован. Собираюсь сделать ее женой, и если что-нибудь случится с ней или мальчиком, обращусь в полицию.
Тишина.
— А потом?
— Буду очень краток. Потом он опять передумал и предложил мне войти в дело. Сказал, что нам с женой будет выгодна смерть Филиппа. Он не понимал, что я не соглашусь, был убежден, что я уговорю ее, как жену, принять участие в его планах. Мы могли бы уговорить тебя вернуться в Грецию, а потом разделаться с мальчиком. Придумать какую-нибудь глупость про Линдин побег, ну что она убежала ко мне, превратить большой скандал в сексуальное приключение. Он предложил мне найти ее и заставить всех поверить, что она убежала ко мне.
— Ну?
Самым ужасным в этом разговоре было то, что никто не удивлялся. Ужас, может, и присутствовал, но не удивление. Рауль продолжал.
— Я не много ему ответил, а то бы применил силу. Просто сказал, что мы не дадим вредить Филиппу, нужно перестать говорить глупости и начать искать их обоих, а то скандал вряд ли удастся остановить. Я думал, что Линда может попытаться найти меня в Париже, позвонил туда, но никто не звонил. Я оставил сообщение с консьержкой на случай, если Линда позвонит позже. Я был так уверен, что она связалась бы со мной, что даже подумал, что она на самом деле не убежала, а что-то случилось с ними… Но это не важно. Тут появился Бернар, он их искал, удивился, увидев меня, но я сразу дал ему понять, что их нужно найти и быстро. Я подумал, что они могут искать помощи у англичанина, знал, что Линда с ним знакома и был рад, что у нее есть хоть один друг. Я позвонил в «Смелого петуха», где он иногда ночует, но англичанина там не оказалось, и его не ждали до обеда. Я отправил Бернара в домик, но оказалось, что он там уже был и не нашел их. Он рассказал, где еще искал. Искать было непонятно где… Но это тоже теперь не важно, он понял, что надо переходить на мою безопасную сторону. Потом я сказал отцу, что если с ними даже на самом деле произойдет несчастный случай, я убью его. И ушел. Это все.
Я смотрела на пол. Это все. Я потом узнала, что он обыскивал равнины, звонил консулу, в больницы, полицию… Стало ясно, что, во-первых, Леон де Валми не знал, что слухи о моей помолвке правдивы, а во-вторых, Рауль ничего не знал об окончательном замысле, о том, что мне действительно намеревались навредить. Бернар перешел на его сторону. Я была права ночью, не опасность исчезла рано утром, как только Рауль вернулся. Собак отозвала. Мы были в полной безопасности. Я разглядывала пол. Тишина. Мужчины смотрели на женщину. Она сидела очень тихо, откинулась на спинку, руки не шевелились, бледные широко открытые глаза двигались с одного лица на другое. Ей было незачем говорить, все и так ясно, обо всем сказало жуткое облегчение на ее лице.
Открылась дверь, вошел Филипп. Он очень осторожно нес горячую чашку бульона, протянул мне.
— Это тебе. Ты тоже замучилась.
— Ой, Филипп.
Он не заметил, что голос мой задрожал, смотрел на Элоизу.
— Тетя, хотите тоже?
Это ее доконало. Она тихо заплакала, очень высоким голосом.
Я поцеловала его в щеку.
— Спасибо, petit, тетя плохо себя чувствует. Лучше беги. Спокойной ночи, приятного сна.
Он задумчиво огляделся и послушно удалился.
Элоиза не закрыла руками лица, так и сидела, откинувшись. Ипполит беспомощно на нее смотрел, прижимал к губам платок, потом подвинулся к ней, взял за руку и начал ее осторожно гладить. Его невнятное бормотание не давало никакого эффекта. Рауль не смотрел на меня. Я собралась что-нибудь ему сказать, но в этот момент заговорила Элоиза.
— Это правда. Он заставил Леона сказать… такая сцена… ужасно, он не имел права… Но я рада, что ты знаешь, Ипполит. Ты поможешь нам? Не дашь им рассказывать? Чтобы не пошло дальше, в полицию. Чтобы, как сказал Рауль, это осталось в семье. Бернар не будет говорить, и Рауль, ведь Леон его отец. Это же значит что-то? Этого нельзя допускать! Ведь ничего не случилось, и с мальчиком и с девушкой все в порядке… Не смотри так, Рауль, ты знаешь, что все будет, как ты захочешь, она любит тебя и не откроет рта…
— Элоиза! Ты говоришь, что это правда? Ты про это знала? Ты?
— Да, да, да, все признаю, только помоги. Я не плохая, ты знаешь. Я не хотела обижать Филиппа, но это для Леона. Я сделала это для Леона. Ты прекрасно знаешь, что Валми должно принадлежать ему. Он имеет на него право. Это его дом, ты знаешь, ты сам так говорил. И он не такой, как другие! Ты это тоже знаешь. Он должен иметь Валми. Он уже достаточно пострадал, чтобы его еще выгоняли из собственного дома.
— Не думаю, что Леону понравились бы твои слова. Мы обсуждаем намного более серьезную вещь. Попытку убийства ребенка.
— Да, знаю. Это неправильно. Признаю. Но это не случилось, ведь да? Никакого вреда… Надо поговорить с Леоном, но ты сделаешь, чтобы он остался в Валми? Нет причин. Люди поговорят и забудут, если ты не будешь это вытаскивать. А я знаю, что не будешь. Ты устроишь, чтобы ему принадлежало Валми, правда? Все можно сделать, ты что-нибудь придумаешь. Правда?
— Ни к чему это обсуждать, это ни к чему не приведет.
— Пообещай, что не обратишься в полицию.
— Не могу ничего обещать. Из всех правильных поступков мы выберем наилучший.
Элоиза, казалось, не слушала. Что-то в ней сломалось, и она не могла остановиться, не контролировала себя, руки и губы тряслись. Выплескивалось то, чего она, скорее всего, никогда не произносила.
— Он умрет в Бельвинь! И все наши деньги вложены в Валми! Мы смотрели за Валми, ты не можешь сказать, что нет. Каждое пенни шло в поместье! Ты не можешь сказать, что он был плохим опекуном!
— Нет, — ответил Ипполит, но она не заметила иронии.
— Все это для Леона. Почему он не может получить что-то, вот только одно это, от жизни? Валми его! Этьен не имел права с ним это делать. Мальчик не должен был появляться на свет!
Рауль неожиданно сказал:
— Элоиза, спаси тебя бог, ты стала думать совсем, как он.
— Ты! Ты всегда его ненавидел! Он твой отец. Будешь стоять рядом и смотреть, как он разоряется? Неужели для тебя ничего не значит слово отец? Черт тебя возьми, ты смеешь его осуждать? Ты будешь стоять тут и называть его убийцей! У тебя есть все, а он инвалид, и у него ничего нет кроме этой жалкой собственности на юге! Ты его осуждаешь, такой порядочный, говоришь про добро и зло, убийство, полицию, а кто скажет, что бы ты сделал на его месте? Откуда ты знаешь, каким бы ты был, если бы твоя машина разбилась вместе с позвоночником? Да, теперь тебе стоит только взглянуть. А она бы осталась с тобой и любила бы тебя, как я его все эти годы, и делала бы для тебя все, и с радостью, обрати внимание, с радостью? Нет, не тебя! Он с половиной тела больше мужчина, чем ты будешь когда-нибудь, Рауль де Валми! Ты не знаешь, о боже мой, откуда ты можешь знать…
Она приложила руки к лицу и снова зарыдала.
Совершенно неожиданно у меня иссякли силы, я больше не могла этого выносить. Я резко встала. В этот момент дверь открылась, стукнула по шелку стены и вошел Вильям Блейк, как огромный рассерженный медведь.
20
Восьмая карета
— Кто вы такой, черт побери? — спросил Рауль. На французские слова Вильям Блейк не обратил ни малейшего внимания. Тяжело дыша, он остановился в дверях. Выглядел он, как всегда, впечатляюще: очень английский, с лохматыми светлыми волосами и очень надежный. Он смотрел на меня и игнорировал всех остальных.
— Линда? Что здесь происходит? Все в порядке?
Я воскликнула, не-то смеясь, не-то плача:
— Ой, Вильям! — и побежала к нему через длинную комнату прямо с бульоном.
Он не принял меня в объятия, но поймал и, сохраняя некоторое присутствие духа, отодвинул, чтобы бульон пролился не на его древний пиджак, а только на бесценный ковер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Он продолжал рассказывать про выстрел в лесу, Элоиза молчала, Рауль следил за ней.
— Даже тогда я ничего не подозревал, нельзя так подумать без особых причин. То есть я начинал подозревать, но боролся с этим. Понимаешь?
— Да.
— Я и думал, что поймешь.
— Но ты достаточно подозревал, чтобы быстро вернуться? На пасху.
— Меня привело туда не только и не столька подозрение. В действительности до этого бала я не так уж и подозревал, а потом тебе позвонил. Но тогда произошли два события. Мисс Мартин рассказала мне еще об одном происшествии, мальчик чуть не упал с балкона, его спасло только то, что она раньше заметила слабый камень и положила там что-то поперек.
Ипполит посмотрел на меня со странным выражением, я поняла, что ничего хорошего Элоиза про меня не рассказывала. Рауль продолжал, лице Ипполита менялось, будто он получал совсем новое представление о событиях.
— Элоиза ночью была очень странной. Она казалась испуганной, а мисс Мартин говорила о кошмарах… Не поразили меня, конечно факты, и я тебе позвонил, решил пока не искать официальной помощи. В любом случае, в разговоре с полицией отец имел бы на руках козырь — ничего не случилось. Преступление, которое можно было бы доказать, не произошло. Но я подумал, что ты дашь телеграмму, что возвращаешься, и они успокоятся, если действительно что-нибудь задумывали.
Опять тишина. Ипполит смотрел на Элоизу, Рауль продолжал.
— Кажется странным, что я никак не верил в его способность к убийству. Должен был понять… Но даже пока не поговорил с ним утром… В общем позвал тебя, успокоил совесть. Знал, что на мисс Мартин можно рассчитывать, говорил себе, что я дурак. Я не хотел уезжать, но с утра позвонили из Парижа и пришлось уехать. Это по поводу денег для Бельвинь, я должен был встретиться с парнем, который проезжал через Париж. Я собирался там пробыть до среды и вернуться вместе с тобой, но как только уехал, стал все больше беспокоиться. Будто на расстоянии все видно яснее. Только тогда я на самом деле поверил, что есть опасность. Позвонил в Валми по какому-то фальшивому поводу, он сказал, что получил твою телеграмму, казался довольным, я повесил трубку в полной уверенности, что это — бред. Но… К вечеру я не мог этого вынести. Позвонил в аэропорт, был один билет на ночной полет, я оставлял машину в Женеве и поехал прямо в Валми. Приехал рано утром, оказалось, что Филипп и мисс Мартин исчезли. Ну и интересно, как Элоиза тебе все это объяснила?
Она продолжала молчать. Отвернулась. Только пальцы шевелились. Ипполит заговорил, но я его перебила.
— Это не важно. Я расскажу, что случилось. Ночью во вторник я узнали о планах месье Валми. Бернар был пьян и рассказал о них Берте, служанке. Она пересказала мне. Я должна была утащить Филиппа, не знала куда идти. Мы прятались, а потом стали ждать вас тут. Это все.
Я замолчала. Между мной и Раулем распростерлась многомильная пустыня. Если я когда-нибудь расскажу ему остальное, то не здесь и не сейчас.
Ипполит повернулся к Раулю:
— Продолжай. Ты вернулся и обнаружил, что их нет. Ты пошел к Леону?
— Да. Существовала масса теорий, почему они убежали, но я был уверен. Мисс Мартин получила какое-то доказательство, что мальчик в опасности и убрала его от нее. Я ругал себя, что не дал развиться собственным подозрениям, и пошел к отцу. Неприятный разговор. Скажу коротко. Он сначала так хорошо все отрицал, что я почувствовал себя идиотом. Но факт что Лин… Что мисс Мартин убежала, существовал, и он постепенно заговорил по-другому. Сказал, что мисс Мартин нельзя считать незаинтересованной в судьбе Филиппа.
— Что ты имеешь в виду?
Он не ответил, пришлось заговорить мне.
— Месье де Валми имел основания верить, что я люблю месье Рауля.
— То есть вы могли хотеть избавиться от мальчика? Очень расчетливая молодая леди. И как ты среагировал на это предположение, Рауль?
— Это такая чушь, что я даже не рассердился. Засмеялся и сказал, что я тоже заинтересован. Собираюсь сделать ее женой, и если что-нибудь случится с ней или мальчиком, обращусь в полицию.
Тишина.
— А потом?
— Буду очень краток. Потом он опять передумал и предложил мне войти в дело. Сказал, что нам с женой будет выгодна смерть Филиппа. Он не понимал, что я не соглашусь, был убежден, что я уговорю ее, как жену, принять участие в его планах. Мы могли бы уговорить тебя вернуться в Грецию, а потом разделаться с мальчиком. Придумать какую-нибудь глупость про Линдин побег, ну что она убежала ко мне, превратить большой скандал в сексуальное приключение. Он предложил мне найти ее и заставить всех поверить, что она убежала ко мне.
— Ну?
Самым ужасным в этом разговоре было то, что никто не удивлялся. Ужас, может, и присутствовал, но не удивление. Рауль продолжал.
— Я не много ему ответил, а то бы применил силу. Просто сказал, что мы не дадим вредить Филиппу, нужно перестать говорить глупости и начать искать их обоих, а то скандал вряд ли удастся остановить. Я думал, что Линда может попытаться найти меня в Париже, позвонил туда, но никто не звонил. Я оставил сообщение с консьержкой на случай, если Линда позвонит позже. Я был так уверен, что она связалась бы со мной, что даже подумал, что она на самом деле не убежала, а что-то случилось с ними… Но это не важно. Тут появился Бернар, он их искал, удивился, увидев меня, но я сразу дал ему понять, что их нужно найти и быстро. Я подумал, что они могут искать помощи у англичанина, знал, что Линда с ним знакома и был рад, что у нее есть хоть один друг. Я позвонил в «Смелого петуха», где он иногда ночует, но англичанина там не оказалось, и его не ждали до обеда. Я отправил Бернара в домик, но оказалось, что он там уже был и не нашел их. Он рассказал, где еще искал. Искать было непонятно где… Но это тоже теперь не важно, он понял, что надо переходить на мою безопасную сторону. Потом я сказал отцу, что если с ними даже на самом деле произойдет несчастный случай, я убью его. И ушел. Это все.
Я смотрела на пол. Это все. Я потом узнала, что он обыскивал равнины, звонил консулу, в больницы, полицию… Стало ясно, что, во-первых, Леон де Валми не знал, что слухи о моей помолвке правдивы, а во-вторых, Рауль ничего не знал об окончательном замысле, о том, что мне действительно намеревались навредить. Бернар перешел на его сторону. Я была права ночью, не опасность исчезла рано утром, как только Рауль вернулся. Собак отозвала. Мы были в полной безопасности. Я разглядывала пол. Тишина. Мужчины смотрели на женщину. Она сидела очень тихо, откинулась на спинку, руки не шевелились, бледные широко открытые глаза двигались с одного лица на другое. Ей было незачем говорить, все и так ясно, обо всем сказало жуткое облегчение на ее лице.
Открылась дверь, вошел Филипп. Он очень осторожно нес горячую чашку бульона, протянул мне.
— Это тебе. Ты тоже замучилась.
— Ой, Филипп.
Он не заметил, что голос мой задрожал, смотрел на Элоизу.
— Тетя, хотите тоже?
Это ее доконало. Она тихо заплакала, очень высоким голосом.
Я поцеловала его в щеку.
— Спасибо, petit, тетя плохо себя чувствует. Лучше беги. Спокойной ночи, приятного сна.
Он задумчиво огляделся и послушно удалился.
Элоиза не закрыла руками лица, так и сидела, откинувшись. Ипполит беспомощно на нее смотрел, прижимал к губам платок, потом подвинулся к ней, взял за руку и начал ее осторожно гладить. Его невнятное бормотание не давало никакого эффекта. Рауль не смотрел на меня. Я собралась что-нибудь ему сказать, но в этот момент заговорила Элоиза.
— Это правда. Он заставил Леона сказать… такая сцена… ужасно, он не имел права… Но я рада, что ты знаешь, Ипполит. Ты поможешь нам? Не дашь им рассказывать? Чтобы не пошло дальше, в полицию. Чтобы, как сказал Рауль, это осталось в семье. Бернар не будет говорить, и Рауль, ведь Леон его отец. Это же значит что-то? Этого нельзя допускать! Ведь ничего не случилось, и с мальчиком и с девушкой все в порядке… Не смотри так, Рауль, ты знаешь, что все будет, как ты захочешь, она любит тебя и не откроет рта…
— Элоиза! Ты говоришь, что это правда? Ты про это знала? Ты?
— Да, да, да, все признаю, только помоги. Я не плохая, ты знаешь. Я не хотела обижать Филиппа, но это для Леона. Я сделала это для Леона. Ты прекрасно знаешь, что Валми должно принадлежать ему. Он имеет на него право. Это его дом, ты знаешь, ты сам так говорил. И он не такой, как другие! Ты это тоже знаешь. Он должен иметь Валми. Он уже достаточно пострадал, чтобы его еще выгоняли из собственного дома.
— Не думаю, что Леону понравились бы твои слова. Мы обсуждаем намного более серьезную вещь. Попытку убийства ребенка.
— Да, знаю. Это неправильно. Признаю. Но это не случилось, ведь да? Никакого вреда… Надо поговорить с Леоном, но ты сделаешь, чтобы он остался в Валми? Нет причин. Люди поговорят и забудут, если ты не будешь это вытаскивать. А я знаю, что не будешь. Ты устроишь, чтобы ему принадлежало Валми, правда? Все можно сделать, ты что-нибудь придумаешь. Правда?
— Ни к чему это обсуждать, это ни к чему не приведет.
— Пообещай, что не обратишься в полицию.
— Не могу ничего обещать. Из всех правильных поступков мы выберем наилучший.
Элоиза, казалось, не слушала. Что-то в ней сломалось, и она не могла остановиться, не контролировала себя, руки и губы тряслись. Выплескивалось то, чего она, скорее всего, никогда не произносила.
— Он умрет в Бельвинь! И все наши деньги вложены в Валми! Мы смотрели за Валми, ты не можешь сказать, что нет. Каждое пенни шло в поместье! Ты не можешь сказать, что он был плохим опекуном!
— Нет, — ответил Ипполит, но она не заметила иронии.
— Все это для Леона. Почему он не может получить что-то, вот только одно это, от жизни? Валми его! Этьен не имел права с ним это делать. Мальчик не должен был появляться на свет!
Рауль неожиданно сказал:
— Элоиза, спаси тебя бог, ты стала думать совсем, как он.
— Ты! Ты всегда его ненавидел! Он твой отец. Будешь стоять рядом и смотреть, как он разоряется? Неужели для тебя ничего не значит слово отец? Черт тебя возьми, ты смеешь его осуждать? Ты будешь стоять тут и называть его убийцей! У тебя есть все, а он инвалид, и у него ничего нет кроме этой жалкой собственности на юге! Ты его осуждаешь, такой порядочный, говоришь про добро и зло, убийство, полицию, а кто скажет, что бы ты сделал на его месте? Откуда ты знаешь, каким бы ты был, если бы твоя машина разбилась вместе с позвоночником? Да, теперь тебе стоит только взглянуть. А она бы осталась с тобой и любила бы тебя, как я его все эти годы, и делала бы для тебя все, и с радостью, обрати внимание, с радостью? Нет, не тебя! Он с половиной тела больше мужчина, чем ты будешь когда-нибудь, Рауль де Валми! Ты не знаешь, о боже мой, откуда ты можешь знать…
Она приложила руки к лицу и снова зарыдала.
Совершенно неожиданно у меня иссякли силы, я больше не могла этого выносить. Я резко встала. В этот момент дверь открылась, стукнула по шелку стены и вошел Вильям Блейк, как огромный рассерженный медведь.
20
Восьмая карета
— Кто вы такой, черт побери? — спросил Рауль. На французские слова Вильям Блейк не обратил ни малейшего внимания. Тяжело дыша, он остановился в дверях. Выглядел он, как всегда, впечатляюще: очень английский, с лохматыми светлыми волосами и очень надежный. Он смотрел на меня и игнорировал всех остальных.
— Линда? Что здесь происходит? Все в порядке?
Я воскликнула, не-то смеясь, не-то плача:
— Ой, Вильям! — и побежала к нему через длинную комнату прямо с бульоном.
Он не принял меня в объятия, но поймал и, сохраняя некоторое присутствие духа, отодвинул, чтобы бульон пролился не на его древний пиджак, а только на бесценный ковер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32